Глава 4. Я знал, что Юля когда-нибудь спросит об этом

Я знал, что Юля когда-нибудь спросит об этом.

— Ты знаешь, как называется та страна, где...

— Нет.

Та страна, где мне пришлось пережить весь этот ужас, называлась Берегом Слоновой Кости. Красивое название. Но не эта страна интересует Юлю.

— Перу?..

— Кажется…

— Фигурки, найденные при раскопках могилы инков, изображают не насекомых, а самолет.

— Надо же!..

— Два немца — Альд гунд Иенум и Питер Белтин на Всемирной конференции в Орландо подтвердили свою гипотезу о самолете с реактивной тягой, летавшем несколько тысяч лет назад над перуанской пустыней.

— И что же? — спрашиваю я.

— И что же!..

Ни Берег Слоновой Кости, ни первые подводные поселения, которые Япония создаст по принципам Пирамиды к 2020 году, Юлю пока не интересуют. Кстати, в Японии, она же рассказывала, уже есть проект надводного города. Города, как ковчег Ноя, плавающего на волнах. И теперь никакие цунами, никакие Всемирные потопы им не страшны.

— И что же! — восклицает она ещё раз.

Я убеждал её, что, видимо, наше путешествие в Перу, как, впрочем, и любое другое, не пройдёт бесследно для её неокрепших коленок и голеностопов. Тренировки в теннисном зале, конечно, заметно укрепили её смелые ноги, но всё же не до такой степени, чтобы после той неудачной попытки приземления (она всё-таки отважилась прыгнуть с парашютом!) уже через неделю отправляться в Перу.

Да и какая в этом нужда?

Будто бы я сам не в состоянии справиться…

— Нет-нет, — заявляет она, — никаких «потом»! Вот слушай!..

Она читает: «…таинственные руины Мачу Пикчу невероятно привлекательны для любителей всего загадочного: практически каждый камешек руин хранит на себе печать тайны. Даже настоящее имя города неизвестно никому до сих пор…».

— А как бы ты назвал этот город? — спрашивает Юля.

— Ясное дело, — говорю я, — Пирамида инков! Пирамидинка!

Юля отрывает глаза от экрана, смотрит на меня.

— Нет, я серьёзно!

Мы вылетели из Домодедово…

— Нет, я серьёзно…

— И я, — говорю я, — а что! Вот, смотри, что я нашёл!

Моя сумка уже наполовину набита этими камешками! Всё, что, по нашему мнению, может служить источником информационного поля об этом святом уголке земли, мы, оглянувшись по сторонам, подбираем и грузим в сумку. Потом мы, конечно, все эти свидетельства той славной эпохи переберём и львиную долю этих камней, конечно, выбросим. Наш проводник делает вид, что ничего не замечает. Пользуясь его нарочитой рассеянностью, мы жадничаем. Поэтому в сумке не только камешки…

— Хорошо бы, — говорит Юля, — и эту «Интиуатану» увезти с собой. Но как её затолкать в нашу сумку?

Да уж — никак! Это «Камень солнца». Этот огромный каменный кулак с поднятым вверх большим пальцем, словно убеждает нас в том, что здесь полный порядок. Ведь к этому пальцу, говорят, привязано солнце! Бог солнца — инти — был просто счастлив. К тому же камень — это и солнечные часы, тайна которых до сих пор не раскрыта.

— Вот бы, — рассуждаю я, — эту «Интиуатану» втиснуть в фундамент нашей Пирамиды.

Пакачутек только улыбается.

— Да, пожалуйста, — говорит он, — забирайте… Если сможете.

Этот щедрый властелин инков с трудом изъясняется по-русски. Он слышал, что где-то есть Русь и бесконечно рад приветствовать нас, русских… О нашей Пирамиде он понятия не имеет, но пирамиды Египта ему нравятся.

Мы называем его Пака!

— Многие пытались, — говорит, Пака, — но так и не смогли его даже с места сдвинуть.

