Глава 59

Такая уже знакомая и густая. Тьма…

Иван, пронзенный клинком, падал сквозь толщу зла. Но затем тьма расступилась, но от этого легче не стало. Исчез и воздух. Словно проваливался в вакуум – никакого воздушного сопротивления. Бездна как она есть.

Летел вниз головой. Что он чувствовал? Пустоту. Гнетущую. Такую же, как и вокруг. Все перемешалось вокруг…

«Над головою плещутся волны,

А в океанах плывут облака.

Грезы колышутся ртутью в ладонях,

И застывает контакт у виска...»

Запел он всей своей больною душою. Но его вдруг догнал Князь; так же летел вниз головой. Схватил за плечи своего пленника и тоже запел:

«Ветры холодные сменят картины,

Над дымом и пеплом поднимут Меня.

В час воскрешения мёртвой машины

Закружимся искрами в танце огня…»

Иван, поглощенный Унынием, пронзенный Сердцеедом, в руках Князя – как никогда осознавал свое вечное рабство. Теперь ему ничего не светит…

«Лишь ты и я!» - все слезы высохли; он в Царстве Зла.

Там ничего нельзя, только то, что скажет Князь.

А он напутствовал следующее:

«Всё кончено, всё кончено!

Мир выжженный, мир взорванный!

И мы с тобой, и мы с тобой

Последний грех Земли былой.

Двух разумов симфония,

Любви в Аду история

И жизнь, и смерть - синтетика

Агонии эстетика!»

Бездна как-то разом закончилась. Гордыня пригвоздил драгоценную душу к кресту и жадно припал к ее губам. Его властный поцелуй поглощал все помыслы к спасению. Иван подчинился, ответил. Сначала как-то неловко и даже трепетно (еще бы – самого Сатану целуешь!), но потом как-то растворился, свыкся.

Иван понимал, что душа еще не погибла, но Сердцеед уже начал свою работу – отделение души от духа. Но это лишь дело времени.

Князь отпустил его губы и победно заглянул в глаза своего раба, словно ждал от него слов, первых впечатлений и всего такого.

Брагинский же осмелился коснуться его лица ладонью. Здесь действительно никого нет, кроме этого самого лютого врага всего человечества. Потянулся к его губам своими уже добровольно:

«Током струится, льётся по венам

Кровь, оживляя Твои провода.

Навеки прощаюсь я с духом и телом,

Чтобы остаться с тобой навсегда!»

Отрекся, Иван от всего отрекся. Безмерно порадовал самого злобного из падших Ангелов.

«Лишь ты и я!» - Князь связал его руки и ноги колючей лозой к кресту, чтобы они напоминали о вечном плене.

«Всё кончено, всё кончено!

Мир выжженный, мир взорванный!

И мы с тобой, и мы с тобой

Последний грех Земли былой

Двух разумов симфония

Любви в Аду история

И жизнь, и смерть - синтетика

Агонии эстетика…»*

Обреченно напевала гибнущая душа Россия.

Сам же дух Ивана был заключен в другом месте – в темнице Уныния.

Душу, пожираемую Сердцеедом, подняли на перевернутом кресте в центре Ада – как символ победы Князя.

***

- Перед тем, как тебя отправить к Рашке, хочу растянуть сие удовольствие, - Альфред решил не спешить с братоубийством.

Стоял, удерживая всего побитого Керкленда за горло. Все бы ничего, если бы Арти за спиной не заметил, как зашевелился… Брагинский – как-то вздрогнул руками!

«Показалось…» - не верилось, но все же свое внимание сосредоточил на России, а не на мучителе.

- Смотри мне в глаза, когда говорю, - встряхнул его Джонс.

Но Россия позади американца снова пошевелился, и более того, как-то плавно поднялся, смущая наблюдателя. Артур открыл рот в изумлении, а про Америку и забыть забыл.

«Я буду сильным

Без ваших долбанных машин…»

Мелодичный голос русского прорезал воздух и достиг ушей братьев. Брагинский сделал пару шагов в по направлению к ним.

«Я буду сильным,

Очаровательно крутым!»

