До настоящего времени экспериментальная психология, ставя вопрос о причинах психических явлений, обращалась почти исключительно лишь к одному совершенно определенному типу отношений. Это — реальная взаимосвязь, которую можно назвать сцеплением друг с другом каких-либо психических образований, совокупностей объектов или процессов. Причиной психического явления считается то, что те или иные образования сцеплены между собою, либо целостная психическая совокупность внутренне сцеплена таким образом.
Наиболее яркий случай такого типа соединения демонстрирует ассоциация между двумя психическими представлениями в смысле старой ассоциативной теории. Образования а и б благодаря имевшейся ранее смежности между ними связываются друг с другом. И это связывание считается причиной того, что появление переживания а приводит к появлению переживания б.
Но даже если не считать причиной соединения прошлый опыт, а предположить наличие силы наподобие детерминирующей тенденции [25] (которая не подчиняется законам ассоциации) или какой-либо естественной связи[26], то все же строго сохраняется основной принцип: стимул сцеплен с определенными реакциями. И это сцепление рассматривается как причина течения психических процессов.
Эти сцепления понимаются в психологии преимущественно как механические жесткие связи, наподобие ассоциации между конкретным стимулом и определенной реакцией. В противовес этому в психологию в последнее время начинает проникать мысль о том, что дело не в жесткой связи отдельных частей или элементов, а, как правило, в протяженных во времени целостных структурах типа мелодии, отдельные моменты или фазы которых могут быть объяснены только исходя из целого. К сожалению, в последнее время, вследствие неправильного понимания основных положений гештальттеории, психологи становятся иногда на следующую точку зрения: причина процесса Ъ заключена не в его жестком сцеплении с предшествующим самостоятельным процессом а. Скорее а, будучи несамостоятельным моментом более широкого целого, актуализирует именно это целое. «Причиной» течения процесса считается не цепь сцеплений звено за звеном, а именно эта связь частей внутри целого[27].
Экспериментальные исследования привычки (ассоциации) показали, что образованные путем привычек сцепления сами по себе не могут быть двигателями психического процесса[28]. Такое понимание ошибочно даже тогда, когда сущность процесса привыкания и упражнения видят не в образовании последовательных ассоциаций, а в преобразовании и создании целостностей действия. Скорее, именно определенные психические энергии, обусловленные, как правило, давлением воли или потребностей, то есть напряженные психические системы, являются необходимой предпосылкой того, чтобы психическое явление вообще имело место — каким бы то ни было образом.
Здесь нет нужды особенно подчеркивать, что это вовсе не значит, что существуют, с одной стороны, психические гештальты, а с другой, наряду с ними, — какие-то психические энергии без определенного места в психике (см. эту и следующую главы).
Иногда привычка, например в случае «инстинктивных привычек», может при возрастании потребности высвободить новые психические энергии; иногда она же может проложить путь к таким энергиям (например, когда у морфиниста или кокаиниста первоначально единичные и случайно возникающие переживания наслаждения «становятся жизненной потребностью»[29] и вовлекают в эту болезненную страсть все более широкие и глубокие слои личности).
Если же, наоборот, речь идет о простом «исполнительском навыке»[30], то есть только о слиянии в единое целое, построении и преобразовании определенных процессов деятельности, то его в принципе нельзя считать причиной (в точном смысле слова) душевных явлений[31].
Эти положения, распространяющиеся прежде всего на привычки и ассоциации, можно обобщить для любого рода сцеплений. Ведь связи никогда не бывают «причинами» процессов, где бы и в какой бы форме они ни существовали. Но для того, чтобы то, что находится в связи между собой, пришло в движение (это относится и к чисто механическим системам), то есть чтобы возник процесс, должна быть освобождена энергия, способная совершить определенную работу. Следовательно, по отношению к любому душевному явлению необходимо задавать вопрос: откуда взялась питающая этот процесс энергия!
