Надписи на стене

Утром я не сразу понял, куда меня занесло. Взгляд скользнул по надписям, покрывавшим стены, по старой железной кровати, окну и зеркалу, исписанному черным фломастером. Вспомнив события ночи, я осторожно приподнял голову. Лена спала. Ее ступни свешивались с кровати. Попытавшись встать, я едва не охнул от боли. Мышцы спины затекли от сна на полу. Я не помнил, как оказался в комнате Лены. Неужели нас принесли сюда из мансарды?

Внезапно на моем мобильном телефоне включился будильник. В обычные дни он помогал мне проснуться, чтобы на третий окрик Эммы я уже мог встать с постели. Но сегодня вместо трубной «Богемской рапсодии» зазвучала другая песня. Лена села на постели, испуганно моргая глазами.

— Что случилось?

— Тише. Слушай.

Слова знакомой песни изменились.

Шестнадцать лун, шестнадцать лет,

Шестнадцать раз искать ответ.

Шестнадцать близких встанут в круг,

Шестнадцать ран, спасет лишь друг.

— Выключи ее!

Она схватила мой телефон и отключила будильник. Но песня все равно продолжала звучать.

— Мне кажется, она о тебе. Твои родственники тоже стояли в круге.

— Я чуть не умерла этой ночью. Мне отвратительно все, что пришлось пережить. Меня тошнит от тех жутких вещей, которые начали происходить со мной. Возможно, твоя глупая песня не обо мне, а о тебе. Ты здесь единственный шестнадцатилетний.

Лена приподняла руку вверх и, расстроено хмыкнув, раскрыла ладонь. Затем она сжала кулак и слегка ударила им по полу, словно убивала паука. Музыка тут же стихла. Сегодня с Леной лучше было не шутить, и, честно говоря, я не винил ее. Ее лицо было зеленоватого оттенка, она дрожала — в общем, выглядела еще хуже, чем Линк наутро после того, как, поддавшись на уговоры Саванны, выпил целую бутылку мятного ликера из буфета ее матери. Помнится, это был последний день занятий перед зимними каникулами. Хотя с тех пор прошло три года, он все еще не мог смотреть на мятные конфеты.

Волосы Лены торчали во все стороны. Глаза распухли от слез. Так вот, значит, как девушки выглядят по утрам. Я никогда не видел ее такой. Мне не хотелось думать об Эмме и о той расплате, которая ожидала меня при возвращении домой. Я сел на постель, перетащил Лену к себе на колени и пригладил ладонью ее волосы.

— Все хорошо?

Она закрыла глаза и уткнулась в мой спортивный свитер. Я знал, что от меня несет, как от дикого опоссума.

— Почти.

— Пока я несся сюда, всю дорогу слышал, как ты кричала.

— Кто бы мог подумать, что кельтинг спасет мою жизнь.

Я, как обычно, ничего не понял.

— Что за кельтинг?

— Это способ, которым мы общаемся друг с другом на расстоянии. Неважно, где находится человек. Не все чародеи умеют использовать кельтинг. Мы с Ридли постоянно так переговаривались, пока учились вместе в школе.

— Ты же говорила, что прежде у тебя ни с кем не получалось так общаться.

— Не получалось со смертными. Дядя Мэкон говорит, что это большая редкость.

«Мне нравится кельтинг».

Я прижал ее к себе. Лена оттолкнула меня.

— Мы получили эту способность от кельтской линии нашего семейства. Раньше чародеи применяли кельтинг во время гонений и судов над ведьмами. В Штатах его называли «шепотом».

— Почему же я могу тебе «шептать»? В моем роду не было ни кельтов, ни чародеев.

— Не знаю. Это действительно какая-то аномалия. Кельтинг не предназначен для общения со смертными.

Естественно, не предназначен.

— А ты не находишь это странным? Мы разговариваем с помощью кельтинга. Я провел Ридли через магический барьер Равенвуда. Вчера твоя бабушка сказала, что я могу защищать тебя от многих бед. Разве такое возможно? Я же не чародей. Мои родители отличаются от большинства людей, но не до такой степени.

Она склонилась к моему плечу.

— Возможно, необязательно быть чародеем, чтобы обладать магической силой.

Я заправил локон за ее красивое ушко.

— Возможно, нужно лишь влюбиться в кого-то.

