Глава 58

Мины были преодолены, пусть и не без потерь, но Альфред подобрался к вражескому флоту у берегов материка. На это потребовалось несколько дней.

Но вот они и встретились: морской флот Америки и России.

Брагинский к тому времени уже поднял себя на ноги после такого продолжительного плаванья в ледяной водице.

- Ну что? – вслух подумал Иван, стоя на палубе.

- С Богом! – благословил его Керкленд, чем вызывал веселый смех русского.

- Ты меня удивляешь! – Россия радовался тому, что Артур уверовал в то, что ничего на свете не происходит без попущения свыше.

- Да ты любого утянешь в свою «православную секту», - по-доброму пошутил Арти и облокотился о борт.

Улыбался чему-то.

- Евреи бы сказали: «в назорейскую…»

- С тех времен евреи теперь только одно чудо показывают – экономическое, - а вот здесь Керкленд уже злорадствовал, чем снова рассмешил Ивана.

- Скажи, а в тебе течет еврейская кровь? – вдруг поинтересовался британец и развернулся к другу.

Ваня понял, что неспроста интересуется. Копает что-то…

- Имя если только… Но чем черт не шутит? А почему спрашиваешь?

Артур таинственно заулыбался, словно размышлял над тем, стоит ли рассказывать то, что беспокоит.

- Да так. Врет наш Князь Тьмы, - начал он.

- Ну, на то он и отец лжи. А что тебя смущает?

- То, что он хочет захватить твоё тело– может и правда. А по поводу Армагеддона с помощью твоего тела – заврался, - как-то даже уверенно поделился своими мыслями брит.

- Правда? Хорошие новости, тогда все проще – ему просто хочется убить меня, ха-ха! – обрадовался Брагинский, чем напугал Артура.

- Не смешно! – прикрикнул Керкленд и с хрустом в кисти, стукнул его по плечу.

- Кстати, почему ты так решил?

- В Откровениях написано, что Антихристом будет человек из колена Данова. Ты разве еврей из этого колена?

- Вряд ли, язычником был раньше, пока Византия и Греция не обратили меня в веру. Правда, я их достал, набеги совершал, а они меня мечом и крестом усмирили.

- Ага, Греция мне рассказывал, как ты и твой князь приехали за добычей и золотом, а уехали с невестой и верой.

- Да, то Владимир был. Он, кстати, прозрел после крещения, а до того ослеп почти, - вспомнил Иван.

- Правда?

- Да, ему византийская невеста Анна сказала, что как крестится – выздоровеет. Он поверил, и свершилось чудо.

- Ха-ха! Просто взял и поверил?! Все вы русские такие, что ли? Князь – не князь, все принимаете за чистую монету, - Керкленд лишний раз убедился в том, что каждый Ваня – доверчивый добрячок-дурачок.

Брагинский смутился и замолчал. Посмеялись над его доверчивостью. Неприятно.

- Владимир – как наш старик Франция, за каждой юбкой бегал. То, что говорила женщина – для него истина. Тринадцать сыновей и десять дочерей не из воздуха берутся. И то, это только официальные его дети.

- Ох, мужик! – удивился Арти. – Тогда все ясно. В Византию он за бабой поехал, а не за золотом.

-Да, и ее дали, только с условием, если он примет христианство, - заулыбался русский.

- И он согласился на всё ради византийки. Как интересно…

- Ну, мы не можем судить. Но она повлияла на его веру и веру всего народа, - пожал плечами Иван. – Ведь его дружина тоже приняла христианство без насилия. Насилие уже было потом…

- Вот так всегда. Приходит женщина и… переворачивает всю историю.

- Да, роковые женщины, - согласился с ним русский, пока их идиллию не нарушил треск рации. – Прием!

- Вражеские подводные лодки выпустили свои ракеты! – отрапортовал связист.

- Стреляйте в ответ! – приказал Брагинский, прервал связь и посмотрел на Артура. – Держись, сейчас будет жарко.

- Не пугай морского волка, тебе бы у меня поучиться, - заулыбался сэр Керкленд.

Россия что-то хотел сказать, но прогремел взрыв. Загорелся ледокол, плывущий слева по борту. Далее загорелись еще два корабля, плывущие за ним – ракеты настигли.

- Вот козел! Попал! – Иван смотрел, как в темноте заполыхал огонь, источая едкий дым.

Затем поспешил с Керклендом в командный пункт: там можно было узнать, где расположились подводные лодки врагов.

- Уничтожьте их! –приказал Брагинский и схватился за рацию, связался с капитанами своих подводных лодок.

***

- Интересно-интересно, - приговаривал развеселившейся Альфред, отмечая потери русских. – На котором ты плывешь, мой ненаглядный?

Ему бы хотелось нанести удар по тому кораблю, на котором плыл сам Россия. Посмотрел на монитор, на светящиеся точки.

«Eenie, meenie, minie, mo… - он решил не париться, а поиграть в считалочку, указывая пальцем на точки-кораблики. - Catch a tiger by histoe.

If he hollers, make him pay

Fifty dollars every day.

My Mother says to pick this one;

O-U-T spells out goes you,

Right in the middle of the red, white and blue».

Но его руку вдруг схватило что-то невидимое и, практически с силою, повело в нижний левый угол. Джонс от неожиданности чуть кирпичи не отложил, но когда палец скользнул по монитору и остановился на одной из точек, то заулыбался.

«Кто-то из темных рядом со мною», - от этой мысли стало немного не по себе, но зато теперь он знает, где искать Ивана.

Чувство того, что его держат за руку – растворилось.

- Ребята! – Америка обратился к своим подчиненным, не отрывая взгляда от новой мишени. – Давайте сюда, ближе к берегу – будем вались самого Брагинского!

Его предложение встретили с ликованием.

***

- Россия, корабли Альфреда перераспределяются вокруг нас, - заметил Керкленд и нахмурился.

- Решил сменить тактику, видимо, - хладнокровно ответил Иван, но затем отвлекся от своих дел и посмотрел на британца.

Доверял его чутью. По глазам видел, что Артуру не по душе все это.

- О чем думаешь? – все-таки поинтересовался русский.

Знал, что тот промолчит, если не спросишь.

- Альфреду словно известно, что я с тобой в этом участке, - признался тот. – Потому и собирает силы для удара.

- Правда? Тогда и он сам явится на передовую. Что ж. Это будет интересно, - Брагинский не испугался.

Керкленда же смущало бесстрашие Ивана. Даже пугало.

«Лишь бы не задумал чего безрассудного», - боялся его потерять.

***

- Русские стреляют в нас! Две лодки пропали! – отрапортовал связист.

- Прорвемся! В бой! – Америка и не думал отступать, и набил в рассылку координаты ледокола Ивана. – А теперь все вместе: огонь по этой мишени!

- Есть, сэр!

Америка не сдержал улыбки, глядя на то, как на мониторе появилось множество новых светящихся точек – ракеты.

