Повесть об убиении Андрея Боголюбского

В год 6683 (1175). Убит был великий князь Андрей Суздальский, сын Юрия, внук Владимира Мо­номаха, июня месяца в 28-й день, в канун праздника святых апостолов. И была тогда суббота. Создал же он себе городок каменный, под названием Боголюбово, столь же далеко Боголюбово от Владимира, как и Выш-город от Киева. Благоверный и христолюбивый князь Андрей с юных лет Христа возлюбил и пречистую его мать; знанье же отринув и рассужденья, и, как хоромы чудесные, душу украсив всеми благими желаньями, упо­добился царю Соломону, когда, храм господу богу и цер­ковь преславную Рождества святой богородицы посре­ди Боголюбова в камне создав, разукрасил ее больше всех церквей: подобна она той Святая Святых, которую царь Соломон премудрый создал; так и этот князь благо­верный Андрей создал церковь такую на память о себе, и украсил ее драгоценными иконами, золотом и дороги­ми каменьями, и жемчугом крупным бесценным, и снаб­дил украшеньями разными, и украсил плитами из яшмы, и всяким узорным литьем,— блеском осыпав ее так, что больно смотреть, ибо вся она в золоте стала. И укра­сил ее, и осыпал утварью золотой, драгоценной, всем входящим на удивленье, так, что всякий, видевший это, не может выразить словом невероятной ее красоты; золо­том и эмалью, и всякими драгоценностями, и церковным имуществом украшена, и всякой церковной утварью — золотая дарохранительница с дорогими каменьями, с опахалами ценными и кадилами разными, и снаружи от верха до пола по стенам и столбам тоже золотом крыто, и двери, своды у церкви также золотом крыты, и купол златом украшен от верха до деисуса, и разным церков­ным добром переполнена, украшена всяким художеством!

Князь Андрей и город Владимир неприступным сде­лал, к нему он ворота золотые соорудил, а другие — се­ребром отделал, и создал соборную каменную церковь в честь святой Богородицы, прекрасную весьма, и раз­ными украшеньями осыпал ее из золота и серебра, и пять куполов ее вызолотил, а все три церковные двери золотом выложил и дорогими каменьями, и жем­чугом украсил ее драгоценным, и всяким узорным литьем расцветил, и обильем светильников золотых и се­ребряных ее осветил, и амвон из золота и серебра поста­вил, а служебные сосуды и опахала и другие украшения церковные — все золотом и драгоценным каменьем, и жемчугом крупным в обилье осыпал. Три же дарохра­нительницы, очень большие, из чистого золота, из кам­ней драгоценных поставил: и видом своим, и работой до удивленья подобны они Святая Святых Соломона. И в Боголюбове, и в городе Владимире купола золотые поставил, и своды позолотил, и стены внутри каменьем по злату осыпал, столбы позлатил, и снаружи ее и по сводам птиц золотых, и кубки, и паруса, из золота литые, поставил по церкви по всей и по сводам кругом.

Но, кроме того, и другие он многие церкви поставил различные в камне, и монастыри он создал, почему на весь церковный синклит и на церковников всех и обра­тил бог свой взор; и не отягчил своей памяти пьянством, и кормильцем был для монахов и монахинь, и нищих, и всякого звания людям он был как любимый отец,— но больше всего он милостив был подаяньем, слыша голос господень: «Все, что творите вы малым сим, то мне вы творите». А также Давид говорит: «Блажен по­могающий нищим, дающий всегда — от господа он не отступится», сила и разум в нем жили, и верная правда ходила с ним рядом. И прочих достоинств много в нем было, любую привычку он делал достойной: ночами вхо­дил он в церковь, и свечи запаливал сам, и, видя образ божий, на иконах написанный, вглядывался как в са­мого творца, и, изображенья святых на иконах встречая, смирял свой вид, сокрушенный сердцем, испуская вздо­хи из глубины и слезы из глаз испуская, в раскаянье Давиду подражал, оплакивая множество грехов своих, возлюбив бессмертное выше тленного и небесное более, чем кратковременное, и жизнь со святыми у вседержите­ля бога больше этого царства земного, он всяким достоин­ством, точно мудрый второй Соломон, был украшен.

