Ночная песнь рыбы

http://www.oppisworld.de/poesie/morgenst/galg08.htm

Но в действительности музыкальных ресурсов речи оказывается достаточно. Творчество многих поэтов справедливо признается образцом красноречия, напевности, звуковой ясности и чистоты.

«У лукоморья дуб зеленый,

Златая цепь на дубе том,

И днем и ночью кот ученый

Все ходит по цепи кругом…»

– Скажи‑ка, дядя, ведь недаром,

Москва, спаленная пожаром

Французу отдана?…

«Однажды в студеную зимнюю пору,

Я из лесу вышел. Был сильный мороз…»

Кто не знает, кто не декламировал этих стихов, знакомых нам с раннего детства. В памяти русских читателей сохранились многие строфы классиков. Никто не смог бы упрекнуть авторов этих строк в неясности, невыразительности, неестественности речи. Но редкий из произносящих звучное стихотворение вслух, осознает жесткую метрическую схему, по ступеням которой идет сама декламация.

На незначительных отклонениях от традиционных метрических схем, построено все многообразие мелодических средств поэзии.

Недавно, пытаясь найти в сборнике Бальмонта его чрезвычайно распевное:

Я мечтою ловил уходящие тени,

Уходящие тени догоравшего дня.

Я на башню всходил, и дрожали ступени,

И дрожали ступени под ногой у меня, –

наткнулся на его стихотворение «Бубенцы» и, в который раз поразился великой способности человеческой речи подражать. Рассыпчатый звон, перезвяк и мелкий грохот конской сбруи, украшенной бубенчиками, заливистое пенье колокольчика под дугой так и брызнули на меня с книжной страницы.

В свое время часто приходилось разъяснять молодым авторам важность верного применения метрической схемы. Чаще всего неопытные авторы сбиваются в подсчете стоп, меняя их количество от строфы к строфе. Бывает, неожиданно сменяют тип рифмы, переходя с женской на мужскую и наоборот.

Они нарушают волшебство которое вызывается звуковым повтором, предвосхищением звукового повтора, надеясь на то, что читателя очарует сам выбор темы, само содержание произведения. Увы, они запутываются в словах.

В скульптуре для одного и того же изваяния могут применяться дерево, металл или мрамор. Но мастер умело сочетает разные материалы в одном произведении. Нелепо смотрелась бы статуя, одна часть которой деревянная, а другая металлическая. Вот пьедестал уместно заказать из чего‑то другого.

К сожалению, неразвитый поэтический слух частенько не замечает подобной же разницы в словесном материале. А ведь мужское окончание «царь» значительно отличается от дактилического «царственный» или гипердактилического «царствующий».

Что ж, «по‑свойски» читатель может простить эту царственную глухоту, но он же может по‑свойски отложить книгу подальше.

Есть простейшие способы развития поэтического слуха. Вот два забавных упражнения. Попробуйте произнести стихотворную строчку в два раза медленнее обычного. Прочтите в таком темпе стихотворение целиком. Затем прочтите его как обычно, и вновь замедленно. Поупражняйтесь в таком необычном чтении. Через несколько дней занятий вы почувствуете, что ваше звуковое восприятие значительно обогатилось.

Начните читать какое‑либо стихотворение вслух, причем, каждый четный стих произносите в виде «ла‑ла‑ла» или «та‑та‑та» – заменяя слоги на ничего не значащие сочетания звуков. Прочтите так весь текст до конца. Затем наоборот начните его с «ла‑ла‑ла», произнося четные стихи строго по тексту. Это упражнение так же поможет вам лучше почувствовать метрическую основу произведения.

Вы, конечно, давно поняли, что каждое слово в лирическом произведении подчиняется одновременно двум законам.

Первый закон – закон метрической формы. Метрическая основа требует обязательной привязки ударных и безударных слогов к предназначенным для них местам. Согласно первому закону стихотворная речь делится на стихи, строфы, может украшаться рифмой и цезурой.

Второй закон – это закон обычной прозаической речи, согласно которому в каждом предложении есть подлежащее и сказуемое, и другие члены предложения. Этот закон никуда не исчезает и в поэзии. Согласно этому закону расставляются точки, запятые и другие знаки препинания.

Подчинение метрической схеме значительно влияет на склад речи. Для того чтобы она вместилась в «прокрустово ложе» стиха авторы заменяют некоторые слова синонимами (сходными по значению). Часто вместо прямого названия предмета применяют описательные выражения (перифразы) и, наоборот, придумывают новое слово для обозначения какого‑либо описательного выражения (неологизм).

Таким образом, воплощение идеи произведения дается самому автору ее порою не сразу. Не сразу выдающееся произведение искусства может дойти и до адресата. Для того, чтобы достичь полноценного эстетического восприятия, нужно найти и сохранить соответствующий настрой. Как Вы думаете, можно достичь этого вне ритмики?

Из опыта многочисленных выступлений на вечерах поэзии мне известно, какую роль может сыграть стихотворное предисловие к основной программе. Оно может быть самым незначительным по содержанию – этакая присказка! – зато форма вводит слушателя в необыденный мир стихотворной гармонии.

Известно, как мешает порой необходимость перейти на прозаическое пояснение, как жестоко нарушает оно ту незримую связь между исполнителем и аудиторией, возникающую на волнах ритмики заложенной в стихи.

Метрическая форма лирики способствует воздействию не столько на рассудок, сколько на другие свойства человеческой души. В отрочестве, прочитав есенинское «Не жалею, не зову, не плачу…», я мгновенно выучил стихотворение наизусть, был очарован пронзительной красотой его образов, но идея шедевра открывалась на протяжении почти всей моей жизни.

Возможно, лирическая выразительность имеет свойство сходное с оптическими забавами, когда картинка видна целиком только с определенной точки зрения. Только зрелый автор свободен выбрать, какая степень ясности предпочтительна и достижима в каждом его произведении и в каждой части.