Но не нашла своего паспорта. Его оставила в спешке, когда уезжала на сессию. Иван либо порвал документ, либо где-то спрятал

Явился утром тот же солдат, посмотрел на её багаж и ничего не сказал. А Ганна так и уехала без документов. От Ярыси написала письмо в районную милицию о пропаже паспорта, те выслали ей справку, по которой во Владивостоке выдали сначала месячный паспорт, временный, потом на полгода, а затем и постоянный… На пять лет. Но по приезду сразу же на второй день пошла в Гороно: нужна работа. Предлагали много мест. Подбирали и квартиру. Решили дать при школе светлую, хорошую комнату. Учитывалось многое: остановка автобуса, магазины, садик для сына, столовая при школе и даже баня. Рядом с остановкой. Единственное обошли: театры. А они были в самом центре. Но ей сейчас не до них. Работа завуча во вторую смену, учёба… − всё это поглощало полностью всё время. Вступила в партию, но нагрузок пока не давали: «Сейчас кандидат в партию, а через полгода будем принимать в члены партии, выдвинем вашу кандидатуру секретарём школьной парторганизации…»

И завертела её жизнь со своими уроками, планами, докладами, посещениями уроков других учителей… Но это была её жизнь, к ней она и стремилась с детства. В работе она не была педантом – деловой, сухой и требовательной. До некоторой степени может и да. Но порой была идентичная матери: мягкой и доброй, если это были молодые учителя, и им нужна была помощь. Письма мужу не писала и даже не знала, как он там живёт. И только к весне как-то взяла лист бумаги: «Наверное, конкретно нужно решить вопрос о наших взаимоотношениях. Их деструкция является тормозом, прежде всего тебе. Мы с Сашей в новой обстановке вполне адаптировались. Но я думаю, что и ты должен что-то вносить в наш пусть не очень скромный, но всё-таки небольшой бюджет…»

И сражу же, как ни странно, получила ответ: «Если я буду высылать деньги на ребёнка, то потребую, чтобы у него постоянно было молоко, творог и яйца…» О витаминах и одежде промолчал. Наверно, с его точки зрения, молоко, творог и яйца – пик питания для ребёнка…

Было не обидно, а противно читать эту подлость и галиматью. «Почему ты все годы не думал, чтобы твой сын имел ещё и яблоко или соки, чтобы ходил в тёплой шубке и шапочке? Не говоря уже обо мне?» Каким ничтожеством разило от письма? Но милая моя Ганна, ты же не знала ещё всего: вернувшись с курорта и обнаружив, что нет серебряных вещей, тут же Иван объявил, что она воровка, упёрла семейное серебро. Какую ещё он лил на неё грязь, не выдерживает мой карандаш. Вскорости она узнала больше: месяца через три. Но перед этим как-то днём, когда она сидела за книгами, кто-то постучал в дверь. Ганна подняла голову, в дверях стоял Иван. В офицерской форме, но в руках была сетка, набитая книгами. Неожиданное удивление быстро прошло, и она пригласила мужа пройти и сесть на кушетку. Иван осмотрелся. Две большие кровати, покрытые верблюжьими одеялами. На большом окне тюлевая штора, задергушки, только не вышитые, а из ситца с голубыми цветочками. На полу большая ковровая дорожка. Но поразил стол в переднем углу комнаты. Там стояла посуда и надо же было всё подобрать такое, какое было и у них: такой же цветной небольшой тазик, никелированный чайник, а рядом заварной тоже из никеля, точно такие же тарелки… Но было и другое: два подстаканника со стаканами. Хрустальная вазочка для сахара, а на окне две красивые вазы для цветов, ажурные, голубые, сверкавшие на солнце… И самое удивительное на стене: около кушетки висел огромный ковёр 2,5×3,5 метра. Ковёр-чудо, какие он видел только в Порт-Артуре. На рабочем столе – книги, тетради… На Ганне шёлковый домашний халат… А в углу у ковра – машинка… Надо же? Такая же швейная машинка!?

Заговорил первым Иван: «Демобилизуют по болезни. Дают неплохую пенсию. Вот набрал книг и хочу поступать в университет на исторический факультет…»

У Ганны вроде подкосились ноги. Вроде и не волнуется, а тело стало каким-то тяжёлым, что даже захотелось прилечь. «Нет, нет, − подумала про себя, − никаких эмоций, идолопоклонство Аполлону, богу солнца, прошло. Оставим квинтет и квартет для Ларисы. Интермедию перед ним разыгрывать нечего. Держи себя в руках… Ганна…»

− А где Саша? − спросил Иван. − Хотелось бы его увидеть. − Зачем? Ты никогда им не интересовался… − усмехнулась как-то болезненно Ганна. − «Как видишь, вроде живём не хуже, чем при тебе. Зарплата учителя, правда, не очень большая, но завуч получает раза в три, а то и в четыре больше. С голода не умираем. Правда, нет кисейной шторы на окне и пикейного одеяла, да красивых накидок. Купила бы, да некогда ходить по магазинам. И портьер вышитых на двери нет. Цейтнот! Недостаток времени. Вышивки остались в прошлом. Вот чехлы на стулья белые пошила. Красиво, эстетично. Заканчиваю уже третий курс».