И такое достоинство имел: велел каждый день во­зить по городу еду и питье различное, больным и ни­щим на пользу, и, видя всякого нищего, к нему прихо­дящего с просьбой, подавал им по прошению их, так говоря, будто «это Христос, пришедший проверить меня»,— и так принимал он любого, к нему приходя­щего, как Христос завещал, сказавший: «Если малым сим сотворите — то мне вы сотворите!» И держал то слово в сердце всегда, потому и достойно от бога смерт­ный венец восприял ты, княже Андрей, мужеством именитым братьям, благоразумным святым страстотерп­цам равный, последовал ты, кровью омыв все страданья свои. Ибо если бы не беда — не было б венца, если бы не мука — не было бы благодати: всякий, живущий добро­детельно, не может быть без множества врагов. Князь же Андрей, о готовящемся злодейском убийстве своем узнав заранее, духом воспламенился священным и ни на что не рассчитывал, говоря: «Господа бога, моего вседержите­ля и творца своего, избранный народ на кресте пригвоз­дил, сказав: «Пусть кровь его будет на нас и на детях на­ших», а также и слово, сказанное устами святых еванге­листов: «Если кто положит душу свою за други своя — может учеником моим быть». Этот же боголюбивый князь не за друга, но за самого творца, возведшего все из небытия в бытие, душу свою положил. Потому-то, узнав об убийстве твоем, страстотерпец княже Андрей, изуми­лись небесные силы, глядя на кровь, за Христа пролива­емую; рыдает народ православный, видя отца сирот и кор­мильца, омраченную тьмою звезду светоносную; а убий­цы проклятые огнем окрещаются вечным, что пожигает тернье любого греха, то есть любое деянье. Ты ж, страсто­терпец, проси всемогущего бога за потомство свое, и за родичей, и за Русскую землю — миру мир даровать.

Мы же к прежнему возвратимся.

Итак, состоялся в пятницу на обедне коварный совет злодеев преступных. И был у князя Яким, слуга, кото­рому он доверял. Узнав от кого-то, что брата его велел князь казнить, возбудился он по дьявольскому на­ущению и примчался с криками к друзьям своим, злым сообщникам, как когда-то Иуда к евреям, стремясь уго­дить отцу своему, сатане, и стал говорить: «Сегодня его казнил, а завтра — нас, так промыслим о князе этом!» И задумали убийство в ночь, как Иуда на господа.

Как настала ночь, они, прибежав и схвативши ору­жие, пошли на князя как дикие звери, но, пока шли они к спальне его, пронзил их и страх, и трепет. И бежали с крыльца, спустись в погреба, напились вина. Сатана возбуждал их в погребе и, служа им незримо, помогал укрепиться в том, что они обещали ему. И так, упив­шись вином, взошли они на крыльцо. Главарем же убийц был Петр, зять Кучки, Анбал, яс родом, ключник, да Яким, да Кучковичи — всего числом двадцать зло­вредных убийц, вошедших в греховный заговор в тот день у Петра, у Кучкова зятя, когда настала субботняя ночь на память святых апостолов Петра и Павла.

Когда, схватив оружие, как звери свирепые прибли­зились они к спальне, где блаженный князь Андрей возлежал, позвал один, став у дверей: «Господин мой! Господин мой...» И князь отозвался: «Кто здесь?» — тот же сказал: «Прокопий...», но в сомненье князь произнес: «О, малый, не Прокопий...» Те же, подскочив к дверям и поняв, что князь здесь, начали бить в двери и силой выломили их. Блаженный же вскочил, хотел схватить меч, но не было тут меча, ибо в тот день взял его Анбал-ключник, а был его меч мечом святого Бориса. И ворвались двое убийц, и набросились на него, и князь швырнул одного под себя, а другие, решив, что повер­жен князь, впотьмах поразили своего; но после, разгля­дев князя, схватились с ним сильно, ибо был он силен. И рубили его мечами и саблями, и раны копьем ему нанесли, и воскликнул он: «О, горе вам, бесчестные,! зачем уподобились вы Горясеру? Какое вам зло я нанес?! Если кровь мою прольете на земле, пусть бог отомстит! вам за мой хлеб!» Бесчестные же эти, решив, что убили его окончательно, взяв раненого своего, понесли его вон и, вздрагивая, ушли. Князь же, внезапно выйдя за ними, начал рыгать и стонать от внутренней боли, пробираясь к крыльцу. Те же, услышав голос, воротились снова к нему. И пока стояли они так, сказал один: «Стоя там, я видел в окно князя, как шел он с крыльца вниз». И вос­кликнули все: «Ищите его!» — и бросились все взгля­нуть, нет ли князя там, где, убив его, бросили. И ска­зали: «Теперь мы погибли! Скорее ищите его!» И так, запалив свечи, отыскали его по кровавому следу.