Мы спрашиваем его о религии.

— Мы чтим богов и так же, как и вы стараемся соблюдать заповеди: «Ама суа, ама льюлья, ама челья…».

— И что это значит? — спрашивает Юля.

— То же, что и везде: «Не воруй, не лги, не ленись…».

Мы уже неделю бродим здесь по святым местам инков. Иногда нам удаётся остаться наедине, и мы с Юлей не можем уверовать в то, что нас никто не преследует. Доходит до поцелуев, которые запечатлевает наш «Nikon». Будет что вспомнить: «А вот мы целуемся в Храме Солнца! А здесь — на фоне горы Уайна-Пикчу… Инкская чакана, эти умопомрачительные террасы, белесые ленты дороги… Как зубья огромной пилы…».

— Нет-нет, — говорит Юля, — всё это неправда, так не бывает, всё это мне снится… Истинный рай!..

Она не может поверить в то, что у неё перед глазами.

— Рест, зачем тебе твоя Пирамида? Посмотри: рай здесь!..

Но ведь не для этого нам пришлось преодолеть тринадцать тысяч километров, Европу (пересадка в Мадриде), затем всю Атлантику (от берега до берега), затем… Мы могли пролетать даже над Тиной! Если бы пересадка была в Луизиане!..

Рай-то он, конечно, рай…

— Смотри — вот он, вот он! — восклицает Юля, — скальный петушок!

С горного плато, на котором расположен город, открываются прекрасные виды на дивные заснеженные вершины и своенравную горную речку Урубаму.

А какая в речке вода! Такой чистоты у нас днём с огнём не сыщешь!

— Да, — говорит Пака, — есть и медведи. Андский или ещё его называют «Очковый». Он у нас очень застенчив, так что сфотографировать его непросто.

К вечеру у неё разболелась голова и поднялся жар. Пришлось напарить ей ноги, отпаивать чаем.

Испанские конкистадоры так и не добрались до Мачу-Пикчу. Этот город не был разрушен. Нам неизвестны ни цель его строительства, ни число жителей, ни даже его настоящее название.

Зато нам с Юлей удалось то, о чём никто другой не мог даже мечтать: мы увезли с собой биополе вождя! Это значило, что в скором времени мы не только создадим геном Пакачутека, но и воссоздадим в нашей Пирамиде надёжные принципы управления и совершенного социального сосуществования! Инки были твёрдо уверены в бессмертии души, и это было как раз, то, что нам было надо!

Что же касается объектов, то священными наряду с храмами становились не только горы, озёра и реки, но даже цветы и деревья, и даже камни…

Я сомневался в том, что Юля сможет так быстро выкарабкаться из своего бронхита. К счастью, тот чай из лекарственных трав, которые предложил нам Пака в качестве лечебного средства, в считанные часы поставил Юлю на ноги! Он даже танцевал вокруг костра и выкрикивал заклинания. Нам было всё это очень любопытно — в наш век!

А утром Юля уже щебетала:

— Ой смотри, смотри, какие орхидеи!

И орхидеи, и бегонии были превосходны!

С тех пор я дарю ей не только розы, от которых моя Юля сходит с ума, но и бегонии, и орхидеи… И конечно, ромашки, лесные ромашки…

С Юлей…

А в Луизиане снова разгул стихии: смерчи, торнадо… Есть жертвы…

… великолепный Храм Трех Окон, знаменитая обсерватория инков, комплекс «Царская группа»…

Нам жаль было расставаться с раем…

Проходит неделя…

— Держи! — говорит Юля.

— Что это?..

— Ты же просил.

— Ах, да!.. Ты не забыла!

Я любуюсь подарком — сверкающим на солнце капканом с цифровым датчиком сжатия «челюстей».

— Надо же!.. Спасибо!.. Пирамида — как капкан совершенства!

— Я ничего не забываю.

Я только киваю: я знаю.

