К т о такие социал-демократы и чего о н и хотят

К ВОПРОСУ О КЛАССОВОЙ БОРЬБЕ

Г.

Волна ревизионизма, все выше и выше вздымавшаяся за последнее десятилетие, начинает заметно падать. Кри­зис в марксизме привел к неожиданным для противников ортодоксии результатам: международным Амстердамским конгрессом¹ санкционирована строго ортодоксальная ре­золюция, не только принявшая все теоретические предпо­сылки марксизма, но и признавшая полную непригодность оппортунистической политики. Первым плодом победы «старой методы» над «новой» явилось объединение фран­цузских коллективистов в одну общую партийную органи­зацию ².

Нельзя, однако, обольщаться надеждой, будто проис­шедшее под давлением жизненных условий объединение может быть действительно прочным; уже и сейчас между обеими фракциями замечается трение даже по вопросам чисто тактическим. Что же будет, когда дело коснется воп­росов теоретических, принципиальных? Рознь между фрак­циями ведь не ограничивается одной тактикой, она идет значительно глубже, вытекая из философского мировоззре­ния обеих партий. Поскольку тактические принципы орто­доксии исходят из ее теоретических предпосылок, по­стольку же оппортунизм находит опору в критическом идеализме³. Тесная связь, существующая между «крити-цистами» и оппортунистами, слишком очевидна. Если бы оппортунизм известной фракции не вытекал из их теоре­тических заблуждений, их позиция никогда не могла бы быть прочной⁴. Но в том-то и дело, что оппортунизм, про­поведующий сотрудничество классов как тактику, пыта­ется обосновать свое практическое положение теоретиче­скими предпосылками, оспаривающими основы ортодок­сального учения. Вступая в общую организацию со своими ортодоксальными товарищами, французские жоресисты и не думают отрекаться от своих теоретических предпосы­лок, точно так же, как не покидают своей позиции «крити-

цистов» немецкие бернштейнианцы ⁵, продолжающие на практической почве работать заодно с ортодоксальными товарищами.

Поэтому, если мы желаем бороться с оппортунистиче­ским течением в политике, нам необходимо прежде всего подвергнуть пересмотру те основные положения, какие до сих пор служили и продолжают служить главнейшим обо­снованием тактики оппортунизма. Такого рода пересмотр является не лишним еще и ввиду переживаемого нами в России серьезного политического кризиса. В эпоху, когда все общественные силы направлены к достижению одной и той же ближайшей задачи, весьма легко поддаться ил­люзии, будто слияние всех классов общества не только же­лательно, но и возможно. Теоретики «сверхклассовой» идеологии громко вопят о необходимости объединения всех ввиду важности переживаемого исторического момента. Практики же ищут опоры в идеалистической фразеологии. И у нас, как и на Западе, примирительная политика найдет свое оправдание и поддержку со стороны определенной группы теоретиков. И у нас пока еще слабая буржуазно-демократическая партия будет искать сближения с более внушительной по силе и организованности партией рабо­чих. Уже и сейчас замечаются со стороны буржуазной де­мократии попытки притягивать в свои ряды рабочих и вну­шать им недоверие к «устарелой» теории, опирающейся на принцип классовой борьбы.

Ввиду этого нам кажется нелишним еще раз повторить забываемые в пылу серьезного сражения с общим против­ником основные положения учения Маркса. Основы эти, несмотря на жестокие нападки со стороны практичных оп­портунистов и теоретизирующих «критицистов», всегда служили путеводной нитью для ортодоксальных учеников и позволяли им в самые сложные и запутанные историче­ские моменты найти верный путь, приближающий к конеч­ной общепролетарской цели.

* * *

Пунктами, возбуждающими наибольшее разногласие между научными и критическими последователями социа­лизма, являются, с одной стороны, его теоретическое обос­нование, с другой — практическое проведение в жизнь принципа классовой борьбы. Классовая борьба, являясь ре­альной, действующей силой, должна, по мнению ортодок-

сальной школы, опираться на определенный экономиче­ский базис. Базисом этим служит вся теория капиталисти­ческого развития, разработанная марксистской школой. На эту-то теорию и направляют свои нападки «критицисты», выступающие в партийной тактике апологетами коопера­ции классов и защитниками идеи «социального мира». Это и понятно: доктрина исторического материализма и теория трудовой ценности являются теоретическим основанием, классовая же борьба — de facto * средством, которое обес­печивает проведение в жизнь общепролетарской конечной цели. Если бы «критицистам» в самом деле удалось дока­зать, что капитализм при своем дальнейшем развитии не содержит в себе самом никаких тенденций к «изживанию»; что приспособляемость его растет и положение трудящих­ся масс улучшается, а эксплуатация труда, несмотря на не­сомненный рост капиталистического накопления, умень­шается, то в таком случае принцип классовой борьбы поте­рял бы всякий raison d'etre ** и оппортунистическим стремлениям открывался бы широкий простор. Не было бы тогда преград для объединения пролетариата не только с буржуазным либерализмом, но даже с «министерским» со-циализмом⁶ всех видов и формаций. Классовая борьба имеет свое несомненное и твердое основание только при существовании тех тенденций в капиталистическом разви­тии, какие были установлены Марксом. При ошибочности этих тенденций классовая борьба не только перестала бы являться средством к завоеванию нового мира, но и самый переход в этот новый мир потерял бы всякую научную последовательность.

«Социализм черпает свое научное обоснование,— по справедливому определению Розы Люксембург,— в трех основных следствиях капиталистического развития: преж­де всего, в усиливающейся анархии капиталистического хозяйства, которая ведет его неизбежно к гибели, во-вто­рых, в растущем обобществлении производственного про­цесса, которое создает положительные отправные точки для будущего социального строя, и, в-третьих, в растущей ор­ганизации и классовом сознании пролетариата, являюще­гося активным фактором предстоящего переворота» ***.

* фактически (лат.).— Ред. ** смысл (франц.).— Ред.

*** Цитата сверена и уточнена по кн. Р. Люксембург. Социаль­ная реформа или революция. М., 1959, стр. 17.— Ред.

Игнорируя последний активный фактор, никогда не упускаемый из виду ортодоксальной школой, «критиче­ские социалисты» направляют свои стрелы на экономиче­ское обоснование теории «саморазрушения» капитализма, подразумевая под этой теорией такое своеобразное поло­жение вещей, при котором историческая необходимость, в лице производительных сил, должна явиться неумолимым фатумом и привести человечество, помимо его личного «хотения», к заранее предопределенному и уготовленному будущему. Обоснование социальной эволюции на факторах экономических, даваемое марксистами, истолковывается критической школой как проявление непозволительного фатализма и веры в самодеятельность производительных сил, как отрицание власти человека сознательно воздейст­вовать на ход исторических событий. Тщетно возражают ортодоксы против возводимых на них напраслин; критиче­ские социалисты опять и опять выдвигают на сцену свои обвинения, лишь только тактические разногласия дают себя знать и требуют с их стороны теоретических подкреп­лений.

«Неизбежность экономической гибели капиталистиче­ского общества,— говорит доктор Вольтман, экономист «критического» лагеря, в своей статье «Die wirtschaftlichen und politischen Grundlagen des Classenkampfes» *, коммен­тируя теорию саморазрушения,— проявляется с силой ес­тественною социального закона; классовая борьба рабочих является сознательным орудием в самоуничтожении капи­тализма; капитализм, по закону экономической необходи­мости, сам в своих недрах вырабатывает социализм, дав­лением экономических сил вынуждая рабочий класс к осу­ществлению последнего» **. Из этого правильного определения Вольтман, однако, делает следующее оши­бочное заключение: «Поэтому если Маркс и отводит клас­совой борьбе известную роль при разрушении капитализма и осуществлении социализма, то роль эта во всяком слу­чае — второстепенная. Самосознание или воля людей, уча­ствующих в классовой борьбе, по существу суть самосо­знание и воля экономических фантомов, управляемых из-за кулис капиталистической мировой сцены естествен-

* «Экономические и политические основы классовой борьбы». ** Socialistische Monatshefte. Internationale Revue des Socialis­m s. Berlin. 1901, № 5, S. 363.

