Информационного общества

Было бы заблуждением выводить своеобразие современных политических систем из значения в них средств коммуникации. Только обманчивые представ­ления о прошлом заставляют полагать, что общества былых эпох страдали из-за того, что информация там двигалась медленно, а потоки ее были невелики. Если изменения в средствах коммуникации и оказывают воздействие на политичес­кие системы, то из этого нельзя сделать вывод о существовании «прогресса», который позволил бы перейти от нехватки к изобилию или избытку. Следует вспомнить замечание Бертрана Рассела, придав ему более общий смысл. Уче­ный говорил о том, что средства передвижения увеличивают расстояния, кото­рые людям приходится преодолевать. Отнюдь не пригороды привели к разви­тию железных дорог, напротив, именно последние породили пригороды. Уве­ковечив социальную дискриминацию, которая была столь сильной в Париже в XIX в. (свидетельство тому — ярко выраженный разрыв между западной и вос­точной частями города, обернувшийся кровопролитием в дни Парижской ком­муны и еще сегодня обнаруживаемый в электоральной карте), общественный транспорт позволил раздвинуть городские пределы и изгнать из центра города «опасные классы». Преобразование транспортных сетей вызвало к жизни город­скую политику, направленную на развитие пригородов и на изменение соци­ального состава населения центральных районов. К иным результатам, совер­шенно отличным от европейских, привела жилищная политика в США. Там го­родское строительство совпадало в одних местах с развитием железных дорог * (Нью-Йорк), в других — с развитием автомобильного транспорта (Лос-Анд­желес) на общем фоне массовой иммиграции. Можно с равным основанием ут­верждать, что мы имеем здесь дело со следствиями сложения индивидуальных решений (все хотят поселиться в центре города, и цена квадратного метра жилья здесь растет) и эффективной государственной политики. (Советский урбанизм, например, изменил облик Москвы.) Но в любом случае нельзя говорить о про­грессе только потому, что за один час можно приехать в Лилль из Парижа на

IX. Способы коммуникации

сверхскоростном экспрессе. Ведь именно из-за наличия поезда людям прихо­дится совершать такие поездки.

«Нехватка» того или иного средства коммуникации отнюдь не ограничивает публичное пространство. Так, несмотря на «отсутствие» средств массовой ком­муникации в эпоху Карла VI (1368—1422), король и общественное мнение взаи­модействуют, влияя друг на друга. Монарх утверждает в своих ордонансах, что услышал «глас» своих подданных и повелевает «объявить» его, чтобы «никто не оставался в неведении». Написанные тексты оглашались в торговых местах, там, где люди преимущественно общались, — на площадях, перекрестках, у церков­ных папертей. Такой способ распространения информации выглядит ущербным только при нелепом сравнении его, например, с ресурсами, которые предлагает двадцатичасовой телевизионный бюллетень новостей в обществе, где никто не может оправдываться незнанием закона и где все грамотны. Выдвигается пред­положение о том, что для движения информации необходимы определенные каналы, без которых политическая власть была бы глухой и немой. Но забыва­ют, что размеры политического пространства и его структурированность различ­ны, они не становятся меньшими или искривленными под воздействием имею­щихся средств коммуникации. Так, Клод Товар, который изучал решения Карла VI о помиловании («письма о пощаде»), приходит к таким выводам: «Общение между королем и народным мнением подчиняется ритуалу, выраженному сло­вами и жестами» (он проявляется в приведенных выше формах); между двумя сторонами устанавливаются отношения «соучастия»: мотивируя свое решение, король исходит прежде всего из шкалы ценностей, существующей в народе от­носительно тех или иных преступлений и проступков'.

И еще одна иллюзия того же типа: измерять расстояния на основе чисто мет­рических критериев, представляя древние сообщества как мертвенно неподвиж­ные. Действительно, если за меру брать скорость современных средств коммуни­кации, то в прошлом индивиды, потоки информации, товары передвигались мед­ленно, на небольшие расстояния. Но размеры политических, административных, экономических единиц есть функция связи специфического типа и зависят от частоты вынужденных передвижений. Отдаленное есть социальное отношение, горизонт — это коллективный мираж. Представляя «выстроенный пейзаж», в ко­тором живет берберское племя сексава в Атласских горах Марокко, Жак Берк пре­дупреждает: «Ничто не отстояло бы так далеко от истины, как оценка массы стра­ны по нашей метрической системе. Рассказывая о том, как путешествуют пешком или на муле, этот автор различает меру пастуха, меру воина и меру гражданина. И он показывает контраст между горой бербера, идущего пешком, и равниной ара­ба, скачущего на лошади, чтобы предостеречь от «видения, основанного на рав-нин/шх понятиях», свойственного Ибн Хальдуну. Берк же призывает смотреть на общество берберов сексава так, как оно само на себя смотрит. А оно на недосяга­емую высоту ставит свое неприступное убежище, в лежащей же внизу долине ви­дит лишь путь, ведущий к равнине, от которой необходимо себя обезопасить².

' Название работы К. Товара см. в библиографическом списке. ² Structures sociales du Haut-Atlas. P. 13.

г

ЧАСТЬ III. Артикуляции политики