2015-05-30
233
Я полностью пересказал дело Берольди. Конечно, я не мог припомнить все детали. Тем не менее я воспроизвел его довольно последовательно. В свое время оно привлекло большой интерес общественности и было подробно описано в английских газетах, благодаря чему мне и стало об этом известно.
На мгновение мне показалось, что все теперь стало ясным. Признаюсь, я очень импульсивен. Пуаро осуждает меня за привычку делать поспешные выводы. Но, пожалуй, в данном случае можно простить.
Меня сразу поразило чудесное открытие Пуаро.
— Пуаро! — воскликнул я. — Поздравляю вас. Теперь я все понимаю.
— Если это действительно так, то я должен поздравить вас, мой друг. Поскольку, как правило, вы не отличаетесь быстрой сообразительностью, не так ли?
Я почувствовал легкое раздражение.
— Ну, довольно, не сыпьте соль на больные раны. Вы были так чертовски таинственны все это время с вашими намеками, что любой на моем месте не смог бы догадаться, что вы имели в виду.
Пуаро закурил миниатюрную сигарету со своей обычной неторопливостью. Потом он взглянул на меня.
— Ну, раз уж вы все поняли теперь, мой друг, то поделитесь со мной тем, что вы поняли?
— Как что? То, что мадам Добрейль‑Берольди убила Рено. Схожесть обоих преступлений доказывает это вне всякого сомнения.
— Значит, вы считаете, что мадам Берольди была ошибочно оправдана? Что фактически она была виновна в подстрекательстве к убийству своего мужа?
Я широко раскрыл глаза.
— Ну конечно! А вы разве так не считаете?
Пуаро прошелся по комнате, поправил стул и затем задумчиво сказал:
— Да, я тоже такого мнения. Но никакого «конечно» здесь быть не может, друг мой. Говоря юридическим языком, мадам Берольди невиновна.
— Невиновна в том преступлении, быть может. Но не в этом. — Пуаро сел, задумчиво глядя на меня.
— Так это твердое ваше мнение, Гастингс, что мадам Добрейль убила Рено?
— Да.
— Но почему?
Он бросил мне этот вопрос с такой неожиданностью, что я был обескуражен.
— Как почему? — начал заикаться я. — Да потому, что… — тут я запнулся.
Пуаро закивал головой.
— Вот видите. Вы сразу наткнулись на подводный камень. Зачем было мадам Добрейль убивать Рено? Мы не можем найти даже тени побуждения. Его смерть никакой выгоды ей не принесла. Если рассматривать ее как любовницу или шантажистку, то она осталась в проигрыше. Убийств без причин не бывает. Первое преступление было другого рода. Там привлекал богатый жених, который хотел занять место мужа.
— Деньги, не всегда являются единственным побуждением к убийству, — запротестовал я.
— Верно, — спокойно согласился Пуаро. — Существует много причин для совершения преступления. Например, убийство, продиктованное страстью, или убийство как результат навязчивой идеи, которая предполагает какую‑нибудь форму психического расстройства у убийцы. Мания убийства и религиозный фанатизм относятся к этому же классу. Мы можем их вычеркнуть в данном случае.
— А как насчет преступления на почве любви? Вы тоже его вычеркиваете? Если мадам Добрейль была любовницей Рено, если она обнаружила, что его привязанность ослабевает, или если ее ревность была возбуждена каким‑либо иным обстоятельством, разве она не могла ударить его ножом в минуту гнева?
Пуаро покачал головой.
— Если — я говорю «если», заметьте, — мадам Добрейль была любовницей Рено, у него не было времени устать от нее. И в любом случае вы ошибаетесь в отношении ее характера. Это женщина, способная симулировать эмоциональный стресс. Она великолепная актриса. Но, если на нее посмотреть повнимательнее, ее жизненный путь не был усыпан цветами. Всю жизнь она была вынуждена оставаться осторожной и расчетливой в своих эмоциях и действиях. Она замыслила убийство мужа не для того, чтобы соединиться со своим молодым любовником. Богатый американец, которого, возможно, она и в грош не ставила, был ее целью. Если она совершила то преступление по расчету, то и другое способна совершить только ради выгоды. А тут не было выгоды. Кроме того, как вы объясните выкопанную могилу? Ведь это была работа мужчины.
