Глава 9. На следующий день в ожидании встречи с Аней мы сидели на солнышке, любуясь Парижем и его обитателями

На следующий день в ожидании встречи с Аней мы сидели на солнышке, любуясь Парижем и его обитателями.

— Ты только посмотри на них, — ни с того, ни с сего произнес Жора, кивая на прохожих, — как они одинаковы, все на одно лицо.

В своей излюбленной позе свободного жителя планеты Земля, развалившись на скамеечке и разбросав ноги в стороны, он, щурясь от солнца, рассматривал струившихся в оба конца Елисейских полей торопящихся горожан, всем своим видом обвиняя их в бесцельности существования.

— Они, как мумии, ни одного живого лица… Знаешь, когда глаза мои открыты, я устаю от того, что вижу.

Он всегда предавался все и вся уничтожающей критике, если ему что-то не удавалось. Больше всего он не терпел праздных людей, хотя бесконечно и нежно любил человечество.

— Они приросли к земле, точно статуи, не желая двигаться дальше, хотя все куда-то стремятся, спешат, бегут, едут, плывут, летят… Куда, зачем?! Все их телодвижения ублюдочны и крючковаты, они лишены красоты и красок. Ты только посмотри вот на этого или вон на ту…

Хорошо, что он еще не показывал пальцем.

— Слушай, — неожиданно Жора прервал свой обвинительный спич, — а ты Тину в лицо хоть знаешь? Ты видел её хоть раз в жизни? Тоже мне — terra incognito! Что если она вот тут мимо нас… А мы знать не знаем. Может, вон та барышня, что стоит у киоска?

Жора глазами указал на какую-то даму.

— Или вон та!

Он перевёл взгляд на другую даму с какой-то болонкой.

— Она любит у тебя собак?

Я понятия не имел о том, как выглядит Тина, любит ли она собак и может ли быть вообще где-то здесь в Париже.

— Ты — полный тютя, — заключил Жора, — как ты собираешься дальше жить? Без Тины!

Я согласно кивнул: тютя так тютя!

— И это не только в Париже, продолжал Жора, — так во всем мире, представляешь, на всей земле…

— Что?..

— Бегут, едут, летят, плывут… Куда, спрашивается?

Он даже грозил им:

— Дайте мне только время, я устрою вам хорошую порку!

Когда Жора был не в духе, он часто срывался на философствование (хотя по-прежнему крайне неубедительно отличал Бабеля от Бебеля, а Гегеля от Фейербаха), и тогда доставалось каждому, кто попадался ему под горячую руку. В тот день это были парижане. Какую порку он собирался устроить им и всем живущим на этой земле, я до сих пор не имею представления.

— Она кто у тебя, плясунья?— неожиданно спросил Жора.

— Тина?

— Какая Тина?! Аннушка, твоя Аня!.. Анька? Или как там её?..

— Танцовщица! Она та, — сказал я, — без которой мы не сдвинемся с места.

— Так уж и не сдвинемся!.. А с Тиной ты, мальчик мой, прокололся.

— Так, стоп! Забудь её, не то я…

— Не то что? Что?! Что ты можешь-то?.. Ты — слабак. Ты не можешь даже надуться как следует…

Я молчал.

Напоминание о Тине выбивало у меня почву из-под ног. Если не скамейку. Я не знал, как завоевать даже Аню, а тут еще Жорино «Тина — наша судьба». Так и займись сам своей судьбой, рычал я.

Дулся…

Гений Жоры состоял и в том, что в такие минуты отчаянной хулы он принимал единственно верное решение по вопросу, который долгое время не поддавался решению.

— Она никуда не поедет, — неожиданно произнес он, — зря мы в эту глухомань забрались.

Я ничего не ответил, зная, чем заняты его мысли.

— С этим решительно нужно что-то делать, — сказал он напоследок и встал. — Идем. Этот бубнеж с твоей кралей ничего нам не даст, нужно двигаться дальше. И, знаешь, я не так ловок, чтобы стелиться у ее ног.