но-экономическими законами. Здесь, следовательно, может быть констатировано, что учению Маркса свойствен изве­стный социальный фатализм». Д-ра Вольтмана, по-види­мому, убеждает в этом также и утверждение, не раз при­водимое марксистами, что социализм настанет сам собою, (kommt von selbst); что рабочий класс окажется «вынуж­денным» ввести социальный строй, не будучи в состоянии поступить иначе... Для Вольтмана очевидно, что марксисты верят в предопределение. Конечно, если под предопределе­нием подразумевать то, что школа научного социализма сумела в хаосе бесчисленных пересекающихся явлений выделить наиболее сильно действующий фактор и просле­дить его воздействие на психику и волю людей; что она показала, как из комбинации однородных стремлений и же­ланий создается определенная групповая (классовая) пси­хология, заставляющая человечество добиваться осущест­вления определенного идеала-цели, то в таком случае «критицисты» будут, без сомнения, правы. Марксисты действительно утверждают, что современному капитали­стическому строю присущи такие тенденции, которые воз­действуют с силой «естественного закона» на психику про­летариата и содействуют зарождению и развитию в его душе вполне определенного идеала, постепенно переходя­щего в жизненную цель. Перед наиболее сильным и много­численным классом современного человечества поставлена вполне определенная дилемма: либо осуществить намечен­ную цель, либо погибнуть под гнетом развернувшейся во всю ширь капиталистической эксплуатации. Не надо быть пророком и незачем верить в предопределение, чтобы уга­дать, какой путь выберет рабочий класс.

Этот-то смысл и вкладывают в выражение «конечная цель придет сама собой» последователи исторического ма­териализма, убежденные в том, что конечный идеал (не его осуществление) вытекает естественным образом из ок­ружающих экономических условий. Имеются ли в самом деле налицо те условия, какие способствуют зарождению и укреплению этого идеала в рабочем классе,— это другой вопрос, на котором здесь останавливаться не приходится. Сейчас важно лишь определить, имеет ли реальное основа­ние упрек в фатализме, бросаемый марксистам критиче­ской школой, или же он навеян их пристрастным толкова­нием вопроса.

Противники марксизма в своих заключениях делают по-

стоянно повторяющуюся ошибку, смешивая подмеченную Марксом в общем процессе исторического развития зако­номерность явлений с «фатализмом», с безвольным подчи­нением человечества «высшим силам» (под которыми в данном случае подразумеваются, конечно, не сверхъестест­венные существа, а лишь бездушный механизм капитали­стического производства). «Критические» же товарищи не могут возвыситься до чисто научной точки зрения на ис­торию и понять, что нахождение известного закона в исто­рическом процессе вовсе не суживает сферы человеческой самодеятельности.

Признавая экономический фактор основным на всем протяжении истории, марксисты, естественно, ставят на­ступление и нового строя в непосредственную зависимость от определенной комбинации производительных сил. Но равносильно ли это утверждению, будто производительные силы сами собою, чисто механическим путем, приведут че­ловечество без активного его участия к новоуготовленному строю? Экономическая структура общества, определенное состояние производительных сил являются лишь той мате­риальной основой, той канвой, на которой живая сила — классовая борьба — вышивает свои прихотливые узоры. Ортодоксальной школой отводится классовой борьбе при завоевании строя именно первое, а вовсе не вторичное ме­сто, как это желает доказать Вольтман. Хотя идеалы-цели и создаются экономическими условиями, но осуществле­ние возникающих стремлений обеспечивается классовой борьбой...

Великая незаменимая заслуга Маркса заключается в том, что он сумел найти реальное обоснование для объяс­нения классовой психологии — этого главнейшего орудия в историческом процессе; что он указал на тесную связь, существующую между наличностью определенных соци­ально-экономических отношений и вытекающими отсюда классовыми идеалами и стремлениями. «Теория Маркса,— говорит Зомбарт,— представляет собою ту связь, какая су­ществует между начинающим бессознательно, инстинктив­но образовываться пролетарским идеалом и теми явле­ниями, какие в действительности наблюдаются в процессе экономического развития» *. Идеал коллективизма продик-* W. Sombart. Sozialismus und soziale Bewegung im neunzehnten Jahrhunderl». Jena, 1897, S. 44—45.

тован наличностью известных социально-экономических отношений... Если бы современных экономических условий не было налицо, то никакая проповедь социализма не по­действовала бы на массы и не могла бы подвинуть их на завоевание будущего; при исчезновении ныне действую­щих социально-экономических влияний исчез бы и самый идеал коллективизма.

Сопоставим с этим глубоко научным и в то же время жизненно простым толкованием истории социальных отно­шений взгляд новой критической школы, с одной стороны, стремящейся показать постепенное притупление острых сторон капитализма, смягчение гнета эксплуатации, с дру­гой же стороны — продолжающей верить в наступление но­вого строя. Не скрыто ли уже здесь, в этих самых первых основах «критицизма», какое-то странное противоречие? Казалось бы, уверовав в рост общего благосостояния, в по­степенное смягчение классового антагонизма, в замену анархии производства нормирующим влиянием трестов и картелей, «критицисты» должны были усомниться не только в возможности осуществления социализма, но и во­обще в его необходимости и желательности. До этого вы­вода они, однако, не дошли и не доходят. Но, не найдя в прежних обоснованиях (в росте анархии производства и классового антагонизма, в обобществлении орудий произ­водства) опоры для объяснения предстоящего перехода ны­нешнего социального строя в другой и в то же время упор­но признавая коллективизм за конечный идеал, «критиче­ские социалисты» принуждены были выставить новые, бо­лее отвечающие их метафизическим симпатиям начала.

И вот на сцену явились «этические» начала — двига­тели человеческого прогресса. Начала эти якобы зарожда­ются в человеческой душе ранее ее первых сознательных проявлений и никаким образом не могут быть выводимы из внешней экономической обстановки. Они имеют свою историю (так сказать, историю человеческого духа), от­личную от той грубой, материальной истории, которую [якобы] только и признают ортодоксы. Не этические идеа­лы, говорят «критицисты», зарождаются и развиваются на почве существующих экономических отношений, а, наобо­рот, «экономическая необходимость опирается на этиче­ские побуждения. Существующие в настоящее время спо­собы производства и фактическое отделение рабочего от производительных сил требуют обобществления последних,

так как только при таких условиях может быть удовлет­ворено требование морального закона, согласно которому каждый член общества должен рассматриваться как само­цель, а не как простое орудие» *.

Стало быть, коллективизм может осуществиться не по­тому, что в его осуществлении заинтересован самый много­численный класс современного культурного человечества, а лишь для того, чтобы обеспечить торжество «высших, этических начал». Другими словами, материалистическое толкование истории упраздняется, заменяемое миропони­манием идеалистическим. Основной экономический фактор устраняется и расчищается место для туманных порывов в область нравственных категорий.

В этом обосновании социализма, совершенно оторван­ном от реального экономического базиса, действительно не остается места для классовой борьбы (капитализм притуп­ляется, классовые противоречия сглаживаются и т. д.) и прежняя тактика, с точки зрения «критицистов», естест­венно, оказывается неудовлетворительной. На этом на­стаивает Бернштейн; того же добиваются французские со­циалисты, предводительствуемые Жоресом. Ослепленный идеей «социального мира», очарованный мечтой демокра­тического правительства, Бернштейн после блестящих побед, одержанных германской социал-демократией на вы­борах 1903 года⁷, решился выразить свои сетования на слишком резкое отделение социал-демократии от демокра­тического элемента общества. Жорес заявил, что «борьбу классов, которую мы фактически признали и теоретически провозгласили, эту борьбу классов мы тем не менее оста­вили в стороне, как не могущую определять нашего пове­дения, нашей тактики, нашей каждодневной политики» **.

