Последняя из рода Романовых

В это время в Италии появилась загадочная красавица. Она выдавала себя за дочь императ­рицы Елизаветы от тайного брака с ее любовником графом Алексеем Разумовским. Если знать, что Па­вел I был рожден Екатериной от князя Салтыкова, сия красавица оказывалась последней из рода Ро­мановых.

В ее руках было убедительно подделанное заве­щание императрицы Елизаветы, передававшей ей трон русской империи. Впоследствии ваша импе­ратрица Екатерина честила ее побродяжкой, но зря. Никто не знал истинного происхождения краса­вицы, но ее тогдашнее положение в свете было за­видное. Ей сделал предложение князь Лимбург, и она стала невестой князя Священной Римской им­перии. Кстати, куда более родовитого, чем родители Екатерины. О завещании Елизаветы эта смелая дама объявила в опаснейшее для императрицы Екате­рины время Пугачевского бунта. Она называла Пу­гачева, объявившего себя спасшимся Петром III, родным братом, писала ему приказы и забрасывала врага Екатерины султана требованиями о помощи. Вокруг нее вертелось множество поляков, ненави­девших Екатерину, пожравшую несчастную Польшу. Граф Сен-Жермен встретил нашу красавицу в Ве­неции. Она уже знала о дружбе Сен-Жермена с Алек­сеем Орловым и упросила его передать Орлову ее послание. Она писала Орлову о своих правах на русский престол и приглашала встретиться.

В это время Европа были наслышана о перево­ротах в России. Знали, что достаточно сотни верных гвардейцев, чтобы занять престол самой большой страны в мире. И красавица верила: тот, кто посадил на трон одну императрицу, посадит и другую. Тем более что та отплатила ему неблагодарностью.

Сен-Жермен отказался передать письмо, пы­тался ее отговорить от встречи с Орловым. Но не только потому, что знал ее будущее. С ним случи­лось частое для смертных и необыкновенное для графа – он влюбился. Граф Сен-Жермен, соблаз­нивший красоток без числа, был влюблен только в двух женщин. Это были Мария-Антуанетта и наша красавица. И в обеих безответно. Он, ко­нечно же, знал, что она самозванка, но... Она была обольстительна. Необыкновенное лицо. Оно го­рело лихорадочным румянцем и вдруг станови­лось бледным, как снег! У нее был профиль италь­янки с иссиня-черной копной волос и тонким носом с горбинкой, но... вот она повернулась... глядит прямо на вас, и перед вами очаровательная веснушчатая славянка с огромными зелеными гла­зами русалки!! У нее все время менялось лицо... Постоянным было лишь ее тонкое тело с длин­ными стройными ногами (она обожала мужские костюмы) и тонкими пальцами пианистки. Тело это все время жаждало любви. И ее любовь... – Здесь месье Антуан усмехнулся и сказал с какой-то беспредельной грустью: – ее нельзя забыть. Но, даже владея этим божественным горячечным телом, вы не могли никогда завоевать ее. Она... как линия горизонта... она всегда далеко от вас. Но с ней... незабываемо! Она была великолепно образованна, прекрасно играла на клавесине, за­мечательно рисовала. Сен-Жермен, будучи сам ис­кусным и в музыке, и в живописи, наслаждался ее обществом.

Она продолжала просить его устроить ей встречу с Алексеем Орловым. Но он был неумолим.

Тогда, минуя Сен-Жермена, она сумела пере­дать письмо графу Орлову. Излишне говорить, что уже вскоре красавица оказалась в Пизе, в мрамор­ном дворце Орлова. Граф арендовал дворец, при­надлежавший семье Медичи, столь хорошо знако­мой Сен-Жермену.

В необъятной кровати красного дерева, при­надлежавшей когда-то Лоренцо Медичи Велико­лепному, все и случилось.

В те дни в театре давали новую оперу Сальери. Сен-Жермен был в театре. Но, как и весь зал, не смотрел на сцену. Он глядел на ложу, где разыгры­валось представление куда блистательнее. Алексей Орлов в камзоле, усыпанном бриллиантами, и принцесса в нежно-голубом платье, с оголенными, какими-то беззащитными хрупкими девичьими ру­ками, в бесподобном ожерелье из сапфиров. За ними, в глубине ложи, как бы в почетном карауле, выстроились русские офицеры в парадных мунди­рах. Сен-Жермен узнавал лица героев Чесмы. В лорнет он отчетливо видел лицо Орлова. Алексей Орлов смотрел на нее безумными, хмельными от любви глазами.

