Глава 12. Часом позже, когда они с Талорком спорили в своей комнате, Абигейл уже успела пожалеть о своей уверенности

Часом позже, когда они с Талорком спорили в своей комнате, Абигейл уже успела пожалеть о своей уверенности.

– Уне требуется немного времени, чтобы узнать меня лучше, прежде чем она начнет доверять мне.

– Я – ее лэрд. Она знает меня достаточно хорошо.

Абигейл открыла рот, но некоторое время не знала, что ответить. Это было бесспорным фактом.

– Я не верю, что она намеревалась выказать тебе свою непочтительность.

– Я не согласен.

– Талорк, пожалуйста! Разве ты не видишь, что все это очень важно для меня? Разве тебе обязательно выставлять меня врагом для твоих людей, не дав мне даже шанса заслужить их доверие?

Он выглядел удивленным ее обвинением.

– У меня и в мыслях такого не было.

– Но так и есть. Я полагаю, что Уну в клане любят. Она прекрасна и заботится не только о тебе, но и о твоих самых надежных воинах. Если ты вышлешь ее из клана только за то, что она была немного резка в разговоре со мной, то я не смогу винить других членов клана, если в этом они сочтут виновной меня. У них будет реальная причина для ненависти, а не просто нелогическое предубеждение.

– Наша ненависть к англичанам не может быть нелогической.

Абигейл всплеснула руками:

– Но это именно то, что я имею в виду. Даже если ты, тот, кто считает меня другом, можешь говорить столь ужасные вещи, то, как ты можешь ожидать, что другие члены клана будут более объективны?

– Я же не хотел тебя оскорбить, и я не говорю, что ненавижу тебя.

Уперев руки в бока, Абигейл только пристально посмотрела на человека, которого король выбрал ей в мужья.

Их взгляды встретились, но она отказалась отвести свой. И что-то ей подсказывало, что и он этого не сделает.

– Ты смеешь бросать мне вызов?

– Это – то, что я делаю? Я думала, что я просто не соглашаюсь с тобой. – Уже прямо сейчас она могла сказать, что это будет постоянным явлением в их браке.

– Я не позволю моим людям плохо обращаться с тобой.

– Я и не прошу об этом. Я не идиотка. Я только хочу, чтобы ты дал каждому шанс узнать меня лучше, чтобы все поняли, что я не похожа на Тамару.

Талорк обнял Абигейл руками за талию и привлек к себе:

– Ты не хочешь быть похожа на ту злую сучку.

– Я нет, Талорк. Совсем не хочу. – Ей нужно было, чтобы муж поверил ей.

Талорк не ответил, он просто поцеловал ее, долгим и глубоким поцелуем. За поцелуями последовали прикосновения, за прикосновениями – раздевания. Через мгновение, они уже лежали на шкурах в объятиях друг друга. К тому времени, когда Абигей смогла снова связно мыслить, она обнаженная, лежала, уютно устроившись на груди мужа. Звук завибрировал в его груди, и она догадалась, что он говорит. Она подняла голову, подавляя сонный зевок:

– Что?

– Я сказал, что ты станешь причиной моей смерти.

– Я так не думаю. Если припомнишь, это ты меня поцеловал.

– Ты бросила мне вызов.

– Ну, если брать во внимание последствия, то я полагаю, что буду бросать тебе вызов очень часто.

Он в притворном гневе зарычал и подмял ее под себя, чтобы целовать ее снова и снова. Она любила его вкус и, возможно, наслаждалась бы этим счастье в течение следующего часа, но Талорк поднял голову и посмотрел на дверь.

Должно быть, кто-то постучал. Холодок страха пробежал у нее по спине, так как Абигейл поняла, что это еще один риск, что ее тайну раскроют. Что, если кто-то постучит в дверь, а она не будет этого знать? Ей нужно будет держать дверь открытой, когда она будет находиться в комнате. Другого выхода не было. В отличие от ее комнаты в замке отца, она не могла чувствовать колебания пола, когда кто-то приближался к двери.

Или, возможно, она просто была поглощена другим? Когда муж прикасался к ней, Абигейл теряла все ощущения реальности.

Талорк убрал локон с ее лица:

– Мы должны спуститься вниз к ужину, ангел.

– Я не очень голодна, а ты? – спросила Абигейл, положа руку ему на шею, и лаская чувствительное местечко, которое она обнаружила ранее.