Вся деятельность Фольмара, этого несомненно энергич­ного борца в рядах немецкой социал-демократии, за по­следние годы характеризуется желанием затушевать, за­держать классовый характер рабочего движения. Он готов проповедовать пролетариату умеренность, рассудитель­ность, взывать к самообладанию, терпению, самоотречению и др. буржуазным добродетелям, которые якобы заменяют

* L. Woltmann. Die wirtschaftlichen und politischen Grundlagen des Classenkampfes.— «Sozialistische Monatshefte», 1901, № 5, S. 368. ** «Les deux methodes», Conference par J. Jaures et J. Guesde а Г Hippodrome Lillois, Lille, 1900, p. 10.

собой стимул классовой борьбы. При такой политике при­способления общая цель действительно стушевывается, от­ходит в далекое неопределенное будущее; социализм же превращается в формальный «догмат веры». Весь спор «ре­визионистов» и «антиревизионистов» на партейтаге в Дрез­дене ⁸ сосредоточивается главным образом на вопросе о роли и значении классовой борьбы в дальнейшей тактике социал-демократии. Победа, как известно, осталась, во вся­ком случае, не за оппортунистическими элементами.

Мы имеем уже немало примеров, показывающих, к чему приводит практическое проведение в жизнь (насколько то позволяют существующие экономические отношения) про­поведи социального мира. Политика приспособления Фоль-мара в Баварии лишь доставила случай Крестьянскому союзу при выборах в 1898 году восторжествовать над со­циал-демократией; его же проповедь «мирного выжида­ния» заставила социал-демократию упустить удобный мо­мент, чтобы силой вынудить баварское правительство к расширению избирательного права в пользу рабочих. Во Франции объединение пролетариата с «министерским» социализмом в результате дало лишь «призрачные» зако­ны о рабочем дне и нормировке стачек.

Приходится напомнить шаблонную истину: всегда и всюду реформы, направленные к благу пролетариата, вы­зывались его сознанием и энергией. Рост мощи рабочего класса служит лучшим двигателем в вопросах преобразо­ваний и улучшений, проводимых буржуазным правитель­ством. Как бы ни демократизировалось последнее, оно при неприкосновенности существующих социально-экономиче­ских отношений никогда не будет в состоянии удовлетво­рить запросы трудящегося населения, потому что интересы эксплуататоров и эксплуатируемых не идентичны, потому что самые радикальные стремления капиталиста, хозяина-ремесленника и крестьянина не могут совпасть с интере­сами пролетария, подмастерья и батрака.

Последовательное проведение в жизнь идеи социаль­ного мира (если б последнее даже и было осуществимо) привело бы лишь к полному ослаблению и дезорганизации пролетариата. Сама жизнь показывает, что, когда идея эта проникает в тесные ряды рабочих лидеров, она требует неустанных уступок со стороны рабочих, молчаливого и терпеливого выжидания благ, даруемых пролетариату. Из грозной, боевой классовой организации социал-демократия

превратилась бы тогда в обыкновенную «политиканствую­щую» партию, с которой чрезвычайно легко было бы спра­виться путем громких обещаний относительно будущего и мелких уступок в настоящем.

К счастью, изучение истории с материалистической точки зрения показывает, что такое явление невозможно; что такой антагонизм — не тактический принцип, а «не­сомненный факт», как говорит Гед, стойкий французский боец старой школы; что причина этого антагонизма глу­боко коренится в современных экономических условиях и что исчезнуть он может лишь с исчезновением самих этих порождающих его условий. Намеренное отрицание со стороны «критицистов» тех тенденций в современном хо­зяйстве, которые служат экономическим базисом, обуслов­ливающим смену одного социального строя другим, пропо­ведь «социального мира» и поощрение оппортунистиче­ской политики, правда, могут временно уклонить рабочее движение от его прямого пути, могут повлечь за собою ошибки и заблуждения, задерживающие, тормозящие естественный ход этого движения. Но рано или поздно пе­ред пролетариатом встанет роковой вопрос: либо отречься навсегда от своей конечной цели — социализма, либо всту­пить в открытый бой со всеми враждебными этой конечной цели силами, т. е. другими словами — снова выступить на путь классовой борьбы. Масса тогда, как и теперь, будет бессознательно, стихийно стремиться к осуществлению своего идеала, будет выбирать кривые пути, ошибочные средства.

Но в том-то и заключается задача социального эконо­миста, чтобы разобраться в многообразных явлениях со­циально-экономического процесса и найти ту пружину, указать ту важнейшую тенденцию дальнейшей социальной эволюции, которая могла бы служить надежным компасом при нахождении кратчайшего пути к намеченной цели. Среди бесчисленных групп социалистически настроенных пролетариев всех стран социал-демократия одна обладает этим компасом, она одна опирается на твердую почву реа­листических отношений, не позволяя увлечь себя в сто­рону неоспоримо высоких, но, к сожалению, беспочвенных идеалов.

Социал-демократия не боится «узости» своей классовой точки зрения, сознавая, что в этой узости и «прямолиней­ности» вся ее сила.

Критические идеалисты, находящиеся в поисках «веч­ных идей», вечной «правды-справедливости», много и охотно толкуют об этой узости, о необходимости расшире­ния идеала и замены односторонней классовой точки зре­ния идеалом общечеловеческим... *

Стремясь во что бы то ни стало доказать неизмеримо большую ценность «общечеловеческого» по сравнению с «узкоклассовым», «критицисты» незаметным образом под­менивают ясное и определенное понятие о классовой цели расплывчатым принципом «всеобщего блага». Такая за­мена, бесспорно, ведет к шаткости и неустойчивости прак­тической политики. Что, собственно, подразумевать под об­щим благом и какими средствами добиваться осуществле­ния этого бесспорно широкого, но туманного идеала? Может ли в самом деле отречение от своих реальных классо­вых целей во имя сверхклассовых идеалов оказать челове­честву в его целом действительную услугу?

Материалистическое понимание истории показывает, что в общественном строе, основанном на классовом анта­гонизме, абстрактного «общечеловеческого идеала» суще­ствовать не может. Под давлением экономических сил про­исходит расчленение всего общества на отдельные, отлич­ные друг от друга социальные группы, причем объединя­ющим началом внутри каждой группы служит общность классовых интересов. Сам по себе классовый интерес есть лишь отражение объективных экономических условий. Он является не «идеальной нормой» классовой политики, как это утверждают некоторые критические идеалисты **, а необходимым жизненным фактом, вытекающим из мате­риальных потребностей общества ***. На определенной ступени экономического развития общества (именно когда

* См. Н. Бердяев. Критика исторического материализма.— Журн. «Мир божий», 1903, октябрь, стр. 19, 20, 22.

** См. С. Булгаков. От марксизма к идеализму. Сб. статей (1896-1903). Спб., 1903, стр. 295.

*** «Существование угнетенного класса,— говорит Маркс,— со­ставляет жизненное условие каждого общества, основанного на антагонизме классов. Освобождение угнетенного класса необходимо подразумевает, следовательно, создание нового общества. Для того, чтобы угнетенный класс мог освободить себя, нужно, чтобы при­обретенные уже производительные силы и существующие обще­ственные отношения не могли долее существовать рядом». (Цитата сверена и уточнена по кн.: К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, 2-е изд., т. 4, стр. 184.— Ред.)