На следующий день Сен-Жермен увидел, как влюбленная парочка, обнявшись, каталась вдоль реки в роскошной коляске с золотым гербом Ор­лова. За коляской графа ехала другая – с театраль­ными музыкантами, игравшими нежные мелодии модного итальянца Сальери. Замыкала поезд Любви третья коляска – с эскортом морских офи­церов. Сомнений не было – она победила. Граф Орлов был страстно влюблен, впрочем, как и все мужчины, которых она решала подчинить. К ее блестящей коллекции разбитых сердец присоеди­нилось и это могучее сердце. Она получила рус­ский флот.

Сен-Жермен наблюдал происходящее с изум­лением: обезумевший от любви Алексей Орлов не мог совершить то, что Сен-Жермен ясно видел в ее бу­дущем...

На следующий день граф Сен-Жермен уехал в Венецию. Но вскоре ужасные слухи заставили его вернуться в Пизу. В Пизе он все и узнал! В первый и последний раз всепонимающий, всезнающий граф Сен-Жермен так обманулся. Оказалось, не­сколько дней назад граф Орлов предложил краса­вице руку и сердце. Он отвез ее на адмиральский корабль русской эскадры – торжественно вен­чаться. Но вернулся с корабля на берег граф Орлов один. На следующий день на рассвете русская эс­кадра поспешно снялась с якоря и покинула Ли­ворно. И более несчастной никто не видел. Она исчезла вместе с русским флотом.

Сен-Жермен отправился во дворец графа. (Всю последующую сцену он описал в «Записках».)

Во дворце шли сборы, стояли раскрытые сун­дуки, и слуги укладывали в них бесчисленные кам­золы графа. Алексей Орлов возвращался в Россию.

Сен-Жермен нашел Орлова в кабинете, у ог­ромного стола, заваленного бумагами. Он был пьян. Но уже не от любви. Огромный, до дна опо­рожненный штоф водки стоял на столе. Рядом другой – тоже пустой. Орлов сказал: «Гляди, Ваше сиятельство. Здесь ее бумаги, весь стол заняли. Кому только не писала. Султану... Королю швед­скому... Королю прусскому – всем нашим вра­гам. – Он перебирал письма. – А это уже к ней... Польская нечисть ей пишет. Все мятежники – Огинский, Радзивилл... Но никаких доказательств о высоком рождении! Никакой бумажонки! Одна пыль в глаза... Самозванка она! Не ошибся... Но девка небывалая! Я нам с вами завидую... и всем нам, кто ее ёб. Что смотришь, граф... Венчаться со мной на корабль позвал. Там мы ее и аресто­вали. Теперь к матушке-императрице везут... в кре­пость. Очень авантюрера сия государыню волно­вала. Велела матушка своему рабу привезти ее! Я исполнил! Обманул я девку, Салтыков. Впрочем, какой ты Салтыков! Ты думаешь, наше имя взял и нашим стал? Шалишь! Ты рабом стать сможешь? То-то! Великое это искусство!! Но ох непростое! Хотя мы все им владеем, все с рождения наде­лены! Все холопы... Красавица княгиня Лопухина императрицу Елизавету на бале затмила, та язык ей велела отрезать. Знай, холопка, свое место! Императрица Анна Иоанновна по щекам при­дворных дам била. Чуть недовольна – по морде. А они ее руку, оплеухи раздававшую, целовать спешили. А в шуты себе императрица отрядила са­мых родовитых. Князь Волконский, князь Голи­цын, граф Апраксин. И все они, потомки великих родов, согласились. И когда императрица шла с придворными мимо, потомки великих родов должны были блеять и кукарекать. И блеяли и ку­карекали, а она им углем на морде усы рисовала и со смеху помирала. Князя Голицына, потомка ко­ролей Гедиминовичей, на уродке-карлице женила, шутовскую свадьбу устроила. Князя с уродиной в клетке в церковь на слоне везли, а гости из диких народностей на собаках и свиньях за ними ехали. И князь, потомок королей, от калмычки-уродины произвел на свет потомство. И могучие родствен­ники поношение фамилии терпели, потому как мы – рабы. Так что девку любимую отвезти к ма­тушке-царице мне очень даже нетрудно... Мы слу­жим государям нашим не по-вашему! Вон ты рас­сказывал, как железную маску на опасного человека надевать придумали. А у нас императора всероссийского Иоанна Антоновича без всякой маски в тюрьме десятилетия держали и, когда надо, удавили. Мы холопы царя сегодняшнего, но для вчерашнего, безвластного, мы звери лютые. Я вот этой самой рукой свергнутого внука Петра Великого удавил. Как его горлышко жалкое хруст­нуло... помню! Прощай, граф, и не поминай ли­хом верного раба царицына Алешку Орлова!

И, как рассказали потом Сен-Жермену, всю ночь Алексей Орлов бил зеркала... за отражением своим охотился. Так что Сен-Жермен понял – он не ошибся. Граф Алексей Орлов любил самозванку. Любил ее страстно, но... увы, по-вашему!