— У нее мог быть сообщник, — сделал я предположение, не желая расставаться со своей идеей.
— Я перехожу к другому возражению. Вы говорили о схожести этих двух преступлений. В чем же эта схожесть заключается?
Я уставился на него в изумлении.
— Как же так, Пуаро, вы же сами подметили это. История с бородатыми мужчинами в масках, тайна, государственные бумаги!
Пуаро слегка улыбнулся.
— Не возмущайтесь так, прошу вас. Я ничего не отвергаю. Схожесть неизбежно связывает оба дела. А теперь вспомните одно любопытное обстоятельство. Ведь не мадам Добрейль рассказала нам эту историю. Ее рассказала мадам Рено. Так что же, она в союзе с мадам Добрейль?
— Просто не верится, — сказал я медленно. — Но если это так, мадам Рено должна быть самой искусной актрисой, когда‑либо известной миру.
— Та‑та‑та, — произнес Пуаро нетерпеливо. — Снова у вас чувства, а не логика. Когда умной преступнице требуется стать ловкой актрисой, она обычно успешно играет свою роль. Но тут несколько другое дело. Я тоже не верю, что мадам Рено находится в союзе с мадам Добрейль, в силу нескольких причин, которые я уже перечислил. Поэтому давайте отбросим такую возможность и приблизимся к истине, которая, как всегда, очень любопытна и интересна.
— Пуаро, — вскричал я, — что еще вы знаете?!
— Мой друг, вы должны делать свои собственные выводы. Вы имеете доступ к фактам! Напрягите свои серые клеточки. Рассуждайте не как Жиро, а как Пуаро.
— Но вы уверены?
— Мой друг, кое в чем я был глупцом. Но наконец я многое ясно вижу.
— Вам известно все?
— Я обнаружил то, что месье Рено хотел, чтобы я нашел.
— И вы уже знаете убийцу?
— Я знаю одного убийцу.
— Что вы хотите этим сказать?
— Что здесь не одно преступление, а два. Первое я раскрыл, во втором, признаюсь, я еще не уверен.
— Но, мне помнится, вы сказали, что человек в сарайчике умер естественной смертью?
— Та‑та‑та! — Пуаро снова употребил свое любимое восклицание, выражающее нетерпение. — Вы все еще не понимаете. Преступление может быть без убийцы, но для этих двух преступлений необходимо иметь два мертвых тела.
Эти слова так поразили меня отсутствием здравого смысла, что я взглянул на Пуаро с некоторым беспокойством. Но он казался абсолютно нормальным. Внезапно он поднялся и подошел к окну.
— А вот и он, — сказал Пуаро.
— Кто?
— Жак Рено. Я послал ему записку на виллу и попросил прийти сюда.
Это изменило направление моих мыслей, и я спросил Пуаро, знал ли он, что Жак Рено был в Мерлинвиле в ночь, когда было совершено преступление. Я надеялся застать своего проницательного друга врасплох, но, как обычно, он был в курсе дел. Пуаро, оказывается, тоже справлялся об этом на станции.
— Вы не думаете… — начал я и остановился. — Ах, нет, это было бы слишком ужасно!
Пуаро взглянул на меня вопросительно, но я ничего больше не сказал. Мне просто пришло в голову, что в деле прямо и косвенно замешаны семь женщин: мадам Рено, мадам Добрейль и ее дочь, таинственная посетительница и три служанки, а мужчина был только один, за исключением старого Огюста, которого едва ли стоит брать в расчет. И это был Жак Рено… А могилу мог вырыть только мужчина.
