Песнь вторая

Сомнения Данте – Ответ Вергилия

День уходил, и неба воздух темный

Земные твари уводил ко сну

От их трудов; лишь я один, бездомный,

Приготовлялся выдержать войну

И с тягостным путем, и с состраданьем,

Которую неложно вспомяну.

О Музы, к вам я обращусь с воззваньем!

О благородный разум, гений свой

Запечатлей моим повествованьем!

Я начал так: «Поэт, вожатый мой,

Достаточно ли мощный я свершитель,

Чтобы меня на подвиг звать такой?

Ты говоришь, что Сильвиев родитель,^[19]

Еще плотских не отрешась оков,

Сходил живым в бессмертную обитель.

Но если поборатель всех грехов

К нему был благ, то, рассудив о славе

Его судеб, и кто он, и каков,

Его почесть достойным всякий вправе:

Он, избран в небе света и добра,

Стал предком Риму и его державе,

А тот и та, когда пришла пора,

Святой престол воздвигли в мире этом

Преемнику верховного Петра.

Он на своем пути, тобой воспетом,^[20]

Был вдохновлен свершить победный труд,

И папский посох ныне правит светом.

Там, вслед за ним. Избранный был Сосуд,^[21]

Дабы другие укрепились в вере,

Которою к спасению идут.

А я? На чьем я оснуюсь примере?

Я не апостол Павел, не Эней,

Я не достоин ни в малейшей мере.

И если я сойду в страну теней,

Боюсь, безумен буду я, не боле.

Ты мудр; ты видишь это все ясней».

И словно тот, кто, чужд недавней воле

И, передумав в тайной глубине,

Бросает то, что замышлял дотоле,

Таков был я на темной крутизне,

И мысль, меня прельстившую сначала,

Я, поразмыслив, истребил во мне.

«Когда правдиво речь твоя звучала,

Ты дал смутиться духу своему, –

Возвышенная тень мне отвечала. –

Нельзя, чтоб страх повелевал уму;

Иначе мы отходим от свершений,

Как зверь, когда мерещится ему.

Чтоб разрешить тебя от опасений,

Скажу тебе, как я узнал о том,

Что ты моих достоин сожалений.

Из сонма тех, кто меж добром и злом,^[22]

Я женщиной был призван столь прекрасной,

Что обязался ей служить во всем.

Был взор ее звезде подобен ясной;

Ее рассказ струился не спеша,

Как ангельские речи, сладкогласный:

О, мантуанца чистая душа,

Чья слава целый мир объемлет кругом

И не исчезнет, вечно в нем дыша,

Мой друг, который счастью не был другом,

В пустыне горной верный путь обресть

Отчаялся и оттеснен испугом.

Такую в небе слышала я весть;

Боюсь, не поздно ль я помочь готова,

И бедствия он мог не перенесть.

Иди к нему и, красотою слова

И всем, чем только можно, пособя,

Спаси его, и я утешусь снова.

Я Беатриче,^[23] та, кто шлет тебя;

Меня сюда из милого мне края^[24]

Свела любовь; я говорю любя.

Тебя не раз, хваля и величая,

Пред господом мой голос назовет.

Я начал так, умолкшей отвечая:

«Единственная ты, кем смертный род

Возвышенней, чем всякое творенье,

Вмещаемое в малый небосвод,^[25]

Тебе служить – такое утешенье,

Что я, свершив, заслуги не приму;

Мне нужно лишь узнать твое веленье.

Но как без страха сходишь ты во тьму

Земного недра, алча вновь подняться

К высокому простору твоему?»

«Когда ты хочешь в точности дознаться,

Тебе скажу я, – был ее ответ, –

Зачем сюда не страшно мне спускаться.

Бояться должно лишь того, в чем вред

Для ближнего таится сокровенный;

Иного, что страшило бы, и нет.

Меня такою создал царь вселенной,

Что вашей мукой я не смущена

И в это пламя нисхожу нетленной.

Есть в небе благодатная жена;^[26]

Скорбя о том, кто страждет так сурово,

Судью^[27] склонила к милости она.

Потом к Лючии^[28] обратила слово

И молвила: – Твой верный – в путах зла,

Пошли ему пособника благого. –

Лючия, враг жестоких, подошла

Ко мне, сидевшей с древнею Рахилью,

Сказать: – Господня чистая хвала,

О Беатриче, помоги усилью

Того, который из любви к тебе

Возвысился над повседневной былью.

Или не внемлешь ты его мольбе?

Не видишь, как поток, грознее моря,

Уносит изнемогшего в борьбе? –

Никто поспешней не бежал от горя

И не стремился к радости быстрей,

Чем я, такому слову сердцем вторя,

Сошла сюда с блаженных ступеней,

Твоей вверяясь речи достохвальной,

Дарящей честь тебе и внявшим ей».

Так молвила, и взор ее печальный,

Вверх обратясь, сквозь слезы мне светил

И торопил меня к дороге дальней.

Покорный ей, к тебе я поспешил;

От зверя спас тебя, когда к вершине

Короткий путь тебе он преградил.

Так что ж? Зачем, зачем ты медлишь ныне?

Зачем постыдной робостью смущен?

Зачем не светел смелою гордыней, –

Когда у трех благословенных жен

Ты в небесах обрел слова защиты

И дивный путь тебе предвозвещен?»

Как дольный цвет, сомкнутый и побитый

Ночным морозом, – чуть блеснет заря,

Возносится на стебле, весь раскрытый,

Так я воспрянул, мужеством горя;

Решимостью был в сердце страх раздавлен.

И я ответил, смело говоря:

«О, милостива та, кем я избавлен!

И ты сколь благ, не пожелавший ждать,

Ее правдивой повестью наставлен!

Я так был рад словам твоим внимать

И так стремлюсь продолжить путь начатый,

Что прежней воли полон я опять.

Иди, одним желаньем мы объяты:

Ты мой учитель, вождь и господин!»

Так молвил я; и двинулся вожатый,

И я за ним среди глухих стремнин.