Говорила вроде глупость, не то, что нужно. Видела, что Иван похудел. Не спрашивала, один он живёт или с Ларисой. Вряд ли? Зачем он ей сейчас нужен без пагон, без прекрасной зарплаты, да ещё и больной?

Это, наверное, из-за этой дряни его отправили в штрафной полк. Из-за неё муж хотел отделаться от Ганны, а может и покончить с собой? Пантера, проклятая пантера. Бабы любят сильных.

О, женщины, женщины! Любите вы мужчин, которых вам, как на ладони, преподносит мать. Годы лелеет своё чудо, самое дорогое на свете существо: сына или дочь. Так зачем же так неразумно, а порой очень жестоко поступать с мужчинами, которые зачастую остаются и взрослыми, но в душе детьми?.. Вспомнила, что у Ивана болел желудок ещё до их женитьбы, была даже рвота. Но она создала ему режим в питании, и всё прошло. Да, прошло, но он сам захотел свободы, не ел дома, не было и режима в питании… Так захотел. В дверь постучали, вошла директор школы.

− О, извините, Галина Фёдоровна, у вас гость, но я коротко кое-что всё-таки скажу. Приезжают из Москвы проверяющие, гости немалого ранга. Завтра секретарь райкома собирает руководителей школ района на совещание. Вам, как завучу и секретарю парторганизации школы, нужно к десяти утра быть в райкоме.

Да, ещё добавлю новость: мне предложили быть директором в одной из лучших школ Ленинского района. Вас, Галина Фёдоровна, перебрасываем старшим завучем по первой смене, а Раисе Ивановне, старшему завучу, завтра предложат стать директором этой школы. Младшим завучем по второй смене, наверное, назначат Ветрову Валентину Ивановну. Но по всей вероятности через год вам придётся брать самой директорство в этой школе. У мужа Раисы Ивановны через год кончается контракт по работе, и они будут переезжать в свой Благовещенск. Так что в руководстве нашей школы снова будет перестановка. Я думаю, что вам дадут кабинет директора, Ветрова будет старшим завучем, а на вторую смену кого-нибудь подберут. И не возражайте, не возражайте, что вам будет трудно заканчивать пятый курс университета и одновременно быть директором такой огромной школы. Ничего, справитесь. У вас вон, Галина Фёдоровна, сколько будет помощников: два завуча по учебной части, завуч по воспитанию, две вожатых, трудовики, да и на некоторых классных руководителей можно поднажать.

Кроме того, вам завтра предложат квартиру вне школы. Конечно, здесь очень удобно, но эту комнату наметили отдать двум преподавателям, которые вот-вот прибудут. Мужу и жене, физику и химику. Кроме университетского образования, как предметники, они оба ещё закончили и музыкальные школы. Так что надеюсь, будут исключительные вам помощники в организации вечеров и конкурсов.

Так что видите, что ваша комната всегда в школе на подхвате. Когда-то сюда поселили двух девочек из Ленинграда, обе англичанки. Но те быстро выскочили замуж за морских офицеров, которых перевели к Чёрному морю. В комнату поселили учительницу математики, которая потеряла мужа-офицера и ждала ребёнка. Четыре года воспитывала своего малыша в этой комнате Вера Петровна. Потом познакомилась с заводским парнем, который оканчивал политехнический институт, и уехала с ним куда-то на север.

Вам предложат квартиру начальника милиции. Его переводят в другой район. А вы будете жить в трёхкомнатной квартире со всеми услугами и телефоном. Учитывали в райкоме многие параметры, значит, этот кадр не перейдёт в другую более дальнюю школу. И надеются на то, что вас через год назначат директором этой школы. Квартира, конечно, большая, но учитывали то, что семья ваша в будущем может и расти. Вы ещё молодая, Галина Фёдоровна, да и сыну когда-то будет нужно приводить молодую жену…

Когда подбирали вам квартиру в райкоме, то уж здорово за вас ратовал военком: «Это наша женщина, и я хочу, чтобы она жила в нормальных условиях не только сейчас, но и в будущем…» Он, кажется, служил когда-то с вашим мужем… С вашим Иваном… Не с ним? − кивнула директор в сторону Ивана.

− Не знаю, − пожала плечам Ганна. − Вряд ли?