«Хотел бы я видеть сейчас твое офигевшее лицо!» - Джонс затрепетал от предвкушения победы.

Глаза безумно заблестели, а улыбка от уха до уха только растягивалась.

***

- Подводные ракеты! – тревожно прокричал солдат.

- Перехватить! Сменить курс! – распорядился Россия, а сам вышел на палубу.

Керкленд же с ужасом в глазах уставился на радар.

«Да, ему известно, где мы!» - убедился брит, глядя на то, что ракеты движутся только на их ледокол.

Еще его волновало то, как ярко может вспыхнуть атомная машина?

Появилась подлая мыслишка слинять отсюда, и чем быстрее – тем лучше! Но…

На палубе обнаружил Ивана. Тот всматривался в темноту и ждал своей судьбы. Как же одиноко смотрится его фигура во тьме.

«О чем я только думаю?!» - устыдился Англия и настиг русского.

Обнял со спины.

«Не брошу… - и больно, и радостно было Керкленду, прижимающемуся к Брагинскому. – Взорвемся к чертовой бабушке, но не брошу! А может оно к тому и лучше?»

Арти уже устал от сердечной тоски и боли.

Россия не ожидал такого любвеобильного порыва от него. Вернее, он даже забыл, что Керкленд на пределе своих страданий с тех пор, как научился любить ближних.

Море заволновалось сильнее.

- Часть ракет уничтожена! – трещало из рации в руке Ивана.

Но не успели порадоваться, как корабль что-то сильно толкнуло, отчего парочка чуть за борт не упала: Россия ударился об фальшборт животом, но удержался. Арти же, собственно, держался за русского.

Сам Россия, затаив дыхание, смотрел, как приближается вода и скрипит железо. Ему даже показалось, что ледокол просто перевернется набок. Как же страшно зарычала машина, словно раненый зверь! Даже влага от морской глади ударила в лицо.

Но ледокол завис на секунду, будто оказался в невесомости, Артур мертвой хваткой держался позади – ни жив, ни мертв. Затем корабль с силой накренился в противоположную сторону, да так, что Иван не удержался и упал на палубу, чуть не придавив британца. Оба в обнимку покатились, пока не ударились о зенитную установку.

Керкленду же вообще показалось, что перекувыркнулся вместе с ледоколом, и их выбросило куда-то в космос.

- Ты как? – Россия по заботливой привычке, волновался о здоровье друга, и ладонь легла британцу на голову.

- Кажется, я собой помял зенитное орудие, - Арти только сейчас нашел в себе силы, чтобы отпустить Россию и приподняться.

Все тело сотрясалось. Но его и Ивана тут же обступили люди:

- Пробоина!

- Пожар!

- Что делать с зенитками?

Иван присел и кинул взгляд на дорогущую зенитку, как на балласт. Если огонь доберется до орудий и до атомного топлива, то точно можно взлететь до стратосферы.

- Не допустите огня в машинное отделение! – приказал он, поднимаясь на ноги и касаясь металлической конструкции зениток. – А с ними я сам решу, что делать…

Тогда Россия сделал то, чего никто не ожидал. Железо жалобно заскрипело в руках этого русского богатыря и под собственным весом. Брагинский поднял орудие над своей головой.

Керкленду в этот миг захотелось быть подальше от него – вдруг уронит сие ему на голову? Но столь уверенный и даже яростный взгляд России пронизал до глубины души. Он скользнул по людям, задержался на британце, затем устремился к морю.

Русский прошагал со своей ношей к краю борта и сбросил зенитку в воду от греха подальше. Поверхность тут же взволновалась, перемешивая льды и пену в одно месиво, а бездна поглощала все, что не держалось на плаву, освобождая лишь пузыри воздуха.

Россия молчаливо любовался на то, как тьма поглотила подарок и…

«А ведь все мы можем точно также пойти на дно… адское дно…» - печаль снова охватила его.

Печаль, граничащая с унынием. Сейчас хотелось бы забыть обо всем и пропасть в этой тьме.

«Но тогда Князь меня похитит и похвалится», - да, назло ему Брагинский не сдавался, не хотел его радовать.

- Если что, будем стрелять с берега, - русский развернулся к другим орудиям, чтобы потопить некоторую ее часть, а остальную отставить подальше от огня.

Прошел мимо Керкленда, но от того уже не скрыть душевных ран.

«Россия, умоляю, не будь опрометчив!» - Артура же терзала собственная немощь, да и предчувствие всё трезвонило о плохом исходе.

Но даже фраза: «А я что говорил?!» в таком случае не потешит самолюбие. Напротив, это как раз тот случай, когда эти слова будут как-никогда горьки.

- Как машина? – поинтересовался Россия у капитана.

- Тонет, - заверил тот и закурил.

Брагинский посмотрел на его сигарету, как голодный на хлеб.

- Поделишься? – вдруг попросил он.

- Ты же не куришь! – капитан от удивления даже про субординацию забыл.

- Темный Брагинский курит, - от третьего лица заговорил Иван и улыбнулся.

Капитан не стал с ним спорить – поделился молча, но затем добавил:

- Сейчас нас заберут на другой корабль.

- Хорошо, только бы и его не потопили, - ответил Россия, прикуривая сигарету от зажигалки мужчины.

Затянулся.

Артур стоял в сторонке. Он первый раз видел, чтобы Иван брал сигарету в рот.

«Врет. Темный Брагинский тоже не курит!» - в этом британец был уверен, так как уже очень долгое время находится рядом с ним.

Капитан отошел, а Россия облокотился о фальшборт и задумчиво смотрел в океан, потягивая едкий дым. Делал он это с завидным профессионализмом, как заядлый курильщик.

Артур же не знал, как к этому отнестись. Но, если честно, хотелось отругать его за это так, словно это его ребенок закурил. Ему не нравился курящий Ваня. Но отчитывать его в этом – лишний раз проявить себя занудой.

- Никогда бы не подумал, что ты можешь закурить, - все же проворчал брит.

Россия замер с сигаретой у рта, но затем все же затянулся и выпустил дым. Глаза устремились на друга.

- Когда мне хочется веселья – я пью, - откровенничал Россия, но затем опустил свой взгляд в воду. – Но иногда, очень-очень редко я курю… когда…

Иван вновь жадно затянулся и продолжил:

- …Когда умереть хочется…

Вот оно! То, чего боялся Артур: уныния со стороны России.

Страх душил. Керкленд знал Ивана печальным, но желающим дружить с тем или иным человеком. Все его слова лишь говорили о том, как построить будущее. Даже когда совсем худо, он лишь хотел победить или переждать.

Но не умереть…

Такое безумное желание Ивана показалось дикостью для Артура. Настолько, что невозможно сдержать слез, ведь его близкий… мечтает о смерти. Да, сам не безгрешен! Но чужие грехи сильнее уязвляют. Иван в безумии уже говорил о совместном суициде с Альфредом, но…

- Даже не думай, - как-то грубо отрезал Артур.