Артур видел, как лукаво исказились черты лица Ивана. Джонс замер. На американском лице нарисовалась картина, а-ля, Вселенную сотворили зеленые леприконы голландской травы, выкуреннной на горе Фудзи самим Тенгу.

Альфред уронил брата на землю и резко обернулся. Так и есть – Россия жив! Но…

«Я буду классным,

Когда взорву ваш магазин,

Таким опасным

И сексуально заводным!»

Брагинский вдруг телепортировался со своего места и возник перед до смерти удивленного Джонсом. Подмигнул ему, смачно поцеловал в губы, затем оттолкнул и, рассмеявшись, топнул ногой – земля вышла из земли и подняла его на несколько метров, как на пьедестале.

Иван раскинул руки в стороны и продолжил свою песню:

«В интересах революции,

В интересах революци-и-и-и,

В интересах революции,

В интересах революци...

Налейте крови -

Бокалы синие пусты!

Давайте выпьем

За обаяние борьбы!

За идеалы-

Мы их ковали на огне,

За ваших дочек,

Которых я возьму себе!»**

Альфред попятился назад, споткнулся об лежащего Артура и упал, сложив на побитого свои длинные ноги.

Как же живо играла мимика России. Совершенно по-иному: не в меру нагло, даже пафосно, злорадно, лукаво и… магически привлекательно!

Одно было ясно – это не Иван, а кто-то в его теле.

- Воплотился таки… - отметил Англия, но уже как-то так равнодушно.

Без России ему свет уже был не мил. Лично для него: Иван в Аду – вверх несправедливо! И теперь пусть этот мир катится ко всем чертям.

- Да, он самый! – услышал его Князь и указал на себя пальцем. – Великий и Ужасный! Трепещите, несчастные!

- Да? А мне кажется, что Пруссия тебя чем-то заразил пока пребывал в твоем Темном Царстве… - бесстрастно пробубнил Керкленд, с усилием выползая из под тяжеленых ног брата. (Тот словно окаменел).

- Ошибаешься! Это он стяжал мои силы, - Темный даже как-то оскорбился.

Артур усмехнулся. Как же он был бы рад, если это Гилберт вновь вселился в Ивана и просто так жестоко пошутил. Вполне в его духе. Но нет, все гораздо ужаснее…

Альфред все также сидел неподвижно. Не знал, что и делать. Перед боем с Иваном он смирился с тем, что отправится в Ад к Князю. И что теперь делать? Князь тут? Заберет сейчас на муки или сразу в чин и служить поставит?

Тут самозванец посмотрел на непривычно притихшего Америку и протянул к нему руку. Тот испытал животный страх, но не смел и шелохнуться.

- Выходите! – вдруг приказал Князь.

Альфреду поплохело. Замутило, затошнило, затрясло. Вырвало бы, да как-то и не идет. Что-то темное, мерзкое и бесформенное вышло из него. Нечистые… просто тьма нечистых ураганом вылетела из него.

Англия видел, как его брат из животного оборотня становился прежним, человеческим: когти исчезли, крылья растворились, глаза просветлели.

«Что? Почему?» - в сердцах недоумевал Керкленд.

Альфред закашлялся, задыхался. Упал лицом в землю. Силы покинули его.

- Все, можешь спасаться, если пожелаешь, я тебя не трону, - глаголал Князь, вдруг став серьезным.

Темные слуги, покинувшие американца, закружились вокруг Повелителя, как стая птиц. Тот даже подставил руку под движущийся поток темных сущностей – они протекали между пальцами, как песок. Казалось, что Князь наслаждался ощущениями плоти: либо это ему было в новинку, либо он очень-очень давно не захватывал тело настолько, что все его чувства – теперь и его.

Он радовался тому, что обладает плотью - теперь можно грешить ею…

Даже будучи самым лукавым из лукавых, его намерение грешить плотью невозможно скрыть. Глаза так и горели одним – насытиться ненасытным, а потом по важным делам. Это праведный может обуздать свое тело, воздержаться ради своего спасения и служения во имя Бога. А что же будет делать тот, кто сам считает себя Богом? Тот, кто не имея тела, вдруг обрекся в плоть, пусть и чужую?

