Джордано Бруно. О бесконечности, вселенной и мирах (1584-1585 годы)

Диалог первый Собеседники: Эльпин, Филотей [461], Фракасторий, Буркий

Буркий. Начните скорей рассуждать, Филотей, потому что мне доставит развлечение выслушать эти бас­ни или эти фантазии.

Фракасторий. Будь скромней, Буркий; что ты скажешь, если истина в конце победит тебя?

Буркий. Я не желаю верить, чтобы это оказалось истиной; ибо невозможно, чтобы моя голова поняла эту бесконечность, а мой желудок переварил ее [...]

Эльпин. Конечно, Филотей, если мы хотим сде­лать чувство судьею или уступить ему то, что ему подоба­ет, а именно, что всякое познание берет начало от него, то мы найдем, что нелегко найти средство доказать то, что ты говоришь, а скорее наоборот. Но, пожалуйста, при­ступите к объяснению.

Филотей. Чувство не видит бесконечности, и от чувства нельзя требовать этого заключения; ибо бесконеч­ное не может быть объектом чувства; и поэтому тот, кто желает познавать бесконечность посредстдом чувств, подо­бен тому, кто пожелал бы видеть очами субстанцию и сущность; и кто отрицал бы эти вещи потому, что они не­чувственны или невидимы, тот должен был бы отрицать собственную субстанцию и бытие. Поэтому должно быть известное правило относительно того, чего можно требо­вать от свидетельства чувств; мы их допускаем только, в чувственных вещах и то не без подозрения, если только они не входят в суждение, соединенное с разумом. Ин­теллекту подобает судить и отдавать отчет об отсутствую­щих вещах и отдаленных от нас как по времени, так и по пространству. А относительно их мы имеем достаточно убедительные свидетельства чувства, которое неспособно противоречить разуму и, кроме того, очевидно сознается в своей слабости и неспособности судить о них ввиду ог­раниченности своего горизонта, в образовании которого чувство признает себя непостоянным. И вот, поскольку мы знаем по опыту, что оно нас обманывает относитель­но поверхности этого шара, на котором мы находимся, то тем более мы должны относиться к нему с подозрением, когда вопрос идет о пределе этого звездного свода.

Эльпин. К чему же нам служат чувства? Скажите.

Филотей. Только для того, чтобы возбуждать ра­зум; они могут обвинять, доносить, а отчасти и свидетель­ствовать перед ним, но они не могут быть полноценными свидетелями, а тем более не могут судить или выносить окончательное решение. Ибо чувства, какими бы совершенными они ни были, не бывают без некоторой мутной примеси. Вот почему истина происходит от чувства толь­ко в малой степени, как от слабого начала, но она не зак­лючается в них.

Эльпин. А в чем же?

Филотей. Истина заключается в чувственном объек-; те, как в зеркале, в разуме — посредством аргументов и рассуждений, в интеллекте — посредством принципов и зак­лючений, в духе — в собственной и живой форме.

Эльпин. Изложите нам ваши основания.

Филотей. Я это сделаю. Если бы мир был ко­нечным, а вне мира не было ничего, то я спрашиваю: где же мир? где вселенная? Аристотель отвечает: мир в себе са­мом. Выпуклость первого неба есть место вселенной; а оно, как первое объемлющее не заключается в другом объемлющем, ибо место есть не что иное, как поверхность и край объемлющего тела; вот почему то, что не заклю­чается в объемлющем его теле, не имеет места. Но что ты хочешь сказать, Аристотель, говоря об этом "месте в са­мом себе"? Что подразумеваешь под "вещью вне мира"? Если ты скажешь, что там нет ничего, тогда небо, мир, конечно, не находятся ни в в какой части.

[...]

Филотей. Вы говорите очень хорошо, но не ка­саясь самой сути моих рассуждений; ибо я настаиваю на бесконечном пространстве, и сама природа имеет беско­нечное пространство не вследствие достоинства своих из­мерений или телесного объема, но вследствие достоинства самой природы и видов тел; ибо бесконечное превосходство несравненно лучше представляется в бесчисленных индиви­дуумах, чем в тех, которые исчислимы и конечны. По­этому необходимо, чтобы существовало бесконечное подо­бие недоступного Божественного лика, в каковом подобии находились бы как бесконечные члены бесчисленные миры, каковые суть другие миры. Поэтому ввиду бесчис­ленных степеней совершенства, в которых разворачивает­ся в телесном виде божественное бестелесное превосход­ство, должны быть бесчисленные индивидуумы, каковыми являются эти громадные живые существа (одно из ко­торых эта земля, божественная мать, которая родила и питает нас и примет нас обратно), и для содержания этих бесчисленных миров требуется бесконечное пространство: Подобно тому, следовательно, как хорошо то, что мoжet существовать и существует этот мир, не менее хорошо и то, что могли, и могут быть, и существуют бесчисленные миры, подобные этому.