производительные силы перерастают ими самими когда-то установленные тесные, застывшие формы социально-иму­щественных отношений) интересы той из социальных групп, которая является позднейшим порождением суще­ствующего общественного строя и которой в силу этого отводится лишь подчиненное место, вступают в резкое противоречие с имеющимися налицо социальными отно­шениями. Конфликт этот, отражаясь в сознании общества, особенно той его группы, чьи интересы более всего стра­дают от существующих противоречий, выливается посте­пенно в форму определенной классовой цели-идеала. По­ставленный идеал, требуя для своего осуществления пре­жде всего устранения современных условий производства и отмены имущественных ограничений, уничтожает по­путно и идеологические основания, на которые опиралось классовое самосознание предшествующей общественно-ре­волюционной группы.

«Современный социализм,— говорит Энгельс,— есть не что иное, как отражение в мышлении этого фактического конфликта, идеальное отражение его в головах прежде все­го того класса, который страдает от него непосредствен­но,— рабочего класса» *.

При современном капиталистическом строе наиболее страдающим, наиболее приниженным классом является пролетариат. Ему, как классу угнетенному современной формой производства, вполне естественно выставлять на своем знамени: уничтожение современного экономического режима и замену его новым, не оставляющим более места для классовой розни и эксплуатации человека человеком. Таким образом выходит, что пролетариат, преследуя не абстрактную, а чисто классовую цель, вместе с тем служит и интересам человечества в его целом, так как, борясь за свое социальное освобождение, за изменение в свою поль­зу экономических отношений, пролетариат ведет за собою и все человечество в новый, более совершенный социально-экономический фазис. В настоящее время нет и не может быть другого класса, чей социально-экономический идеал отвечал бы потребностям всего человечества в той мере, как это делает идеал, созревший в умах и сердцах рабо­чих. Идеал этот ставит своей задачей водворение не только такого экономического строя, который даст значительно

* См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 19, стр. 211.—Ред.

больший по сравнению с предыдущим простор для разви­тия новой, более современной формы производства, но и обещает избавление от всех угнетающих современное че­ловечество зол.

Что же касается абсолютного сверхклассового идеала, то ортодоксальная школа, безусловно, отрицает возмож­ность его образования в обществе, основанном на антаго­низме классов *.

Возможность осуществления такого идеала допустима лишь в далеком будущем, когда выставляемый пролетари­атом идеал-цель обратится в конкретную действитель­ность. Чем устойчивее и определеннее будет пролетариат проводить принцип своего классового освобождения, тем быстрее совершится переход и всего человечества в этот новый социально-экономический фазис. Пока же всякая проповедь сверхклассовой идеологии может лишь затума­нить определенную конечную цель и уклонить пролетари­ат от его прямого пути.

Этого не хотят, не могут понять критические идеали­сты. Принимая конечную цель, выставляемую пролетари­атом,— его идеал, имеющий не только классовую, но и аб­солютную ценность, они тем не менее не хотят удовлетво­риться теми путями, какие наметил еще Маркс и которые являются, разумеется, не «программными предписаниями», а нормальным следствием последовательной социальной эволюции.

В вопросе о выборе путей особенно отчетливо сказы­вается тесная связь, существующая между критическими социалистами и оппортунистами: и те и другие (одни — во имя «высших этических идеалов», другие — ради достиже­ния осязаемых партийных выгод в настоящем) стараются проповедью социального мира, отрицанием резких перево-* Такой идеал могут выдвигать «только идеалисты», для кото­рых центральной проблемой является не изучение конкрет­ных явлений, не нахождение естественной закономерности в социально-экономической эволюции человечества, а лишь метафи­зические вопросы, вроде следующих: «чем определяется социальное долженствование; каково содержание этого социального идеала, сообщающего качество справедливости или несправедливости от­дельным социальным стремлениям и поступкам; какова его при­рода?» (С. Булгаков. От марксизма к идеализму, стр. 296).

ротов, подменой жизненных реалистических интересов, метафизическими проблемами смягчить естественный ход исторических событий. Их старания, однако, могут лишь отклонить человечество от его определенного историческо­го русла, могут только отдалить нормальный результат. А так как результат этот в конечном счете выгоден, глав­ным образом, пролетариату, то, разумеется, этому послед­нему нет никаких оснований уклоняться от своей прямой дороги ради идеалов, не имеющих непосредственного от­ношения к его классовой цели.

Недаром такие испытанные борцы, как Гед и Лафарг, в разгаре Дрейфусовского дела ⁹ предостерегали француз­ский пролетариат от увлечения «внеклассовыми» идеала­ми. Недаром, говорили они, там, где пролетариат протянет дружескую руку буржуазным элементам, даже для за­щиты высших этических принципов, он всегда рискует сделать ложный шаг, подорвать собственную силу, осно­ванную на строгом разграничении классовых стремлений. Увлекаемый энтузиастом Жоресом, французский пролета­риат забыл свои собственные тяжелые невзгоды, забыл истинные причины антагонизма с буржуазией и, смешав­шись с рядами либеральных буржуа, бок о бок с ними сражался за восстановление абстрактной «правды-справед­ливости». Результатом получились: двусмысленная поли­тика мильерановского министерства и трагические для ра­бочих события в Шалоне, Фурми и на Мартинике *...

Пролетариат жертвовал своими классовыми интереса­ми ради торжества «высших» принципов. Но буржуазия не хотела, да и не могла ответить тем же: временное за­тишье классовой борьбы послужило ей лишь для более прочного утверждения своего политического могущества... Верой в торжество социализма путем мира и обоюдных уступок, вопреки предшествующему опыту истории, про­диктована и вся тактика «критицистов», не имеющих, од­нако, строго определенного плана действий, то и дело чув­ствующих, что почва ускользает у них из-под ног, как только дело коснется практического проведения в жизнь их теоретических принципов. Они балансируют между го­* В то время, как социалист Мильеран занимал министерский пост, стачечников в Шалоне, Фурми и на Мартинике усмиряли с помощью военной силы и давно невиданной во Франции жестоко­стью, не останавливаясь даже перед расстрелом рабочих-стачеч­ников.

сударственным и муниципальным социализмом, хватаясь то за кооперации, то за профессиональные организации, видя в каждом из этих средств вернейший и единственный путь к социализму. В их системах нет стройности, нет единства. Да ее и быть не может там, где система не опи­рается на твердые законы научной закономерности. Един­ство «критицистов» сказывается лишь перед «революцио­низмом», другими словами — перед сознательной, классо­вой политикой, и в предпочтении «медленных реформ».

Неопределенность и шаткость не только миросозерца­ния, но и самой тактики «критицистов» подтвердились со­бытиями на социал-демократическом съезде в Дрездене. После бурных филиппик против «узости», «односторонно­сти» и «нетерпимости» ортодоксальной школы ревизиони­сты тем не менее отреклись от «ревизионизма» и помири­лись с прежней тактикой, основанной на принципиальном признании классовой политики.

Что бы ни говорили теоретические «критицисты» и практические оппортунисты, но «старая школа» обладает, несомненно, большей стройностью, большей гармонично­стью в сочетании теории с практикой. Опираясь на матери­алистическое понимание истории, признавая главным сти­мулом капиталистического производства непрерывное на­копление, ортодоксальная школа заключает отсюда, что, пока будет существовать капиталистический строй, до тех пор не может прекратиться и эксплуатация человека чело­веком, несмотря на проповедь наигуманнейших идей. При существовании же эксплуатации неизбежен и антагонизм между эксплуататором и эксплуатируемым, между проле­тарием и собственником,— неизбежна, следовательно, и классовая борьба. Как бы широко реформы ни захватывали общественной жизни, как бы законодательство ни стесняло эксплуататорских поползновений собственников, факт купли и продажи человеческого труда в целях обогащения единичной личности останется неизменным. А пока налицо будет этот факт, до тех пор не смолкнет классовая вражда. До тех пор то, что приносит выгоду пролетарию, будет наносить ущерб капиталисту, и того, чего будет желать первый, будет, как гибели, бояться второй.