Я просто сказал то, что думал. Никаких глупых шуток, никакого перехода на другую тему. Меня нисколько не смутило мое признание, потому что оно было искренним. Я влюбился. Точнее, я всегда был влюблен в нее. Наверное, Лена догадывалась о моих чувствах. Или узнала о них сейчас. Неважно. Обратной дороги уже не было. Во всяком случае, для меня. Она взглянула мне в глаза, и целый мир исчез. Остались только мы. Словно мир и состоял лишь из нас. Никакой магии для этого не требовалось. Просто счастье смешалось с печалью. Так случалось всегда, когда я находился рядом с ней.

«О чем ты подумала?»

Она улыбнулась.

«А ты не догадываешься? Тогда прочитай мой ответ».

Внезапно на стене появилась надпись. Не сразу, а слово за словом:

Ты здесь

не единственный

влюбленный.

Надпись возникла сама по себе — тот же почерк, те же черные завитушки, как и на всех других стенах. Щеки Лены зарумянились, и она прикрыла лицо ладонями.

— Меня всегда смущало, что все мои мысли в конечном счете превращались в надписи на стенах.

— Тебе не хотелось бы этого?

— Нет.

«Не нужно смущаться».

Я отвел ее руки от лица.

«Потому что я испытываю к тебе такие же чувства».

Глаза Лены были закрыты. Я склонился, чтобы поцеловать ее в губы. Этот легкий поцелуй напоминал дуновение. Но мое сердце забилось в бешеном темпе. Она открыла глаза и улыбнулась.

— Расскажи мне о прошлой ночи. Я хочу услышать, как ты спас мою жизнь.

— Я даже не помню, как попал в твою комнату. Сначала мне не удавалось найти тебя. По вашему дому бродили толпы странных людей. Я даже подумал, что вы устроили костюмированный бал.

— На самом деле их не было.

— Я догадался.

— И как ты нашел меня?

Она опустила голову мне на колени и с улыбкой посмотрела на меня снизу вверх.

— Ты прискакал на белом коне и спас меня от верной смерти? Ты вырвал мое тело из рук злой темной чародейки?

— Не шути. Я чуть не умер от страха. Скакуна, конечно, не было. Меня привела к тебе твоя собака.

— Последнее, что я запомнила, — это слова дяди Мэкона о ритуале.

Лена задумчиво взъерошила волосы.

— А что за круг они создавали? — спросил я.

— Круг Sanguinis. Круг крови.

Я с трудом сдержался, чтобы не поморщиться. Мне вспомнилось гадание Эммы на куриных костях. Вряд ли я вынес бы вид настоящей куриной крови. Хотя откуда мне было знать, что они использовали куриную кровь?

— Я не видел там никакой крови.

— Не настоящей, дурачок! Под «кровью» понимается родство. Если помнишь, на празднике присутствовала вся моя семья.

— Да, верно. Извини.

— Я уже говорила тебе, что в ночь на Хеллоуин творится самое мощное колдовство.

— И чем вы занимались в этом круге?

— Мэкон хотел сплести для Равенвуда новые защитные чары. Наш дом всегда находится под их защитой, но на каждый Хеллоуин эти чары обновляются.

— И что-то пошло не так?

— Думаю, да. Мы создали круг. Затем я услышала, как дядя Мэкон сказал что-то тете Дель. Все начали кричать. Они называли имя какой-то женщины. Кажется, ее звали Сарой...

— Сэрафиной. Они говорили о ней и при мне.

— Сэрафина. Это ее имя? Я никогда не слышала о ней прежде.

— Она темная чародейка. Твои родственники выглядели очень... напуганными. Я никогда не слышал, чтобы твой дядя говорил таким дрожащим голосом. Тебе известно, что случилось? Неужели она действительно пыталась убить тебя?

На самом деле я боялся услышать конкретный ответ.

— Не знаю. Я помню только голос. Мне казалось, что кто-то говорил со мной издалека. Но у меня в голове не осталось ни слова.

Она поерзала на моих коленях и неуклюже прижалась ко мне. Я почувствовал стук ее сердца. Как будто маленькая птица порхала в тесной клетке. Мы не смотрели друг на друга, но наслаждались нашей близостью — невероятным ощущением, в котором оба так нуждались в это утро.

