Пока не вспыхнули метели

Я окно в заколоченном доме.

Как болят мои ржавые гвозди.

Марина Тарасова

Ах, эта боль невольная (уймись!) –

как маятник стучит: ты пом-ни, пом-ни... –

скулит и жжет. И мысли разбрелись,

рассорившись, по закоулкам комнат.

На чердаке – простуженный фагот –

бездомный ветер: и ему не спится.

Отзывчивы на звук моих шагов,

так горестно вздыхают половицы...

Предзимью заоконному не верь,

вернись, пока не вспыхнули метели.

Открою сердца скрипнувшую дверь,

покуда петли в ней не заржавели.

* * *

На старой заброшенной даче

гудит водосток, как гобой.

Повадились ветры судачить

о нашей разлуке с тобой.

Запляшут дожди проливные –

осенний шальной метроном.

Деревьев наброски сквозные

застынут за тонким стеклом.

Пора в неприкаянный город

за дачным народом вослед.

Стихов недописанный ворох –

разлуки горчайший абсент...

...Как хмелем, пресытившись влагой,

предзимье натужно сипит.

А память забытой дворнягой

осталась тужить на цепи.

* * *

Я не люблю размеренных дождей,

полураздетый трепетный осинник

и на проселке, вязком, как желе,

в стеклянных лужах – зябкое предзимье.

Придет седых метелей кутерьма,

сметав холсты серебряной иглою.

Как в горностаи куталась зима,

когда впервые встретились с тобою!..

Не умерла, и хлад грядущих зим

я предпочту дрожащей стылой хляби.

А ты чужой любви слагаешь гимн,

не остывал костер последний д а бы.

Прочти мою молитву между строк

дождей и снега. Впрочем, не неволю.

Я для себя припрячу лоскуток

шагреневый, с клочком вчерашней боли...

* * *

Платок зари промок –

едва видать в тумане.

Чужой любви манок

поманит и обманет.

И ты напрасно ждешь

и бисер боли нижешь.

Луны затертый грош,

скользя, скатился ниже.

Под утро сон глубок.

Час пробужденья горек:

пронзителен манок,

а бисер слез – минорен...

* * *

Былое припомнив по крохам,

лишь память нечаянно тронешь, –

застынешь на жесте, на вздохе:

– А знаешь, а веришь, а помнишь...

А помнишь, как сильно дождило –

разлуки прощальная мета, –

когда я тебя не впустила

в свое запоздалое лето?

Жила, как во сне, я бескрыло

и тешилась самообманом,

зачем-то года торопила,

разлуке твердила осанну.

Ах, времени пошлая трата! –

надежда незапертой двери...

Зачем мне такая награда? –

победою стала потеря.

А там, за дождями, осталась

тебя приютившая стая.

И шепот – как шелест, как шалость:

– А помнишь, а веришь, а знаешь...

* * *

...белым снегом метет вдохновение

и бурлит и шумит стихопад.

Марина Тарасова

В парке забытом, продрогшем и старом,

дождь с листопадом затеял игру...

Помнишь ли, милый, как птицей пожара

клен полыхал на озябшем ветру?

Ах, эта память... – скрипучая зыбка:

вместо утехи – да старая боль...

Нынче дождливо: и зябко, и зыбко;

вздрогнут кусты – перекатная голь.

Ветрено; скорое зреет предзимье

там, где сквозь дождь не проглянет закат.

Я не печалюсь, пусть будет взаимно:

холод зимы – снегопад-стихопад.

Переживу; каждой новою строчкой

к солнцу тянусь, исцеляясь: – Лучись! –

чтоб прорасти уцелевшею почкой

ввысь!

* * *

Когда ты взглядом гладил тело,

хоть был тогда едва знаком, –

как будто птица ввысь взлетела,

черкнув по сердцу коготком.

И взгляд твой ранил, обжигая.

(А он имел на то права?)

Стояла я почти нагая,

неловкость кутая в слова.

Прощались мы, небрежно скомкав,

порвав невидимую нить.

И все казалось, что вдогонку

кричит закат: повремени!

Мне и теперь видны, сквозь годы,

касанье рук и тень крыла.

И ноет, будто на погоду,

где птица когтем провела.