Модель для международных отношений

Вряд ли нужно доказывать, что существует разница между государством как внутренней политической структурой и как субъектом международных отноше­ний. Тогда как в первом случае деятельность государства нацелена на разреше­ние внутренних конфликтов и противоречий, во внешнем плане отношения между государствами подобны отношениям между людьми, так сказать, в их «естест­венном состоянии», по Гоббсу, т. е. в состоянии войны всех против всех. В то же время эта международная анархия не имеет ни постоянного характера, ни неиз­менно высокой интенсивности.

Моделью может служить механизм, используемый берберами и описанный Геллнером. Речь идет о коллективной клятве у берберов, обитающих в марок­канском Высоком Атласе, о которой мы уже упоминали. В их систему упорядо­ченной анархии встроен социальный механизм, позволяющий разрешать кон­фликты мирными средствами, через приговор в форме коллективной клятвы. Если человек был обвинен другим человеком в правонарушении, он может быть оправдан с помощью других людей из своего клана, которые поклянутся в свя­щенном месте и с использованием ритуальной формулы в том, что он невино­вен или что его действия правомочны. Чем тяжелее обвинение, тем больше должно быть число участников клятвы. Они приносят клятву строго по очереди, соот­ветствующей степени близости к обвиняемому по мужской линии рода. В таком же порядке решаются вопросы о наследстве. Если все участники клятвы едино­душны, процесс выигрывает обвиняемый. Но если один из приглашенных к клят­ве отказывается в ней участвовать, обвиняемый проигрывает процесс и предус­мотренная обычаем сумма денег должна быть выплачена жертве участвующим в тяжбе кланом; в некоторых отношениях техника судопроизводства представля­ется странной, поскольку выплачивать компенсацию должен именно тот, кто отказался участвовать в клятве, а не сам виновный. Можно ожидать, что систе­ма всегда работает в пользу обвиняемого, а участвующие в обряде постоянно клянутся в интересах своего родича, следуя логике, требующей от племени или кл%на, где солидарность строго обязательна, действовать по принципу, согласно которому родственная близость определяет силу обязательства. Не абсурдно ли, что тот, кто отказывается клясться по соображениям честности, должен выпла­чивать свою часть штрафа, тогда как виновник освобождается от этой обязан-

¹ Шекспир У. Поли. собр. соч: В. 8 т. М.: Искусство. Т. VI. С. 425.

XI. Государство до государства

ности? Однако, утверждает Геллнер, если система действует, то, наверное, не только по причине трансцендентной веры. Вернемся к сегментарной логике: группа тех, кто участвует (или не участвует) в клятвенном обряде в пользу одно­го из «своих»,.т. е их клан, регулируется в ее внутренней жизни специальной ин­станцией не больше, чем другая группа, а отношения внутри клана не менее анар­хичны, нежели ее отношения с другой, внешней группой.

Но несостоятельно само противопоставление внутренней политики полити­ке внешней. Нет органа, предназначенного для наказания индивидов, и средст­вом контроля за ними является наказание путем лишения поддержки при про­изнесении коллективной клятвы, что создает, например, угрозу тем, кто слиш­ком часто ввязывается в ссоры. В интересах сплоченности клана перед лицом проблемы, возникшей по вине одного из его членов, клан способен согласиться наказать самого себя и признать правоту другой части племени. Коллективная клятва — это та техника, которая позволяет группе дисциплинировать своих чле­нов. Она аналогична праву вето.

Право вето, предоставленное пятерке постоянных членов Совета Безопасно­сти ООН, действовало по той же модели. В рамках ООН (до резких изменений практики ее функционирования в связи с распадом СССР, что привело к исчез­новению одного из двух кланов) каждая из стран двух блоков равнялась на ос­тальных членов своей группы, а «неприсоединившиеся», как правило, ориенти­ровались на позицию Москвы после переговоров и торга. Однако автоматизма в поддержке политических решений одной страны не получалось. Так произошло во время Суэцкого кризиса в 1956 г., когда экспедиционная акция, проводимая французами и англичанами, не была поддержана их американским союзником. Он их подвел, отказавшись «поклясться», что правительства Антони Идена и Ги Молле имели право на такую акцию, и им пришлось остановить свою военную авантюру против насеровского Египта. Конечно, санкция могла действовать лишь потому, что ее использовала мощная держава против более слабых государств.

Однако и слабый может в отдельных случаях владеть правом вето, когда весь «клан» хочет показать свое единство. Так, неосуществленное в военном плане участие Франции в войне в Заливе и, возможно, еще менее заметное участие Марокко и Сенегала позволило продемонстрировать единодушие в деле появ­ления нового типа международной политики. Но этот пример показывает, ка­ким образом конец «клановой», или «племенной», организации государств, ка­кая царила в годы «холодной войны», значительно затруднил поддержание по­рядка в анархии и распространение новых требований, возникших в связи с рас­падом мирового коммунистического движения. Прекращение поддержки со сто­роны СССР некоторых государств и движений облегчило поиск компромисса (в Южной Африке и на Ближнем Востоке), но и, наоборот, значительное число конфликтующих друг с другом государств оказалось вне системы, которая в слу­чае необходимости могла их «дисциплинировать». А это привело к увеличению риска распространения войн. Значит, следует объяснить по-иному, отказавшись от обычных подходов, появление ООН в новой роли международного жандар­ма, действующего в качестве надгосударственного политического аппарата, пи­таемого в военном и финансовом отношении промышленными странами, прежде

ЧАСТЬ IV. Государство, гражданское общество, нация

всего Соединенными Штатами (война в Заливе в 1991 г., миротворческие силы в Камбодже в 1991 г., вмешательство в Сомали в 1993 г.). Исчезновение СССР и советского блока делает такую роль ООН не только возможной, но и необходи­мой. Хотя при таком объяснении остается в стороне бесчисленное количество факторов, очевидно то, что независимость многочисленных государств создает положение, чреватое риском возврата к «естественному состоянию». Эта ситуа­ция, согласно учению Гоббса, глубоко социальна по характеру, поскольку она опирается на механизмы соперничества и конкуренции (гл. III, с. 59). Но она совсем не похожа на положение «безглавых» обществ, принципы организации которых базируются на солидарности и вражде, регулируемых слиянием и рас­падом различных групп. «Естественное состояние» не является нормальной фор­мой отношений ни между группами внутри одного и того же общества, нации нуэров например, ни между различными группами, «нациями», «этносами», «пле­менами» (нуэров и динка, например), поскольку войны не ведут к полному унич­тожению других групп, но остаются в пределах определенных ограничений (кров­ная месть не эквивалентна ядерному апокалипсису). В этом смысле такие обще­ства, даже лишенные государства, не могут быть причислены к дополитичес-ким. Конечно, власть там часто ассоциируется более с родственными связями, чем с существованием специализированной инстанции, и тем не менее она все­гда может быть локализована, расположена в определенном месте, и легитим­ное насилие там выступает объектом легитимной монополии.

Из анализа этноса вытекает, таким образом, что это понятие, слабо разрабо­танное в научном отношении, но ставшее широко распространенной политиче­ской реальностью, не может служить для объяснения формирования другой по­литической реальности, прототипом которой оно якобы являлось, в частности государства-нации. Более того, общества без государства оказываются почти полностью зависимыми от обществ, где государство существует. Кроме того, функционирование сегментарных обществ представляет собой аналогию струк­туры международных отношений, когда в ней формируются группы стран.