Физические упражнения и тюремная камера

“ Я живу прошлым, но все мои мысли устремлены в будущее...”

(из дневника)

Кого только не забрасывала нелегкая за тюремные стены! Священники и короли, ученые и поэты... Всех не перечесть. Вряд ли кому-то удастся обнаружить такую профессию, представители которой не отправлялись бы время от времени передохнуть после трудов своих праведных за решетку. Что же касается политических деятелей, то о них и вовсе говорить не приходится — каждый уважающий себя политик после очередной, не в меру острой, правительственной дискуссии пережидает непогоду на нарах. (Далеко не случайно огромная империя под названием Советский Союз, из-под крыла которого выпорхнула Украина, была основана и руководима бывшими заключенными). Не знаю — хорошо это или плохо, но в тюрьме ухитрились побывать чуть ли не все герои прошлого, о которых с упоением рассказывают школьные учителя на уроках истории. Именно в тюрьме, а не где-нибудь на пляже, Иоанну Крестителю отрубили голову, а Сократ принял чашу с цикутой.

После того, как мой старший сын гордо сказал: “Папа, даже Чипполино сидел!”, я несколько под иным углом зрения посмотрел на содержание детских сказок, на которых выросли мы и растут наши дети. Оказывается, и там положительные персонажи почему-то сидят, а всякие кикиморы болотные их охраняют.

Так что спи спокойно, собрат по несчастью, — ничего сверхъестественного не произошло — не мы первые изнываем от безделья за колючей проволокой, не мы последние. Глянь-ка — на воле, под райотделами и прокуратурой, из потенциальных кандидатов в зеки выстроились длиннющие очереди. Ты думаешь, почему амнистию придумали? Это в прессе дурошлепы что-то щебечут насчет гуманности государства. На самом-то деле причина кроется совершенно в другом: заключенных содержать негде — тюрьмы и лагеря переполнены, а всех расстрелять не получается. Вот и выпускают время от времени разную мелочевку на волю.

Впрочем, нас с тобой амнистия должна меньше всего волновать — по нашим статьям досрочный выход на свободу явно не светит, хотя мне почему-то кажется, что мы выберемся отсюда значительно быстрее, чем все эти идиоты со своим “глубоким” и “чистосердечным” раскаяньем.

Единственное, что меня серьезно смущает в данном пасьянсе, так это статистика. Как её ни крути, а вывод напрашивается один — тюремное заключение существенно сокращает срок человеческой жизни. Чем дольше человек сидит за решеткой — тем меньше он живет в целом. Сокамерники, как я посмотрю, об этом вопросе предпочитают не думать вообще. Их мысли редко пробираются дальше зала суда. Впрочем, это их личное дело. В отличие от окружающих, нам с тобой далеко не безразлично не только когда, но и в каком состоянии тела и духа мы выберемся из этой проклятой Богом дыры.

Чтобы ты лучше понял ход моих дальнейших мыслей, я приведу несложный пример. Представь на минутку, что кому-либо из нас предстоит длительная и тяжелая командировка. Что мы делаем в первую очередь? Правильно, приводим в порядок машину, на которой отправляемся в путь, и тщательно следим за тем, чтобы она не поломалась в пути, потому как чинить её будет негде. К тому же, машина пригодится не только на период командировки, но и после возвращения в родные края.

Человеческий организм — та же машина, которая, выезжая из детства, должна, по идее, без поломок доехать до глубокой старости. Чем организм сильнее и совершеннее — тем выше его сопротивляемость и трудоспособность. Это во-первых.

Во-вторых, тело, которым мы обладаем в нынешней жизни, даровано свыше за совершенные нами поступки в предыдущих рождениях. С ранних лет мы обязаны не только заботиться о нем, но и всесторонне, тщательно его развивать. Даже если кому-то из нас будет суждено принести себя в жертву, богам угодно, чтобы мы жертвовали красивым телом, стремящимся к совершенству, а не дряхлым, запущенным организмом.

И с материалистической, и с религиозной точек зрения, человек обязан работать над собой. Любые разговоры, которые ведутся, как в тюрьме, так и на воле о том, что кто-то отчего-то “устал”, что “нет времени” или “много работы” — не более чем болтовня, словесный щит для оправдания собственной беспомощности и Её Величества Лени. Так уж устроен человеческий организм — он либо развивается, либо деградирует в зависимости от того, чем именно человек занимается в тот или иной момент. Или — или. Третьего не дано. Ещё никому не удавалось достичь совершенства, бесцельно валяясь с утра до вечера под байковым одеялом.

Не думаю, что мусоров сильно обрадует твоя забота о собственном теле. Ни разу не видел, чтобы охрана с удовольствием наблюдала, как арестанты занимаются спортом и отрабатывают удары по самодельной боксерской груше, готовясь к предполагаемому побегу, а заодно снимая физическими упражнениями стресс и восстанавливая внутреннее равновесие после общения с дебилами в милицейских фуражках.

Не знаю как другим, но мне не приходилось задаваться вопросом: нужно тренироваться в тюрьме или нет? С самого начала, несмотря на скотские условия содержания, которые мне усиленно создавали доброжелатели в изоляторе временного содержания на Подоле, а затем в тюрьме я ежедневно уделял не менее трех часов для занятий спортом. Это был естественный и закономерный ответ тела на психологический прессинг во время так называемых “бесед” и официальных допросов. Кроме того, отработка ударов отбивала желание не в меру “умных” сокамерников вести себя неучтиво.

