2015-05-22
250
«Спасибо, моя милая, что не забыла обо мне! Я опять слегла, и надолго; был инсульт. Врачи-эскулапы приковали меня к больничной койке. У меня теперь сиделка, которая помогает и написала это письмо. Дышу и то по расписанию. Ты меня очень порадовала! Спасибо за твою книгу. С удовольствием почитаю! Тем более, что сейчас только это и остается. Расскажешь про отношения с Владимиром? Я вижу, что ты в нем черпаешь силы. И серьезность видишь в отношении тебя. Думаю, сейчас, оглянувшись назад, в свою прошлую жизнь и отношения, ты видишь, какими мелкими и эгоистичными были бывшие возлюбленные.
А предложение руки и сердца, правда, ведь приятно? Особенно когда уверена, что право выбора за тобой.
Он тебе душу излечит, раны все заживит. Я его ощущаю как очень сильного мужчину. С характером и стержнем внутри. К тебе искренне относится. Надеется на твою взаимность. Ссоры - это у всех есть, особенно когда личности яркие, гордые, независимые.
Тебя ведь разница в возрасте смущает? Думаешь про детей. Очень хорошо тебя понимаю. Не загадывай ничего. Живи сердцем. Оно тебе даст решение.
Храни тебя Господь. Анна.»
«Выздоравливайте. Спасибо Вам за все…» - искренне пожелала Вика и захлопнула ноутбук.
Она прошла мимо распахнутой настежь входной двери, через которую в дом влетала весна и теплый, майский ветер. Затем вошла в голубую комнату. Звучал диск с Хулио Иглесиасом, создавая воздушное как безе настроение. Она подошла к музыкальному центру, сделала звук погромче. Затем скорчила рожицу Володе, который в этот момент сидел на диване напротив. Ее фигура в коротком сарафане закружилась в такт музыке. Затем к потолку полетели одна за другой тапочки. Володя скользнул на коленях на ковер в центре комнаты, стал изображать аккорды на гитаре. При этом его голова двигалась под невидимый рок и готова была вот-вот оторваться.
- Ах, уйдите, я вас боюсь…
Володя потянул Вику за лодыжку вниз. Хохоча, они покатились по полу. Володя задрал подол сарафана вверх, чтобы по обыкновению расцеловать ямочки на ее ягодицах, но Вика со смехом оттолкнула его руку, пробормотав с укоризной:
- Сейчас дочка из школы придет!
- Небось! Услышим!
Володя сгреб Вику под себя, чмокнул в нос, затем в губы.
- По своей сути жизнь проста: его уста, ее уста…
Тут Володя вспомнил, что сейчас должны показывать бокс. Щелкнув пультом, он выключил музыку и включил телевизор. Его тело застыло; полулежа на Вике, он внимательно смотрел на экран. Вика тоже повернула лицо к телевизору, но тут ей пришло в голову, что занимаемая ею поза до крайности неудобная. К тому же, бросать игру с ней ради другой игры, на ее взгляд, было верхом неприличия. Она чуть отодвинулась, бросила на Володю лукавый взгляд и гнусавым, скрипучим голосом заголосила:
- Не хочу бокс! Хочу Хулио!
Володя потянулся и запечатал ее рот своим, продолжая глядеть на экран. Вика не унималась. За минуту она промычала все, начиная от «Марсельезы» и заканчивая «Свободой попугаям», рукой отбивая по ковру нужный ритм. Экран погас. Вика поняла, что выиграла.
- Хулио, значит, хочешь? – хмыкнул Володя, затем вновь потянулся к ее губам, расстегнул пуговки на груди.
- Ага… А хочешь, я тебе свои стихи почитаю? Вчера ночью написала…
- Прямо сейчас хочешь почитать? Может, попозже?
- Тебе понравится, не сомневайся…
Малиной сладкою, малиной нежною
Вольюсь я в губы, в долины снежные…
Кистью художника, осенним бархатом
Коснусь я плеч твоих и сонным запахом.