— Итан, мы теряем время понапрасну. Она может быть кем угодно. Мне кажется, она пришла за мной, потому что я должна уйти во Тьму. Через четыре месяца...

— Нет.

— Что нет? Это все, что ты можешь сказать о самой худшей ночи в моей жизни? Я, между прочим, чуть не умерла.

Она отодвинулась от меня.

— Подумай сама, — возмутился я. — Разве эта Сэрафина охотилась бы за тобой, если бы ты была на стороне плохих? Нет. И будь ты плохой, хорошие не подали бы тебе руки. Посмотри на Ридли. Никто в твоей семье не постелил бы для нее коврик с надписью «Добро пожаловать, милочка!».

— Никто, кроме тебя, недотепа, — согласилась Лена.

Она игриво ткнула кулаком мне в ребра.

— Точно. Просто я не чародей. Я ничтожный смертный. И ты сама говорила, что если бы Ридли велела мне спрыгнуть с обрыва, я сделал бы это.

Лена откинула голову назад и встряхнула волосы.

— Обычно матери учат своих сыновей не поддаваться стадному инстинкту. Наверное, твоя мама тоже когда- то спрашивала тебя: «Итан Уот, а если бы твои друзья решили спрыгнуть с обрыва, ты тоже прыгнул бы вместе с ними?»

Несмотря на переживания прошлой ночи, я вдруг почувствовал себя безумно счастливым. Или, возможно, у Лены улучшилось настроение и это как-то передалось мне. В последние дни между нами циркулировал такой поток силы, что часто трудно было отделить ее эмоции, желания и даже мысли от моих. Мне снова захотелось поцеловать ее.

«Ты пойдешь к Свету».

Я прильнул к ее губам.

«Обязательно к Свету».

Она прижалась ко мне, и мы замерли в долгом поцелуе. Я нуждался в ней, как в воздухе. Мне требовалась эта близость. Я ничего не мог с собой поделать. Наши тела сплелись. Я чувствовал ее дыхание. Казалось, что сердце Лены билось прямо в моей груди. Каждая клетка моего тела пылала. Волосы встали дыбом. Ее черные локоны змеились по моим рукам, и она медленно поддалась мне. Каждое ее прикосновение было как удар электричества. Я мечтал об этом с момента первой встречи — еще в те дни, когда видел ее только во сне. Кульминация чувств обожгла меня огненной молнией. Мы стали одним существом.

«Итан?»

Ее голос в моей голове обрел настойчивые нотки. Я понял, что больше не смогу сдерживать такое напряжение. Кожа Лены была мягкой и теплой. Но электрические удары усилились. Наши губы болели от неги. Мы едва не кусали друг друга. Кровать затряслась и поднялась в воздух. Я мог бы поклясться, что она раскачивалась под потолком, как маятник. В какой-то момент мне почудилось, что мои легкие вот-вот взорвутся. Кожа начала леденеть. Свет в комнате то вспыхивал, то угасал. Предметы закружились перед глазами. Затем мир померк. Я не знал, моя ли в том вина или просто отключилось электричество.

«Итан!»

Кровать рухнула на пол. Я услышал звон разбитого стекла, но звук угас на расстоянии. Откуда-то издалека донесся плач. Затем, после провала в памяти, я услышал голос:

— Что случилось, Лена Бина? Почему ты такая печальная?

Я почувствовал на своей груди маленькую ладонь ребенка. От руки девочки шло тепло. Оно проникало в меня все глубже, и окружающее пространство постепенно перестало вращаться. Дыхание восстановилось. Я открыл глаза и увидел Райан.

В висках пульсировала боль. Лена сидела рядом. Ее голова, как и час назад, прижималась к моей груди. Только на этот раз окно в ее комнате было разбито, кровать сломана, и передо мной стояла маленькая десятилетняя девочка. Лена, все еще шмыгая носом, отодвигала от меня осколки разбитого зеркала и обломки кровати.

— Ты, наверное, уже догадался, кто такая Райан?

Она улыбнулась и вытерла рукой глаза. Посмотрев на девочку, Лена с гордостью добавила:

— Она тауматург. В нашей семье никогда еще не было такой уникальной личности.

— Это что значит? — спросил я, потирая голову. — Какое-то чародейское название для целителей?

Лена кивнула и поцеловала Райан в щеку.

— Что-то вроде этого.

27.11