Это мой русский народ праздновал свой праздник. В эти часы я пережил очень много, и прежде всего я вспомнил про все то, что я сделал против русского народа»

Стало быть, признал царский сатрап, что большевизм и годовщина его революции – суть плоть от плоти народной! «Свой праздник», оказывается, 7 ноября-то! Не Воскресение Христово, не Рождество, а годовщина красного переворота мила русскому народному сердцу!

«Я понял совершенно отчетливо одно - что русский народ, ведомый железной, стальной волей его вождя, имеет такие достижения о которых едва ли кто мог мечтать… Тут только я понял, что мне нет и не будет места в этом общем празднике… Я осужден русским народом… Но я бесконечно люблю Россию…»

Конечно же, куда тут без «стальной воли вождя»… «Слава великому Сталину!» - так, кажется, кричали «враги народа», троцкисты, уклонисты и вредители, все эти рыковы, пятаковы, радеки и бухарины, сидя на расстрельной скамье? Что имеется в виду под «такими достижениями, о которых едва ли кто мог мечтать» - непонятно. То, что строители атомной бомбы ходят в разваливающихся штиблетах и ватниках, даже в городах живут в бараках на 30 семей, а колбасу если и видят, то только по праздникам? Эти достижения, что ли, имелись в виду? Финальный всхлип про Россию – для пущего драматизма, не иначе.

«Мне нет возврата. Я осужден за измену России, за то, что я вместе с ее врагами бесконечно много разрушал созидательную работу моего народа…»

Постойте! Что же это такое он говорит-то? Даже гражданину Ульриху не пришло в голову обвинить господина Краснова в измене России. Так, давайте посмотрим официальное сообщение в газете «Московский большевик» от 17.01.1947 года:

Так, белогвардейские отряды есть, вооруженная борьба против Советского Союза есть, шпионско-диверсионная и террористическая деятельность есть… а где же собственно «измена Родине»?

Подсудимый кается в том, в чем его даже не обвиняют?! Поразительно!

«За мои дела никакое наказание не страшно, оно заслуженно… Я уже старик, мне недолго осталось жить, и я хорошо понимаю, что не могу жить среди русского народа: прожить скрытно нельзя, а показываться народу я не имею никакого права… Я высказал все, что сделал за тридцать лет борьбы против Советов… Я вложил в эту борьбу и мои знания, и мою энергию, все мои лучшие годы и отлично понимаю, что мне нет места среди людей, и я не нахожу себе оправдания».

Ну это уже вообще можно не комментировать… Десятки томов на эту тему написал – и ни одного оправдания своим действиям не находит!

…Ну, а если отбросить это напускное юродство, то совершенно очевидно, что т.н. «последнее слово» генерала Краснова, столь широко и с удовольствием цитируемое «национал-патриотической» общественностью, находится в жесточайшем противоречии не только со всем, что нам известно об Атамане не из «приоткрывшихся архивов советской госбезопасности», а из гораздо более многочисленных официальных и доступных источников, но и с той самой «логикой», поиском которой «национал-патриоты» так были озабочены в этом же самом тексте.

В подтверждение своей правоты приведу одну фотографию. Только одну.

Если ЭТО – выражение лица и поза раскаивающегося во всех смертных грехах человека, то я, видимо, плохо понимаю значение слова «раскаяние». Не стоит пытаться и разнести момент на фото с «последним словом» из «следственного дела №Р-18768» по времени- известно, что судебное заседание заняло ровно один день, 16 января 1947 года. Предположить, что за один день Ульрих сотоварищи умудрились на 180 градусов сломать мировоззрение семидесятисемилетнего человека - убежденного монархиста, Русского националиста и искренне верующего Христианина – я, извините, не могу.

Судя по фотографии, более уместна следующая сцена, так же, к сожалению, без указания реквизитов гуляющая по Интернету. Однако, будучи сложенной с имеющимся визуальным рядом[32] и всем остальным массивом информации о Петре Николаевиче, выглядящая хотя бы более правдоподобно – в отличие от «последнего, 12-го тома следственного дела №Р-18768».

«Ульрих: - Ответьте, каким генералом вы себя считали – русским или немецким?

Краснов: - Самого себя я считал русским генералом, но, к сожалению, приходилось одевать немецкую форму, поверх которой носил русские погоны и Георгиевский крест. Так было нужно, и поневоле одевался в немецкую форму с русским оттенком.

Ульрих: - Кто же, по-вашему, настоящий виновник войны СССР и Германии?

Краснов: - Конечно СССР – страна жидов и тунеядцев!

Ульрих: - Согласны ли вы, что ваше письмо Кайзеру Вильгельму от 1918 года, имеет сходство с вашим воззванием от 1944 года?

Краснов: - Да, именно так, мы искали союзников в лице Германской Империи, а впоследствии и фашистской Германии.

Ульрих: - Значит, у вас существовал союз с германским империализмом?

Краснов: - Да, безусловно, так, такой союз у нас существовал с 1917 года.

Ульрих: - Что же в вас осталось русского?

Краснов: - Больше чем в вас!»

Тем, кто внимательно смотрел кинохронику Нюрнбергского трибунала, в самой постановке этих ульриховых вопросов наверняка слышится отзвук характерного бердичевского акцента обвинителя от СССР Руденко. Неконкретность и отвлеченность вопросов от сути обвинения, интонация плохо скрываемой ненависти, потуги на сарказм – все то же самое!

На мысль о фиктивности цитаты из «следственного дела №Р-18768» наводит и то обстоятельство, что все процессы над «коллаборационистами» были закрытыми. Хотя, казалось бы, какой отличный информационный повод – показать народу живых предателей, запечатлеть на кинопленку их чистосердечные раскаяния, чтобы будущие поколения скептиков – вроде меня – и думать не смели, что можно как-то по-другому, кроме как с родной Советской властью! А то каких-то мелких сошек из числа полицаев вздергивали с бортовых грузовиков при стечении всего населения, кинопленку переводили[33] – а на главных «предателей» почему-то пожалели?!

Но нет, не было ни освещения в печати, ни выкрикивающей оскорбления с галерки публики в зале суда, ни писем безумных ткачих, пионеров и механизаторов с требованиями «раздавить фашистскую гадину», ни киносъемки для истории – лишь несколько фотографий, стенограмма неизвестного происхождения, да цитата из «последнего,12-го тома следственного «дела» №Р-18768».

Есть версия, что генералу Власову предлагали сделку – отречься от своей антикоммунистической риторики с последующим восстановлением в чине и звании – все-таки военные специалисты такого уровня даже в 1946 году были в СССР наперечет. Но он предпочел идти в своем убеждении до конца.

Чего хотели от белых атаманов, скрывая их от «праведного гнева трудящихся» и спеша закончить финальный акт? Не могу сказать.

Да это и неважно.

Важно то, что генерал Петр Николаевич Краснов ушел в Вечность, не склонив головы перед Красным Зверем, как бы ни старались разномастные «национал-патриоты» притянуть, выдумать, приписать обратное.