Сам искуситель захотел впасть в свои же искушения! Хотелось угождать телу…

Братья не поверили его словам о неприкосновенности Америки. Приняли за лукавство.

- Шутишь? – Альфред с трудом приподнялся на руках. – Я должен быть в Аду… с Иваном…

- Должен, ли? Он тебя выкупил… - тут Князь растянул губы в улыбке. – …Собою. Вот дурак, не правда ли?

«О чем говорит этот нечистый? Иван ненавидит меня! Он не стал бы… он не способен!»–думал Америка, но в глубине души был потрясен.

- Врешь! – не поверил ему американец.

В душе кольнуло. Вернее – нехило так резануло. Представил себе, как Иван просит Князя за него, врага, мучавшего его столь долго.

«Такого не бывает! – слезы полились. – Не с Иваном! Так только Святые просят и то у Бога, а не у этого мерзавца!»

- Как хочешь, если спасаться не будешь – снова ко мне попадешь. Но сейчас я не могу тебя погубить, пока ты под защитой свыше, - пожал плечами Князь.

- Не верю! Какой еще защите? Я… - тут он осекся, вспоминая свою битву. Свою ярость.

«О, безумец!» - когда тьма отлучилась от него, парень смог трезво оценить свои дела.

Ужаснулся до глубины души.

- Я служил тебе! С чего это Богу защищать меня?! – не верил ему Джонс, находясь на грани истерики.

- Ты меня спрашиваешь? – махнул рукой Темный Россия и отвернулся. – Да я только рад забрать тебя. Ладно, мне некогда с вами возиться, пойду наводить порядок.

Россия исчез в урагане тьмы слуг.

Артур сначала тоже был возмущен тому, что Альфреда не забрали туда, куда нужно, но… узрел в этом незримый и непонятный многим промысел Божий. С трудом сел, поджав под себя ноги, закрыл глаза и усмехнулся.

- Видимо, это была последняя воля Ивана, перед тем, как уйти в Ад. Бог ее исполняет из любви к нему, падшему. По милости, - предположил Керкленд.

Англия удивлялся собственной дерзости: говорит чего-то. Только недавно был уверен, что будет убит братом. Притом дважды: когда хотел принять в себя клинок, и второй, позволяя себя избивать до смерти.

Но и после этого смерть лишь коснулась, но не забрала.

«Может, я настолько мерзок, что даже она брезгует?» - Арти не знал, радоваться ему или плакать.

- Как? Как такое может быть? – острая боль коснулась души Альфреда.

Закрыл лицо руками:

- Я не понимаю!

- Нам не понять, видимо, наказание адом не обнуляет ту любовь к ближним, которую стяжаешь. Теперь ты под защитой от Князя, болван, хотя совершенно не достоин. Но, любовь такова, что полюбишь и тебя, - Артур перефразировал знаменитую поговорку.

И посмотрел на брата. Уже не Темного…

Тот обнял себя за плечи, закрыл глаза и задрожал. Освобождение от Тьмы обожгло его сильнее, чем сама Тьма! Свет проникал в него и обличал все его ошибки. Свет огнем прошелся по его душе, и Джонсу казалось, что горит жива.

Он был уверен, что только Ад его ожидает, поэтому, когда сказали, что это не так и можно исправиться – поразило и изумило его! Ему дали то, что он сам посчитал недостойным.

- Но я же служил ему… Князю… - плакал он. – Как я могу…

- Все мы ему когда-то служили вольно или невольно, а ты на себе крест уже поставил. Тебе уже сам Сатана сказал – спасайся, если хочешь, а ты все о своем и своем, - причитал его Керкленд, еле-еле шевеля разбитыми от ударов устами. – Просто прими, что дают и иди, исправляйся.

Но слова брата сильнее ранили его. Альфред смотрел на его раны и побои, вспоминал себя одержимого и устыдился.

Но…

- Не я один виноват! – вдруг рассердился Джонс, вскочил на ноги и замахал руками. – Да мы все нагрешили, мы все – служили этому черту! Пошли вы все нафиг! Вообще все это ты начал! Если бы не ты – ничего бы такого не произошло!