Он умолк, но я знал, что мысль его оставалась невысказанной, и ждал заключительного слова.

— Мы клонируем твою Аню, — наконец произнес он, оправдав мое ожидание.

Сколько было шутки в его утверждении, я не знал.

— Просто не верится, что кончился этот ад, — добавил он.

Я тоже не чувствовал уверенности в том, что смогу убедить Аню вернуться к нашим прежним занятиям, уж слишком далеко она ушла от проблемы улучшения породы людей. Но разве встречу с ней можно назвать адом? Мы все еще сидели на скамье.

— Идем! — Жора посмотрел на свои ручные часы и вдруг резко встал.

— Что еще? — я не понимал его возбуждения.

— Идем же! — он стал тащить меня за рукав.

Через каких-то полчаса мы были гостями Иоселиани. Он познакомил нас с Алекс, милой обаятельной французской графиней, игравшей главную роль в его «Фаворитах луны». Море книг, на полу шкура зебры… Мы пили французский коньяк; Отар, смеясь, рассказывал, как они вместе с Алекс разгружали фуру с керамикой панно Людмилы Мешковой для ЮНЕСКО, приехавшей в Париж в выходной день.

— Звоныт мнэ Люся и просыт: «Отар, выручай!». «Что случылось?». Она рассказывает, что нэкому разгрузыт фуру, так как французы нэ работают по выходным. Я говорю: «Счас будэм». Мы пришли с Алекс, закатали рукава и таскали эты чертовы ящикы, представляешь?..

— И Алекс? — не удержался Жора.

— Oui, bien sur! (Да, конечно! — фр.), — улыбнувшись, подтвердила Алекс.

Затем Жора рассказывал о Пирамиде!

— Поднимитесь по ступеням материи, и вы найдете Дух… Поднимитесь по ступеням сознания, и вы найдете Бога…

Лучшей лекции я в своей жизни не слышал. Мы говорили всю ночь напролет.

— Вы с ума сошлы! — восторгался Отар.

Даже его лысина засияла. А мешки под глазами расправились.

— Хочешь снять фильм о Пирамиде? — спросил Жора.

У него и в мыслях тогда еще не было никакой «Шантрапы»!

— Как ты сэбэ это прэдставляешь? — глаза Отара просто сверкали. — Как?!

Жора настаивал.

— Ты, кстати говоря, нашу Тину тут не встречал? — спросил он.

— Тину?

— Тину.

Отар пожал плечами и помотал головой.

— Какую Тину, — затем спросил он, — она здэсь? Она кто?

Жора скосил на меня глаза.

— Да так… Судьба что ли… — пробубнил он.

— Какая судьба?

— Ладно, — сказал Жора и обнял Отара, — увидимся.

Тот невнятно и нерасторопно кивнул головой.

— Приезжай, — сказал Жора, когда мы расставались.

— Обязатэлно, — пообещал Отар, посмотрел на стоящую рядом мило улыбающуюся Алекс и спросил, — поедэм?

Его острые седые усики замерли в ожидании ответа, но Алекс так ничего и не сказала. Они так и не приехали в тот год, а мы, даже не попрощавшись с Аней, улетели в Москву. Когда самолет набрал высоту, я набрал ее номер:

— Ань, мы срочно улетаем домой.

— Подожди секунду.

Прошла минута, я смотрел на часы, затем трубка спросила:

— Привет, — сказала Аня, — ты где?

— Уже в небе.

— Что-то случилось?

— Я приеду. Обещаю.

— Обещаешь?

Я молчу.

— Что-то случилось?

Вдруг я понял: случилось! Я просто не мог поверить, ибо казалось совершенно невероятным, что мы с Аней можем вот так запросто вернуться в то веселое мимолетное прошлое, где нам было так восхитительно хорошо!

Единственное, что меня огорчало — Жорино «ты не можешь даже надуться!». Надуться я как раз мог… Только вот… Да-да… Именно!..