2015-06-16
220
— За твою голову назначено десять миллионов, — говорит Юлия.— Смотри, ты читал? Она отдает мне свежий номер газеты.
— Она этого не стоит, — говорю я.
— Тебя обвиняют в гибели сотен тысяч людей.
— А сколько бы ты дала за попытку создания новой религии?
— Тридцать сребреников.
Сегодня мы, наконец, уедем из этой страны. Как раз в день её рождения! Это — как подарок!
— Они уже понимают, — говорю я, — что Пирамида каждого из них прижмет к стенке, высветит их черные планы, заставит трепетать и бояться…
— Не забудь нацепить бакенбарды и свои ужасные усики, — говорит Юлия.
Каждый день я меняю свой облик. Ей не нравятся эти тонкие злые усы. А мне не очень нравится ее золотистый парик! Выбирать не приходится.
— Десять миллионов — это немало, — говорит Юлия.
— Это капля в море. Нашей же Пирамиде — нет цены.
— Помоги мне, пожалуйста…
— Не забудь свою сумочку…
— По мнению ученых, — говорит Юлия, — представители Homo sapiens изживут себя как вид, когда Земля отойдет от Солнца и остынет, от чего все живое просто…
— Надо спешить жить, — говорю я.
— Да, — соглашается Юлия, — от Апокалипсиса нас отделяют всего каких-то два с четвертью миллиона лет…
— Потому-то и надо спешить.
— Известна даже точная дата — 31 октября 2 252 006 года.
— От рождения Христа?
— Ну да!..
— Пирамида нужна нам как воздух, — говорю я.
— Да уж, — соглашается Юлия, — без нее мы столько не продержимся…
Собственно говоря, мы можем уже отправляться в новое путешествие. Здесь, в этом надоевшем зимнем северном городе, все, кажется, сделано. Остались мелочи, которые, если о них даже забыть, ничего в нашей жизни изменить не смогут.
— Завтра вылетаем, — говорю я.
— Правда?! Куда?
Юлия рада этому сообщению. Я тоже рад.
— Я подумала, — говорит она, — что встреча с этим узколобым клерком из Совбеза ООН ничего не изменит.
— Я решил, — говорю я, — с завтрашнего дня устроить для нас маленький отпуск.
— Правда?!
Когда пуля, прошив оконное стекло, разносит вдребезги китайскую вазу, мне удается завалить Юлю на пол и подтянуть за руку к стене.
— Не шевелись, — говорю я, — не двигайся…
— Что ты собираешься делать? — спрашивает Юля.
— Не знаю, — говорю я, и прыткой ящерицей перемещаюсь к выключателю.
Как тихо!
— Не двигайся, — повторяю я.
В наступившей темноте сперва ничего не видно, но когда глаза привыкают, в свете луны можно различать и кровать, и стол, и стулья…
— Уходим, — говорю я, — ползи к двери…
— Моя сумка, — говорит Юлия.
— Я все возьму сам, — говорю я и вдруг неожиданно для себя читаю: «…дом у дороги… тихая речка… садик вишнёвый…»…
— Что-что? — спрашивает Юля.
— Не поднимай голову, — прошу я и продолжаю — «…садик вишнёвый… пёс у крылечка… вечер июльский пишет эскиз…».
— Что ты там бубнишь?
Хорошенький эскиз!
— С днём рождения! — говорю я.
— А, да-да, — говорит Юля, выползая из-под стола и не поднимая головы, — спасибо за подарочек! А где мои цветы?
В ответ на это — целая автоматная очередь. Инстинктивно мы распластываемся на животах, прикрыв голову обеими руками.
— Ты как? — спрашиваю я, когда снова воцаряется тишина.
— А ты? — ее вопрос.
Нам удается и на этот раз уйти от преследования. Незначительные порезы ладоней осколками стекла, небольшой испуг, потом минуты настоящего страха…
Отпуск отменяется?
«Садик вишнёвый… тихая речка…».
— Вечер июльский пишет стихи, — говорю я, бинтуя руку.
— Ты о чём? — спрашивает Юля, — давай помогу.
— Сам…