Если сцепления нельзя рассматривать в качестве источника энергии, это вовсе не означает, что никаких сцеплений нет, или что их наличие или отсутствие не имеет никакого значения. Хоть они и не служат источником энергии для процесса, однако в значительной степени определяют его форму. Изменение формы определенных привычных целостностей действий имеет очень важное значение. (Во всяком случае при установлении законов необходимо отказаться от обобщения в едином понятии опыта всех случаев, когда что-то происходило. Вместо этого бессмысленного объединения всего в одну кучу необходимо различать ряд явлений, которые отчасти подчинены совершенно различным законам: обогащение или изменение знания; освоение какого-либо рода работ и упражнение в этом; процесс существенно иной природы, который можно обозначить как фиксацию влечений или потребностей и т.д.)
С этой точки зрения нам становится не чуждым понятие энергии и связанные с ним понятия силы, напряжения, системы и близкие им. При этом можно оставить открытым вопрос о том, сводятся ли они в конечном итоге к физическим силам и энергиям, или нет. Во всяком случае, с моей точки зрения все эти понятия являются общелогическими базовыми понятиями всякой динамики (хотя в логике им обычно не уделяется должного внимания). Они ни в коем случае не принадлежат одной лишь физике. Например, они обнаруживаются, хотя пока еще разработаны там недостаточно точно, в экономике, из чего вовсе не следует, что экономику можно свести к физике.
Совершенно независимо от вопроса о сводимости психологии к физике, обсуждение каузально-динамических проблем должно побудить психологию отказаться от распространенного неразборчивого применения динамических понятий и перейти к дифференцированному образованию понятий в динамической области. При этом физические аналогии могут часто применяться для пояснений без всякого вреда. С другой стороны, для адекватного понимания, например, сил психологического поля, чтобы избежать очень возможных в этом случае ошибок, необходимо все время помнить, что речь идет о силах в психологическом поле, а не в физической среде.
К вопросу о источниках психической энергии необходимо коротко добавить следующее.
Сам стимул во многих перцептивных явлениях, например в зрительной области, часто понимается в определенной степени и как, возможно, источник энергии для сенсорных процессов. В области же деятельности и аффектов в собственном смысле слова (например, если, получив депешу, человек отправляется в путь, или вопрос вызывает гнев) физическая интенсивность стимула явно не играет существенной роли. В этом случае можно говорить о «разрядке», процессе, понимаемом приблизительно по аналогии с действием искры на пороховую бочку.
Однако этот вывод необходимо существенно видоизменить в двух направлениях.
1. Поскольку необходимо отказаться от понимания перцептивного мира как совокупности элементарных ощущений — ибо восприятие, скорее, сталкивает нас с реальными «вещами» и «событиями», имеющими определенное значение, — то воспринимаемый стимул (например, обезображенное лицо раненного на войне) необходимо оценивать не со стороны физической интенсивности чувственного впечатления, а по его психологической действенности. Подобного рода перцептивные переживания могут непосредственно повлечь за собою определенные намерения или пробудить потребности, которых до этого не было. При нынешнем состоянии исследований было бы бесполезно обсуждать, могут ли эти перцептивные переживания (и в какой степени) сами считаться источниками энергии. Во всяком случае, здесь могут произойти перемещения слоев, благодаря чему будет высвобождена энергия. Соответственно, могут возникнуть напряженные психические системы, которых, по крайней мере в этой форме, до сих пор не было. Несмотря на все это, многое говорит за то, что психические процессы черпают свою энергию не из актуального восприятия.
2. Но это отнюдь не означает, что речь идет о функции высвобождения энергии наподобие функции искры при взрыве пороховой бочки или функции предохранительного клапана паровой машины.
а) Рассмотрим пример. Ребенок хочет достать какой-нибудь предмет, допустим, плитку шоколада. При наличии угрозы со стороны острых выступов находящегося перед ним предмета, злой собаки, или какого-либо другого препятствия, направление его деятельности изменится; в самом простом случае ребенок обойдет препятствие и устремится к предмету новой дорогой. Короче говоря, совокупность сил психологического поля (включая привлекающий его раздражитель) будет определять направление его деятельности, причем согласно законам, каждый из которых может быть выявлен. Таким образом, речь идет лишь о распространенном и считающемся фундаментальным факте, — о том, что течением процесса управляют «силы».
