Глава 41. Кимберли чуть ли не целый час пришлось разыскивать Лахлана, и только потому, что он нигде подолгу не задерживался

Кимберли чуть ли не целый час пришлось разыскивать Лахлана, и только потому, что он нигде подолгу не задерживался, бесцельно бродя по поместью. В конце концов она встретила его на тропе, которая вела к озеру. Именно туда ее направил тот, кто последним видел Лахлана.

Похоже, долго у озера он не задержался. От воды дул холодный ветер, который скорее всего его и прогнал – Лахлан был легко одет. Он уже засунул руки в карманы, щеки раскраснелись от ветра, и зубы стучали. Но заметив Кимберли, он тепло улыбнулся ей.

– Ах, милочка, ты меня не пожалеешь? – спросил он без всяких предисловий.

– Как это? – удивилась она, подходя к нему.

– Мне нужно немного согреться.

С этими словами он просунул руки ей под пальто и, обняв, крепко прижал к себе. Когда заледеневшие руки прикоснулись к спине, она вздрогнула, а он рассмеялся.

– Так плохо, а?

– Нет, – призналась она, чуть краснея. – Только на одну секунду. Но ты так толком не согреешься. Тебе нужно к огню, и…

– Ты даже не представляешь, – пробормотал он у самого ее уха, – как быстро ты меня согреешь.

Она снова задрожала, но они оба знали, что на этот раз не от холода. К ее щеке прикоснулся его ледяной нос, она вздрогнула от неожиданности и, вскрикнув, отпрянула. Лахлан расхохотался. Кимберли тоже засмеялась, настолько заразительным был его смех.

Успокоившись, он театрально вздохнул и сказал:

– Ну хорошо, видно, придется погреться у огня – пока.

– Тебе надо было одеться потеплее, – укоризненно проговорила она, беря его под руку и направляясь к дому.

– Да нет, здесь еще тепло по сравнению с горной Шотландией.

– Я согласна, в Нортумберленде тоже намного холоднее. И сколько времени ты уже гуляешь?

– С тех пор как мы расстались. Кимберли осуждающе покачала головой:

– Считай, тебе повезло, если к вечеру не начнешь шмыгать носом.

– Ну, насколько я помню, я тебе должен простуду, Он озорно улыбнулся, и Кимберли снова покраснела. Она тоже не забыла, как он начал чихать, когда поцеловал ее. Чтобы отвлечься от воспоминаний, она заговорила, почему пошла его разыскивать.

– Я разговаривала с отцом, – выпалила она. Лахлан остановился и снова прижал ее к себе, удивив своим сочувствием.

– Мне очень жаль, милочка. Тебе было больно порвать с ним отношения?

– Нет, но…

Он прервал ее, сказав очень нежно:

– Со мной ты можешь не притворяться.

– Нет, Лахлан, у нас никогда не было теплых отношений. – Она чуть отстранилась, пытаясь убедить его. – Даже если я больше никогда его не увижу, это меня ничуть не огорчит. И я уверена, он сказал бы то же самое. Но он все-таки от меня не отрекся. То есть отрекся, но потом вроде передумал.

– Понял, что скандал ему повредит больше, чем тебе, да? Угу, я надеялся, что он сообразит… Ради тебя. Кимберли горько улыбнулась:

– Может быть, он и сообразил бы, но гораздо позднее, когда уже ничего нельзя было бы поправить. За все эти годы я хорошо узнала одно: когда он злится (а это бывает почти всегда), то не думает о последствиях.

Лахлан разжал руки в полном недоумении.

– Как тебе удалось его переубедить?

– Правильнее было бы сказать, что мне удалось с ним поторговаться.

– И что же ты могла ему предложить?

– Тебя.

Лахлан недоуменно уставился на нее. Кимберли рассмеялась и решила немного его подразнить. Взяв под руку, она повела его к дому. Сделав всего три шага, он встал как вкопанный и отказался идти дальше.

– Ты хочешь обойтись без объяснений, а, Ким?

– Наверное… если подумать…

Лахлан выжидательно вглядывался в ее лицо, но она ничего не говорила и только смотрела на него широко распахнутыми глазами. Он было снова удивился, однако ее выдала невольная улыбка, и спустя секунду он медленно покачал головой, улыбаясь ей в ответ. А когда протянул к ней руки, Кимберли поняла, что ей грозит мщение, и, вскрикнув, подобрала юбку и бросилась бежать по тропинке.

