Создание Российской империи, открытие Академии наук

В XVII в. обозначились новые потребности государства, связанные с началом развития буржуазных отношений. Причем это были не только потребности в иностранном капитале тех иностранцев, которые “захотят завести в России фабрики и заводы и которым правительство при Михаиле Федоровиче давало 10, 15, 20-летние привилегии”. Но и другие потребности, которым можно было удовлетворить только развитием национальной науки. И вот Михаил призывает известного ученого Олеария и пишет к нему: “Мы знаем, что ты географ, астроном и землемер, а нам такие люди нужны”. Если деду понадобился географ, астроном и землемер, то неудивительно, что внуку понадобилась Академия наук[7].

В отличие от европейских Академий, создание Петербургской Академии наук было государственной инициативой (1724 г.), причем ее действительные члены получали жалование от государственной казны (как в Парижской Академии). Это привлекло в нее немало видных западных ученых. “Приглашая первых европейских ученых для работы в будущей Петербургской академии наук, Петр I руководствовался прежде всего практическими целями – России были необходимы хорошие географические карты (как сухопутные, так и морские), мореходные и астрономические таблицы, навигационные и геодезические инструменты для создававшегося морского флота России, а также специалисты, умеющие всем этим пользоваться и способные обучить русских геодезистов, штурманов и астрономов”[8].

В Россию поехали передовые ученые с новыми идеями, не видевшие перспектив на родине. “Академия наук была укомплектована поначалу первыми ньютонианцами из стран континентальной Европы”, которые на родине чувствовали себя неуютно из-за того, что там “безраздельно господствовало картезианство[9]”. В Московском университете сложилась единственная в мире додарвиновская школа биологов-эволюционистов (К.Ф.Рулье).

Знакомство с западной “наукой тотчас возбудило в московском обществе тревожный вопрос: безопасна ли эта наука для правой веры и благонравия, для вековых устоев национального быта?”[10]. Однако государство успешно справлялось с задачей поддержания нравственных православных традиций.

По свидетельству В.О.Ключевского, западное влияние не могло разрушить традиционные устои российского общества по крайней мере до начала ХХ в., “оно подействовало лишь на тонкий, вечно подвижный и тревожный слой, который лежит на поверхности нашего общества”[11].

Эту элиту российского общества, преимущественно дворянского происхождения, готовили 5 университетов - Московский (1755), Казанский (1804), Харьковский (1805), Санкт-Петербургский (1819), Киевский (1834).

Народное же образование было в руках церкви и осуществлялось в немногочисленных церковно-приходских школах, срок обучения в которых был два или четыре года. Впрочем, даже эти школы получили широкое распространение лишь с 1884 г. Причем именно церковным школам отдавался приоритет в государственном финансировании перед другими начальными школами (земскими и городскими).

По словам российского науковеда Волобуева, “низкий образовательный и культурный уровень основной массы населения привел к тому, что культурно-интеллектуальная почва, равно как и социальная база, на которой вырастала и на которую могла опираться наука, была необычайно тонка и тем самым ограничивала возможности ее развития”[12].