Америка заливался обвинениями, так ему становилось легче. Но лишь на время. Он даже задыхался от собственных слов. Затем прекратил обвинять брата во всех грехах мира и присмотрелся к нему.

- Как теперь там Ванька? Не сладко… - после небольшой заминки ответил Керкленд так, словно и не слышал всей этой гневной тирады.

Закрыл глаза, с болью представляя, как Иван страдает в сатанинском плену.

- Значит, заслужил! – в сердцах выдавил Ал, чуть не задохнувшись от возмущения, еще бы – его проигнорировали, а ведь старался, распинался.

Тут терпение Керкленда лопнуло: к оскорблениям в свой адрес привык, но стоило осудить Ивана...

В миг оказался напротив брата и отвесил болезненную пощечину. Хотя от подобного порыва ему самому было во много раз больнее, чем Америке.

- Ты можешь поливать грязьюменя, но имей уважение к тому, кто тебя выкупил, неблагодарный! – отчитал его старший, а глаза засияли от злости.

Джонс опешил, подался назад, схватившись за щеку. Потупил взор, но все же продолжил уже тише:

- Выкупил? Но зато освободил самого Сатану. Теперь он выпустит всех своих слуг на Землю, и Ад покажется самым безопасным местом.

- Знаешь, ты меня винишь во всех грехах, оправдывая себя. Я же вовремя остановился, вернее, остановили, ты же – парень без тормозов. Кто кричал, что лучше уничтожить весь мир и самому сгинуть? Кто хотел отправить Брагинского в Ад? Да, не скрою, я тоже хотел этого всю свою жизнь, и не только я один, но получилось это только у тебя. Можешь гордиться собой! Гений! Ты сделал это! Так чему же теперь ты недоволен? А?! Я не слышу!

Артур не смог утаить своей обиды на младшего. Он, конечно, рад тому, что Альфред жив, но обида – есть обида.

- Да теперь весь мир будет ненавидеть тебя и Брагинского! – продолжал Керкленд, размахивая руками. Кипятился, но вдруг набрал в легкие воздуха и выдохнул. Опустил взгляд. – И меня в нагрузку, за начало кампании по уничтожении мира. Но мне не привыкать, я же гад и мерзавец. Но все-таки... мне никогда не было так хреново от потери кого-то…

Америка поумерил свой пыл. Вновь совесть принялась его душить. Молча развернулся и пошел.

- Куда это ты?! – вдруг испугался за него Керкленд.

Навострил уши. Разделяться – плохая идея.

- Не твое дело, - огрызнулся младшенький, не сбавляя хода.

- Стой, прости, я… - одумался Англия, понимая, что если Америка убежит, то ему, такому побитому, не догнать младшенького.

Америка спиной почувствовал, как его настигают.

- Оставь! – Джонс сделал то, чего британец и боялся – рванул прочь.

- Подожди, не бросай меня! – испугался Артур и, несмотря на слабость и боль, поспешил за ним, но ноги словно отказали ему в этом.

Рухнул от слабости, поцеловавшись и так разбитыми губами с землей.

- Не делай… глупостей… - это был предел Керкленда.

Сознание покинуло его.

Альфред же обернулся на мгновение, но не остановился. Ушел. Сбежал. Бросил.

Хоть и сжалось в груди от скорби, а в голове промелькнуло: «Не замертво ли он упал?»

Но не вернулся. Не помог.

***

Чья-то рука коснулась лба Германии, пока тот спал.

- Италия, ты же сказал, что дома будешь… - даже во сне этот строгий немец помнил, как оставил Италию в его же доме, взяв с того слово, что тот будет паинькой.

- Проснись уже, - ответил ему неитальянский голос в ночи, чем привел в ужас еще не открывшего глаза немца, но уже сообразившего, что тут еще кто-то.

Вспомнились Темные страны и те, кто сделал их таковыми. Грехи. Страсти. И самое страшное – падшие ангелы!