Целую страстно я груди биение,
И глаз цветы твои, и ночь волнения,
Холмы волшебные трепещут иволгой.
Движенье рук твоих - и вот под игом вновь…
Позволю в ночь войти и насладиться я,
Раскроюсь как бутон любовной песнею,
И с белой простыни сорвусь я птицею!
А ты не слушай, - все небылицы то…
- Ну, очень эротично…
- С поэтом имела близость – поэзией заразилась… - хихикнула Вика, чувствуя, как лицо Володи спускается к ее животу.
- Выходи за меня замуж! Я все тебе отдам, хозяюшка моя… Все, что у меня есть – твое… Я бы был самым счастливым человеком в мире, если бы ты осталась здесь навсегда. Правда. Выбери меня! Я был бы самым счастливым мужиком, если бы ты меня выбрала… Еще не созрела на роль полноправной хозяйки? Квартиру сможешь сдать. У тебя будут дополнительные деньги. Дом на тебя оформлю. Бизнес расширю. Ребенка мне родишь... Будешь заниматься домом и писать… Хочешь? Уволишься с работы…
- Мусь, мы это уже обсуждали сто раз, и я не буду тебе врать. И не буду бросать работу. Я и так дома сижу целыми днями, как клуша…
Краем глаза Вика заметила, что из-за угла выглядывают два детских лица, на которых горит крайнее любопытство и возбуждение. Очевидно, Катя вместе с подружкой уже какое-то время за ними наблюдали. Смущенная, Вика ткнула Володю в бок и поднялась на ноги.
- Стучаться вообще-то надо… - проговорила Вика, обращаясь к Володиной дочке. - Блины будете?
- Будем, теть Вик…
Вика прошла на кухню, полезла в холодильник за молоком и яйцами, думая о своем. Сейчас начнет трезвонить Ира и спрашивать, почему в присутствии ее ребенка они занимаются сексом…
Первые месяцы их с Володей совместного бытия прошли довольно бурно. Вика часто ловила себя на мысли, что он полностью отвечает ее запросу небесам об отеческой любви, и по характеру они во многом схожи. Володя долго бурлил вулканом, когда считал происходящее несправедливым. При этом был абсолютно семейным, домашним человеком. Впервые в жизни Вика почувствовала, что это такое – мужское плечо, на которое можно опереться. Что можно просто расслабиться и доверить завтрашний день мужчине. В пылу их ссор, частых поначалу, Вика, бывало, потирала затылок, думая о том, что наверное тупые ножи гораздо приятнее острых и наверное она раньше совершала массу ошибок… И прощала ему, как прощала себе. Из любви к нему старалась себя сдерживать, зная, что он поступает так же. С каждым днем доверие между ними росло. Вика, отпустив, наконец, все свои опасения и тормоза, позволила ему полностью войти в свою жизнь.
Наступило время, когда они оба с удивлением отметили, что в их отношениях царят мир, покой и взаимопонимание…
Было начало третьего. Вика на цыпочках переступила порог спальни и прислушалась. Доносилось ровное мужское дыханье. Спит?
- Иди ко мне, моя девочка, - мягко прозвучало в темноте.
Вика вытянула руку вперед и нащупала край постели, нырнула под одеяло.
- Озябла? Прижимайся!
Мужские руки обняли ее с такой бережностью, с таким трепетом…
- Я думала, ты давно спишь… - доверчиво прошептала Вика.
- Подремал немного. Потом просыпался. Опять дремал. Сквозь сон чувствовал, как ты работаешь: мысли бурлят, голова кипит. Хочется все быстрее выплеснуть на бумагу. А быстро не получается. Как разродиться не могла. Потом чувствую, что-то удалось. Покой в груди стал разливаться. Спинка болит?
- До ужаса. Между лопаток как гвоздь вбит. Пока пишу, про него забываю, - жалобно пискнула Вика, слушая музыку голоса возле своего уха. Стараясь разобрать на составляющие. Что в этой музыке так ее волнует? Затрагивает самые потаенные глубины души? Заставляет с готовностью откликаться каждую ее клеточку?