Хотелось помягче, но не получилось.

- Одолевают «нехорошести», - Ваня признал свою немощь перед унынием.

Ему не хотелось лишний раз огорчать Англию, однако вышло то, что вышло. Артур же перестал на него гневаться. Загрустил.

«А кто из нас всех может побороть свои слабости на деле? Остановить поток суетливых мыслей раз и навсегда… остановить тревогу и быть всегда смелым и отважным? Кто же из нас может, не погружаясь в болото уныния, пресечь все трудности?» - задумался Керкленд, понимая, что даже Россия боится того, что ему предстоит скоро.

А возможно даже такое, что боится сильнее, чем кто-либо, потому что видит истинную опасность перед собою.

***

Нетерпение охватило Альфреда.

- Всплываем здесь! – постучал он пальцем по монитору, где все еще сияла точка-ледокол Брагинского.

«Сейчас или никогда!» - Джонс загорелся предвкушением битвы.

«Скрестить мечи» с Россией! Жаждал он поединка.

***

Воды вдруг приподнялись и что-то большое и темное показалось из них.

- Кит? – померещилось Керкленду, но тут же усомнился.

Уж больно огромный для животного.

- Нет, Альфред, - уверенно заявил Иван, словно чувствовал его, чем удивил британца.

Так и есть: подводная лодка показалась из глубин, люк открылся и из него выглянула безумно нахальная физиономия Америки. Он подтянулся и показался наполовину.

Как же его глаза загорелись, обнаружив на борту тонущего ледокола Ивана. Одна его бровь поползла наверх, когда глаза увидели сигарету в губах русского.

- Ты это… перед казнью решил выкурить последнюю сигарету? – пошутил Ал. – Мне нравится твой настрой!

Иван выпустил дым, бросил «бычок» в море и сурово посмотрел на противника.

- Ты ведь не шутки шутить явился, ведь так? – русский торопил его сразу перейти к делу.

Тяжелая атмосфера тут же легла на плечи Керкленда. Воздух вновь накалился противостоянием. Затаив дыхание, он внимательно следил за парнями.

- Ты какой силой воспользуешься? – вдруг прорычал Америка, и из-за его плеч выросли перепончатые крылья. – Давай, Темный на Темного? Все равно оба в Ад пойдем, только я тебя первым отправлю!

- Россия, не слушай его, - вставил свое слово Англия, но Иван не слушал никого.

В миг над ним сгустилась тьма и материализовалась в вороновы крылья за его спиной.

- Россия, нет! – Керкленд ринулся к нему, но тот в миг взмыл в воздух. – Не стяжай эту силу! Дурак, что ты творишь?!

Но Брагинский лишь печально посмотрел на него и виновато улыбнулся, но поступал по-своему.

- Отстань от него, зануда! – рассмеялся Америка, обрадовавшись тому, что русский серьезно взялся за дело.

Сам пулей взмыл в воздух и завис напротив Ивана.

- Я сильнее тебя! У меня апгрейд! – похвалился он. – Не желаешь проапгрейдиться для равновесия? Я сегодня добрый и честный, поэтому могу подождать, пока ты перевоплотишься.

- Не могу позволить себе такой «роскоши», - кротко отказался Россия.

- Ну и дурак, - почему-то обиделся Альфред так, словно это он силы дает, а не Князь.

- Ты будешь нападать, или так и будем висеть в воздухе?

- А ты не указывай мне! – разозлился тот и полетел на Брагинского.

Керкленд же с ужасом всматривался в темное небо. Ребят было практически не видно, что сильно огорчало его.

«Россия, что ты творишь? Одумайся!» - волновался британец и упал на колени от безысходности.

Руки сами сложились для молитвы. Осталось уповать только на Бога.

***

Америка настиг Ивана и поймал его когтистой рукой за горло. Русский же схватился за его плечи, но Джонс потащил его по воздуху к материку. Там он швырнул Ивана о ледяную скалу, припечатав его. Удар был столь сильным, что уступ обрушился, засыпав Брагинского.

Россия подумал, что переломал все на свете в своем теле, но раны затягивались темной силушкой. Поэтому он преспокойно выкопал себя из завала и показался на поверхности. На белом фоне снега и льдов Ваня казался темным пятном.

- Я знал, что тебе это нипочем! – Альфред тут как тут.

Схватил Россию за руку, а другой – надавил на плечо, чтобы скрутить. И нарочно сломал по ненависти своей. Брагинский издал немой крик и зажмурился, но Ал обнял его со спины, прижав рукой за горло.

- Боль реальная, не так ли? Хоть и мгновенно исцеляешься, но ее, боль, никто не отменял, - ликовал американец, наслаждаясь тем, что может бесконечно причинять ему боль.

- Да… ее никто не отменял… - как-то обреченно согласился Иван.

Когти Джонса скользнули по шее и лицу русского, оставляя кровоточащие полосы.

- Я буду мучить тебя… - в самое ухо прошипел Ал.

- Тебе от этого легче? – спросил Россия, опустив ресницы.

- О, да!

- Тогда, мучай, если это заглушает твою боль, - разрешил ему Иван, и Джонс почувствовал, как горячая влага окропила его пальцы, лежащие на щеке врага.

Когти тут же безжалостно вонзились в лицорусского. Его слова уязвили сердце безумца.

- И буду! – пообещал Америка.

Вонзил свои острые от дьявольского преображения зубы в шею русского. Брагинский вздрогнул от неожиданности, но Альфред уже крепко удерживал свою жертву за плечи. Кровь теплым ручьём потекла под одежду России. Она показалась Джонсу незабываемым подарком, потому припал к этому источнику, как некий язычник к жертвенной крови.

Даже возбудился от ее пьянящего вкуса, отнимая жизненные силы Ивана.

Россия почувствовал, как изменился воинствующий настрой Америки на похотливый – руки заскользили по телу…

- Я сказал мучить, а не насиловать!

Вот теперь Джонс получил по морде, да с такой силой, что впечатался в ту же гору, куда минуту назад прилетал Иван.

- Какие мы недотроги стали! – возмутился Америка, приходя в себя после удара, но отчего-то развеселился.

А как же! Теперь на него смотрели разъяренные глаза противника.

- Наконец-то, а то пока тебя разведешь на серьезный мордобой, умрешь от старости, - добавил он и взмыл в воздух.

Ему хотелось бы сильнее рассердить Брагинского, потому устремил свой взор на русское войско. Иван раздраженно цыкнул – разгадал его злой умысел. Тоже взлетел, чтобы схватить и не дать ему напасть на людей.

- Ха-ха! Попробуй, поймай! – разыгрался американец и пулей полетел к технике и солдатам.

- Огонь!!! –отчаянно прокричал Россия, так как не успевал за врагом, а остановить нужно было.