Князь же, увидев, что идут к нему, воздев руки к небу, обратился к богу, говоря: «Если, боже, в этом сужден мне конец — принимаю его... Хоть и много я согрешил, господи, заповедей твоих не соблюдая, знаю, что милостив ты, когда видишь плачущего, и навстречу спешишь, направляя заблудшего». И, вздохнув от само­го сердца, прослезился, и припомнил все беды Иова, и вникнул в душу свою, и сказал: «Господи, хоть при жизни и сотворил я много грехов и недобрых дел, но прости мне их все, удостой меня, грешного, боже, конец мой принять, как святые принимали его, ибо такие стра­данья и различные смерти выпадали праведникам; и как святые пророки и апостолы с мучениками получили награду, за господа кровь свою проливая; как и святые мученики и преподобные отцы горькие муки и разные смерти приняли, и сломлены были дьяволом, и очисти­лись, как золото в горниле. Их же молитвами, господи, к избранному тобой стаду с праведными овцами причти меня, ведь и святые благоверные властители пролили кровь, пострадав за народ свой, как и господь наш Иисус Христос спас мир от соблазна дьявольского свя­щенною кровью своею». И, так говоря, ободрялся, и вновь говорил: «Господи! взгляни на слабость мою и смотри на смиренье мое, и злую мою печаль, и скорбь мою, охватившую ныне меня! Пусть, уповая, стерплю я все это... Благодарю тебя, господи, что смирил ты душу мою и в царстве твоем сонаследником сделал меня! Вот и ныне, господи, если кровь мою и прольют, то причти меня к лику святых твоих мучеников, господи!..»

И пока он так говорил и молился о грехах своих богу, сидя за лестничным столбом, заговорщики долго искали его — и увидели сидящим подобно непорочному агнцу. И тут проклятые подскочили и прикончили его. Петр же отсек ему правую руку. А князь, на небо взглянув, ска­зал: «Господи, в руки тебе предаю душу мою» — и умер. Убит был с субботы в ночь, на рассвете, под утро уже воскресенья — день памяти двенадцати апостолов.

Проклятые же, возвращаясь оттуда, убили Прокопия, любимца его, оттуда прошли в палаты и забрали золото, и дорогие камни, и жемчуг, и всякие украшения,— все, что дорого было князю. И, погрузив на лучших его лоша­дей, до света еще отослали себе по домам. А сами, схва­тив заветное княжье оружье, стали собирать воинов, гово­ря: «Ждать ли, пока пойдет на нас из Владимира дружи­на?» — и собрали отряд, и послали к Владимиру весть: «Не замышляете ли чего против нас? Хотим мы с вами уладить: ведь не только одни мы задумали так, и средь вас есть наши сообщники». И ответили владимирцы: «Кто ваш сообщник — тот пусть будет с вами, а нам без нужды» — и разошлись, и ринулись грабить: страшно глядеть!

Прибежал на княжий двор Кузьма-киевлянин: «Уже нету князя: убит!» И стал расспрашивать Кузьма: «Где убит господин?» — и ответили ему: «Вон лежит, выволо­чен в сад! Но не смей его брать, все решили бросить его собакам... Если же кто приступит к нему — тот враг нам, убьем и его!» И начал оплакивать князя Кузьма: «Гос­подин мой! Как ты не распознал мерзких и бесчестных врагов своих, идущих тебя убить? И как это ты не сумел победить их, некогда побеждавший полки неверных бол­гар?» — и так оплакивал он князя. И подошел ключник Анбал, родом яс, управитель всего княжьего дома, надо всеми власть ему дал князь. И сказал, взглянув на него, Кузьма: «Анбал, вражий сын! Дай хоть ковер или что-нибудь, чтобы постлать или чем накрыть господина на­шего». И ответил Анбал: «Ступай прочь! Мы хотим бро­сить его собакам». И сказал Кузьма: «Ах, еретик! уже и собакам бросить! Да помнишь ли ты, жид, в каком платье пришел ты сюда? Теперь стоишь ты в бархате, а князь лежит наг, но прошу тебя честью: сбрось мне что-нибудь!» И сбросил тот ковер и плащ. И, обернув ими тело, понес Кузьма в церковь и сказал: «Отоприте мне церковь!» — и ответили: «Брось его тут, в притворе, что тебе за печаль!» — ибо все уже были пьяны. И подумал Кузьма: «Уже, господин, и холопы твои знать тебя не хотят; бывало, купец приходил из Царьграда иль из иной стороны, из Русской земли, и католик, и христианин, и язычник любой, и ты говорил: «Введите в церковь его и в палаты, пусть видят истинное христианство!» — и принимали крещенье и болгары, и евреи, и любые языч­ники, увидев славу божью и украшенье церковное! И те теперь больше оплачут тебя, а эти и в церковь не дают положить».