- Это пройдет со временем… - выдохнул Володя и нащупал пальцами нужную точку меж позвонков. Стал тихонько массировать, толчками посылая в больное место энергию. Вика глубоко вздохнула, почувствовав, как боль отступает, утихает. Как во мрак вокруг них сквозь ее тело вырываются цветные волны. Голубой, темно-желтый, солнечный желтый, белый…
В сознании медленно кружились слова и ложились ей на ладонь: любовь, искристая нежность, отеческая забота, ощущение счастья оттого, что она рядом, оттого, что она такая, какая есть, мудрость, покой, душевная теплота, жертвенность, душевная красота, щедро положенная к ее ногам, благородство, мужская снисходительность к ребенку, к маленькой девочке, которую он в ней видит, бережет как драгоценность, легкий юмор, воинский дух, закаленный испытаниями и сражениями, а еще безграничная доброта…
Сколько в его голосе смешано прекрасного! Сколько в нем истинной мужской силы, позволяющей всему этому быть! Какая она была дура, обзывая его тюфяком! Так хочется все ему отдать, влить в него от души, с избытком, через край за всех, кто недодал, недолюбил, лелеять, холить, беречь…
- Люблю тебя, - ткнулась Вика лбом в Володино плечо, в гладкую, сладко пахнущую кожу. Слезы сами собой покатились с ее щек.
- Что ты? Что ты, милая?
- Я так люблю тебя! Так люблю! – выдохнула, всхлипнув Вика. - Так хочется тебе рассказать как сильно, но не могу. Нет таких слов…
- Родненькая моя… Я знаю. Все чувствую. Хотя, честно говоря, самому не верится.
Вике тоже не верилось, будто все это происходит не с ней. Будто со стороны она наблюдала, как ее душа сейчас раскрывается розовым бутоном, роскошным алым цветком устремляется ввысь, в ночное небо, где царствует истина, как встречается с его цветком, внутри которого сверкает всеми гранями бриллиант. Сноп совершенных по своей природе искр встречается с ее искрами, смешивается, вспыхивает, дымкой уносится к звездам, зарождая новые звезды… Волшебство… Волшебство… Вечная тайна…
- Счастье мое…
- Это ты – счастье мое…
- Так обидно! – всхлипывала Вика. - Так обидно за тебя. За нас… Так хочу, чтобы ты счастливый был! Чтоб у тебя все хорошо было. Ты такой достойный! Такой достойный! Достойный самого лучшего! Так несправедливо, что я не могу тебе подарить свою жизнь, время, которое у меня есть… Ты так достоин! Так достоин! Мне так больно от этого!
- А я как люблю тебя, детонька моя! Ты мне крылья приделала! До тебя я как в гробу жил. Давно утонул в тебе. Готов преклоняться перед тобой, как перед сильной, служить, как матери, и охранять, защищать как более слабую… Ты порой такая беззащитная бываешь, что мне страшно становится…
- Хочу, чтоб с тобой рядом была достойная женщина, которая видит тебя так, как я, которая полюбит тебя так, как я…
- Не отдавай меня никому! Я так долго тебя ждал! Мне никто, кроме тебя, не нужен… Не отдавай…
Животный страх потерять ее, снова испытать одиночество и прежнюю боль заставили Вику вскочить на колени.
- Ты с ума сошел! Не брошу! Никогда не брошу! Куда я от тебя денусь? – выдохнула Вика и стала по-матерински жадно, словно обиженное Богом и людьми дитя, целовать его лоб, щеки, нос, глаза, шею, руки... – Твоя! Вся твоя! Люблю тебя! Люблю! Все в тебе люблю! Каждую клеточку! Каждую волосиночку! Каждый ноготочек! Никому в обиду не дам! Ты мой! Мой! Кровиночка моя! Сокровище мое! Душа моя!
