Классовость литературы

Различия в содержании и уровне партийности, свой­ственные творчеству писателей разных стран и эпох, возникают не сами по себе. Они определяются прежде всего разным состоянием национального общества в те или иные исторические эпохи, затем — вытекающими отсюда различиями в политической борьбе классов за те или иные пути национального развития и, наконец, — особен­ностями социального положения и участия в полити­ческой борьбе тех классов, общественными стремлениями которых вдохновляются писатели в своем мировоззрении и творчестве. Значит, партийность творчества писателя заключает в себе общественный смысл идейной направ­ленности его произведений. Классовость же творчества — это та позиция писателя в противоречивом соотношении социальных сил, из которой вытекает идейная направ­ленность его произведений.

Существенные различия в партийности мировоззрения и творчества писателей разных стран и эпох возникают не сами по себе. Они определяются разным состоянием всего национального общества в ту или иную историческую эпоху и разным положением социальных классов, идейные взгляды которых выражают в своем творчестве эти пи­сатели.

Классовость литературы — это очень сложная методо­логическая проблема, которую литературоведение не сразу научилось правильно разрешать. И в русском литерату-

роведении, которое в этом отношении идет впереди других, в первый период усвоения и разработки истори-ко-материалистической методологии преобладало непра­вильное понимание этого вопроса. Оно получило в даль­нейшем критическое название «вульгарной социологии». В 1910—1920-х годах это научное направление было осо­бенно ярко представлено работами В. М. Фриче, П. С. Когана, В. Ф. Переверзева и многих других литера­туроведов.

Представители этого направления неправильно полага­ли, что художественная литература, как и другие виды искусства, является выражением социальной психологии отдельных классов или прослоек того или иного класса — классовых групп. Изучая особенности социальной психо­логии различных классов, чтобы объяснить этим особен­ности их художественного творчества, они рассматривали жизнь каждого класса, его общественное «бытие» изоли­рованно от жизни других классов и тем самым — от жизни всего общества в целом. А в самом общественном бытии отдельных классов они сосредоточивали свое внима­ние, преимущественно или всецело, на их экономическом положении и стремились «вывести» из экономики класса его психологию, а из психологии — его художественную литературу. Если даже они и учитывали политическое положение класса, то все же рассматривали класс в его обособленном существовании и в его собственных, узких общественных интересах. Такое понимание не соответст­вует реальным отношениям социальной жизни.

Во-первых, классы не живут изолированно друг от дру­га, но занимают определенное место и играют определен­ную роль в жизни всего национального общества, в раз­личных ее сторонах. Экономическое положение класса определяется его имущественными и производственными отношениями с другими классами, и такие отношения все­гда заключают в себе те или иные противоречия, часто очень сильные и глубокие. Эти противоречия про­являются в правовой и политической борьбе классов, в организации господствующим классом государственной власти для защиты своих социальных интересов. Всем этим определяется не только психология класса, но и его идеология — его мировоззрение, общественные стрем­ления и идеалы в их столкновении с мировоззрением и идеалами других классов.

Во-вторых, политическая и идейная борьба не только разъединяет классы, но и объединяет их в определенные

общественные движения и идейные течения. Политиче­ская деятельность и идеи каждого общественного движе­ния, а также деятельность и идеи государственной власти всегда или способствуют, или препятствуют развитию всего общества, его переходу на новую, более высокую ступень исторического развития. Бывают эпохи, когда государственная власть того или иного господствую­щего класса стоит во главе национального развития, вдохновляет его. В другие эпохи она оказывается силой, задерживающей развитие общества. Политическая и идей­ная борьба общественных движений и государственной власти имеет всегда, таким образом, или национал ь-н о-п рогрессивное, или национальн о-к о н-сервативное, а часто и реакционное значение. В каждую эпоху особенно большое, ведущее значение для всего общества получают прогрессивные идеи того или иного общественного движения.

В-третьих, художественная литература, как и другие виды искусства, всегда является выражением не просто психологии различных классов, но их психологии, про­низанной идеологическими взглядами и стремлениями определенных общественных движе­ний, имеющими обобщающее значение. Отсюда и возникает у писателей интерес к определенным социаль­ным характерам, их идейно-эмоциональное осмысление, представляющее собой тенденцию отдельных произведе­ний, в которой и проявляется партийность миропонима­ния писателей.

Из всего этого следует, что для выяснения классовости творчества отдельных писателей и вытекающей отсюда его партийности историку литературы недостаточно учитывать только экономическое положение классов в ту или иную эпоху национального развития. Литературовед должен при этом исходить из понимания всего сложного переплета политической и идейной борьбы между различными общественными движениями, существующими в ту эпоху, и национально-прогрессивного или реакционного значения их общественных взглядов и идеалов. Особенности этих взглядов и идеалов всегда создаются не экономическим положением отдельных классов, как полагали представи­тели «вульгарной социологии», а всем экономическим, политическим, идеологическим соотношением классовых сил, существующим в такой-то стране в такую-то эпоху.

Сторонники «вульгарной социологии» неубедительно разрешали вопрос о классовости творчества поэтов-декаб-

ристов и других литературных представителей дворянской революционности — Пушкина, Грибоедова, Лермонтова, раннего Герцена. Враждебность этих писателей к деспотизму самодержавия и крепостничества, стремление к освобождению крестьян объяснялось ими экономически­ми и политическими интересами тех слоев дворянства, которые перешли в своих поместьях к капиталистическому предпринимательству и которых стесняли поэтому отноше­ния крепостного права и защищавшая эти отношения самодержавная власть. Только поэтому будто бы все эти писатели и выступали против самодержавия и его при­спешников.

