Тикозный остроумец

В 1885 году Жиль де ля Туретт, ученик Шарко, описал поразительный

синдром, впоследствии названный его именем. Синдром Туретта характерен

избытком нервной энергии, а также изобилием и экстравагантностью судорожных

выходок: тиков, подергиваний, жестов, гримас, выкриков, ругательств,

непроизвольных передразниваний и самых разнообразных навязчивостей, со

странным озорным чувством юмора и тенденцией к гротескным, эксцентричным

проделкам. В своих "высших" формах синдром Туретта затрагивает все аспекты

эмоциональной, интуитивной и творческой жизни; для его "низших" и,

по-видимому, более распространенных форм характерны необычные движения и

импульсивность, но и в этом случае не без элемента странности. В последние

годы девятнадцатого столетия синдром Туретта легко распознавали и подробно

исследовали; это были годы синтеза в неврологии, когда специалисты свободно

объединяли физиологическое и психическое. Туретт и его коллеги понимали, что

этот синдром является своего рода одержимостью примитивными импульсами; они

также подозревали, что в основе этой одержимости лежит вполне определенное

(им еще не известное) органическое расстройство нервной системы.

За несколько лет после публикации первых статей Туретта было описано

несколько сотен случаев этого синдрома -- и среди них не было двух

одинаковых. Выяснилось, что наряду с легкими и неострыми формами

расстройства встречаются и такие, которым свойственны пугающая гротескность

и буйство. Оказалось также, что некоторые люди способны справиться с

Туреттом, найти ему место в пределах достаточной широты характера, иногда

даже извлекая выгоды из свойственной этому заболеванию стремительности

мысли, ассоциаций и изобретательности, тогда как другие оказываются

действительно "одержимы", теряя себя в условиях невероятного давления и

хаоса болезненных импульсов. Пользуясь замечанием Лурии о мнемонисте, можно

сказать, что пациенты с синдромом Туретта существуют в ситуации постоянной

борьбы между "Я" и "Оно". Шарко и его ученики, включая, помимо Туретта,

также Фрейда и Бабинского, были в своей области последними, кто обладал

цельным представлением о душе и теле, об "Оно" и "Я", о неврологии и

психиатрии. К концу века произошел раскол на неврологию без души и

психологию без тела, что сделало адекватное понимание синдрома Туретта

невозможным. Казалось даже, что и сам синдром исчез: в первой половине

двадцатого века практически не было зарегистрировано новых случаев.

Некоторые врачи считали его мифом, продуктом богатого воображения Жиля де ля

Туретта; большинство же вообще никогда о нем не слышали. Синдром этот был

забыт подобно великой эпидемии летаргического энцефалита двадцатых годов.

В судьбе летаргического энцефалита и синдрома Туретта есть много

общего. Оба расстройства проявлялись настолько странно, что в них трудно

было поверить -- во всяком случае, с точки зрения традиционной медицины. Они

не вмещались в общепринятые рамки и в результате забылись и таинственным

образом "исчезли". Но между ними существует и намного более глубокая связь,

признаки которой можно было усмотреть в двадцатые годы в сверхактивных,

неистовых формах, которые иногда принимал летаргический энцефалит: в его

начальной фазе пациентам было свойственно все возрастающее возбуждение ума и

тела, резкие движения, тики и самые разнообразные навязчивости. Затем

следовала противоположная стадия -- наступал глубокий, похожий на транс

"сон", продолжавшийся у некоторых пациентов сорок лет, вплоть до того

момента, когда я начал работать с ними в конце шестидесятых.

В 1969 году я решил провести эксперимент и назначил своим

постэнцефалитным пациентам курс препарата под названием L-дофа

(предшественник^* нейротрансмиттера дофамина, содержание которого

у них в мозгу было сильно понижено). Прием L-дофы привел к поразительным

последствиям. Сначала практически все пациенты "пробудились" от оцепенения к

здоровью, а затем впали в другую крайность -- тиков и неистовства. Это было

мое первое столкновение с подобными Туретту синдромами: сильнейшее

возбуждение, неконтролируемые импульсы, часто в комбинации с причудливым,

гротескным юмором. Я стал говорить о "туреттизме", хотя до этого с синдромом

Туретта ни разу не сталкивался.

^* Предшественник: в биохимии -- промежуточное вещество в

цепи реакций, из которого получается более устойчивое соединение.

В начале 1971 года, заинтересовавшись этими "пробуждениями",

корреспонденты газеты "Вашингтон Пост" стали выяснять, как обстоят дела у

моих постэнцефалитных пациентов. Я ответил, что у них тики, и это привело к

появлению в газете статьи "Тики", после чего я получил огромное количество

писем с просьбами о приеме, большинство из которых передал своим коллегам.