− Ну всего доброго… Так не забудьте, завтра в 10 в райкоме…

Лицо Ивана посерело. Его вроде всего пронизало не то тяжестью, не то злобой. Он посидел ещё немного, потом очень устало ответил: «Что ж, я пожалуй пойду…»

Она провела его до остановки молча. Выплескивать обиду и боль? Не стоит. Всё давно смыто временем и новой жизнью. Иван только напоследок сказал: «Мне сделали операцию, говорят, что вроде успешно, так говорят, но вряд ли можно верить словам врачей».

Ганне хотелось заплакать и хотелось спросить: «А как же Лариса? С тобой живёт или смоталась? Зачем ты ей нужен больной и без пагон? Тебе же пророчили генеральские пагоны… Но жизнь, как видишь, ставит свои экстремумы. Жизнь – эволюция, её это ремарки. Одних легко поднимает, может и не заслуженно, других стирает на нет…»

Оказывается, Ивана реабилитировали, перевели в дивизию, присвоили звание полковника. Москва должна это высокое звание утвердить. Но не успела. Ганна только получила короткую записочку в письме: «Привези Сашу проститься». Письмо было из окружного госпиталя. Был конец учебного года, ученики сдавали экзамены, а Галина Фёдоровна вместе с сыном уехали к умирающему Ивану. Почти месяц она была у постели больного мужа. И хоронила его не часть, а дивизия. Его ордена несли на красных подушечках, был и прощальный салют солдат.

Как Ганна оплакивала мужа! Годы! Хотя знала, что после уезда её во Владивосток, муж писал о ней: «Гулящая, воровка, увезла тайком серебро…» Знала, что Иван, боясь демобилизации, спасал себя… Ну что ж? Она не возражала. Не хотела, чтобы из-за неё лишали пагон мужа. Боже упаси! Пусть живёт с Ларисой. Она, наверное, более достойна быть рядом с ним. Писала и в Порт-Артур и, наверное, потом… И Ганна знала: по желанию и письменном заявлении Ивана Ганну лишили всех льгот, которые ей положены после гибели мужа. Лишили тех денег, которые были у Ивана на сберкнижке. При желании можно было многое ей взять себе. Но боже упаси! Её руки никогда не были грязными. «Оно не моё, − думала она, − не хотел Иван давать это мне, то и не нужно… Хотя как клялся перед смертью, что безумно любил. Зачем была эта ложь? О Ларисе так ничего и не сказал, как они расстались, почему её не было перед умирающим Иваном?» Кстати, даже мать его, ни Маша, ни Саша и не брат ни разу не посетили его в госпитале. Говорили, что Иван жалел мать, чтоб не увидела его такого. У неё, мол, больное сердце. Да, мать свою он любил. Только одна Ганна с сыном почти месяц находились рядом до последнего его вздоха. За пятнадцать минут до смерти Иван широко раскинул руки, лёжа на кровати: «Родная моя Гала, как нам с тобой не повезло? Эх, и закатили бы мы, родная, куда-нибудь к тёплому морю! Только ты была моим верным другом, моя родная учительница… На, бери меня, я весь твой, ты же так этого хотела…

Но всё, я сейчас умру, а ты люби жизнь и вспоминай меня: в жару и в дождь. Когда устанешь на работе, то отдохни и не забудь, что где-то был и я…»

− О, Гала, подожди! У нас же остаются большие деньги… Да, деньги, деньги, деньги…

− Иван, о чём ты говоришь? О каких деньгах может сейчас идти речь?

− Так ты не ради денег со мной жила?

Прости меня, прости… О! Дайте камфару, камфару…

И Ивана не стало… Рухнуло небо на землю, зашатало пол, и медсёстры вывели её в коридор… А за окном гремел гром и лил, как из ведра, дождь…

Ганна, анализируя свою жизнь, думала, почему жизнь так жестоко растёрла Ивана? Почему? Жизнь или люди? Такой сильный, сумевший пройти всю войну и вдруг оказался в штрафном полку, не был допущен даже до солдат? Был выставлен мерзавцами на посмешище?..

Припомнился случай в Волчанце. Заместитель Ивана по строевой части, капитан, как-то пригласил мужа вместе с нею к себе домой: «Приходите, жена будет рада. Посидим, поговорим, отдохнём…»

Иван всегда восхищался своим заместителем: «Умный, правда, не был на фронте, но человек один из лучших в полку. Да и жена его работает с тобой вместе в школе. И тоже Галина только Николаевна…»

И они, купив бутылку водки и вина, пошли всей семьёй. Было часа три дня, когда они явились в гости. Капитана дома не было. Жена недовольно буркнула под нос: «Уехал за дровами…» Какие дрова? Для этого есть солдаты и офицеры этих солдат! Что за чушь? Во всяком случае, командир батальона хоть и не имеет своих солдат, но офицерами, которые у него в подчинении, командует и планирует мероприятия на завтра?

Решили сидеть и ждать. Прождали час, два,.. нет, тут что-то другое… Какие дрова? Жена капитана, коллега жены погремела кастрюлями у плиты и смоталась куда-то, не сказав ни слова…