Горгоны чары не влекут

АЛЬТЕРНАТИВА

(Эпилог)

Не дожить мне до рассвета,

Ибо жизнь уже в былом.

Вот и всё, поэма спета –

Час забыться вечным сном.

Возможно, бредни это, вздор –

Юнцу считать, что он готов

Свести счета, унять задор,

Искать у смерти свой улов.

Но что ж поделать, коль в груди

Я чую тяжкую утрату,

А сердце сумрачно гудит,

В последний раз дивясь закату?..

(Кульминация)

Но тут, откуда ни возьмись,

Меня охватывает миг,

Чтоб я мечтой воспрянул ввысь

И нежной радости достиг.

Бывало, прежде – да не раз –

Такие проблески пронзали

Печаль мою сквозь тонкий лаз

И хитростно к веселью крали.

Ах! как же призрачно оно

И в то же время всемогуще;

Ведь если ты попал на дно,

Просвет окрасит ила гущу.

(Пролог)

Я словно Гамлет на распутье

Дерзнул задачку разрешить:

Уснуть навек иль, хоть и в грусти,

Со мне знакомым век прожить?..

Первая любовь – это самая красочная, самая тёплая и самая запоминающаяся страничка твоей жизни. В ней растворяются все мысли, и каждая твоя молекула хочет жить и танцевать. И хотя порою этот фрагмент настолько короток, насколько и ярок, он меняет тебя всецело. Первая любовь – это незакатная звезда, она неизгладимо ожигает душу.

С тобой все нити я связал

И был готов покинуть землю,

Но был глупцом и не сказал

Каким была ты мне везеньем.

Не чуял стоп я под собой,

Дыша тобой, как днём весенним.

А мир живым стал, как прибой:

Была ты звёздами там всеми.

Осталась тяга улететь,

Но превратился нрав её

В желанье в прах сперва сгореть:

Умчалась ты – померкло всё.

Не знаю, честно ль, что забыла

Ты миги начисто все наши,

Но, хоть что было, то уж было,

Хочу пригубить смерть из чаши.

Ведь ты, упрямица, как я,

Решила твёрдо усыпить

Те годы в памяти до дня,

Где мы могли, как дети, жить.

А я не мастер в том, чтоб ждать

Без дела воли воплощенья:

Не может просто благодать

Прибыть по грёзы наущенью.

И раз дела мои не впрок

Идут души моей порывам,

Я преподам себе урок,

Стрелою кинувшись с обрыва.

И наконец-то замолчу,

В стихи наследие вселив.

Пусть это блажь, я так хочу

Уйти к истокам, как отлив.

Склонность к каннибализму сквозит во многих людях тем, что они переваривают только себе подобных, – а тех, что не пострижены под ту же гребёнку и не приправлены на тот же манер, что и они, зачастую отправляют на прожарку в печь своей критики. Особенности этой кухни зашли так далеко, что случаи откровенного неприятия и запечки живьём стали реже, а на их смену пришла мнимая терпимость, скрывающая за собой вкрадчивое подсовывание своих повадок жертве, дабы придать ей аппетитный аромат.

Жизнь – сверх меры растянутая трагикомедия, однако импонирующая нам и кажущаяся жутко мимолётной. Значит, любовь к жизни суть в каком-то смысле аналог дурного вкуса в искусстве. – Справедливо, пожалуй, ведь искусство являет собой лишь бездыханное отражение неудержимой живости вселенной.

Представьте себя главным героем воображаемой киноленты, которая непрестанно вами же и наблюдается, да постарайтесь – нет, для начала действительно представьте себе это – да постарайтесь жить так, чтобы этот фильм не походил на бездарную постановку захудалого театра или какой-нибудь дюжинный блокбастер, а каждым кадром брал за живое и не прекращал удивлять.

Для более-менее достоверной проверки нравственного стержня индивидуума и его моральной устойчивости необходимо помимо тех ситуаций, когда он нежится в подобающих ему условиях и плещется в море благ, в лоне которых, пожалуй, почти каждый будет мягким и покладистым, наблюдать за ним в минуты, когда он пробирается сквозь чащи нужды и внезапности. Вопиющая ошибочность умозаключений некоторых людей состоит в том, что они видят добродушие, а временами и восторгаются им, в тех экземплярах, коих заботы состоят в выборе удовольствий, а также последовательности и объёма, в которых они вкушаются. Но многообразие поворотов судьбы остаётся за кулисами и не служит выявленью личностных черт.