Конечно, не всегда и не всё было гладко. Довольно часто появлялось желание обреченно махнуть рукой и ничего не делать, подобно сокамерникам, лежащим на нарах с безрадостными физиономиями, устремленными в такое же безрадостное будущее. Однако каждый раз, когда меня одолевала лень, я задавал себе один-единственный вопрос: “А вдруг завтра случится так, что от моей физической подготовки будет зависеть моя свобода, моя жизнь, мое будущее?” — и поднимался с нар.

В первые дни приходилось действовать интуитивно — организм сам подсказывал, какие упражнения следует делать, а какие нет, чтобы сохранить здоровье. Затем тренировки стали более осмысленными, я стал составлять для себя планы занятий, как это делал в добрые старые времена, когда работал в институте физкультуры старшим преподавателем на кафедре борьбы.

Сказать, что тюремная камера не приспособлена для спортивных упражнений, — это всё равно, что не сказать ничего. В тюрьме нет какого-либо подобия свободного пространства, не говоря уж о чистом воздухе и о возможности полноценно помыться после занятий. Заключенный лишен самых простых и необходимых вещей, которые настолько плотно вплетены в повседневную жизнь, что о них практически никогда не задумываешься на воле. Кстати, вынужденное голодание, когда не ешь по несколько дней, также не особо стимулирует занятия спортом. Не говоря уж о том, что ты сам себе не очень-то и принадлежишь — в любой момент тренировку могут прервать, потащив на допрос или перебросив в соседнюю камеру. Так что для лентяев существует бесчисленное множество отговорок, почему они не могут заниматься физическими упражнениями.

Вместе с тем все неудобства преодолимы, когда есть четкая цель. Иногда об окружающей обстановке просто полезно забыть на какое-то время. Любые преграды перестают существовать по мере вхождения в тренировку. Это чем-то напоминает погружение в море, когда оставляешь на берегу тяжелые мысли и весь тот хлам, который невольно накопился в душе.

Помню, я как-то лежал на деревянных досках после дежурной “беседы” с блюстителями правопорядка, умудрившимися окончательно испортить и без того отвратное настроение однообразной болтовней о моем предстоящем расстреле. Складывалось впечатление, что стражам правопорядка больше и рассказать-то мне нечего.

Что-либо делать был полный облом. Даже вешаться на металлических прутьях — и то не хотелось. Закинув за голову руки, я с любопытством наблюдал как группа из девяти клопов после непродолжительного совещания отправилась перекусить лежавшим поблизости специалистом по расчленению homo sapiens на мелкие части.

Беззубый Асланбек (по паспорту почему-то чистокровный украинец) нарезал тасы — два шага вправо, два — влево. Невзирая на неполные двадцать два отсиженных года, Аслан был полон оптимизма и веры в завтрашний день: “Не сегодня, так завтра прорвемся!”. До сих пор не пойму, из чего исходила такая уверенность. Очевидно, давал знать о себе богатый жизненный опыт “прорываться”. Лично я в тот момент явно не разделял точку зрения мелькавшего перед глазами соседа. Аслан это понял, и, проследив за моим взглядом, увидел, что клопы уже приступили к трапезе, уютно расположившись на сокамернике, растянувшемся напротив двери.

— Ты только посмотри, сколько их на твоем пузе собралось! — ухмыльнулся Асланбек.

Тот, кого, на мой взгляд, трапеза клопов касалась больше всего, равнодушно зевнул:

— Пусть подавятся, — затем добавил, переворачиваясь на другой бок. — Вы сегодня что — мазохизмом не занимаетесь?

В понятие “мазохизм” он вкладывал набивку тела, которую мы обычно делали по вечерам, и упражнения на укрепление пресса.

— Да вот братуха сегодня что-то на себя не похож. Скучный какой-то, — ответил, не переставая ухмыляться Аслан, постепенно выводя меня из равновесия своим самодовольным видом.

Я нехотя поднялся, уступая дорогу маленькому клопику, опоздавшему на ужин, и вначале медленно, а затем всё быстрее и быстрее стал отрабатывать короткие прямые удары, стряхивая с плеч паутину сонливости и безразличия.

Я бил сначала по воздуху, затем (обмотав кулак майкой) — по бетонной стене, думая о том, что на свободе занятия спортом — это прежде всего приятное времяпрепровождение (для взрослых) и средство для укрепления здоровья их плачущих чад, которых любящие родители запихивают в ближайший от дома спортзал. На выходные люди сбиваются в стаи и отправляются за город поиграть в волейбол или помахать теннисной ракеткой, прыгая по периметру корта в отутюженных шортах. (Те, кто поумнее, сидят в тени и подают им мячики за пятнадцать долларов в час.) Многие наматывают по утрам круги вокруг парка в надежде похудеть, вместо того, чтобы прекратить жрать пирожные и глотать пончики перед телевизором, коротая таким образом скучные зимние вечера. Что поделаешь — там, на воле, иное восприятие жизни.

В тюрьме спорт — прежде всего средство для выживания, а уже затем всё остальное. Когда ходишь по лезвию бритвы, как-то не до дискуссий о том, что лучше — плавание или горные лыжи. Лучше может быть только то, что помогает выжить. Это единственный критерий, других критериев нет. Каждый, кто думает по-другому, либо дурак, либо не собирается долго ходить по земле.

Все упражнения, которые приходится практиковать в тюремной камере, я бы условно разбил на следующие подгруппы: