Глава 44. Все последующие недели жизнь Бренны была такой же монотонной, если не считать того, что теперь девушка

Все последующие недели жизнь Бренны была такой же монотонной, если не считать того, что теперь девушка, охваченная лихорадочной потребностью заполнять каждую минуту напряженной работой, вкладывала все силы и энергию в повседневные дела, стараясь не думать о полнеющем теле и жизни, зародившейся в нем. Она еще упорнее пыталась забыть Гаррика и ту последнюю встречу, когда увидела его рядом с Мерной. Бренна намеренно изматывала себя, чтобы вечером свалиться в одинокую холодную постель и мгновенно заснуть.

Бренна с нетерпением ждала новостей о здоровье Ансельма, но так и не дождалась. Приветливое солнышко быстро растопило последний снег, так что судно, которое должно отвезти ее домой, уже, должно быть, готово к отплытию. Но прошла весна, а гонец с известием о том, что пора собираться, все не появлялся.

Наконец девушка, не выдержав ожидания, решила сама отправиться в поселок. Она давно уже не бывала там, всякий раз откладывая поездку, боясь возможной встречи с Гарриком, и очень задолжала Ансельму. Накопленные меха служили прекрасным предлогом навестить Хаардрадов, но одновременно и риском: проницательные женщины с одного взгляда могли разоблачить Бренну и рассказать Гаррику о ее беременности. Однако ничего не поделаешь, она должна узнать, почему о ней забыли.

И хотя весна, пробудившая природу от долгой зимней ночи, была прекрасной в этих местах, лето опьянило ароматами цветов и сладостью воздуха.

Бренна наслаждалась долгожданным теплом до того дня, когда собралась в поселок. Она считала, что поступила весьма хитро и предусмотрительно, надев тяжелый плащ, скрывающий фигуру, но теперь чувствовала себя словно в раскаленной печи. Девушка колебалась, не зная, на что решиться. Может, лучше повернуть домой, пока не поздно? Так размышляя, как поступить, она въехала во двор, и молодой конюх принял поводья Уиллоу.

К облегчению Бренны, большой холл оказался почти пустым, если не считать сидевшей за столом тети., – Бренна! – обрадовалась Линнет и, бросившись навстречу племяннице, сжала ее руки. – Какое счастье видеть тебя!

– И тебя, тетя. Я надеялась, что ты приедешь навестить меня, особенно теперь, когда погода улучшилась.

– Прости меня, дитя. Я хотела, но здесь столько дел! Нужно сеять зерно, хорошенько убрать дом после зимы, все вычистить и вымыть. Так что все мы были заняты с утра до вечера.

– И ты помогала сеять?

– Да, как и все. Ансельм имеет обширные поля, и на некоторых еще идет работа.

– Викинг – фермер! – язвительно пробормотала Бренна.

– У Ансельма много рабов и не столь удачливых родичей, которым нужно помогать. Кроме того, многие викинги сажают зерно и разводят скот. Но ты, конечно, уже успела это узнать.

– Да, фермеры или торговцы, как Гаррик, – спокойно кивнула Бренна.

Линнет быстро сменила тему:

– Вижу, ты привезла Ансельму плату за дом, и еще сверх того. Много охотилась?

Бренна кивнула и бросила на пол большую связку мехов. По лицу и телу струился пот, но она ни за что не хотела снять плащ. Нельзя доверять такой важный секрет никому, даже тетке.

– Ты приехала заплатить долг, Бренна, или собираешься погостить немного?

– Я не могу остаться, тетя. Хотела только узнать, когда Ансельм отплывает. Ты что-нибудь знаешь?

– Не могу сказать, – нахмурилась Линнет.

– Он все еще болен?

– Нет, тогда Ансельм быстро поправился, но сейчас его нет.

– То есть как это нет? – вскинулась Бренна. – Хочешь сказать, что он отплыл без меня?

– Нет, корабль стоит в заливе, Бренна. Но он отправился с Гарриком и Хьюгом на север, охотиться на белых медведей.

– Но как он мог?! – возмутилась Бренна. – Он же обещал отвезти меня домой!

– И выполнит обещание. Это Хьюг все придумал. Гаррик не хотел откладывать свои торговые дела и поездку на восток, но, поскольку Ансельму давно хотелось поохотиться с сыновьями, как в былые годы, Гаррик согласился.

– Когда же они вернутся?

– Скоро. Корделла вот-вот родит, а Хьюг хочет присутствовать при появлении на свет своего первенца.

– Ну еще бы! – ехидно кивнула Бренна. – Кто же вместо него будет изображать из себя Бога и решать, должен ли младенец жить или умереть.

– Господи, Бренна! – ахнула Линнет. – Что за бредовые мысли приходят тебе в голову?! Бренна в отчаянии заломила руки:

– Прости, Линнет. Последнее время я стала слишком раздражительной. Мне так хочется оказаться дома и вернуться к прежней жизни, к той, когда еще не было Гаррика и я не знала ни любви, ни ненависти.

Девушка выбежала из холла, пытаясь сдержать подступившие слезы. Где те дни, когда она не представляла, что такое скорбь, и не умела плакать? Теперь же у нее все время глаза на мокром месте.

В эту ночь Бренна проснулась от громкого стука. Еще не придя в себя, она сползла с кровати и, накинув одеяло, поковыляла к двери.

К удивлению девушки, на пороге стояла Элоиза. Лицо ее было встревоженно.

– Я очень спешила, Бренна. Корделла тебя зовет.

– Ребенок?

– Да. Я не пришла бы сюда, но никогда не помогала при родах и слишком стара, чтобы начинать теперь, однако хотела сделать все от меня зависящее. Это мой первый внук!

– Понимаю… – ошеломленно протянула Бренна. Как странно видеть эту сильную женщину такой растерянной! Она всегда считала, что Элоиза чуть не с улыбкой может вынести любые тяготы и беды.

– Схватки начались сегодня утром, – запинаясь, пролепетала Элоиза, – но она никому ничего не говорила до самого вечера, а теперь кричит и умоляет тебя приехать. Поторопись, Бренна.

Не успела она договорить, как девушка, забыв обо всем, сбросила одеяло и потянулась к плащу. И тут Элоиза впервые за несколько недель смогла как следует разглядеть ее. Ошибиться было нельзя – пятимесячную беременность скрыть невозможно.

– Во имя Господа Бога! – задохнулась Элоиза. – Почему ты не сказала мне, что тоже ждешь ребенка?

Было слишком поздно сожалеть о собственной беспечности, но Бренна тем не менее тяжело вздохнула:

– Поговорим об этом позже. Сейчас важнее всего Корделла. Мой ребенок родится только к зиме.

– Подожди, Бренна, – остановила ее Элоиза, положив ей руку на плечо.

– Это первый ребенок Корделлы. Может, не стоит ехать туда. Лучше не знать, какие муки тебя ожидают.

– Я уже присутствовала при родах, миледи, у себя дома, в деревне, и знаю, что роженица много часов подряд испытывает невыносимые боли. Корделла хочет видеть меня. Мы никогда не были близки, но это самое малое, что я могу сделать для нее.

Страдания Корделлы продолжались всю ночь, бесконечную мучительную ночь. Даже женщины, не отходившие от нее, еле держались на ногах. Элоиза не находила себе места, особенно когда агонизирующие крики, раздававшиеся из жилища слуг, доносились до холла, ужасные нечеловеческие вопли, раздиравшие сердце.

Неужели она сама кричала так же страшно все пять раз, когда рожала? Это объясняет, почему Ансельм был всегда таким бледным и испуганным, когда приходил навестить ее, словно страдал куда больше, чем жена. Однако в самом конце ее терзания облегчало зелье, приготовленное верной рабыней с Дальнего Востока. Если бы только она перед смертью открыла секрет этого зелья, Корделла тоже забыла бы о боли и не боялась появления будущих детей.

Потоки солнечного света заливали вошедшую в холл Бренну. Она выглядела жалкой и несчастной, словно боль сестры передалась ей. Рубашка промокла от пота, прекрасные черные волосы повисли спутанными прядями. Элоиза едва узнала девушку.

– Я и не заметила, что крики прекратились… значит, Корделла… ребенок…

– Все в порядке, миледи, – вздохнула Бренна, рухнув на высокий резной стул Ансельма. Она еле ворочала языком, глаза потухли, смертельно бледное лицо осунулось. – У тебя прекрасный внук, и Корделла мирно спит". Моя тетя и Уда пеленают ребенка.

– Внук! Хьюг будет так счастлив! А муж… просто лопнет от гордости.

– И важнее всего, – с горечью добавила Бренна, – что младенец здоров. Этого малыша не выбросят как старое тряпье. Ему позволят жить.

Элоиза долго молчала и наконец, заикаясь, пробормотала:

– Ты знаешь?

– Знаю. Ты спросила меня вчера, почему я никому не сказала о том, что жду ребенка. Теперь знаешь ответ. Меня никто не заставит остаться здесь и родить дитя в этой земле, где его право на существование зависит от других людей.

– Да, Бренна, это жестокий обычай, но мне самой стало о нем известно лишь недавно. Я потеряла двоих детей при рождении, перед тем как родила пятого, – прерывающимся голосом призналась Элоиза.

– Но они родились мертвыми?

– Мне так сказали. Когда же я все узнала, поверь, не могла заставить себя допытаться у Ансельма. Мое третье дитя выжило, хотя родилось слабеньким, но муж знал, как я хочу ребенка, после того как потеряла двоих. Девочка прожила много лет, но потом все-таки погибла.

– Мне рассказали, миледи. Поверь, я очень сожалею.

– Я хотела умереть, когда погибла моя дочь, – глухо прошептала Элоиза. – Ей не была суждена долгая жизнь. Уж лучше бы я не знала и не видела ее.

– Не правда! – резко вскинулась Бренна. – Только жестокая судьба отняла ее у тебя, но сохранились прекрасные воспоминания! И Тира имела право наслаждаться жизнью, пусть и недолго. Никогда не смирюсь с подобным обычаем! Мое дитя не будет рождено среди язычников!

– Я хорошо знаю своего мужа, Бренна. Он ни за что не отвезет тебя домой, по крайней мере до появления ребенка.

– Но я рожу лишь зимой!

– Значит, придется подождать до следующей весны.

– Нет! – вскрикнула Бренна, вскакивая так поспешно, что перевернула стул. – Он обещал!

– Но ты должна подумать о ребенке! Если на море разыграется шторм, ты можешь потерять его!

– Я думаю лишь о ребенке!

– Бренна, ты сильная женщина. Твой малыш родится здоровым. Нет никаких причин для страха.

– И ты можешь обещать мне это? Дать слово, что Гаррик и близко не подойдет к моему малышу?

– Но по здешним законам отец должен признать ребенка и дать ему имя. Не суди о Гаррике слишком поспешно. Я сумела вырастить его в христианской любви.

– Он – викинг и… и ненавидит меня теперь. И может не захотеть, чтобы мое дитя осталось жить.

– Но это и его ребенок, Бренна. Однако вот что я скажу тебе, – вздохнула Элоиза. – Гаррик отплывает летом на восток и, поскольку его путешествие задерживается, может не вернуться до следующей весны.

Более твердых заверений Элоиза не смогла дать.