Я говорю какие-то глупости, чтобы Юля не донимала меня никакими вопросами. Это случилось, и я никак не мог этому помешать. Ну никак! Я же был тогда на другом конце Земли. Молчать же было еще ужаснее.
— Хочешь выпить? — спрашивает Юля.
Никаким алкоголем эту боль не унять!
— Да, налей, пожалуйста…
Мне ужасна и эта ее забота: неужели так плох?
— Я побуду один…
— Конечно-конечно, — говорит Юля и никуда не уходит.
Терять — это самое страшное, что можно испытывать в этой жизни.
— Спасибо, — говорю я, сделав глоток, и беру ее руку.
Юля стоит рядом молча, и этого мне достаточно, чтобы не сойти с ума.
— Скажи, — спрашиваю я, — разве я мог предупредить это зло?..
— Не мог, — твердо говорит Юля.
Массивный граненый стакан опустошается теперь одним большим глотком до самого дна.
— Хорошо, что ты…— произношу я, — что ты…
— Молчи, — говорит Юля, сжимая мою руку, — просто молчи…
Что смерть, думаю я, умрем мы все… Не страшно умереть самому, страшно терять…
То, что я могу вот так на огромной скорости сбить перила моста и рухнуть вместе с машиной в сверкающий далеко внизу Гудзон, меня нисколечко не волнует: дело сделано!
Но, может быть, это и не Гудзон? Я же не сплю! Ведь мне это не снится!
Будет ли наша Пирамида принадлежать и аристократам? Чтобы ответить на этот вопрос, я рассказываю историю об одном, приговоренном к смерти аристократе, который по пути к месту казни попросил дать ему перо и бумагу, чтобы что-то там записать...
— Да-да, — говорит Юлия, — я об этом где-то читала, то ли у Вольтера, то ли у Ларошфуко...
— У Фриша, — говорю я.
— Может быть, — говорит Юлия, — я только не помню...
— Записка никому не была адресована, — говорю я, — он записал что-то важное для себя. Чтобы не забыть. Обыкновенная заметка на память...
— Что из этого следует? — спрашивает Юлия.
— Ничего. Просто вспомнилось. Что же касается аристократов, то они, как и все остальные, не осененные Духом, далеко не совершенны.
— Среди них могут быть и уроды, и убийцы, и поэты...
— Ты звонила своему князю Альберту?..
— Зачем?.. Да! Позвони Ане, она злится…
Терять — вот ведь что страшно!
И нельзя объяснить…
Хоронили в субботу…
— Кого, — спрашивает Лена, — кого хоронили?
Разве в этом дело?.. Что-то там на Лере Лиры у нас не заладилось…
— Ань, привет!..
— Я перезвоню…
И Тинка молчит… Зараза! Ей-то наверняка известно, что случилось на этой самой Лере! Могла бы молвить словечко в моё утешение…
Вдруг вспомнилось:
«Утешать?! Тебя утешать?!! И не подумаю!».
А что тут думать?
Сегодня и боги ведь горшки лепят…
Или уже не лепят?