В этой непрерывной войне победа останется за тем, кто солидарнее, кто лучше организован, кто дальновиднее, кто способен принести временные выгоды в жертву конечной цели, кто, наконец, не боится последствий своих собствен-29

ных шагов и стремится вперед, не озираясь со страхом и жалостью на остающийся позади привычный «культур­ный мирок»,— создание буржуазно-капиталистического строя. В этом наступательном движении нет места поня­тию «о социальном мире», нет места сладким вздохам об общем благе, о самоценности культуры; всякое промедле­ние, всякое оглядывание назад лишь отодвигает, отдаляет осуществление конечной цели-идеала. Каждый новый шаг, приближающий к этой цели, является результатом актив­ного воздействия пролетариата; чем податливее будет про­летариат, чем легче позволит он усыпить себя красивыми фразами о росте социального мира и общего благоденст­вия, тем тяжелее будет минута его вынужденного пробу­ждения. Ортодоксальные ученики во Франции и Германии знают, что, несмотря на постоянные возгласы «критици-стов» о «врастании» социализма в капитализм, о притуп­лении классовой розни, о необходимости «сверхклассовой» идеологии, в руках пролетариата остается одно лишь ре­альное орудие, обещающее завоевание нового мира, и ору­дие это — классовая борьба, как жизненный факт, классо­вая политика, как тактический принцип.

Печатается с сокращения­ми по книге: А. Коллоптай. К вопросу о классовой борьбе. Спб, 1905.

К Т О ТАКИЕ СОЦИАЛ-ДЕМОКРАТЫ И ЧЕГО О Н И ХОТЯТ?

Г.

Несправедливые порядки

Много развелось теперь в России партий; у всякой своя программа, и каждая кое-что обещает рабочим и кре­стьянам. Трудно во всем этом разобраться; трудно чело­веку, до сих пор не принимавшему участия в политике, по­нять, кто друг, кто враг, а кто просто волк в овечьей шкуре. Всего важнее рабочему понять: чего добиваются социал-демократы и кто они такие?

С каждым годом жизнь становится все тяжелее для тех, кто живет своим трудом. С одной стороны — растет нищета всего народа, с другой — увеличивается непомер­ная роскошь и богатство тех немногих, кто обладает собст­венностью, капиталами, фабриками, землями, домами. Ма­газины переполнены товаром, а большая часть населения ходит без сапог, зимой — без теплой одежды; в мучных складах гниет хлеб, а люди мрут от голода; лесные дворы доверху завалены дровами, а у рабочего нет и лишней щепки, чтобы истопить свою печь, крестьянской семье не на чем хлеб испечь. И чем дальше, тем хуже. Рабочие ты­сячами, десятками тысяч гибнут от непосильной, часто вредной работы, от дурных условий жизни, а те, на кого они работают—«хозяева»,— лишь полнее набивают свои карманы. Сколько бы рабочий ни надрывался, сколько бы с помощью его рук ни изготовлялось богатств, весь доход с них пойдет не ему на пользу, не на пользу общества, а в частный карман капиталиста. А тут еще застои и кризисы в промышленности: торговля приостанавливается, фабри­ки и заводы закрываются, банки лопаются. Масса рабочего народа оказывается выброшенною на улицу, числится в безработных; разоряются и мелкие фабриканты и тор­говцы. Крупным капиталистам кризисы не страшны: у них есть запасной капитал; им эти бури нипочем; они как ста­рые дубы в лесу — пронеслась буря, сломила мелкие де­ревья, а великанам от этого только просторнее стало. Но,

конечно, всего хуже приходится во время кризисов рабо­чим, крестьянам и мелким ремесленникам; они теряют и то немногое, что у них было. А кризисы — явление неиз­бежное, раз существуют теперешние, так называемые тор-гово-капиталистические порядки. Сейчас никто не распо­ряжается, сколько и каких товаров надо произвести, чтобы на всех хватило и лишнего не оставалось. Каждый пред­приниматель производит на свой страх и риск, заботясь об одном: иметь побольше выгоды, нажиться поскорее, чем другие. Цена на какой-нибудь товар подымается — все предприниматели в этом производстве, один перед другим, спешат произвести побольше этого товара; трудно им рас­считать, найдутся ли покупатели на все товары. И если товаров оказывается слишком много, если их некому ску­пать, то цены падают, спрос прекращается, наступает «кризис» или «застой». И как ни старайся — не избе­жать человечеству кризисов, не избежать переполнения рынка одним товаром при недостатке или дороговизне в других, не менее необходимых, пока производством будут заниматься для частной наживы, пока оно не будет управ­ляться самим обществом, пока целью производства будет торгашество, а не стремление удовлетворить потребности народа.

Что предлагают люди?

Несовершенства всех теперешних условий жизни не могут не бросаться в глаза. Давно уже искали люди средств, как бы изменить существующие порядки, как бы сделать жизнь лучше, справедливее. Всякий предлагал свое. Один говорил: надо отнять все богатства у имущих классов и поделить их между бедными. Но оказалось, что это решение не годится: уж не говоря о том, что при по­добном разделе, когда неимущих в сотни раз больше, чем богатых, на одного человека пришлась бы лишь ничтожная часть всех богатств, самый дележ произвести невозможно. Если делить по справедливой оценке, одному может прий­тись холст, а другому фабричная труба, одному плуг, дру­гому земля. Люди сейчас приступили бы к обмену, т. е. торговле; каждый стремился бы продать подороже, с выго­дой. Смотришь — и вновь выросло бы неравенство: опять у одного, кто порасчетливее, было бы имущество, капитал, а у другого — ничего, кроме рабочих рук.

Другие возлагали все надежды на управление страной, на законы. Но как бы хороши сами по себе законы ни были, уничтожить богатство и бедность они не в силах. Демократическое государственное устройство много облег­чает жизнь, является средством, чтобы добиваться лучшего будущего, но пока все общество разделено на два класса — имущих (или буржуа) и неимущих (или пролетариев),— до тех пор одними законами не упразднить всего того зла, которое царит в наши дни.

Были, наконец, и третьи, которые правильно понима­ли, в чем корень зла, которые, как социал-демократы сей­час, говорили, что для того, чтобы исчезло богатство и бед­ность, чтобы прекратилось классовое неравенство между людьми, для того, чтобы никто не мог обогащаться на чу­жой счет и все человечество было бы избавлено от голодо­вок, кризисов, безработицы, разорений, для этого нужно уничтожить частную собственность и сделать всю землю и все накопленные богатства — фабрики, магазины, руд­ники и т. д.— собственностью общественной. Если б ка­ждый мог пользоваться нужными для его ремесла инстру­ментами и машинами, если б земледелец мог иметь необ­ходимую ему землю, никто бы тогда не наживался на чу­жом труде, не было бы в мире тогда нищеты, эксплуата­ции, несправедливости.

В теперешнем мире у одних в руках находятся капи­тал, фабрики, заводы, земля, т. е. орудия производства; у огромного же большинства имеется лишь рабочая сила. Чтобы как-нибудь прожить, надо работать, а работать не на чем; приходится идти к капиталисту-собственнику и наниматься на работу. А что значит — наняться? Это зна­чит продать свою рабочую силу, свои рабочие руки хозяи­ну за такую плату, чтобы только не умереть с голоду. Хо­зяин же, купив рабочую силу за гроши, заставляет рабо­чего нарабатывать ему товару на рубли; и, чем меньше уплачивает хозяин рабочему, чем большее число часов за­ставляет его работать, тем выше прибыль хозяина, тем быстрее растет его капитал. Рабочий борется. Но капита­лист не очень-то церемонится с «несговорчивым»,— сейчас рассчитает и заменит новым, благо ищущих работу проле­тариев всегда на рынке вдоволь.