- Весь твой, хозяюшка моя. Ангел мой…
Володя стал целовать Вику в ответ, затем мягко перекатился и уложил ее на подушки. Вика звездой раскинулась на кровати, глотая соленые слезы и позволяя целовать, безраздельно владеть ее телом. С губ слетали вперемешку всхлипы, нечленораздельные звуки, вздохи. Вика оторвала голову от подушки, пытаясь разглядеть в темноте Володино лицо. Запечатлеть в памяти выражение глаз… Но были различимы лишь контуры его широких плеч и поза наездника.
- Давай! – выдохнула Вика, но, не дождавшись ответа, взорвалась мощным оргазмом. Ее тело заметалось в конвульсиях, голова затанцевала на подушке, из груди вырвался долгий стон. Где-то под потолком, там, где летало ее сознание, прошелестело, что рядом эхом откликается чуть менее громкий стон. Тут же приплыла новая мысль: удивительно, насколько внутри нее восторг соития их душ ярче и ценнее соития их тел…
Вика открыла глаза и потянулась не без удовольствия. Какая прелесть – лето в деревне! Она отодвинула рукой оконную занавеску, и из груди вырвался счастливый вдох. Чудо как хорошо! Вид из окна спальни и впрямь открывался чудесный: блестящая гладь пруда с шоколадными батончиками из зарослей камыша, деревянный стол и лавки под липами рядом, развесистая ива с томными гирляндами над водой, бордовое пятно георгинов возле окна, а за цветами - ковер сочной зелени, исчезающей под могучими дубами…
Раздался телефонный звонок. Отец. Вика поднесла телефон к уху.
- Привет, доченька, - раздалось в трубке, - как дела?
- Прекрасно… Утро такое чудесное… А ты как?
- Я сам только что приехал в деревню и хожу, балдею. Соловьи заливаются так, что душа томится как у молодого, такая дымка пряная над травой дрожит, как мотылек… дунь, и нет его… боишься ногой тронуть траву даже, знаешь… не могу описать какое чудо… роса поблескивает хрусталем, жучки по листикам ползают … А ароматы вокруг… сумасшествие какое-то…
- Теперь понятно, в кого у меня литературные потуги… - хмыкнула Вика в трубку. – Да ты художник, пап! Но я тебя прекрасно понимаю, поверь мне…
Поболтав немного с отцом обо всем и ни о чем, она нажала отбой и поняла, что улыбается.
- Проснулась, птица? – раздалось рядом.
- Ага! – кивнула Вика и обняла Володю за шею.
- Кофе прямо в постель, сударыня?
- Не откажусь… А ты сам еще не завтракал?
- Не-а. Пока не хочу…
Володя вскоре вернулся с горячей чашкой в руке, а Вика, выдохнув «спасибо», потянула губами кофе из бокала. Володя уселся рядом на кровати и, радостно поблескивая глазами, проговорил:
- Я стихульку сочинил сегодня утром. Про нас. Будешь слушать?
- А то! Конечно! Давай… Публика у ваших ног, сударь…
Прольется радость по щекам. В душе восторг.
И уважение к слезам. Кто б думать мог?
Но так случается, когда любовь как в гости.
Как на Крещение вода, как счастье в горсти.
В объятьях ангел во плоти, вразлет ресницы.
В одну дорогу два пути, как две синицы.
Объединившись – журавля пускаем в небо.
Мы знаем правду: ты и я. Кому-то – небыль…
Не дожидаясь ее реакции, Володя тут же спросил:
- Понравилось?
- Чудесные строки, чудесные… - прошептала Вика, глядя в окно. Затем, словно очнувшись от грез, чмокнула Володю в плечо и проговорила: - Это так непросто на самом деле – писать стихи. Я имею в виду, хорошие стихи, не графоманию из серии «Торопыжка был голодный, проглотил утюг холодный». Это надо знать, о чем писать, как, вложить настоящие чувства. Чтобы трогало, было понятно… Это надо действительно иметь за плечами багаж, писать душой, в которой что-то должно быть, уметь отдать свое, войти в состояние за гранью обыденности, обладать подчас острым умом, чтобы верно сложить пазлы, образным мышлением... самому подняться выше обыденности… как хорошо, что я познакомилась с поэтом… как на канал садишься, и можешь руку протянуть к чему-то высшему… так здорово… и, знаешь, у меня теперь часто бывает, строчки диктуются…
- Записывай! Если у тебя получится подружиться с поэзией, не представляешь, сколько ты приобретешь! Это такое состояние! Не передать словами!