Ему требуется больше времени, чтобы остыть в отношении Уны. Абигейл все еще надеялась убедить Талорка дать клану месяц, чтобы привыкнуть к ней.

– Я мог бы пропустить ужин, если бы знал, что мой другой, более сильный голод, будет утолен.

Она ничего не сказала по поводу их недавнего питания, а просто притянула мужа к себе и прижалась губами к его шее. Многие аспекты в ее новой жизни было сложными, но только не этот.

Брачное ложе было таким, как он и обещал, и даже больше. Намного больше.

Здесь, она чувствовала себя полноценной женщиной, и ее глухота не имела никакого значения. Ей не нужен был слух, чтобы заставить его содрогаться над ней, как это он делал сейчас, в то время как ее губы скользили вдоль его мощной шеи.

Там, где всем правили прикосновения, тишина ее мира ничего не значила.

Следующим утром, Абигейл была очень огорчена и разочарована, проснувшись одна. Снова.

Ей не удалось получить обещание от Талорка, что он даст время клану привыкнуть к их новой госпоже, которая родилась и выросла в Англии. В стране, к народу которой, он не испытывает ничего кроме презрения. Абигейл разволновалась, что, возможно, сейчас, уже в эту минуту, Талорк отсылает Уну прочь. И ужаснулась, подумав, что если это уже произошло. Ей было слишком хорошо известно, что значит не иметь безопасного места, которое можно назвать своим домом, места которое принадлежит безраздельно тебе одной.

Однако как бы это не беспокоило Абигейл, угрозу для неё, как она считала, представляла личная, и более опасная проблема – вероятность того, что она сходит с ума. Возможно, Церковь была права, утверждая, что ее глухота была признаком проблем с головой, что лихорадка отняла у нее не только слух, но и здравый ум.

Хотя, почему такое недомогание проявилось только спустя много лет, Абигейл не могла понять.

Она отказывалась верить, что это дьявол властвует над ней, как любил поговаривать священник. Но она не могла отрицать, что все-таки что-то было не так.

Предыдущей ночью, Абигейл снова показалось, что она услышала голос Талорка. Это был прекрасный, мужской голос, который вызывал головокружение, приносил теплоту и наполнял её радостью. Даже воспоминание об этом заставляло ее сожалеть о своей глухоте более сильно, чем это было на протяжении стольких лет. Только вот, голос не мог быть реальным, поскольку в пещере горячего источника она не услышала больше ничего.

Должно быть, голос был только в ее воображении, о чем даже страшно было думать. Она отказывалась от предположения, что этот голос был голосом некоего демона, который, возможно, и сделал ее глухой. Только лихорадка отобрала у нее способность слышать.

Согласно рассуждениям друга Эмили, аббатисы, священники, когда сталкиваются с чем-то, что не могут объяснить, спешат все свалить на происки нечистой силы. Об этом учёная женщина написала в одном из своих первых писем к Абигейл. Они начали переписку, когда Эмили отправилась на север и не смогла больше писать аббатисе.

Теперь, Абигейл больше не имела понятия, как поддерживать дружбу, которую зародила её сестра. Это были единственные отношения, прервав которые, она действительно сожалела. Аббатисе было известно о глухоте Абигейл, но она никогда и не думала относиться к ней хуже из-за этого. Кроме Эмили, аббатиса была единственным человеком, который принимал ее такой, какая она есть.

Однако, впервые с момента потери слуха, Абигейл почувствовала легкое беспокойство, что священники могли быть правы. Поскольку в дополнение к тому, что она услышала голос Талорка, который во время кульминации кричал ее имя, ей еще слышался волчий вой.

От сознания того, что ее ум играет с ней злую шутку, у Абигейл внутри все холодело.

Девушка прикрыла руками лицо, жалея, что не может так легко скрыться от того, что беспокоило ее. Она не умела притворяться и не хотела, но это ей предстояло делать в ближайшее время. Стараясь не расплакаться, Абигейл заставила себя противостоять своим страхам. Но она не продвинулась в этом далеко, сдаваясь при первом же воспоминании об этом знаке беды.

Просто голоса в ее голове стали еще одной вещью, которую она должна была скрывать ото всех вокруг нее. Ведь то, что она как будто слышала голос своего мужа, и, больше того, вой волка, никак не могло причинить клану Синклеров вред. В некотором смысле, это ничем не отличалось от ее глухоты.