И так положил его в притворе, накрыв плащом, и лежало тут тело два дня и две ночи. На третий день пришел козьмодемьянский игумен Арсений и сказал: «Хотя мы и долго взирали на старших игуменов, но долго ли этому князю лежать так?! Отоприте мне цер­ковь, отпою его и положим в гроб. А когда уляжется эта смута, то, придя из Владимира, перенесут туда кня­зя». И пришли клирошане боголюбские, взявши, внесли тело в церковь и вложили в каменный гроб, отпев над ним погребальные песни с игуменом Арсением вместе.

Жители же Боголюбова разграбили княжеский дом и строителей, которые сошлись на строительство зданий, — золото, и серебро, и одежды, и ткани, и добро, которому нет числа. И много случилось бед в его области: дома посадников и управителей пограбили, а самих их, и слуг, и стражей убили, дома их пограбили, не ведая сказанно­го: «Где закон — тут и обид много». Грабители приходи­ли грабить и из деревень. Грабежи начались и в самом Владимире, пока не стал ходить Микула с образом свя­той богородицы в ризах по городу — тогда пресеклись грабежи. Пишет апостол Павел: «Всякая душа властям повинуется», ибо власти богом поставлены; природой зем­ной царь подобен любому человеку, но властию сана он выше — как бог. Сказал великий Иоанн Златоуст: «Если кто противится власти — противится закону божьему. Князь не напрасно носит меч — он ведь божий слуга».

Мы же вернемся к прежнему.

На шестой день, в пятницу, сказали владимирцы игу­мену Феодулу и Луке, начальнику хора в храме святой Богородицы: «Приготовьте носилки, да поедем — возь­мем князя и господина своего Андрея». А Микуле сказа­ли: «Собери священников, все, облачась в ризы, выходите за Серебряные ворота с иконой святой Богородицы — тут князя дождешься». И сделал Феодул, игумен храма свя­той Богородицы Владимирской, с клирошанами и с вла-димирцами поехали за князем в Боголюбово и, взяв тело его, привезли во Владимир с честью и с плачем великим.

И так, через некое время, как стало шествие дви­гаться из Боголюбова, народ не мог никак удержаться, но все вскричали, от слез же не могли и смотреть, а воп­ли их издалека было слышно. И начали все люди, рыдая, говорить: «Уже ведь не к Киеву, господин наш, ты поехал! В ту церковь Владимирскую над Золотыми воротами, которую сделать велел подобною той, что сто­ит на великом дворе Ярославлеве, сказав: «Построю церковь такой золотой же, как и ворота,— пусть будет во славу всей моей родине!» И так плакал по нем весь го­род, и, тело его убрав, с честью и с песнями, хвалящими бога, положили его в дивной, достойной похвал, церкви святой Богородицы златоверхой, которую сам он создал.

Так вот князь Андрей при жизни не дал телу своему покоя и глазам своим сна — пока не обрел настоящего дома, прибежища всех христиан: царица небесных со­браний и госпожа всей вселенной всякого человека раз­ным путем ко спасенью приводит. Как учит апостол: «Ко­го любит бог — того и наказывает, и побивает всякого сына, какого приемлет; ибо коль наказанья претерпите — точно сыном становитесь богу!» Ибо бог не поставил пре­красного солнца на месте одном, чтоб оттуда могло осве­щать всю вселенную, но устроил ему восхожденье, зе­нит и заход. Точно так и слугу своего, князя Андрея,— не взял к себе князя Андрея безмездно, а дал ему подви­гом душу спасти, кровью омыв прегрешенья свои, и с братьей своей, с Романом, с Давыдом, согласно к богу пришел. И, в блаженство рая вселяясь безмолвно с ними, которых око не видит и ухо не слышит (сердцем нельзя осознать, что бог приготовил для верных своих), те блага сподобившись видеть, вечно радуйся ты, Андрей, князь великий. Дерзай всемогущего, из богатейших богатого, на высоких престолах сидящего бога просить, чтоб про­стил он братии твоих, победу им дал над врагами и мир­ное царство, правленье почетное и многолетнее, во веки веков. Аминь.