«Вдруг и ко мне пришли!» - решил он и…

Взлетел чуть ли не к потолку с молитвой: «Господи Иисусе, спаси и сохрани!» Даже перекрестился.

Но перед ним стоял Гилберт. Словно живой. Только лицо его не надменно, без сарказма. Непривычно печально, но светло.

- Ты ли это? – затаив дыхание, спросил Людвиг, не веря своим глазам и стоя с противоположной стороны кровати. – Не лукавый ли издевается?

- Враг предпочел отпустить меня, чтобы забрать Ивана, - ответил Пру-Пру.

- Так ты спасся! – безмерно обрадовался Германия, как-то даже по-итальянски несдержанно.

Да какое там может быть спокойствие, когда умерший брат говорит, что спасен?

- Я отпросился ненадолго, чтобы хоть что-нибудь сделать и предупредить, - все так же ровно говорил прусс, не сводя глаз с младшенького.

- Что такое? – холодок пробежал по спине Людвига. – Что случилось?

Обошел постель и поймал Гилберта за руку. Теплый. Живой. Как настоящий. А еще: душа затрепетала, словно через руку в само сердце вошло что-то радостное и успокаивающее.

- Лукавый похитил Ивана в Ад… - тихо, очень тихо ответил прусс, прикрыл глаза, а слезы увлажнили лицо. – Сейчас телом России руководит сам Князь Ада.

- Но ты же спасен. И это главное! Для меня…

Да, Людвига больше интересовал его брат, чем Россия.

- Почему ты плачешь? Разве жители Рая могут плакать? – удивлялся Германия и отпустил брата, развел руками.

Если честно, то ему казалось, что перед ним стоит совершенно иное создание, а не его брат. Какое-то более высокое. Совершенное. От него исходило сияние, которое заставляло сильнее трепетать.

- Как же все люди… эгоистичны, - Пруссия словно еще раз убедился этом, не скрывая слез.

Да что там скрывать? Он уже очистился от гордыни. Теперь плакать, если больно – естественно, хоть перед всем миром.

- В смысле? – не понял его младший, даже склонил голову набок.

- Разве возможно спокойно наслаждаться Раем, когда знаешь, что любимые все еще борются с врагом на Земле и их могут уничтожить? – ответил Пру-Пру. – Может, разве что эгоист. Но Там их нет. Все Небо борется за каждого человека, сокрушаясь, если Князь исхищает кого-нибудь.

- Вот как? Даже в Раю нет Рая, - немец даже разочаровался.

- Война ведь все еще идет, врагу еще попускается исхищать и мучить. До поры до времени. Но я не для этого сюда пришел, - Гилберт серьезно посмотрел на Людвига.

У того аж дух перехватило. Да перед ним уже не тот Великий и Ужасный Пруссия. Он никогда не видел никого и ничего подобного! Свят, словом. Это сияние…

«Есть ли в мире что-то подобное? - задумался Германия, благоговея перед ним. – Если это наш Гил имеет такую славу, то… То как же должна сиять слава самого Бога? Да что там, если бы какой-нибудь херувим прилетел сюда, то я бы сгорел от его святости в сию же секунду!»

От лицезрения этого света хотелось только падать в ноги и не вставать.

- Но что я могу поделать? Я же не отправлюсь в Ад вытаскивать Россию. Да и как я туда попаду? – Германия растерялся, чувствуя немощь перед такими силами.

И вообще, ему никогда не нравилась вся эта духовная война. Ему проще жить на Земле и заниматься тем, что ему подвластно и доступно.

- Туда попасть не сложно, сложнее выбраться, - чуть улыбнулся Пру-Пру. – Но вряд ли найдется кто-то, кто пойдет туда по собственной воле имея за плечами мешок с грехами, которые и не дадут выйти. У человека нет такой свободы. У нас сейчас другая цель – Князь на Земле во плоти. Нужно его побороть.

- Что?! Самого Князя? Да я к нему и близко не подойду! – Людвиг не на шутку испугался.

- Куда ты денешься? Земля круглая – не ты, так он к тебе подойдет.

- Не говори таких страшных вещей!