У меня не хватило времени, чтобы развить дальше эту ужасную мысль, так как Жак Рено вошел в комнату.
Пуаро приветствовал его с деловым видом.
— Присаживайтесь, месье. Я крайне сожалею, что мне приходится беспокоить вас. Но вы, может быть, понимаете, что атмосфера на вилле не слишком благоприятна для меня? Месье Жиро и я не сходимся во взглядах. Он не слишком‑то вежлив со мной, а я, как вы понимаете, не хочу, чтобы он воспользовался теми маленькими открытиями, которые я могу сделать.
— Безусловно, месье Пуаро, — сказал юноша. — Этот парень Жиро — сварливый грубиян, и я был бы рад увидеть его побежденным.
— Тогда могу ли я попросить вас о небольшой услуге?
— Конечно.
— Я попрошу вас пройти на станцию и проехать на поезде до Аббалак. Спросите там в камере хранения, не оставляли ли двое иностранцев чемодан в ночь убийства. Станция эта маленькая, и служащие наверняка запомнят такой случай.
— Хорошо, — сказал явно заинтригованный юноша, готовый действовать немедленно.
— Я и мой друг, к сожалению, будем заняты в другом месте, — объяснил Пуаро. — Поезд через четверть часа, и я попросил бы вас не возвращаться на виллу, так как не хочу, чтобы Жиро знал о моем поручении.
— Я пойду прямо на станцию.
Он встал, но Пуаро остановил его.
— Один момент, месье Рено, у меня есть маленький вопрос, который мучает меня. Почему вы не сказали месье Оте сегодня утром, что были в Мерлинвиле в ночь, когда было совершено преступление?
Лицо Жака Рено стало багровым. С усилием он овладел собой.
— Вы ошиблись. Я был в Шербуре, о чем и сказал следователю сегодня утром.
Пуаро пристально посмотрел на Жака, глаза его сузились.
— Но эту мою досадную ошибку разделяют служащие железнодорожной станции. Они говорят, что вы приехали поездом в 11.40.
Минуту Жак Рено молчал, потом заговорил глухим голосом:
— А даже если я был здесь? Я полагаю, вы не собираетесь обвинить меня в убийстве моего отца? — спросил он вызывающе.
— Я бы хотел, чтобы вы объяснили причину вашего возвращения сюда.
— Это довольно просто. Я приехал, чтобы повидаться со своей невестой — мадемуазель Добрейль. Мне предстояло длительное путешествие, и я не знал, когда смогу вернуться. Я хотел увидеть ее перед отъездом, чтобы заверить в моей неизменной преданности.
— И вы действительно видели ее? — Взгляд Пуаро не отрывался от лица юноши.
Значительная пауза предшествовала ответу Жака. Потом он сказал:
— Да.
— А после?
— Обнаружив, что я опоздал на последний поезд, пошел пешком до Сен‑Бове, где нанял в гараже машину, чтобы вернуться в Шербур.
— Сен‑Бове? Это 15 километров отсюда. Длинная прогулка, месье Рено!
— Я.., мне хотелось пройтись.
Пуаро наклонил голову, как бы давая понять, что он принимает это объяснение. Жак Рено взял шляпу и, трость и покинул нас. Мгновенно Пуаро вскочил на ноги.
— Быстро, Гастингс. Мы пойдем за ним.
Соблюдая приличное расстояние между нами и Жаком, мы проследовали по улицам Мерлинвиля. Только когда Пуаро убедился, что Жак повернул к станции, мы остановились.
— Все в порядке. Он попался на удочку. Он поедет в Аббалак и будет спрашивать о мифическом чемодане, оставленном мифическими иностранцами. Да, мой друг, все это было моей небольшой выдумкой.
— Вы хотели на время от него избавиться? — воскликнул я.
— Ваша проницательность на этот раз удивительна. Гастингс! А теперь мы пойдем на виллу «Женевьева».