Так как неравенство, эксплуатация делаются возмож­ными именно вследствие существования частной собствен­ности, то, чтобы изменить жизнь людей к лучшему, надо

прежде всего сделать так, чтобы все земли, фабрики, ма­стерские, капиталы из рук частных собственников, поме­щиков, фабрикантов и т. д. перешли в руки всего общества, т. е. самих же рабочих; другим в таком новом обществе и не должно быть места. Но вместе с тем рабочие эти не бу­дут уже теперешними наемными рабочими, продающими свою рабочую силу, закабаляющими себя капиталисту, они будут свободными работниками-гражданами, которые, тру­дясь сами, сами же станут распоряжаться всем добытым богатством и сами смогут управлять всей жизнью своей родной страны. Частные хозяйства надо заменить одним общим громадным народным хозяйством, основанным на совместном, товарищеском (обобществленном) труде. Только тогда, в таком новом коммунистическом или соци­алистическом мире, смогут прекратиться нищета и голо­довки, которые происходят не потому, что хлеба или дру­гих необходимых для людей продуктов не хватает на всех, а потому, что сейчас существует целый класс людей — помещики, предприниматели, купцы,— который пользует­ся народной бедой, надбавляет цены, если хлеб не уродил­ся, с умыслом отправляет лишь малое его количество в го­лодные местности, чтобы удобнее сбывать его там по дорогой цене.

Исчезнут и страшные, как для рабочих, так и для всего мелкого люда, кризисы и безработица. Для чего служит все современное производство? Для торговли. Каждый поме­щик, фабрикант, каждый ремесленник производит продукт не для потребления, а для продажи. Каждый хлопочет не о пользе общества, а о выгоде своего кармана; отсюда — такая конкуренция и вражда между людьми. В комму­нистическом обществе не будет места ни конкуренции, ни торгашеству, так как люди будут производить не для про­дажи, а для собственного потребления. Все, что будет про­изведено, будет считаться общею собственностью. Часть добытых общим трудом богатств поступит на покрытие общественных нужд, а другую часть работники-граждане поделят менаду собой по товарищеской расценке и общему соглашению. Чем богаче будет все общество, тем лучше бу­дет житься и каждому отдельному его члену. Так как ра­боты будет хватать на всех, то не придется друг у друга вырывать кусок хлеба. Всякий, кто будет трудиться, будет не только сыт, обут, но сможет пользоваться и всеми теми удобствами и радостями жизни, которые сейчас доступны

лишь богачам. Само собой разумеется, что всякую работу постараются обставить как можно здоровее и лучше, а так как трудиться будут все, то на долю каждого придется вовсе не так много работы. Этому же помогут и машины, которые получат большое распространение, и наука, с по­мощью которой усилится власть человека над природой. С исчезновением частной собственности должно будет ис­чезнуть и деление людей на классы: не будет ни богатых, ни бедных, ни знати, ни черни, значит — прекратится и не­равенство. Останется разве только неравенство ума или таланта. И если кто будет в почете у общества, то не по­тому, что его отец был богат или дедушка знатен, а потому, что заслуги его велики перед обществом и перед товарища­ми-работниками.

Итак, чтобы прекратились все современные несправед­ливости и бедствия — предлагалось: 1) заменить частную собственность собственностью общественной, или коммуни­стической, 2) ввести совместный обобществленный труд и 3) вместо производства для продажи изготовлять продук­ты для общественного и личного потребления.

Можно ли переделать мир?

Как ни правильны казались рассуждения людей, пред­лагавших такого рода переворот, как ни заманчиво рисо­валась жизнь в коммунистическом обществе, их предложе­ния представлялись пустой мечтой. Возможно ли переде­лать мир? Изменить все порядки, все людские отношения? Какими средствами добиться этой цели? На вопрос этот точного ответа долго не было. Пробовали обращаться к «человеколюбию» правителей, пробовали усовещать капи­талистов и собственников, смягчать их огрубелые сердца рассказами о страданиях народа. Более мягкие из них от­кликались, жертвовали часть своих богатств на бедных, но нажива и торгашество не прекращались, и жизнь шла своим чередом. Одни нищали, страдали, трудились, другие наживались, богатели, наслаждались, а новое коммунисти­ческое общество, о котором горячо проповедовали первые социалисты, казалось для одних — пустой забавой, для других — желанной, но недостижимой грезой.

И тут-то раздался мощный голос Карла Маркса, пока­завший прямой путь, который неминуемо приведет рабочих

в царство товарищеского труда, единения и равенства; Социализм — не вымысел, не мечты, как думают многие, а живая необходимость. Как в природе все подчинено опре­деленным законам, так и жизнью общества управляют свои особые законы. Недостаточно доброй воли людей, чтобы изменить все существующие порядки и отношения; нет — для этого надо, чтобы налицо имелись определенные усло­вия, чтобы сама жизнь в своих недрах вырастила зачатки нового строя. Сколько бы люди ни проповедовали о пользе, удобстве и выгоде социалистических порядков, установить их на деле было бы немыслимо, если б не существовало тех условий, которые делают переход к социалистическому строю мало того что желательным, но даже неизбежным. А условия эти, как показал Маркс, не только имеются, но и постоянно растут и крепнут.

Напрасно воображают малосведущие люди, что все хо­зяйственные порядки, все отношения людей, законы, пра­ва, обычаи раз-навсегда установлены господом богом. На­против, они очень изменчивы; и особенно изменяются фор­мы хозяйственных, экономических отношений. Между тем именно они — эти экономические отношения и, главным образом, способ производства — больше всего влияют на человеческую жизнь, на людские порядки; к ним применя­ются законы, от них зависят и нравы, и обычаи, и даже образ правления в стране. Никакими законами не предпи­шешь, чтобы человек не смел наживаться чужим трудом, чтобы богатый не угнетал неимущего. Но если б устано­вился социалистический строй, если б и всякий мог сам получать то, что он зарабатывает, исчезло бы угнетение и прекратилась бы эксплуатация. Если изменяются способы, какими люди добывают себе все необходимое для жизни (условия производства), то изменяются вместе с ними за­коны, нравы и даже понятия людей *.

Поэтому не столько важно проповедовать пользу соци­алистических порядков, сколько необходимо знать, в самом ли деле в окружающей нас хозяйственной жизни зарожда­ются уже и сейчас зачатки социалистического строя. И если — да, то надо всячески способствовать, чтобы эти

* Экономические условия жизни отражаются даже на том, что думает и чувствует человек, на его воззрениях, на его душевном складе: у богатых людей, у так называемого буржуазного класса, совсем другие понятия, вкусы, наклонности, чем у класса проле­тариев.

зародыши социализма развивались и крепли. Изменятся экономические условия — переменится и вся остальная жизнь людей. Так было — так будет. Напрасно думают не­которые, что, если «так было прежде», значит — так будет и в будущем. Во времена далекой древности люди не зна­ли, что такое неравенство, что такое бедность, богатство. Имущество, земля — все было общее, все принадлежало не отдельным лицам, а целому роду. И сейчас еще есть дика­ри, у которых сохранились остатки таких отношений! Лишь значительно позднее стали более сильные угнетать слабых, отбирать у них в свою пользу землю, имущество. Появилось неравенство, и человечество узнало деление лю­дей на имущих и неимущих.