Это не делает ее демоном вместо ангела, как называет её Талорк. Не делает! Но как бы ей хотелось, чтобы рядом была сестра, с которой можно было бы все это обсудить, или хотя бы была возможность переписываться с аббатисой.

Одиночество затопило Абигейл, но она отказалась признавать это унизительное чувство. Заставив себя бросить вызов предстоящему дню, она встала и осмотрела спальню. Абигейл обрадовалась, обнаружив кувшин с горячей водой, который стоял возле большого, уже наполовину наполненного деревянного таза. Всё это стояло на маленьком столике возле окна, которого не было там прежде.

Кто был так добр, кто позаботился, чтобы сделать ей приятно?

На самом деле, не имело значение, был ли это Талорк или Гуайэр, проявивший дань любезности; Абигейл была просто благодарна, что кто-то побеспокоился об этом.

Она не была удивлена, что не проснулась, когда стол доставили в комнату. Она обнаружила, что с первой же ночи, когда она проснулась под защитой Талорка, чье-либо присутствие уже не будило её. Ее муж заставлял Абигейл чувствовать себя в безопасности. Она совсем не ощущала беспокойства, если кто-то был в комнате, когда она спала. Кто бы это ни был, они не посмели бы находиться здесь без разрешения Талорка.

Если бы только он мог защитить ее от ее собственной слабости.

Что она будет делать, если голоса в ее голове не исчезнут? Что делать если они только станут чаще? Может ли она рисковать заводить детей, зная, что ее разум настолько пошатнулся?

Абигейл пыталась выбросить из головы вопросы, на которые не было ответов, но этот новый недуг, эти голоса, просто изводили ее душу. Ее переживания все возрастали, пока руки не начали дрожать так сильно, что ей потребовалось три попытки, чтобы более или менее уложить складки пледа.

Так не может продолжаться. Она должна взять себя в руки. Она не могла изменить свои обстоятельства; она могла только молиться, чтобы снова не слышать голоса. И с этой мыслью, девушка покинула комнату.

Абигейл прошла уже полпути по ступенькам, когда ощутила, что за нею наблюдают.

Она подняла глаза из-под ног на большой зал, что расстилался перед нею. Сначала она подумала, что там никого не было – так все было тихо. Потом она заметила старика, который накануне вечером выказал свое неудовольствие браком Талорка. Он впился взглядом в нее со своего места на дальнем конце ближнего стола. И если бы взгляды могли поджигать, она бы уже наверняка горела, синим пламенем.

Она попробовала нерешительно улыбнуться, но его пристальный злобный взгляд даже не дрогнул. Уже и так расстроенная своими недавними переживаниями, Абигейл чуть не споткнулась на каменных ступеньках, но вовремя удержалась.

Внезапно, там оказался Найэл и что-то сказал старику. Седой воин, нахмурившись, посмотрел на нее и покачал головой.

Найэл тоже посмотрел на девушку, неодобрение было написано у него на лице.

– Талорк сказал, что тебя кто-то должен сопровождать, когда ты спускаешься по лестнице.

– Я вполне способна спуститься самостоятельно, – ответила Абигейл, но судя по выражению его лица, она сказала это не достаточно громко.

Замечательно. Она положила руку на горло и повторила еще раз, радуясь, что вибрации стали более сильными, что означало, что ее голос стал громче.

Теперь было видно, что Найэл всё услышал, но то, что он услышал, ему не понравилось. Он пересек зал и двумя шагами поднялся по лестнице, прежде чем девушка смогла сделать еще хоть шаг. Черты его лица были жесткими, когда он положил свою ручищу на ее руку.

Абигейл закатила глаза, но приняла помощь и позволила ему свести себя вниз. Когда они спустились, она увидела, что прибыли Гуайэр и Уна. Она улыбнулась своему новому другу и попыталась не хмуриться женщине, которая накануне была более чем неприветлива.

Независимо от того, как Уна к ней относилась, Абигейл была рада видеть, что женщина все еще по-прежнему оставалась экономкой в замке. По крайней мере, так Абигейл полагала, не увидев присутствия в зале других женщин рядом с Гуайэром.

Гуайэр улыбнулся и кивнул Абигейл.