При этом для психологии так же, как и для физики, важно то обстоятельство, что между величиною воздействующих сил и энергией процесса нет однозначного соответствия. Наоборот, сравнительно незначительные силы при адекватной структуре общего поля могут управлять относительно большим количеством энергии, а с другой стороны, большие силы и напряжения могут идти рука об руку с незначительными энергиями. Так, относительно ничтожные изменения в виде и направленности этих сил могут надолго направить течение процесса в другое русло (это играет, в частности, очень большую роль в технике отношений социального управления).
Каждый процесс самим своим осуществлением сразу же изменяет силы во внешнем и внутреннем поле. Однако это изменение сил, управляющих течением процесса, может быть очень разным при различных процессах, так что в некоторых случаях эти изменения будут несущественны для течения самого процесса, а в других случаях окажут на течение процесса существенное влияние.
Психология чаще всего имеет дело с последним случаем, а именно с процессами, где всякое движение, запущенное восприятием известных предметов, сейчас же изменяет соотношение сил психологического поля, воздействующих на субъекта и управляющих его деятельностью, и может придать течению процесса совершенно другое направление. Например, ребенок, столкнувшийся с препятствием, вынужден отказаться от первоначального направления действия. Таким образом, перцептивное поле может регулировать течение процесса[32].
а) О непрерывном управлении течением процесса силами поля речь идет в том случае, если деятельность не является (или является лишь в незначительной степени) автохтонной, то есть если сам процесс движим силами, которые по сравнению с силами поля очень невелики. Если ребенок, вместо того чтобы одним рывком пробиться сквозь неприятную и со всех сторон угрожающую ситуацию, будет лишь медленно двигаться через силовое поле с положительными и отрицательными побудителями (и при этом ему не удается внутренне отстраняться от своих впечатлений), то управление течением процесса и каждой его отдельной фазой полностью перейдет к силам поля.
b) Однако процесс деятельности, как правило, нельзя рассматривать как такой непрерывный поток; наоборот, обычно он протекает как последовательность отдельных шагов-действий, представляющих собой автохтонные целостности, например: быстрое движение до первого препятствия, раздумье, попытка, рассердившись, дотянуться вытянутой рукой до шоколада, новый отказ от действий, обход препятствия. При такого рода протекании деятельности, имеющей отчетливо целостный характер, — если силы, присущие этой деятельности как автохтонному процессу, велики по отношению к силам поля, — отсутствует непрерывное управление каждой в отдельности несамостоятельной фазой этого целостного автохтонного действия со стороны сил окружающего поля. Но регуляция силами психологического поля имеет место и здесь — но только в целом, для всей последовательности целостных действий. Это обстоятельство имеет существенное значение для теории обходных действий.
Управляют ли силы поля процессом непрерывно или по только что описанному типу, зависит, с одной стороны, от прочности гештальта и сил, движущих процессом деятельности, а с другой — от величины сил психологического поля. Изменение любого из этих двух факторов ведет к существенным изменениям в самом течении процесса. Но в любом случае процессы регуляции имеют фундаментальное значение как для импульсивной, так и для контролируемой деятельности.
(Понятие регуляции, впрочем, употребляется и в еще более узком смысле слова — для случаев, когда относительно самостоятельный процесс так непрерывно изменяет силы поля, что тем самым управляет другим одновременно протекающим процессом. Пример из физики: радиоусилители.)
b) Предметы, которые, как шоколадка в вышеприведенном примере, составляют цель действия, также следует рассматривать прежде всего как образования, от которых исходит сила, управляющая течением процесса, — так же, как от острых краев, хрупкого предмета, или же от симметричного и асимметричного расположения предметов по обеим сторонам избранного ребенком пути[33]. Сверх того, исходящая от предмета управляющая сила может быть еще и причиной актуализации тех потребностей, из которых, как из резервуара энергии, этот процесс в конечном счете вытекает. (По отношению, например, к острым краям это уже не так.) Если бы ребенок был пресыщен сладостями, то весь процесс бы не возник вовсе. Так что шоколад выполняет здесь еще и вторую функцию.