Артиллерия раздирала плоть, разрывала на куски, но безумие Альфреда достигло такого апогея, словно в него стреляли пластмассовыми пульками.

Вмиг разнес все, что было на береговой линии своей невероятной силищей, сотрясая землю, разламывая броню и бросаясь жизнями.

Керкленд же решил добраться до материка на вертолете и с ужасом наблюдал за битвой титанов. Казалось, что обломки и земля волной достигала и его.

- Стой, ты же со мной хотел схватиться! – Россия выходил из себя, тоже бросаясь в противника бронетехникой.

- Мне нравится твой гнев! Давай же, дьявол! Покажи свою суть! – дразнил его Америка и заметил вертолет и… выглядывающего Керкленда из него.

Человеческий глаз бы ничего не увидел кроме сигнальных огней в такой кромешной темноте, но не эти кошачьи очи – подарок темных сил как-никак.

Жажда мести охватила Джонса.

«Поплатится за все!» - Альфред знал, что если пришибет этого англичанина, то Россия точно вытрясет из него душу за это.

- Не допущу! – Брагинский испугался за Артура и бросился догонять мерзавца.

Ярость заклокотала, как лава в вулкане. Безысходность и отчаяние щемили сердце.

Керкленд с ужасом заметил несущегося на него Америку – на белесом фоне земли сверху хорошо просматривалась стремительно приближавшаяся черная точка на крыльях.

«Хочет отыграться…» - странно, но Артур не испытывал к нему ненависти и сейчас.

Тот летит его убить, а ему, англичанину, хочется его обнять и… успокоить. Страшно. За него…

Альфред поймал «птичку», ломая хвостовые лопасти, и закружил с силой вокруг своей оси.

- Если в фильме нет взрывающего вертолета – он неудачный! – смеялся парень.

Подождал, когда Россия подлетит ближе, и затем отпустил. Что касалось Артура, то тот обнял спинку сидения и закрыл глаза, претерпевая чудовищные перегрузки. Но все же сил не хватило – вылетел из железного ада и просто чудом не попал в работающие лопасти рулевого винта.

В памяти он даже запечатлел мгновенное движение краев лопастей перед самым носом.

Россия уже готов был принять на себя падающий вертолет, лишь бы спасти Артура, но вовремя заметил того вылетающим из кабины. От глаз Альфреда это тоже не ускользнуло. Парень решил перехватить своего пленника.

Хотелось причинять боль русскому, уничтожая в округе всё, что тому дорого. Он не мог остановиться. В груди – непонятная боль, опаляющая, неутомимая.

Россия прав: только чужая боль охлаждала его боль.

Артур падал головой вниз, но когда заметил, чтооказался меж двух огней, сгруппировался и выпрямился. Иван и Джонс поймали Англию одновременно с двух сторон, прижав того с боков и обнимая руками. Сам же Керкленд завис в воздухе между противниками, невольно схватившись за их одежды, можно сказать, за грудки. Как же сильно бились их сердца.

Россия и Америка сверлили друг друга глазами. Никто не желал уступать. Такой густой смеси ненависти и ярости Англия не припомнил вообще никогда, даже в себе. Зло сковывало, заставляло трепетать, топило и душило.

- Хочешь, разорвем его на куски прямо здесь и его кровь дождем прольется на землю? – Америка нарочно злил Ивана и пугал британца, больно сжимая последнего в своих руках.

Теперь уже и Брагинский растерял всю свою сдержанность, зло вытесняло все добродетели – невероятно захотелось уничтожить противника в лице Америки.

Артур остро почувствовал, как невероятно почернело и до того изъязвленное тьмой сердце русского. Хотелось что-нибудь сказать, остановить, но не мог. Чужой оплот зла парализовал даже ум – можно было только со страхом наблюдать за происходящим.

От Брагинского стало отделяться что-то темное и густое, вырастало над ним бесформенной массой. Альфред с интересом наблюдал за изменениями, пока это «темное» вдруг не превратилось в штык и не пронзило его прямо в горло.

Америка аж отпустил британца, а пронзившая его игла удлинилась и унесла американца с собой, пригвоздив того уже к земле. Все произошло очень быстро и стремительно. У Артура челюсть отвисла. Затем «копье» также быстро вернулось в общую массу темного облака над Иваном.

Керкленд поднял голову, чтобы взглянуть на друга и… огорчился.

В глазах – жажда крови и безумие, такое же, как и у Альфреда. Переубеждать – бессмысленно.

Темное облако переместилось под ноги и превратилось в вороного коня с упряжкой, которого Иван оседлал, а Керкленда усадил перед собою и обнял одной рукой, другой – держал вожжи. Конь был яростен и непослушен, бешен. Дьявольский конь вставал на дыбы, но Россия довольно грубо потянул вожжи и ударил по бокам ногами и животина поскакала по воздуху, к земле.

Англия также был безмолвен. Смотрел на сатанинскую скотину, затем взгляд упал на Альфреда внизу, потом Арти посмотрел накрепкую руку Брагинского и… беззвучно уронил на нее слезы.

«Теряю обоих…» - он, конечно, предполагал самое худшее, но когда его догадки становились реальностью – сердце болело в сто раз сильнее.

- Не вставай между нами, беги… - как-то хладнокровно сказал Брагинский, бросив Артура на земле и поскакал дальше.

Ноги Артура не держали, куда там бежать? Немощь телесная и душевная… отчаянная. Хотелось кричать от беспомощности, но и этого не мог. Упал на четвереньки. Водопад слез душил, но ни единого звука не получалось извлечь из себя. Все как в несмешном немом кино.

«Прекратите… остановитесь…» - даже внутренний голос казался приглушенным и слабым.

Раны Америки зажили, и он ощупал свою шею.

- Круто ты меня! – даже восхитился и вскочил на ноги. – Давно пора! Наконец-то ты серьезен, Рашка!

Америка и Россия вновь схватились. Такого ожесточенного боя практически бессмертных Англия не видел. Эта парочка ломала собою землю и льды, прорезала небо и облака. Ничто не могло устоять…

Они крошили друг другу кости, разрывали плоть, отрывали конечности, но все снова срасталось. Из-за чего масштаб разрухи был колоссален, но сама схватка… бессмысленной.

Война перекинулась уже вглубь материка. Стирались города и дороги – техникой и дьявольской силою.

«Ярость не утихает! – по выжженным дорогам шел за ними Керкленд, не чувствуя своих ног. – Таким темпом они могут не только себя уничтожить, но и всю планету…»

Огонь по американскому материку тоже шел. Такой же горячий и беспощадный. Перемешались города и земля…

Альфреда уже не беспокоила боль его людей и потери… денежные потери его тоже не волновали. Ему хотелось только одного – отомстить:

«Я шёл прямо к цели, а воздух горел,

И капала с неба сталь.