Конечно, смешно было надеяться от него убежать – через несколько секунд Лахлан ее настиг. Однако Кимберли никак не ожидала, что может так неловко упасть, и прямо на него. Лахлан же так сильно хохотал, что она подпрыгивала у него на груди.

– Ты с ума сошел, – укоризненно проговорила она, пытаясь встать. – Мы ведь не дети, знаешь ли.

– Я успокоюсь, милочка, когда буду опираться на палку и считать последние волосинки у себя на лысине. А может, я и тогда не перестану с тобой озорничать.

Кимберли строго на него посмотрела – но строгости хватило всего на несколько мгновений: он был как мальчишка – встрепанный, самодовольный! Да к тому же его слова звучали очень волнующе, и Кимберли не сомневалась, что он делал это специально, поскольку всегда пытался взбудоражить ее.

Она тут же покраснела, а он, увидев это, принялся ее целовать. Дальше – больше, и не успела Кимберли опомниться, как его рука оказалась у нее под юбкой. Прикосновение холодных пальцев к бедру так резко контрастировало с жаром его губ, что она задрожала от наслаждения – и холода.

Он смущенно посмотрел на нее.

– Признаться, такое… озорство не очень подходит к разгару зимы.

– Не говоря уж о том, что сюда может забрести кто угодно, – добавила она.

– Ну, это меня не смутило бы…

– А меня – да.

– Это скоро пройдет, милочка. Обещаю, ты быстренько к этому привыкнешь, как только я привезу тебя к себе.

Конечно, она снова покраснела! Надо надеяться, что ее смущение из-за подобных намеков тоже скоро пройдет, лицо не будет гореть, словно обожженное, даже после короткого разговора с ним.

– Прежде чем я разрешу тебе встать, – сказал он вдруг совершенно серьезно, – ты объяснишь мне, что произошло у тебя с отцом. Или ты уже забыла, почему оказалась на земле?

Она действительно забыла. Лахлан так хорошо умеет заставлять ее забывать обо всем на свете, когда обнимает, прижимает к себе и…

– Ну?

– Ну, я рассказала ему о небольшом затруднении Уиннифред, – сказала Кимберли.

– О небольшом затруднении?! Она вздохнула.

– Ну хорошо, о большом. И сказала, что если он по-прежнему хочет жениться на этой женщине, то ему следует раскошелиться на значительную сумму, которую она, тебе должна. И тогда ты мог бы – заметь, «мог бы», отказаться от судебного преследования.

Лахлан усадил ее на землю рядом с собой. Презрительно хмыкнув, он осведомился:

– И что, громко он смеялся?

– Он не смеялся. Отец отдаст тебе половину этой суммы. Остальное оплачу я.

– Ax вот как! Я должен забыть все тревоги и лишения, которые она… То есть как это – остальное оплатишь ты? У тебя есть собственные деньги?

– Да.

Он вдруг улыбнулся:

– Правда?

Лахлан так искренне обрадовался, что Кимберли невольно рассмеялась:

– Правда.

– Вот оно что! И когда ты хотела мне об этом сказать?

– Ну, наверное, вскоре после того, как мы поженились бы. Так вот, как я сказала, он вернет тебе половину суммы. Видишь ли, он по-прежнему хочет на ней жениться. Так что он готов – коли ты согласишься ей все простить – не отрекаться от меня, если я все-таки выйду за тебя замуж. По крайней мере он не будет отрекаться от меня во всеуслышание. Но относительно приданого он непоколебим. По-прежнему отказывается дать мое приданое шотландцу.

Она рассмеялась.

– Что ты смеешься?

– Я ему не сказала, но, понимаешь, получается одно и то же. Сумма, которую он тебе вернет, и мое приданое примерно одинаковы. Когда до него это дойдет, у него снова будет припадок ярости. Ну так как? Такой вариант для тебя приемлем?

Лахлан потер подбородок. Взгляд его выражал глубокое раздумье.

– Ну, не знаю, милочка. Надо будет об этом серьезно поразмыслить.

Она прищурилась.

– Тут не о чем… О, ты специально хочешь заставить его ждать, да?

Он широко раскрыл глаза, изображая невинное изумление.

– Ну неужели я способен на такое просто потому, что он ненавидит меня всеми печенками и не хочет выдать за меня свою единственную дочь? Просто потому, что он подлый и злобный и заслуживает, чтобы его немного помучили?

У Кимберли совершенно автоматически вырвалось слово, которое она часто слышала от Меган:

– Безусловно! Лахлан ухмыльнулся:

– До чего же мне нравится, когда ты считаешь, будто прекрасно меня знаешь. Но на этот раз… ты не ошиблась.