Наличие или отсутствие подобных резервуаров энергии, например, тех или иных потребностей или подобных им напряженных систем в самых разнообразных формах играет все более заметную роль во всех областях психологии воли и влечений. Его существенная роль в том, что интерес или устремленность к цели исчезает вместе с насыщением соответствующей психологической потребности; в том, что преднамеренная деятельность после ее реального или замещающего завершения не воспроизводится вновь при возникновении нового подобного подходящего случая; в том, что укоренившееся привычное действие не начинается даже в ответ на привычный раздражитель, если к этому действию не побуждают определенные энергии. Этот факт имеет основополагающее значение и для психологии аффективных процессов.
Несмотря на ту тесную связь, в которую, согласно вышеизложенной точке зрения (а), вступают перцептивное поле и течение процесса, мы не должны забывать, что силы, управляющие течением процесса, не оказывают влияния или же вообще не возникают, если отсутствует психическая энергия, отсутствует связь с напряженными психическими системами, которые запускают весь процесс.
Поводы, высвобождающие энергию потребностей, могут, как шоколадка в вышеприведенном примере, одновременно выступать и как силы, определяющие особенности протекания процесса. Именно эта двойная функция чаще всего реализовывалась в психологии. С этой функцией тесно связана группа особенно сильных преобразований поля в результате осуществления действия.
c) Овладение шоколадкой и ее съедение особенно значимо для изменения сил поля, так как овладение шоколадом и наступление процесса насыщения влечет за собой не просто изменение состояния силового поля, но вместе с этим и сильное изменение психических напряжений, лежащих в основе действия.
Итак, восприятие предмета или события может повлечь за собой следующее:
1. Возникновение определенной напряженной психической системы, которая до сих пор — по крайней мере, в этой форме — не существовала: такое переживание непосредственно вызывает намерение или пробуждает потребность, которой до этого момента не было.
2. Уже существующее состояние напряжения, коренящееся в намерении, потребности или наполовину выполненной деятельности, направляется на определенный предмет или событие, которое переживается, например, как нечто привлекательное, так что именно эта напряженная система получает теперь власть над моторикой. О таких предметах мы будем говорить, что они обладают «побудительностью».
3. Подобного рода побудительности предметов одновременно действуют (наряду с некоторыми другими переживаниями) и как силы поля — в том смысле, что они оказывают регулирующее влияние на психические процессы, особенно на моторику.
4. Определенные занятия, вызванные отчасти побудительностями предметов и событий, приводят к процессам насыщения, иными словами, к осуществлению намерения, и тем самым приводят напряжение соответствующей системы к равновесию на более низком уровне.
Здесь не место подробно объяснять, на основе каких конкретно процессов вид шоколада (см. выше пункт а) побуждает к совершению действия. Речь здесь может идти, например, о том, что облегчился доступ к моторике готовой к работе энергии, уже имеющейся в психической системе и находящейся в этот момент в состоянии напряжения; или же о том, что при виде раздражителя в системе, до сих пор не готовой к работе, производится решительное переструктурирование, в результате которого энергия становится свободной; иногда можно даже думать о явлениях типа резонанса и т.д. Однако вряд ли при этом играет большую роль «разрядка» в специфическом механическом смысле этого термина. Против этого свидетельствует то, что стимулы (такие, как восприятие шоколада), как правило, обнаруживают внутреннюю предметную связь с теми или иными конкретными психическими источниками энергии.
Между побудителями, высвобождающими рабочую энергию, и остальными силами поля, управляющими течением процесса, существуют, естественно, всевозможные переходные варианты. Однако это никак не влияет на необходимость всякий раз ставить вопрос об источниках энергии соответствующего процесса.
Это относится и к случаям регуляции в узком смысле слова. И здесь также нельзя оставлять без внимания, что необходимые для управления небольшие по величине силы и энергии не тождественны энергиям управляемой системы, и что эффект не будет иметь места, если приток энергии для основного процесса будет отсутствовать (аналогия: прекращение основного тока в радиолампе).
Мы не можем здесь обсуждать, чем с содержательной точки зрения является все то, что мы рассматриваем как психические источники энергии. Во всяком случае, важную роль в этом играют потребности и центральные волевые цели. Однако следует обсудить некоторые общие относящиеся сюда вопросы о структуре энергетических систем психики.