– Доброе утро.

– Это утро не было бы добрым, если бы наша леди упала с лестницы, – проворчал Найэл, направляя свое неудовольствие на сенешаля. – Лэрд ясно дал понять, чтобы его жену всегда сопровождали.

– Я знаю об этом, – ответил Гуайэр, выглядев лишь слегка обеспокоенным. Он отступил подальше при приближении Найэла, в этом действии был заметен тонкий маневр.

Но напряжение в теле Найэла говорило о том, что он хорошо все понял. И обиделся.

– Так почему же она только что спускалась в зал одна?

– Потому, что я не ребёнок и не хочу ждать, когда кто-то придет и возьмет меня за руку, чтобы провести по ступенькам, – сказала Абигейл резко. Ну, честно говоря, почему же никто из них не видит, что ей не требуется няня, чтобы спуститься по лестнице?

– Мы с Уной как раз шли посмотреть, не проснулась ли наша госпожа, когда увидели, как ты спускаешься с ней, – ответил Гуайэр. Взгляд, которым он одарил Найэла, был полон тоски.

Судя по тому, как большой воин скрестил на груди руки и нахмурился, Абигейл предположила, что он был совсем слеп к чувствам молодого человека. Что, вероятнее всего, было к лучшему. Если Найэл не ответит Гуайэру взаимностью, обнаружив его чувства, то он, скорее всего, доставит боль сенешалю.

Такая беда, как потеря слуха, была не единственной в том, что Церковь учила своих последователей считать порочным и грязным.

Однако Абигей очень хотелось хоть чем-то помочь.

– Когда вы проснулись, я надеюсь, вода в кувшине была всё ещё тёплой? – спросила Уна, прерывая мысли Абигейл.

– Да, тёплой. И это было очень кстати.

– Я рада.

– Это была ваша идея, – спросила Абигейл, как только эта мысль пришла ей в голову, но затем пожалела, что не сумела сдержать рот на замке.

Но Уна не выглядела оскорбленной.

– Да, наш лэрд с превеликим удовольствием оставил бы на вас свой запах, чтобы каждый в этом замке знал, кому вы принадлежите.

– Как будто в этом есть какие-то сомнения.

На какой-то миг между женщинами прошла искра понимания, пока Абигейл не поняла, что Найэл с Гуайэром всё ещё спорят по поводу того, что ей пришлось самой спускаться по лестнице. При других обстоятельствах, она обратила бы внимание на их беседу, но была настолько потрясена участием Уны, что просто забыла следить за мужскими губами.

– Не могли бы вы двое прекратить обвинять друг друга? Если уж вы хотите найти виноватого, то возложите ответственность на того, кому она принадлежит. На меня. Я уже не ребёнок, чтобы прятаться за чьей-либо юбкой. Я спустилась по лестнице сама. Ну вот, у вас есть моё ужасное признание. Вы можете также привыкать к тому, что я не буду ждать кого-то, кто будет сопровождать меня, как только я захочу куда-нибудь пойти.

– И ты посмеешь неповиноваться своему лэрду? – спросил требовательно Найэл.

– Конечно, посмеет. Я провел только несколько часов с нею вчера, и уже достаточно хорошо её изучил, чтобы понять, что наша госпожа имеет очень упрямый характер, который не уступит характеру нашего лэрду. Как вы, которые провели с нею много дней, путешествуя, этого не заметили?

– Я заметил только то, что наша леди уважает лэрда слишком сильно, чтобы без обсуждения отвергать его наставления, – проговорил Найэл сквозь зубы.

Абигейл, которая была возмущена тем, что её обсуждаю, как будто её здесь нет, впилась взглядом в обоих мужчин.

– Конечно, я уважаю своего лэрда, но я – его жена, а не раба или ребенок. – Но это было слишком опасной темой для обсуждения, потому что Абигейл признавала, что неповиновение мужу действительно было плохим решением.

– Я надеялась позавтракать. Это возможно?

Найэл кивнул:

– Гуайэр позаботится об этом.

– Я что, экономка? Возможно, я и не совсем большой крикт, но я и не женщина. В случае если ты забыл, я – сенешаль, а не служанка.

Можно было подумать, что Найэл вот-вот взорвется, но он сжал челюсть и, повернувшись на пятках, без единого слова направился прочь из зала. Как только он ушел, зеленые глаза Гуайэра наполнились болью и страданием.