Враги посылали мне тысячи стрел,

Пронзавших бескрайнюю даль!

Огонь приближался, сжимаясь в кольцо, -

Дороги назад уже нет.

Я шёл напролом, обжигая лицо,

Не щурясь на яркий свет!»

Он и Россия безжалостно бьются, пробивая плоть сталью. Но вот они снова упали наземь, вцепившись в горла руками. Небольшая передышка. Альфред продолжил свою песню, глядя врагу прямо в глаза:

«Возможно ль понять? Возможно ль простить?

Войне этой нету конца.

А счёт если есть, то чем оплатить

Этот кусочек свинца?

Я шёл прямо к цели, а воздух горел,

И нету дороги назад,

Дорога осталась всего лишь одна -

И это дорога в Ад!»

Джонс с силой ударил Ивана ногой в живот так, чтобы тот отлетел. Америка же неторопливо поднялся на ноги, вытер кровь и грязь с губ тыльной стороной ладони. Продолжил:

«Новый день встаёт за моею спиной,

Новый день придёт, и ты будешь со мной.

Возьми огня и найди меня,

Ты найдёшь меня на пороге дня!

На пороге дня!»*

Только сейчас пьянящая усталость одолела их. Настолько ядовитая, что обоим показалось, словно выпили по ящику водки, как минимум. Перед глазами предметы двоились, в ушах звенело, голова трещала, руки и ноги стали ватными.

- Пошел на х..й! – искренне, в сердцах, послал его Брагинский тяжело махнув рукой, да чуть равновесия не потерял, а язык заплетался.

Джонс лишь рассмеялся, как же ему нравилось доводить русского до белого каления.

- Наш бой какой-то бессмысленный! – продолжил Иван, уже возжелав остановить это мочилово.

- А мне нравится! Нравится смотреть, как ты страдаешь, мерзавец! – тот вновь загорелся жаждой крови и побежал на него. – Я уничтожу тебя, уничтожу твою душу!

Россия стоял и просто смотрел на безумца. Такого же, как и он сам. Не хотелось уходить от удара. Почему? Может устал? Что еще может произойти?

«Я уничтожу… душу уничтожу!» - Альфреда вдруг одолело странное, практически бесовское желание.

Зрение преобразилось: увидел душу в груди Ивана. Она еле-еле светилась, но все еще тлела. Тьма была лишь толстой-претолстой оболочкой, скрывающей сокровище.

Именно эта находка заставила Америку взволноваться и неведомое чувство голода одолело его. Ал остановился перед Россией, но замахнулся своей когтистой рукой и расцарапал грудь, проникая пальцами сквозь темную оболочку. Коснулся души и… поцарапал!

Ивана как током ударило – отскочил от Джонса на несколько метров и упал, схватившись за грудь и припав лицом к земле. Он не понял, что такого сделал ему Альфред. Отчего стало так невыносимо больно? Да так, словно дух вот-вот готов оторваться от тела и покинуть его. Боль – духовная. Словно над огнем провели. Самым сильным огнем, который только бывает.

Брагинский обеими руками сжимал грудь, свою нестерпимую рану, но все же поднял голову и посмотрел на Америку. Перед глазами плыло… от слез…

Иван как-никогда испугался за собственную душу. Если такова агония при легкой царапине, то как же теперь страдает Гилберт, пожираемый Сердцеедом?!

«Я коснулся краешка ада…» - подумалось русскому.

Вспомнились мольбы Пруссии, его безотчетный страх перед духовной гибелью и слезы. И эта самая адская боль души.

Америка же растянул губы в улыбке и хищно прищурился. Облизал кровь на своих пальцах.

- Кажется я знаю, как тебя убить, - вслух поразмыслил он, но затем обратился к пострадавшему. – Наши тела сейчас неуязвимы, пока темная сила еще не истощилась в нас. Как же ее много, не так ли?

Тут Ал хохотнул, но вернул свою сдержанность и сжал кулаки, опустив руки:

- Я выбью из тебя весь твой русский дух!

Побежал к нему.

«Вот оно как… не на жизнь, а на смерть…» - Россия теперь потерял всякую надежду на ничью.

Либо он, либо его.

Но Уныние боялся подпускать к своему больному сердцу, знал, что лучше спустить всю ярость и наломать дров. Что Брагинский и сделал…

Иван оказался у себя в подсознании; все его грехи превратились в черных коней, бьющихся каждый в своем стойле.

- Гнев, твой любимый конек, не так ли? – рядом с ним появился и Гордыня-двойник – он единственный был в человеческом обличье. – Он твоя беда и защита…

- Да, - сухо ответил Иван, обреченно приблизившись к самому беспокойному стойлу. – Когда есть он, то я забываю о… другом.

- Я знаю, - Князь внезапно оказался у самого тихого и спокойного коня, погладил по морде и улыбнулся, когда конь фыркнул ему в ладонь. – Твой главный смертный грех, который способен тебя поглотить целиком и полностью – Уныние, с ним ты больше всего боишься сливаться. Гнев же…

Гордыня переместился к самому шумному стойлу:

- Он – твоя вторая страсть, которую ты каким-то непостижимым образом успеваешь взять под узды в самый ответственный миг, - казалось, что Князь удивлялся. – Я знаю твой секрет, Брагинский. Все сливаются со своим основным, главным грехом: Англия – с Гневом, Франция – с Похотью. Ты же, русская сволочь, умудряешься запрятать свой самый главный грех от греха подальше, ха-ха!

Скаламбурил Гордыня и вернулся к Унынию. Россия безмятежно наблюдал за плавными, но быстрыми перемещениями нечистого. В этом было что-то завораживающее.

- Ты прячешь его, и сливаешься с Гневом, зная, что его обуздать тебе проще, чем кому-либо; скажи, как ты это делаешь? – недоумевал Князь и теперь перетек к Ивану, став почти вплотную. – Скажи. Я знаю, почему ты так долго пребываешь Темным – не родной грех стяжаешь. Вот он твой главный секрет. Но все же, как ты так быстро сливаешься со второстепенным грехом, тем более таким наисильнейшим, как Гнев, а потом тут же сводишь его на нет?

- Смирением, - лаконично ответил Ваня, чем вызвал недовольную гримасу у двойника, словно у того рвотный рефлекс на это слово. – Слабо?

Князь аж зашипел от отвращения и шарахнулся от Ивана, как от чего-то мерзкого.

- Фу быть таким! – Отец Лжи даже показался искренним в словах. – Вечно ты мне всякие гадости говоришь и делаешь!

- Чья бы корова мычала! Ладно, чего хотел? Не говорить же то, что я и так знаю, не так ли? –на самом деле Иван не хотел его о чем-либо спрашивать, но знал, что просто так от него не отвяжешься.

Придется выслушать его предложение.