- И это уже не Россия. Иван прощал нас, и у него не было намерений уничтожить нас. Этот не знает жалости.

- Тем более! Как же мне ему противостоять?!

Всё, Людвиг забыл о сне и спокойствии.

- Чего засуетился? Князь всегда на нас воздействовал, просто мы его не видели. А сейчас даже удача улыбается нам. Посмотри на это с другой стороны – он ограничен телом. Тело – и есть его слабость, - убеждал его Пруссия. – В общем так! Некогда мне тебя уговаривать! Езжай в Россию и подбери Артура, он там замерзает, брошенный и избитый Америкой. И расскажи ему все, что я тебе сказал. Он более чувственней к духовному восприятию и найдет выход из положения.

- Как же я не люблю этих братьев! – в сердцах зароптал Германия.

- Тебя никто не заставляет их любить. Просто иди и помоги им.

- А что делать с Америкой? Он злой, как черт, - страшился немец, всплеснув руками.

- Уже нет. Ему тоже нужна помощь, причем не меньше, чем Керкленду. Не гоните его за грехи, а то пропадет парень, - Пруссия растворялся в воздухе. – Просто вспомни его прежним.

- Подожди! Не уходи так скоро…

Людвиг всегда считал себя разумным и правильным. Даже слишком разумным, отчего вся эта священная война теперь ему кажется непонятна и запутанна. Ему говорят, что все так просто, хотя на деле непросто, не поддается объяснению. Приходится полагаться на слепую веру.

А вера – понятие загадочное и непонятное, не поддающееся никакой логике.

Пруссия уверенно исчезал. Безответно. Что сильно огорчило Людвига. Захотелось поймать, да чуть не поцеловался со стеной, сбив по пути тумбочку.

Комната как-то опустела и потускнела без этого небесного ангела. Да и не только она, весь мир показался холодным и серым. Бездушным. Вещественным…

Никогда «вещественная» пустота так не нагнетала тоску, как сейчас. Хотелось волком выть.

Людвиг оделся и спустился в гостиную.

«А если я его оскорбили или обидел чем?» - еще и накручивал он себе.

Невольно бросил взгляд на диван и… почему-то вспомнил Альфреда.

«На днях я узнал, что его цель в этой войне – уничтожить Россию. Я же пригрозил, что убью его, если Иван погибнет, а он… он решил стереть с лица Земли нас обоих.... натравив друг на друга…» - рыдал тогда Америка, уткнувшись лицом в подушку здесь на диване.

И смотрел на немца глазами обиженного ребенка. Совсем как Италия.

В груди защемило. Ведь они вместе противостояли Англии, когда тот напал на них, грозно и опасно рассекая на мотоцикле. Это были мгновения, когда парни прониклись друг другом уважением и доверием.

Беспомощность этого парня в руках Темного Англии показалась невыносимой муки. Тогда Людвиг искренне хотел спасти его, даже ценой… своей жизни.

И что теперь?

Все встало наоборот. Но что же из этого вышло? Какой итог? Оба брата-англосакса потерпели поражение. Сокрушительное. Болезненное…

Людвиг пулей выбежал на помощь несчастным.

«Пруссия прав. Когда я успел стать таким жестокосердечным?» - удивлялся немец, подняв весь свой боевой дух.

***

Керкленд пару раз просыпался, а перед глазами лишь белизна снега и холод. Снег мягко падал на него, словно хотел укрыть одеялом и согреть. Сочувствовал. Даже хотелось сказать тихое: «Спасибо…»

Иногда Артур забывал обо всем.

«Что случилось? Где я?» - недоумевал он, думая, что ничего и не было.

Ни войны, ни любви, ни того карантина. Что все как и прежде: он – одинокий негодяй этого мира, ведущий свои любимые интриги. Но тогда почему так больно? Почему сердце кровоточит неизлечимыми язвами? Кто и зачем его так ранил?

Как только память прояснялось, становилось больнее. Нестерпимо. Так, что снова приходилось погрузиться в беспамятный сон.

---------------------

*Unreal – «Агонии эстетика».

**Агата Кристи – «В интересах революции…»