Много ступеней прошло человечество, много переиспы­тывало всякого рода порядков, знавало и рабство, и сво­бодный труд, и крепостное право, пока не установились в нем нынешние капиталистические отношения с их каторж­ным наемным трудом. Несладко жилось и раньше трудо­вому люду, но никогда не знал он такого горя, унижений, нищеты и бесправия, какой воцарился с тех пор, как разве­лись повсюду фабрики, заводы, т. е. утвердилась так на­зываемая крупнокапиталистическая система производства. Что ни день — все большее число людей нищает, разоря­ется и попадает в ряды пролетариата, живущего продажей своих трудовых рук. Самостоятельный ремесленник — пе­реплетчик, слесарь, сапожник — не в силах выдержать конкуренции с крупнофабричным производством; он бро­сает свое ремесло, которое его уже не прокармливает, и спешит на фабрику. Мелкий лавочник бьется, чтобы как-нибудь просуществовать возле огромного магазина с зер­кальными окнами и многотысячным товаром, но в конце концов и он разоряется и с затаенной злобой в душе идет искать заработка в тот же ненавистный ему крупный ма­газин. Крестьянин, наконец, и тот ощущает на себе гнет капитализма; земли у него мало, одной землей не прокор­мишься, но он занимался кустарничеством, пока фабрика не забила его товар дешевизной своих продуктов. И кре­стьянин принужден бросать свой клочок земли и с тяже­лым сердцем либо наниматься к помещику, либо спешить в город на заработки. Деревня пустеет, народ нищает, на­чинаются голодовка за голодовкой. Тысячи безработных, перебивая друг у друга заработок, понижая цены на свои руки, тщетно гоняются за работой. Капиталистам же такое

положение вещей только наруку: чем ниже заработная плата рабочих, тем выше их барыш; чем скорее растут их капиталы, тем сильнее и могущественнее становятся они сами.

Все резче делится мир на два враждебных лагеря — капиталистов-собственников и пролетариев, все больше злобы и ненависти скопляется в сердцах людей.

Где выход?

Не грозят ли подобные порядки, когда нищает рабочий народ, а богатеет же только малая кучка собственников, гибелью всему человечеству? Нет,— ответил Маркс,— по­рядки, которые сейчас установились во всех капиталисти­ческих странах, ужасны и несправедливы — в том нет со­мнения, но в них есть не одна темная сторона. Есть в них и кое-что светлое.

Какое самое существенное, важное условие для пере­хода в новый общественный строй? Организация совмест­ного, планомерного труда в грандиозных мастерских, с крупными совершенными механизмами, делающими труд более скорым, более производительным. Но ведь это явле­ние уже и сейчас существует: какую бы отрасль производ­ства мы ни взяли, всюду работа идет сообща, с помощью машин в фабричном заведении. То, что прежде ткач, меха­ник, прядильщик изготовлял своим единичным трудом у себя на дому, то теперь производится на фабрике трудом многих работников. И чем прочнее утверждается машин­ное производство, чем больше вытесняет оно личный, от­дельный труд человека, тем шире распространяется совме­стная, общественная работа, тем больше сосредоточива­ется, централизуется производство.

А централизация, сосредоточение производства в одних руках, является необходимым условием для введения со­циалистического хозяйства. Чтобы общество могло распо­ряжаться производством, могло планомернее вести свое хозяйство, для этого требуется, чтобы хозяйство не было разбросанным, разъединенным. Крупное капиталистиче­ское производство наших дней как нельзя лучше исполняет эту задачу. Не оно ли соединяет в одних руках все боль­шее число фабрик, заводов, мастерских, не оно ли объеди­няет труд земледельца и фабричного рабочего, не оно ли связывает город с деревней? Сейчас, пока народное богат-

ство находится в руках хищников-капиталистов, это сосре­доточение идет на пользу только собственникам и в этом, конечно, все зло. Но вместе с тем именно в сосредоточении богатств и орудий производства кроются зачатки нового социалистического порядка.

В том-то и сила этого порядка, что мы его не выдумали из своей головы, что он не явится вдруг, ни с того, ни с сего на cветe божием. Нет, эти новые формы общежития десятками лет подготовляются самой жизнью и вытекают естественно из теперешних общественных условий. Заслу­га Маркса заключается именно в том, что он уловил в на­ших теперешних скверных порядках семена лучшего бу­дущего, что он показал, как сама жизнь, сами хозяйствен­ные потребности человечества ведут его неизбежно к со­циалистическому строю.

Уже и сейчас можно указать кое-какие зародыши соци­алистических порядков; например — передача в руки госу­дарства хотя бы таких важных сторон общественной и хо­зяйственной жизни, как почта, железные дороги, школы, больницы и т. д. Прежде, несколько сот лет тому назад, го­сударство вовсе не считало своей задачей строить школы, заботиться о путях сообщения и т. и., это все было дело частное; теперь это вошло в обязанность государства. Но сейчас во главе государства повсюду стоят представители буржуазии, и от этого дело, конечно, страдает. Тогда же, когда государственная власть будет находиться в руках самого народа, тогда ей так же легко будет распоряжаться всеми сторонами жизни родины, как сейчас естественно для правительства строить школы и заведовать почтой.

Капитализм сам роет себе могилу

Какое же условие необходимо для осуществления соци­алистического строя? Уничтожение частной собственности на капиталы, землю и другие орудия производства. Но разве сам капиталистический мир коварно не роет могилу частной собственности? Смотрите, что делает само капита­листическое производство: с одной стороны — оно создает совместный общественный труд, расширяет торговлю до размеров общенародной и даже мировой *, с другой сторо-* Прежде торговля велась, как и сейчас в деревнях, самым простым образом: всякий, кто что произвел, тот и принес на

ны — все барыши, все капиталы оставляет по-прежнему в руках частных собственников. Другими словами — произ­водство уже сейчас обобществляется, потребление же не регулируется, не устанавливается обществом; тут хозяева все еще отдельные хищники-капиталисты, а не общество, не сам народ. В этом-то и кроется все зло и вся неизбеж­ность гибели капитализма. Машинное производство дает возможность произвести необозримое количество всяких товаров, но частные владельцы этих богатств не в силах рассчитать истинные потребности общества и, гонясь за на­живой, перегружают рынок товарами, которых обнищалый, обкраденный теми же капиталистами народ не в состоянии купить, хотя бы и очень нуждался в этих товарах.

Погоня капиталистов за наживой заставляет капитали­стические страны также вступать в войны между собою. Каждая крупная капиталистическая держава хочет поль­зоваться монополией на мировом торговом рынке, хочет захватить побольше колоний, чтобы там на свой капитал наживать десятиричные барыши. Война из-за рынков, из-за захвата колоний, т. е. война империалистическая *,— неизбежна, пока существует капитализм. Но, чем острее, чем серьезнее война и кризисы, тем нагляднее убеждаются рабочие, что само общество должно взять в свои руки про­изводство и заботиться о его планомерном ведении. Бли­зится день, когда, после тяжелых невыносимых неурядиц, хозяйственных потрясений и главное империалистических войн, перед человечеством встанет вопрос: либо погибнуть, либо выйти на новый путь, перестроить на новый лад все хозяйственные отношения. И тогда-то рабочие переступят наконец порог социализма...

рынок, и тут же соседи друг у друга покупали, обменивали свои то­вары. Теперь торговлей занимаются, как известно, не сами произ­водители, т. е. не те, кто добыл из земли или сработал товар (хлеб, холст, кожу и т. д.), а особые люди — купцы или торговцы. Они перевозят товары из одного места в другое. То, что добыто в Рос­сии, переправляют в Америку, то, что произведено в Англии, продают в Китай и т. д. Торговые сношения переплетают, связы­вают город с деревней и страну со страной, материк с материком. Теперь уже ни одна страна не может прожить без продуктов дру­гих стран. Оттого такая дороговизна во время войны, что страны оказываются отрезанными друг от друга, нет подвоза более деше­вых товаров из других стран, нет обмена.

* В переиздании 1917 г. добавлено: «такая, которая ведется между Россией, Францией, Англией, с одной, и Германией и Ав­стрией — с другой стороны».— Ред.