- Используй Уныние. Ты очень силен со второстепенным, а теперь представь себе, какова будет твоя мощь, если сольешься со своим самым главным грехом. Или же соедини Гнев и Уныние также, как Америка сочетает в себе Зависть и Обжорство, - вот чего хотел Гордыня все это время!

- С ума сошел?! Я не такой дурак…

- Не перебивай меня! Я не договорил! Я же не просто так чего-то прошу, да? Взамен я пощажу твоего друга, или даже друзей. Проси всего, чего хочешь!

Тут Иван замер. Аж дыхание перехватило: перед ним появился пригвождённый к кресту Пруссия. Он был без сознания и черен – Сердцеед пожирал его душу. Слезы душили русского, но он сдерживался.

- Да-да! Я отпущу его, хочешь, даже прямо сейчас? – приговаривал Гордыня, погладив рукой светлую шевелюру Гилберта. – Не думай, что он сейчас ничего не чувствует. Его душа отмирает здесь, а его дух уже в Аду. Когда Сердцеед полностью пожрет его силы, то душу больше не соединить с духом – он останется навеки моим рабом. Я его уже похитил, ха-ха! Но могу и отпустить, если того требует договор.

Князь заметно оживился. Его глаза загорелись – сразу видно, что «впаривать» свои услуги – любимейшее из занятий. Да и вкупе с шантажом – двойное удовольствие.

- Ну? – двойник вновь приблизился к Ивану, глядя на него, как навязчивый торговец всякого барахла.

Россия растерялся, уж больно сильно искушение! Освободить друга, который попал в плен по его же вине…

Конь в стойле с табличкой «Уныние» постучал копытами.

- Хочешь, я и Америку отпущу? Да-да! Я сегодня, как бы добрый – отгоню ураган своих слуг, - предложения возрастали, сводя с ума Брагинского.

- Две души по цене одной! Как тебе? – Князя понесло. – Или могу еще кого освободить, кого я сейчас подвергаю искушениям. Только…

Тут его глаза жадно-прежадно, можно сказать, страстно загорелись:

- …Только отдай мне свою драгоценную… сладчайшую душу…

Иван смотрел на Гилберта, подумал об Америке и не удержал слез. Дышать стало трудно. Теперь слова самого Зла показались вполне разумными, а предложение – равноценным.

Но…

«…Почему ему так сильно хочется похитить именно мою душу? Почему две души: Альфреда и Гилберта – только разменная монета?» - недоумевал Россия.

Ему даже показалось, что где-то там наверху, Бог и Дьявол снова поспорили: продаст ли Иван душу? И теперь Князь делает все, чтобы победить.

Естественно, это была его выдумка, но именно она несколько отрезвила русского: ведь на меня сам Господь смотрит!

- Изыди, нечистый! – рассердился Брагинский на прозорливого льстеца и шантажиста. – И отдай мне моего коня!

Россия в наглую отворил стойло с Гневом, сильно потянул разбушевавшегося коня, но оседлал того.

- Эй, это вообще-то мой слуга! – Князь изумился столь непочтительному отношению к его персоне.

- Нет, это моя страсть! Так что – отстань! Я сам разберусь с Америкой и спасу Гилберта! – воодушевился Иван и поскакал на грехе-коне.

- Совсем страх потерял парень: пользуется моим оружием и хочет еще кого-то спасти, - пробурчал Гордыня.

Нет, он радовался тому, что Россия пользуется его услугами, а не благодатью свыше, но эта русская сволочь дерзит: на уговоры не поддается, и не брезгует брать все, что плохо лежит. Чеми рассердил Князя.

«Отомщу же!» - прозвучал голос Гордыни в голове Брагинского.

«А я и не сомневался», - мысленно ответил ему Россия.

***

Когда Джонс настиг Ивана, то что-то темное выросло под русским, как гигантский гриб, подняло его и… превратилось в коня, поднявшегося на дыбы. Америка замер – не ожидал вновь увидеть его. Иван потянул поводья, пронзая Альфреда яростным взглядом. Пока последний стоял в растерянности, получил копытом дьявольского животного.

Отлетел далеко, собирая землю ногтями и чуть ли не зубами.

- Так меня не убить! – разозлился Америка и, собравшись с духом, повторил попытку.

Попотев немного, получилось таки поймать русского всадника и упасть с ним на землю. Гнев переполнял их обоих, но оба вскочили на ноги и, словно зная, что делать, пропустили правые ладони в грудь друг друга!

Кто первым вынет душу – тот и победитель.

«Я первым убью тебя, мерзавец!» - Иван услышал мысли Джонса, пропитанные небывалой злобой, словно сам Сатана говорил его устами.

«Не успеешь – я убью!» - Иван пропускал руку сквозь темную оболочку грехов…

***

Теперь он видел, как скачет на своем яростном коне сквозь непроглядную мглу, но тут тьма вдруг опустела, стала прозрачной, и Брагинский обнаружил, что в своей руке сжимает за горло что-то прекрасное и светлое, но имеющее образ Альфреда.

Душа. Его многострадальная душа, которая устала кричать от боли, задыхаясь во тьме.

- Не губи, спаси меня… - сказала она, когда с ужасом поняла, что теперь не одна здесь. – Молю…

Конь Брагинского растворился, сам же Иван задрожал, как в ознобе, когда заглянул в глаза погибающей души. Настоящая светлая суть Альфреда! Но сейчас такая печальная, умоляющая… погибающая…

«Я должен ее вынуть, тем самым отдам ее в плен Князю…» - осознавал Россия, все еще сжимая свою драгоценную находку.

Но чем больше он смотрел в умоляющие глаза обреченной души Альфреда, тем больше сомневался в своих грязных помыслах.

- Прошу, не губи… - душа проливала слезы.

Не сопротивлялась, смиренно ждала своей участи: казни или помилования.

- Не отдавай Князю в рабство, «унесет во Ад жива», - умоляла, трепетала в руках палача.

Ивану показалось, что это его схватили за горло. Такая тоска на него накатила, а чувство вины затерзало сильнее, чем что-либо. Как же ему захотелось, чтобы душа Альфреда освободилась от оков Тьмы и запела в благоухании благодати.

- Прости… - Ваня обнял это сокровище и затрепетал от благоговения. – Прости меня…

- Скажи ему, а то он меня не слышит, - попросила душа, заключая в объятия Брагинского.

Того все еще трясло от потрясения.

«Не губи…» - все еще звучало в его голове, как навязчивая мелодия.

Все его планы по уничтожению Альфреда провались куда-то к чертям. Ему даже стало невероятно мерзко от того, что замышлял подобное. Осознал потрясающую и одновременно ужасающую вещь – Альфред оказался важнее и любимей, чем он сам, несмотря ни на что.

Джонс, какой он был до столь ужасного грехопадения: искренний, милый, веселый… счастливый.

Закричать от безысходности – вот чего захотелось…

***

Альфред же, в свою очередь, сжал душу России. Иван как-то разом расслабился – неторопливо вытаскивал ладонь из груди Америки и беспомощно опустил ее вниз. Чем сильно удивил своего врага, которого он так сильно успел полюбить.