- Лучше мы тебе книгу издадим, а то у тебя тетради со стихами по всем углам валяются, а сборника до сих пор нет…
- Я ж для себя пишу-то…В стол. Зачем мне? Я никогда не искал признания или славы…
- Не возражёвывай! - хмыкнула Вика. – Как только книга выйдет, тебе этот факт сразу же понравится. Это такое состояние! Не передать словами! При чем тут слава? Людям твои стихи нужны. Я бы и сама их с радостью читала-перечитывала… Не обижайся, но если бы была пустышка – палец о палец бы не ударила…
- С пустышкой ты бы встречаться не стала, и мне этот факт, признаюсь, немало льстит… Нас, кстати, приглашают завтра на литературный фестиваль. Познакомишься с нашей тусовкой. Пойдем?
- Пойдем, - кивнула Вика, думая о том, что они с Володей и правда сто лет никуда не выбирались... – Папка только что звонил, кстати. Так приятно было…
- У вас отношения с каждым годом будут только улучшаться, - вскользь заметил Володя, а Вика без остановки продолжала:
- Он, оказывается, тоже с художественной душой, никогда бы не подумала… Хм! А у меня фантазия всегда была развита. Даже чересчур! - хихикнула Вика. – Я, помню, когда мне было лет двенадцать, к нам в гости приехали двоюродные сестры. Им тогда было уже лет тринадцать-четырнадцать… Я их тут же повела на волшебную поляну, - решила порадовать, сделать широкий жест и поделиться своей тайной…
- Куда?!
- На волшебную поляну! Нашу девятиэтажку только-только закончили строить, а рядом все еще был строительный мусор. Короче, свалка с бурьяном… Знаешь, среди бурьяна я обнаружила такие низенькие, шелковистые колоски, которые вызывали во мне особый трепет. Я их часто собирала, приносила домой, и мне тогда и в самом деле казалось, что там, где они растут, под землей есть сказочные сокровища. Они мне ночью даже снились! Стоит только начать копать землю, и я обязательно найду кованый сундучок… Короче, когда я сестер туда привела, они только посмеялись надо мной. Помню, мне так обидно было! Ну и стыдно тоже…
Володя обнял Вику за плечи и потряс, словно мешок, со смехом:
- Ну, матушка моя, зато теперь ты пишешь книги, а они не могут… Фантазии не хватает.
С поляны доносилась громкая музыка. Вика следом за Володей вылезла из машины и огляделась. Вокруг: бабы, дети, автобусы, собаки, цветные пакеты, прилавки со снедью, комары, шум леса, трели птиц, бренчание гитары, кипы бумаг, сигареты в руках, запах летней листвы, свежесть дубовой коры, людской пот, микрофоны, радость на лицах, веселый смех, визги, догонялки, толчея…
- Пойдем вон под тополь, - потянул ее за руку Володя.
Уверенным шагом он двинулся к кучке народа под деревьями. Подойдя ближе, он пожал руки мужчинам, а Вика поздоровалась. Она мало кого знала в литературной тусовке, в которой вращался Володя, и сейчас с интересом разглядывала его коллег по цеху.
- Добрый день, я – Вика, начинающий писатель, - представлялась она со смущенной улыбкой.
В кругу ее новых знакомых сразу прибыло: поэты, музыканты, писатели… Одна из женщин любезно протянула ей визитку и предложила свои услуги профессионального редактора. Неожиданно Вика заметила своих старых знакомых из Союза литераторов: и секретарша и тот мужчина, что благосклонно принял ее, были здесь. Рядом – еще человек пять. Вокруг них крутился оператор с камерой, и было слышно, как секретарь объясняет, сколько минут из ролика нужно отвести на председателя Союза, сколько на нее, а сколько на сам фестиваль.