На самом деле дворянское предпринимательство во времена Пушкина, Грибоедова, Рылеева было еще очень слабо развито. Протест этих писателей, против Фамусовых и скалозубов, против «аракчеевщины» и «светской черни» имел другое, более общее основание. Это было все расту­щее сознание того, что самодержавно-крепостнический строй уже стал преградой развития всего русского обще­ства, что он невыносимо угнетает передовые слои страны, жаждущие ее освобождения, и ее закрепощенные на­родные массы. Такое сознание особенно усилилось после победоносной Отечественной войны 1812 г. Тогда и стали возникать тайные общества.

Но в России тогда еще не было и не могло быть сознательного и последовательного антидворянского, д е-мократического движения. А представители дво­рянской революционности сами были выходцами из раз­личных слоев дворянства и не могли пренебрегать интересами своего сословия, его земельной собствен­ностью и государственной властью. Поэтому они коле­бались между идеалом либеральных реформ, освобождаю­щих крестьян, но сохраняющих власть дворянства, и демократическим идеалом полной свободы народа. Они с сочувствием изображали передовую дворянскую молодежь (Чацкий, Онегин, Печорин) в конфликте с реакционным «обществом», ее романтические стремления к идеальной свободе (Алеко среди цыган, Мцыри в его мечтах о сво­бодной и воинственной жизни среди горцев). Все это по­рождало, с одной стороны, ограниченность партийности мировоззрения и творчества писателей, связанных с движением дворянской революционности, а с другой сто­роны, удивительное богатство и разнообразие содержания и формы их творчества, особенно творчества Пушкина.

Выясняя классовость творчества писателей револю-

ционной демократии — Некрасова, Чернышевского, Сал­тыкова-Щедрина, Помяловского, Успенского, Короленко и других — сторонники «вульгарно-социологической» мето­дологии «выводили» особенности этого творчества из психологии разночинцев. В условиях начавшегося в Рос­сии капиталистического развития разночинцы были новой культурной силой, идущей на смену дворянской интелли­генции. Выходцы из неимущих социальных низов, они будто бы только поэтому были враждебны всем основам жизни дворянского класса, всему его идеалистическому миропониманию. Благодаря своему демократизму, трезво­сти мысли и силе воли они стремились будто бы только к тому, чтобы проложить себе дорогу в жизни в борьбе с привилегированными слоями общества.

Такое объяснение также было односторонним и упро­щенным. Среди разночинцев были люди с разными взглядами. Разночинцем был и Достоевский, но он, в зрелый период своего творчества, был враждебен револю­ционной демократии с ее материалистическими убежде­ниями и идеалами крестьянских восстаний и прогрессив­ного общинного социализма. Некрасов, Чернышевский, Салтыков-Щедрин и другие были не просто разночинцами, но революционными демократами, сознававшими насту­пающий общий кризис всего самодержавно-помещичьего строя, вставшими на защиту народных масс и сумевшими взглянуть на всю общественную жизнь своего времени с точки зрения народных интересов.

Враждебность этих писателей к дворянству и царскому чиновничеству была не только узкоклассовой и психоло­гической, но и национально-прогрессивной и идейной. Они видели в этих слоях общества угнетателей народа и по­казывали в своих произведениях паразитизм их жизни, нравственное вырождение, жестокость и тиранство по от­ношению к закабаленному крестьянству. Во всем этом у них не было колебаний, свойственных дворянским рево­люционерам. Будущее России они представляли себе как полное освобождение крестьянства силой его револю­ционных восстаний, что было тогда недостижимо из-за i политической и идейной незрелости народных масс. И их идеал всеобщего благосостояния народа, его коллективного, общинного свободного труда был утопией. Революционные демократы еще не умели разглядеть и до конца понять, к чему ведет начавшееся капиталистическое развитие России и какую новую социальную силу скоро проявит в себе рабочий класс, возникающий в результате такого

развития. Из всего этого и вытекала, с одной стороны, своя, особенная ограниченность и отвлеченность партий­ности мировоззрения и творчества писателей революцион­ной демократии, а с другой стороны, сила разоблачения всего существующего правопорядка, которые они выра­жали в своих произведениях.

Таким образом, классовость творчества отдельного пи­сателя или целой группы писателей необходимо объяс­нять не изолированным бытием какого-то отдельного клас­са или классовой группы и не вытекающей из него психо­логией, а всем взаимоотношением классов, существующим в определенную эпоху — их политической и идейной борь­бой не только за свои узкоклассовые экономические инте­ресы, но и за те или иные перспективы всего нацио­нального развития. Такое объяснение должно быть не исторически абстрактным, а конкретно-ис-торическим.

Без разрешения такой задачи нельзя понять ни партий­ности мировоззрения и творчества писателей, по-разному выражающейся в идейной направленности (тенденции) их произведений, ни содержания этих произведений как един­ства их тематики, проблематики и пафоса, а отсюда и особенностей их формы.

Путем конкретно-исторического выяснения классово­сти и партийности творчества всех более или менее значи­тельных писателей различных эпох и национальных лите­ратур можно ответить на важнейший для литературове­дения научный вопрос. Это вопрос о закономерно­стях развития каждой национальной литературы в каждую историческую эпоху. Без этого невозможно по­нять национальное, а нередко и мировое зна­чение крупнейших произведений разных национальных литератур.