Керкленд же, который везде следовал за ними и болел за Ивана, заволновался сильнее. Наблюдая за их битвой, британец смекнул, как парни решили убить друг друга.

- Принимай! Принимай мое предложение, и я не трону твоих друзей! – и голос Князя как всегда вовремя.(Видимо, тоже болеющий за Ивана в какой-то мере).

Россия даже не сразу осознал, когда успел открыть ворота Уныния и… понеслось. Очнулся уже на бешенном неуправляемом коне, несущемся к пропасти.

Иван тянул за поводья, бил его по бокам ногами, но все тщетно – чертово животное несло его к бездне.

***

- Я сам сожру твое сердце, даже Князю не оставлю! – угрожал Америка, пуская слюни в безумии своем.

Уныние же, захватив Ивана, заговорил его устами, да так, что сам русский верил тому, что это его собственные слова:

«Не осталось ни сил, ни ощущения боли

Тоской изъедена душа, как личинками моли.

Все катится в пропасть, причем уже не в первый раз

И равен нулю смысл дружеских фраз...»

Америка приостановился с вытягиванием души. Почувствовал, что в противнике что-то коренным образом поменялось. Его слова… все его слова имели особую темную силу, но уже другого качества. Они погружали в некий омут не только говорившего, но и слушателей…

Иван же, опутанный сетью самого страшного из страстей, продолжал свою песню, слегка пошатываясь от усталости:

«Все кому-то подарено, потеряно, продано

И сердце, кровью облитое, за ужином подано.

Осталась только грязь на дне карманов одежды

И какое-то чувство, что-то вроде надежды...»

Грех невидимо для всех обнимал Россию, нашептывал, так ласково и обреченно. Америка так и не заметил этого – ослеп от своих страстей, перестал видеть очевидное.

- Сожру! – с силой сжал душу Ивана, вызывая адские муки, от которых хотелось сильнее отдаться одолевшему врагу-страсти.

***

Боль снова погрузила русского в свой мирок.

- Смотри, малыш! - окликнул его Гордыня. – Радуйся!

Брагинский поднял голову и увидел, как тот вынимает Сердцееда из Гилберта.

***

- Порву на части!!! –Америке не хватало сил вынуть целую душу, словно некая могущественная воля не позволяла этому случиться.

Поэтому он задумал отщипнуть кусок, а потом еще и еще до тех пор, пока не опустошит. На том и решил. Вонзил когти, глубоко.

России показалось, что в него воткнули раскаленные стержни. Мука такая, что и кричать невозможно.

«Нет, не рви…» - хотелось даже умолять, но Альфред безжалостно вырвал что-то из его души.

Что-то очень важное.

Парней как-то с силой отбросило в стороны, а из груди русского вслед за частичкой души выпал и Сердцеед, чем вызвал крайнее недоумение.

«Чего только не вываливается из России: то сердце, то клинки…» - отметил про себя Артур.

Забеспокоился сильнее.

«Так, что там с Гилбертом? Погиб окончательно или же спасся?» - озадачился британский шпион.

- Вот ты где! – Америка даже обрадовался старому знакомому Сердцееду, но затем посмотрел на зажатый кулак.

Становилось горячо, да так сильно, что невозможно было терпеть.

- Ай-ай! – Альфред стал перекидывать светящийся шарик с одной ладони на другую, словно горячий пирожок из печи.

Но шар как-то разом расширился и… принял светлый образ Пруссии. Он держался за руки Америки.

- Прошу, прости Ивана, - заговорил он, становясь легче и взлетая так, словно его невидимые ангелы уносили с собой на Небеса. – Молю, ведь там так ужасно…

Гилберт и вправду выглядел так, словно побывал в Аду.

- Исчезни… - Америка отпустил его.

Россия же на мгновение просветлел, когда увидел воспаряющего к Небесам Пруссию. Только он видел, как его несли ангелы. Обрадовался так сильно, что не мог и слова сказать.

«Получилось, слава Богу!» - слезы радости застилали лицо русского.

Правда и белая зависть кольнула – пришлось стать разменной монетой, но…

«…это стоило того…» - самого себя уверял он.

- Россия, я буду просить за тебя, дурак, - сказал Пруссия, перед тем, как исчезнуть.

- Везет же гаду! – раздосадовался Джонс, указывая на небо. – Неужели таких уродов берут в Рай?

- Бог Всемилостив ко всем. А что тебе мешает устремиться туда же? – вопросом на вопрос ответил Иван.

- Ты, сука! – Альфред кинулся было к нему, но заметил Сердцееда.

На полпути передумал – решил вооружиться, но Россия оттолкнул противника подальше от столь страшного артефакта.

А Уныние продолжало напевать и внушать уже только своей жертве – душе Ивана. Словно на цыпочках подобралось к ней, улавливая в свои сети:

«Она слышит шаги, они все тише и тише

Он снова стал журавлем и будет жить где-то выше», – говорил он о Гилберте душе Ивана.

«Она его не ждет, она простила и плачет,

А тупая подруга ее надеждой дурачит…

Время тихо уходит и наивная ложь

К запястью левой руки примеряет свой нож.

Надежда была и осталась напрасной,

Она капает на пол липкой жидкостью красной…»

Все стало как в тумане, бьет ли его Америка, пытается ли снова достать своей рукой и оторвать от души кусок, или же…

Уныние мешал, смущал.

Сердцеед же перевоплотился в человека и с недобрым намерением посмотрел на дерущуюся парочку. Выжидал чего-то. То ли ждал, когда его позовут, то ли хотел подобраться поближе, чтобы самому нанести удар.

***

- Так дело не пойдет! – Артур заметил опасного оборотня.

И решился на отчаянный поступок – снова оказаться меж двух огней. Бросился к Сердцееду, несмотря на свой страх и риск. По пути скастовал заклинание и припал рукой к земле в метре от меча-демона. Печать сработала – Сердцеед обездвижен и принял свой обычный вид клинка.

- Сиди и не рыпайся, - приговаривал Арти.

Он и так волновался за ребят, в глубине души надеялся, что все образуется, что победит добро и Бог не допустит беды. С каких пор он стал таким оптимистом? Не важно, но вмешательство Сердцееда в исход событий британец не мог потерпеть.

- Отойди! – Америка смог отбросить опьяненного унынием Ивана и теперь бежал к своему клинку к великому ужасу Керкленда.

Англии показалось, что этот парень готов затоптать его, если не отойти с пути.

Иван поднялся и только сейчас обнаружил своего британского друга в опасности. Это не просто отрезвило, а передернуло.

- Артур, твою мать, уходи! – отчаяние и тревога так и сквозили в его словах.

Поспешил спасать. Альфред настиг британца и одним ударом с ноги под ребра опрокинул того на землю. Схватил Сердцееда и направил острием на брата.