- Володя Дейнеко, вы будете участвовать? Вас записывать? – подошла к ним одна из организаторов фестиваля.
Володя кивнул головой и, бросив на Вику лукавый взгляд, пробормотал, что сам запишется. Он взял в руки ручку, в то время как Вика, прислонившись спиной к тополю, продолжала оглядывать народ. Приехало человек сто, не меньше…
Первыми выступили гости из Казани; помпезно и несколько подобострастно было объявлено выступление председателя Союза, затем один за другим стали выступать прибывшие с ним гости. Люди хлопали, веселились. Затем вперед вышла искусанная комарами детская хоровая студия. За ними – с мощным голосом и красивым тембром - солистка еще одного хора… Потом стал накрапывать дождь, и люди поодиночке или группами начали исчезать. К ним вновь подошла организатор праздника и предупредила, что можно будет прочитать лишь одно коротенькое стихотворение. Один за другим к микрофону в спешке направились местные литераторы. Дождавшись своей очереди, Володя встал к микрофону и громко произнес:
- Дорогие гости! Я понимаю, что накрапывает дождь, и стало не очень комфортно. У меня просьба - у кого есть зонты, поделиться с соседом. Но я все же надеюсь, что дождь пройдет, что мы с вами здесь собрались не только ради комфорта… Я очень надеюсь, что настоящий дух бардовской песни и врачующий душу дух стиха в нас не угас, никогда не угаснет, и мы с радостью дадим возможность людям, которые собрались здесь для общения, для души, для полета творческой мысли, выступить для вас...
Вика смотрела сейчас на всегда такого плюшевого Володю, который утешал ее ласковыми словами и сонную на руках относил в кровать, будто впервые: ноги широко расставлены, микрофон в руке, словно клинок, глаза сверкают огнем правды, энергия лидера изливается вовне...
- А сейчас я прочитаю вам одно из своих стихотворений, но не коротеньких, как меня просили, - уж извинят меня организаторы, - а то, что сейчас, мне кажется, будет уместней всего…
Со страстной силой из его уст полились строки, а Вика стояла и уже улыбалась вовсю, понимая, что они с ним – одного поля ягоды… Раздались громкие аплодисменты.
- А теперь, - взглядом выцепив ее из толпы, словно прожектором, произнес Володя, - для вас свои стихи почитает еще одна гостья из Казани… - и назвал ее имя.
Вика, которая сразу догадалась о его проделке, кивнула и поспешила к микрофону.
- Стихотворение называется: «Володе», - нервно кашлянув, произнесла она.
«Как в школе! Только бы не опозориться перед всем честным народом, а то двойку поставят», - провещало радио, но ее голос уже в параллель звучал в микрофоне:
В твоих руках воскресну и раны залечу,
Пролью святую нежность на пламя, на свечу.
Как я давно упала от подлости оков,
Как я давно устала от лжи и дураков.
Шла в пустоте я вечность, болью вела черту,
И само слово «близость» рождало пустоту…
Могла ли я подумать, что скромный облик твой -
Моей души спасенье и сладостный покой?
Твои сказали губы: «Лети вперед, скорей!
Твое предназначенье – рождать богатырей».
Твое щемило сердце: «Не улетай, постой!
Дай хоть на миг воскреснуть, - я ведь и сам пустой…»
Твои глаза блеснули: «Вижу души красу,
И слезы, и потери… Доверься, - все снесу».
Я для тебя – надежда. Ты для меня – ступень.
Приносит исцеленье в любви прожитый день.
Срастутся снова кости, расправится крыло,
Наполнит время силой и верою в добро.
И верою, что живы порядочность и честь.
В твоих руках воскресла… Спасибо, что ты есть.
Выдох. Ее взгляд в панике заметался по лицам…
Ее слушали!
Мелькнуло сияющее Володино лицо. Раздались аплодисменты, и чей-то голос из толпы выкрикнул: "Читайте еще!" Вика, поймав в глазах организаторов согласие, вновь взяла в руки микрофон.
