Глава 25. И вот наша «Милашка» выплеснула рыжеволосого розовотелого натоптыша с водянисто-голубыми глазами и здоровыми хватательными рефлексами

И вот наша «Милашка» выплеснула рыжеволосого розовотелого натоптыша с водянисто-голубыми глазами и здоровыми хватательными рефлексами. Крепким рыком прогремел его крик.

— Рыжего? С голубыми глазами?!

— Мы ждали африканца и сами были обескуражены: почему белый?

Когда я услышал этот звонкий оглушающий звук, я заплакал. Все вокруг ликовали. Это была неслыханная победа нашей команды. Восторг разорвал мне грудь, радость выплеснулась из меня, как нефть из скважины, а вместе с ней выплеснулись и мысли о будущем. Я жил только этой счастливой минутой, сегодняшним днем, и все заботы и трудности, ожидавшие нас в недалеком завтра, просто выбросил из головы. Мы понимали, что Бог поселился в нас, что Он милостив, и пали ниц перед Его милостью. И уже ничему не удивлялись. Мы назвали натоптыша Иваном. One, Ван, Первый! Хотя для меня он и был вторым. Первым был, как ты знаешь, тот, Гуинплен. Аза…

— А она?..

— Не знаю. Все мысли о Пирамиде были тут же забыты. В заботах о новорожденном прошла неделя-другая. Мы все сбились с ног и ополоумели. А как же! Это ведь была неслыханная победа на тернистом пути к вечности! Теперь каждый день мы собирались рядом с боксом для новорожденных и спорили, спорили… Внезапно Иван почернел.

— Что будем делать? — спросил Жора, когда Тамара, показав нам, унесла его в бокс.

Как горох из мешка снова посыпались предложения. Битый час или два мы искали варианты будущей судьбы Ивана, пока из-за приоткрытой двери не раздался нежный плач.

— Маленький мой, — сказала Лиля и ринулась в бокс.

Плач стих. Мы гурьбой последовали за ней.

— Маленький мой, — повторила Лиля, беря Ивана на руки и, повернувшись к нам лицом, грозно приказала, — закройте дверь!

И все стало ясно: это теперь ее сын. Дело в том, что недавно она родила двойню, и теперь неожиданно для себя, надо понимать, усыновила и третьего. Она так припала к нему и так зыркнула в нашу сторону, что никто не осмелился произнести даже слова. Она отвернулась от правды, и я вдруг принял ее сторону. Мне тотчас вспомнилась Аза, ее выжженные страданиями глаза... Я их тут же постарался забыть. С Ваней же было все ясно: его судьба теперь в крепких руках, и все мы дружно этому радовались. Через день Ивану исполнился месяц, мы накрыли роскошный стол, пили, пели, шутили и каждый лез к Лиле с поцелуями и своими советами. Прошли месяцы. Малыш рос и отличался от Лилиных двойняшек лишь цветом кожи и глаз. Но доступ к нему, как к экспериментальному материалу для нас был закрыт. Нам оставалось только справляться о его здоровье и время от времени дарить Лиле подарки. Мы потихоньку смирились с тем, что с Иваном придется нам распрощаться. Пусть живет под Лилиным присмотром, решили мы. На Иване мы, так сказать, только опробовали, обкатали, нашу «Милашку». Она работала превосходно!

— Она заменила Азу.

— Да, Аза… С Азой было покончено. «Милашка» крепко встала на ноги…

— Покончено?..

— В том смысле, что… Ну, ты понимаешь. Нам нужен был другой Иван. Петр или Мафусаил, мальчик, который бы рос и развивался не в течение двадцати лет, как все, а сразу, сейчас, в продолжение месяца или двух. Своей продолжительностью жизни мы ведь были весьма стеснены во времени. А каждому хотелось увидеть зрелые плоды своей деятельности, так сказать, отдаленные результаты. Это — годы, десятки лет. Ожидание здесь равносильно смерти. Мы устали ждать.