Ненависть. Только лютая ненависть отражалась в его глазах.

- Умри! – Альфред не шутил, так, словно перед ним не брат, а несносный незнакомец.

Но не смерти боялся Керкленд.

«Спрячу клинок в себе…» - Англия готов был себя распять ради того, чтобы дать Ивану возможность спастись.

Артур бы никогда не поверил, что когда-нибудь отдаст всего себя ради кого-то. Раньше он бы рассмеялся. Но что же сейчас? Глядит в глаза брата, и смиренно ждет рокового удара, собираясь отобрать у Князя его главное оружие против любимых.

«Я все испортил, я же и верну!» - про себя всем сердцем воскликнул сэр Артур Керкленд, он же Англия.

Готов отдать себя на вечное осуждение, лишь бы вернуть мир. Сколько раз он был на краю погибели? Но именно сейчас он почувствовал ее уверенную руку на горле, она дышит ему в лицо, смеётся устами его брата. Артур успел даже обрадоваться тому, что не Ивану достанется Сердцеед.

Уныние же диктовало России другую реальность, толкало отобрать подвиг смерти британца:

«Ты изначально один, но даже если есть друг,

Он не увидит всех бед на ладонях твоих рук.

Он за тебя не станет смелым, если ты оторопел,

И за тебя сказать не сможет то, что ты сказать хотел.

Он может только помочь, если что-то не так,

Когда глаза твои застелет безысходности мрак,

Когда слезы ровно делят на три части лицо

И не осталось надежды на себя самого...»

Как же обреченно звучал голос этой страсти! Ивану даже казалось, что само Уныние испытывает на себе всё то, что говорит. Как же глубоко оно проникало и разрушало душу не хуже, чем сам Сердцеед. Его невозможно не слушать.

Россия встал между братьями, раскинув руки, подставляясь под смертоносный для души удар, чем спас того, кто хотел помочь. Клинок вновь проникал в грудь, но на этот раз пронзая русскую душу. Это уже не царапинка, – а сквозная духовная рана, парализующая всю суть. Холодный огонь геенны.

И Америка, и Англия замерли в изумлении. Джонс, растерявшись, даже отпустил клинок. Россия схватился за рукоятку – Сердцеед уверенно и болезненно погружался в него.

Россия охрипшим и истощенным голосом запел в унисон с Унынием:

«Надежда – самообман, но это все что у нас есть,

И она ходит по рукам, продавая свою честь.

Эта лживая тварь пыль пускает в глаза,

Исчезая в тот момент, когда она так нужна.

Она будет уходить и возвращаться много раз,

Всегда держа на расстоянии заветный алмаз.

Я без надежды убит, тоской навылет прострелен,

Потому что я надеялся, а не был уверен…»**

Клинок исчез в груди, а веки Ивана закрылись, выдавив последние слезы. Англия сам не помнил, как оказался на ногах, чтобы поймать падающего друга. Но сил не хватило, чтобы удержать – сел на землю, прижимая Брагинского спиною к себе.

- Вань, нет, что ты наделал? – он уже не обращал внимания на Америку. – Ведь Князь этого и хотел!

Попытался проникнуть усилием мысли в подсознание России, но Тьма там встала стеной – не пропускала.

Не верилось.

- Вань… - вторил Керкленд, роняя слезы, которые не приносили утешения. – Ты же Россия – ты непобедим… Не так ли? Россия… Россия…

Имя. Это имя ему показалось невероятно сладким и ласковым. Как же велика потеря!

Лицо Ивана невозможно печально и обреченно.

- Я похитил его! И оставлю в самой глубине моего Царства Тьмы! - похвалился Князь, незримо сотрясая воздух, чем полоснул по сердцу Артура.

Америка стоял над ними с широко открытыми глазами – тоже слышал голос нечистого. И тоже не верилось… в свою победу! А по сути, победа не его, а Князя.

Ал затрепетал. Закрыл лицо одной рукой. Захотелось смеяться, ликовать. Его плечи вздрагивали, но все же залился в хохоте.

- И это всё?! – не верилось ему. – Так просто?

Как-то и злорадно, но и пусто было. Он ждал облегчения, но сердечная мука лишь усилилась. Хотелось залечить рану. Но чем? Месть не помогла.

«Возлюбленный друг – погиб, брат – в безумии…» - Артуру хотелось самому лишиться ума, чтобы не понимать масштаба своих потерь.

Единственно, чему он удивлялся – не злился на Джонса. Поднял свои очи на брата и с болью смотрел на его безумие.

«И что же дальше? Боже, почему допустил? Неужели таков этот Конец? Ваня, ты отдал всего себя ради… меня?» - мысль, что могло быть все по-другому, если бы он не вмешался, терзала его.

Но поздно махать кулаками после боя. Слишком поздно.

- Я победил! Я отправил его прямиком в Ад! – возликовал Альфред, но затем с заинтересованностью поглядел на Артура. – Что? Съел? Моя правда победила!

Угроза повисла в воздухе. В глазах американца неудовлетворенность, да такая, словно это он побежденный, а не Россия.

- Я не вижу победителей… - честно ответил Керкленд, поймав себя на том, что уже давно гладит Ивана по его шелковистым волосам так, словно тот просто заснул.

- Сейчас покажу, - одержимый Альфред ударил брата по лицу.

Тот даже не сразу почувствовал боль, пока не схватили за волосы и не потащили в сторону, подальше от России.

«Неужели и я следом за ним? В Ад…» – Керкленд даже не мог сопротивляться такой яростной мощи Америки.

Бросили на землю, наступили на пальцы ботинком, затем дали по челюсти и под дых.

«Да, пожалуй, меня сегодня точно убьют… - обреченно подумал Керкленд, припал к земле и смотрел на лежащего неподалеку Ивана, претерпевая побои. – Вань, как же все печально закончилось. Но я… Ах! Тс… ребра трещат… Но все же… Я не сожалею, что был за тебя… что был с тобою… что…»

Теплая улыбка России всплыла из памяти.

«Как жаль, что мы унаследуем только рабство Ада… ладно я, но ты… если тебя в самую бездну уволокли, то куда ж тогда меня такого окаянного? – перед глазами все плыло. – Боже, прошу, вырви его из рук Князя… ради всех святых и меня… невероятно грешного…»

Рука тянулась к Ивану, но он лежал и далеко, и рядом одновременно. Хотелось коснуться, хотя бы края его одежд, но…

Тут же пальцы Артура оказывались под подошвой обуви. Руки и пальцы побиты, но все же тянулись, как жаждущий к воде.

Сознание угасало, но хотелось спеть последнюю песню, хотя бы про себя:

«Я сам не свой,

Мой след потерян.

Я с головой

В песчинках времени -

Упал на дно,

И метроном

Считает в тишине...

Пока все ждут

Прихода Истины,