Существует и еще одно обстоятельство, ускоряющее и облегчающее этот переход: уменьшение числа собственни­ков на орудия производства и увеличение числа пролета­риев. Общество все резче и резче делится на два противо­положных лагеря: на буржуа-собственников и неимущих пролетариев. Прежде между теми и другими стоял еще промежуточный слой различных мелких купцов, хозяев, ремесленников, лавочников, хозяйственных мужиков. Крупнокапиталистическое производство, построенное на конкуренции, требующее больших запасных капиталов, большой оборотливости, непрерывно разоряет средний класс, бросая и его в ряды пролетариев. Как ни тяжело сейчас такое положение вещей, оно облегчает переход к социализму: чем меньше будет пауков, тем легче будет разорвать их паутину, тем проще отобрать собранные, сконцентрированные в их руках народные богатства. Круп­нокапиталистическое производство делает, наконец, все менее и менее нужными господ помещиков, фабрикантов и других предпринимателей. Прежде, когда производство ве­лось ремесленным способом, хозяин был нужен в мастер­ской, без него дело не шло — он распоряжался, он и учил. А сейчас разве владельцы фабрик управляют производст­вом? Да рабочие своего хозяина подчас и в глаза не видели. Управление, распорядки всецело лежат на наемни­ках — директорах, инженерах, надсмотрщиках, приказчи­ках и т. д. Если бы в один прекрасный день сразу перемер­ли все хозяева, производство ни на минуту не прекрати­лось бы. Между тем, если бы рабочие всего мира хоть на полдня единодушно прервали свою работу, остановилось бы не только производство, но и замерла бы вся жизнь. За примером недалеко ходить: стоит вспомнить бывшую у нас в 1905 году всеобщую забастовку.

Итак, капитализм, помимо своей воли, ведет человече­ство к социализму и сам же облегчает этот переход...

Грядущее в руках рабочих

Все это так, скажете вы, но не сам же собой совершится этот важный переворот? Кто-нибудь да должен будет за­няться переустройством общества? Кто же именно? Уж только не господа капиталисты и собственники всякого рода, на них плохая надежда,— им по сердцу нынешние

порядки, за них они цепко держатся. Рабочий класс? Но ведь он забит, угнетен, обессилен!

Это верно, но только отчасти. Разве вместе с угнете­нием, порабощением и эксплуатацией не растет в сердцах рабочих возмущение, ненависть, протест против своих угнетателей? Если капиталистов еще можно сравнивать с пауками, сосущими чужую кровь, то пролетариев уж ни­как нельзя назвать бессильными и покорными мухами. Пролетариат силен уже тем, что он постепенно организу­ется, что сама жизнь воспитывает в нем чувство товарище­ства, солидарности, готовности всегда и всюду встать «всем за одного»...

Мы говорили выше, что экономические условия влияют на душевный склад людей, создают их понятия, убежде­ния. Трудясь неустанно, создавая все богатства, все блага, которые украшают жизнь, пролетарий сам живет впрого­лодь, ему приходится отказывать себе во всем необходи­мом; он истощает свои силы, он губит свою молодость и все для того, чтобы нажился капиталист. С одной сторо­ны — растет беспощадная нищета, с другой — непомерная роскошь... Естественно, что в сердцах рабочих закрадыва­ется вместе с ненавистью к своим угнетателям и опреде­ленное желание — сбросить оковы капитализма, самим трудиться, но самим и пользоваться плодами своих трудов.

Идеал социализма зарождается и зреет в сердцах рабо­чих, толкает их на беспощадную революционную борьбу с капитализмом. А тут еще совместный труд, привычка дей­ствовать сообща, дружно отстаивать общие интересы — все это воспитывает в рабочих новых людей, приспособлен­ных для социалистического общества, где первое место бу­дет занимать не конкуренция, а солидарность, единение рабочих, умеющих ставить общую пользу превыше лич­ной, частной пользы. Примером являются забастовки ра­бочих, когда ради общего дела люди добровольно обрекают себя, свои семьи на лишения, на голод, нищету...

Но как же пролетариату добиться социалистических порядков? Каким путем достичь своей цели? Для этого надо, чтобы он прежде всего осознал общность интересов всего рабочего класса, организовался и дружно вступил в бой со старым миром.

Не надо обольщать себя надеждой, что цель пролета­риата, как бы ясна, как бы хороша она ни казалась, по­нятна и желанна для какого-либо другого класса. Пролета-

рпат является единственным классом, лишенным собст­венности; он один при переходе к социализму ничего не теряет «кроме своих цепей», а приобретает, по словам Мар­кса, «весь мир»... Все остальные классы всячески будут препятствовать задаче рабочих: то насилиями и угрозами, то «сладкими словами»... Не раз будет буржуазия бросать подачки рабочим, лишь бы успокоить их, лишь бы заста­вить забыть о конечной их цели. Разве не видим мы уже и сейчас, как щедра наша буржуазия на обещания, лишь только раздаются грозные требования пролетариата? Пусть только рабочие не попадаются на эту удочку!

Товарищи! Берите, вырывайте из рук робкие обещания, необдуманно бросаемые вам буржуазией в минуты страха перед вами, но никогда не успокаивайтесь! Помните, сама жизнь на нашей стороне,— наша победа в конце концов обеспечена!

Кто такие социалисты?

Теперь мы можем ответить на поставленный в начале вопрос: кто такие социал-демократы? Социал-демократы — это вы сами, товарищи рабочие. Это те рабочие, которые, вдумавшись в учение Маркса, сознательно примкнули к общепролетарскому освободительному движению, движе­нию, охватившему весь мир, объединившему пролетариев всех стран. Социал-демократы — это те рабочие, которые, тесно сомкнув свои ряды, смело вступили в борьбу с капи­тализмом, которые шаг за шагом завоевывают для рабо­чего класса большие права, лучшие условия жизни, а для всего человечества новые и более справедливые порядки.

Тяжелый крестный путь предстоит рабочему классу, прежде чем он добьется своей заветной цели, прежде чем сломит он упорство буржуазии. Но утешением ему всегда должно служить сознание, что пролетариат борется не только за свое освобождение, но и за счастье, за лучшую жизнь всех будущих поколений...

Чего требуют социал-демократы?

С помощью объединения всех рабочих, всех эксплуати­руемых капиталом в крепкую, революционную рабочую партию пролетарии добьются свержения капитализма и завоюют светлое будущее, социалистическое общество.

Но на своем пути к этой великой и светлой цели соци­ал-демократы не забывают и о ближайших требованиях и нуждах рабочих и работниц. Чтобы рабочие могли отдать больше энергии, посвятить больше сил на борьбу за соци­ализм, надо прежде всего облегчить их труд, создать усло­вия, при которых борьба за новый, лучший мир явится возможной.

Социал-демократы поэтому прежде всего требуют: де­мократической республики, в которой все граждане и гра­жданки были бы равны и в которой власть государственная находилась бы всецело в руках народа. Управление горо­дом и земствами тоже должно находиться в руках рабочего люда и мелкого крестьянства. Социал-демократы требуют прав на самоопределение всех народов, требуют полной свободы печати, слова, собраний, союзов, стачек и вероис­поведания...

Так как социал-демократы — партия рабочего класса, то естественно, что она заботится прежде всего о том, чтобы облегчить условия труда и жизни для рабочих на фабриках, заводах, в мастерских, батракам, прислуге и всякого рода наемнослужащим. Социал-демократы требу­ют: 8-часового рабочего дня, полного запрещения сверх­урочных работ, воспрещения ночного труда, труда детей до 16 лет, ограничения труда подростков, охраны женского труда, устройства яслей при фабриках, широкого страхова­ния всех рабочих и работниц, инвалидности, старости, страхования материнства.

Тот, кто хочет ближе познакомиться с программой Рос­сийской социал-демократической рабочей партии, тот пусть достанет Программу и Устав партии, тот пусть читает ра­бочие ежедневные газеты.

От силы и организованности рабочих и работниц зави­сит отстоять эти ближайшие требования партии, завоевать социали