Старый воин также поднялся на ноги:

– Вы, наверное, счастливы, что уже принесли смуту в наш клан, – сказал он, обращаясь к Абигейл прежде, чем самому направиться к выходу.

– О, а у него есть характер, – проговорила Уна.

– Ты имеешь в виду этого старого воина? – спросила Абигейл.

– Ах, Осгард, он действительно может быть очень неприятным. Моя мать говорит, что он очень изменился с того времени, когда во время нападения англичан потерял жену и сына, – ответила со вздохом Уна и покачала головой. – Но я подразумевала Найэла. Он очень сдержан с тобой, Гуайэр. Тебе повезло, что он считает тебя своим другом.

– Что ты имеешь в виду? – спросила Абигейл, думая, что Уна должно быть преувеличивает грозную природу Найэла. Ее новый друг очень мил.

– Если бы какой-то другой воин так ответил Найэлу, то он был бы уже сбит с ног и лежал на полу с приставленным к горлу ножом.

– Никогда не говорите так.

Гуайэр вздохнул.

– Это верно, но он сдержан со мной не потому, что мы – великие друзья. – Молодой воин выглядел в этот момент ужасно расстроенным. – На самом деле, все совсем не так.

– И почему же тогда? – спросила Абигейл из любопытства.

– Он думает, что я слишком слаб, чтобы обращать на меня внимание.

– Вздор. Ты можешь быть не такой же большой и грозный, как некоторые из наших воинов криктов, но ты не слабак, Гуайэр. Ты мог бы использовать только свой ум, чтобы служить нашему лэрду, но ты никогда не пренебрегал воинским обучением. Я бы доверила тебе свою жизнь… – Уна подмигнула рыжеволосому воину. – И если я лгу, то пусть земля разверзнется и поглотит меня.

Абигейл улыбнулась, увидев, как сенешаль с Уной смеются, хотя смех Гуайэра казался вымученным.

Это утро открыло новую страницу в отношениях новой леди с ненавидящей англичан вдовой. Уна рассказала Абигейл, что лэрд простил ее оскорбление по отношению к своей госпоже, после того, как хорошенько ее отругал. Однако он подчеркнул, что ожидает, что она поможет Абигейл обрести свое место в клане. Уна, казалось, не была этим удивленна.

Абигейл была очень взволнована, обнаружив, что муж послушал ее и дал женщине еще один шанс. Она надеялась, это означает, что он не будет слишком строг с остальными членами клана, и они будут иметь возможность узнать Абигейл лучше.

Уна, казалось, приняла указание лэрда близко к сердцу, и каждый день находила время, для ознакомления Абигейл с жизнью в крепости. Предложения Абигейл по поводу еды и изменений в большом зале были приняты без сопротивления, хотя скоро она поняла, что сделать так, как в замке ее отца не получится и не все изменения будут желанны.

Но на одном девушка таки настояла – каждый вечер приглашать одну из семей клана, поужинать с лэрдом и его женой. От Талорка не укрылось, что во время ужина к нему за длинным столом присоединяются члены клана. Вместо того чтобы рассердится, он был благодарен за то, что Абигейл подумала об этом, и старался уделить внимание каждому.

В то время как ее муж тренировал воинов и следил за усовершенствованием того, что Абигейл уже и так рассматривала как непроницаемую крепость, Гуайэр помог девушке познакомиться со многими отраслями хозяйства клана. Синклеры не только держали несколько стад овец и собирали шерсть для своего собственного использования, так они еще производили товары для торговли с другими кланами.

Их кузнец и два его ученика оказывали услуги для окружающих кланов, и Гуайэр похвалился тем, что другие гаэлы едут сюда даже из самой Ирландии, чтобы купить оружие, которое делает Магнус. Несмотря на то, что собственный лэрд не спит в кровати надлежащей Синклеру, клан имел плотника, сын которого также обучался этому ремеслу.

Абигейл была больше чем просто впечатлена их трудолюбием и творческим подходом, о чём и сказала Гуайэру.

– Да, мы сильный, организованный клан, – кивнул молодой воин, – но почти за всё это мы должны благодарить нашего лэрда.