Но одного пациента я все же согласился принять -- это был Рэй.

На следующий же день после встречи с Рэем я натолкнулся на улицах

Нью-Йорка сразу на трех "туреттиков".

Это сильно меня удивило, поскольку тогда считалось, что синдром Туретта

встречается очень редко. Из литературы следовало, что частота заболеваемости

составляет один на миллион, а я столкнулся с тремя случаями на протяжении

часа. Я никак не мог успокоиться и все ломал голову: неужели я так долго не

замечал туреттиков, либо вовсе не обращая на них внимания, либо списывая их

со счетов со смутным диагнозом "нервных", "дерганых", "тронутых"? Возможно

ли, чтобы их вообще никто не замечал? А вдруг, думал я, синдром Туретта

вовсе не редкость и встречается, скажем, в тысячу раз чаще, чем раньше

считалось?

На следующий день, никак специально не присматриваясь, я увидел на

улице еще двоих. Тут у меня зародилось что-то вроде странной и далеко идущей

фантазии: а что если синдром Туретта широко распространен, но трудно

распознаваем, хотя, различив его однажды, больше ни с чем не

спутаешь^*? Предположим, один туреттик обнаруживает другого, эти

два -- третьего, трое -- четвертого, пока, посредством расходящихся кругов

узнавания, не образуется целая группа: братья и сестры по патологии, новая

порода людей, объединенных взаимным признанием и участием. Не может ли в

результате такого спонтанного союза образоваться целая ассоциация ньюйоркцев

с синдромом Туретта?

^* Очень похожей была ситуация с мышечной дистрофией, которую

не диагностировали, пока М. Дюшен не описал ее в 1850-х годах. К 1860 году,

в результате появления его отчета, было опознано и описано много сотен

случаев, так много, что Шарко сказал: "Как возможно, чтобы болезнь настолько

часто встречающаяся, так широко распространенная и легко узнаваемая --

болезнь, которая, без сомнения, существовала всегда, -- как возможно, что ее

распознали только сейчас? Отчего понадобился Дюшен, чтобы раскрыть нам

глаза?" (<i>Прим. автора</i>)

Через три года, в 1974-м, я узнал, что моя фантазия осуществилась --

Ассоциация синдрома Туретта (АСТ) стала реальностью. На тот момент в ней

насчитывалось всего пятьдесят членов; сейчас, через семь лет, их несколько

тысяч. Такой стремительный рост является результатом усилий исключительно

самой этой организации, хотя состоит она только из пациентов, их

родственников и врачей. Ассоциация делает все возможное, чтобы довести до

сведения широкой общественности тяжелое положение туреттика. Раньше к этим

больным зачастую относились с неприязнью или просто от них отмахивались, но

ассоциации удалось пробудить к ним профессиональный интерес и сочувствие.

Это, в свою очередь, способствовало проведению самого разного рода

исследований -- от физиологических до социологических. Были, в частности,

изучены различные аспекты биохимии мозга туреттиков, генетические и другие

факторы, отвечающие за возникновение синдрома Туретта, а также ненормально

быстрые, случайные ассоциации и реакции, которые для него характерны. В ходе

этих работ были обнаружены примитивные -- с эволюционной и филогенетической

точки зрения -- структуры инстинктов и поведения. Кроме того, были проведены

исследования жестикуляции и лингвистической структуры тиков и сделаны

неожиданные открытия, связанные с природой ругательств и острот

(характерных, впрочем, и для некоторых других неврологических расстройств).

Сейчас ведется не менее важная работа: изучаются семейные и общественные

отношения туреттиков, а также странные срывы, сопутствующие этим отношениям.

Значительные успехи АСТ являются сегодня неотъемлемой частью истории

синдрома Туретта и как таковые беспрецедентны: никогда прежде сами пациенты

не становились столь активными и изобретательными партнерами в деле

понимания и лечения своей болезни. Все, что выяснилось за эти последние

десять лет, -- в большой степени под эгидой или по инициативе АСТ -- явно

подтверждает предположение Жиля де ля Туретта о том, что носящий его имя

синдром имеет органическую основу. Так же, как болезнь Паркинсона и хорея,

туреттизм приводит к ослаблению личности: "Оно" замещает "Я". Павлов называл

это "слепой силой подкорки" и говорил о влиянии тех примитивных частей

мозга, которые управляют импульсами движения и действия. При паркинсонизме,

затрагивающем только движение, но не действие, сбой происходит в среднем

мозге и связанных с ним структурах. При хорее, которая приводит к хаосу

фрагментарных квазидействий, поражаются более высокие уровни базальных

ганглиев. Наконец, в случае синдрома Туретта наблюдается перевозбуждение