— Чтобы высвободиться из совершенства, — говорит Юля, — нужно отгрызть себе лапу.

Я только киваю: я согласен. Это уже проговорено.

Оказалось, что Берег Слоновой Кости это вовсе не берег (Кот-д’Ивуар. Там и берега то — кот наплакал!) и не слоновая кость нас туда завлекла.. Мы искали кости первого человека, неандертальца или уже кроманьонца, того, кто смог бы точно сказать, как он так бездарно мог распорядиться своим генофондом!

— Адама?

— Homo antecessor (Человек предшественник, — лат.), — уточняю я.

— Точно сказать?

— Мы надеялись получить клон и насесть на его геном с тем, чтобы…

Меньше всего мне хочется загружать Юлин мозг генами кроманьонца.

— Интересно, — говорит Юля, — как интересно!

Надо же!

— Нас преследовали на слонах! — говорю я.

— Надо же!

Мой неожиданный отъезд в Палестину (не все дела оказываются завершенными) вызывает у нее чувство тревоги:

— Там не все так мирно, как об этом пишут газеты.

— Не пройдет и суток, — говорю я.

Мне эта Палестина нужна, как корове паяльник!

На пороге Юля долго не отпускает мою руку.

— Все будет в порядке, — говорю я.

Ей снилось, говорит она, что меня унесло бурным потоком, и она не смогла удержать меня за руку.

— Правда, ты потом выбрался на тот берег… Сон цветной…

— Вот видишь, — говорю я, — я выберусь…

— Значит там небезопасно? Почему ты едешь без меня?

— Мне пора, — говорю я, пытаясь высвободить свою руку и коротко целуя ее в щеку.

— Звони хоть.

Я киваю: конечно…

— Послушай, — Юля удерживает мою руку, — я хочу тебе вот что сказать...

Я жду.

— Когда ты смотришь на меня, — говорит Юля, — ты смотришь так, как будто всех этих лет не было, и ты не знал ни горя, ни зла, ни женщин, ни любви, ни весны.

— Да.

— Когда ты улыбаешься мне, ты улыбаешься так, как будто все печали и неудачи, обиды и несбывшиеся желания канули в самую глубокую пропасть и заснули на много тысячелетий сладким сном, оставив тебе одну безоблачную чистую радость.

Я слушаю.

— Когда ты касаешься пальцами моего лица, ты делаешь это так, будто касаешься лица Снегурочки, и боишься теплыми ладонями растопить снег на ее щеках.

Я беру в ладони ее лицо, как берут восходящее солнце, помогая ему подняться над миром.

— Когда ты обнимаешь меня, ты делаешь это так, как будто пытаешься удержать призрак.

Теперь в моих крепких руках ее хрупкие плечи.

— Когда ты целуешь меня, ты делаешь это так, как будто спустя долгие дни скитаний, умирая от жажды, ты нашел озеро в пустыне…

Теперь ее губы просто тонут в море бесконечного наслаждения, и куда-то бежит голова, а ноги подкашиваются, и мне, чтобы нам вдвоем не осесть на пол, приходится взять ее на руки.

— Куда ты меня несешь? — еле слышно спрашивает она.

— Палестина подождет, — шепчу я.

Никакая Палестина, никакие Берега не в состоянии соперничать с блеском Юлиных глаз!

Вдруг я-таки признаю: жизнь измеряется не числом вдохов и выдохов, а числом мгновений, от которых перехватывает дыхание.

«Откройте окна!» — хочу крикнуть я.

И не кричу…

Я понимаю: с Юлей, с моей Юлией я просто обречён на удачу!

— О, кей, — говорит Юля, — это было прекрасно!..

«Ты — богиня!» — хочу крикнуть я.

Моя Ййууу только улыбается.

— А теперь — иди…

В 1532 году жители Мачу-Пикчу таинственно исчезли. Вдруг, внезапно… Но у нас полная сумка камней!..

— Иди-иди, милый, — теперь иди…

Я спокойна.