Абигейл испытала неимоверную гордость от того, что вышла замуж за такого замечательного человека. Она не знала, почему ее сестра Эмили нашла Талорка таким отталкивающим, но для Абигейл он был лучшим среди мужчин. С каждым новым днём её чувства к мужу неустанно крепли. Её намерение воссоединиться с сестрой отошло на второй план. Абигейл надеялась остаться с человеком, которого полюбила всем сердцем.

Конечно, не все было так прекрасно в ее жизни в этом клане. Скрывать свой изъян становилось все труднее и труднее по мере того, как она сближалась с членами клана и все больше узнавала людей, которые приняли её. Каждую ночь она ложилась спать, с благодарностью к Богу за еще один день, что её тайна не была раскрыта.

И в то время как отношение Уны к Абигейл заметно улучшилось, про Осгарда такое сказать было невозможно. О, он был достаточно осторожен и вежлив в присутствии ее мужа, но когда они были одни, он часто отпускал резкие комментарии в сторону Абигейл. Уна посоветовала ей игнорировать старика, так как в клане его почти никто не любил.

Иногда это было просто невыполнимой задачей. Как, например, однажды утром, когда он «составлял ей компанию», в то время как Абигейл штопала одну из рубашек Талорка в большом зале.

– Я предполагаю, ты заметила, что тебя никогда не оставляют одну.

Было трудно одновременно шить и наблюдать за губами старика, но Абигейл провела годы, обучаясь этому. Благодарение богам. Своенравный старик был последним человеком на земле, которого она хотела бы видеть, как раскрывшего ее секрет.

– Да, я это заметила. – И как она могла не заметить? Она предполагала, что так ее муж заботился о её безопасности и комфорте, и чувствовала себя хорошо от этого.

– Знаешь, это потому, что наш лэрд, и члены нашего клана, тебе не доверяют.

Абигейл в недоумении уставилась на него, не зная как ответить. Она не могла сказать точно, что он лжет, но она и не хотела думать, что его слова могли быть правдой.

Старик кивнул, всё больше увлекаясь:

– Тебя нельзя оставлять без наблюдения, иначе ты можешь нас предать.

Слезы жгли ей глаза, но она отказывалась выказывать слабость перед вредным стариком. Не удостоив его ответом, Абигейл сосредоточила всё свое внимание на маленьких стежках.

Ей было легко игнорировать старика, так как если она не смотрела на него, то и не знала, что он говорит. А смотреть на него она не собиралась. Достаточно яда на этот день. На протяжении следующих несколько дней Абигейл задавалась вопросом, что же на самом деле было правдой: то, что ее постоянный эскорт был результатом заботы мужа об ее безопасности или потому, что муж ей не доверял? Перспектива последнего удручала её слишком сильно, настолько, чтобы не спрашивать мнение у одного из своих новых друзей.

Даже с враждебностью Осгарда и напряжением от того, что приходилось постоянно скрывать свою глухоту, Абигейл считала жизнь среди Синклеров самым счастливым периодом в своей жизни после того, как сестра уехала на север.

Только отсутствие рядом самой Эмили было единственным, за чем Абигейл безумно скучала. Даже притом, что Абигейл больше не хотела жить с Балморалами, ей было до слёз жалко, что она не могла увидеть свою сестру. Быть настолько близко друг от друга и всё же не иметь возможности поговорить с родным человечком – это было действительно трудно. Но Талорк пока ещё не готов отправиться на остров Балморалов. Он сказал, что и так уже провел слишком много времени вдали от клана.

Абигейл предложила отправиться туда сама, с сопровождением. Однако муж был еще более категоричен, в запрете путешествовать без него. Но Абигейл не жаловалась. Магнус и Сусанна передали подарки Абигейл и её письмо Эмили и возвратились с подарками и длинным письмом от сестры.

И Талорк пообещал пригласить к ним Эмили с визитом.

Киркин и его брат Муин прибыли с двумя другими воинами Донегола, почти мальчишками. Гуайэр устроил, эту четверку вместе с холостыми воинами в бараках, встроенных в толстую стену, что окружала небольшую рощу и башню. И после их прибытия Талорк стал проводить еще больше времени с воинами на растилище, и часто возвращался в их постель полностью изнурённым.

Но никогда он не был настолько изнурённым, чтобы не заниматься любовью. И независимо от того, насколько долгим и насыщенным был день у Абигейл, тело её всегда отвечало на полные страсти прикосновения мужа.