2015-06-16
288
Кормежка у них была отменная, просчитан каждый грамм, каждая калория и молекула. Это была пища богов. Если прав кто-то там, утверждающий, что мы представляем из себя то, что едим, то вдвойне прав Юра, сказавший, что дух наш зарыт в геноме, как драгоценный клад, ждущий своего Сильвестера. Какова последовательность и вся совокупность нуклеотидов, таков и дух. Не так давно была такая формула: один ген — один белок.
А сегодня можно утверждать следующее: дух — продукт жизни гена. В здоровых генах здоровый дух…
— Это значит, что…
— Верно: бытие определяет сознание. Бытие гена. Сначала мы сами пытались создать рацион, а потом решили пригласить специалистов. На наш призыв откликнулись Майкл и… Они написали целую книгу «Ты. Инструкция по использованию». Не читала? Занятная книжица.
— Даже не слышала.
— Они расписали бизнес-план и содержание жизни для каждого, для каждой, да, для каждой клеточки и всего организма. Индивидуальный план-график и содержание. Это было что-то сверх-супер… Как бы это сказать?..
— Прецизионное…
— Пожалуй. Да, пожалуй…
— Я знаю, что желтый сахар…
— Да, кристаллики сахарозы покрыты тонким слоем патоки, содержащей до двухсот различных биологически активных соединений… очень полезных для человека.
— Что такое польза?
— Это — нужное количество в нужное место в нужное время…
— Ясно-ясно…
— Огромным успехом пользовался рог единорога. Во-первых, все любили пить только из него. А во-вторых…
— Я знаю, что из него делают пищевые добавки.
— Они их просто пожирали! Хотя мы и ограничивали их аппетиты.
— Что еще?
— Всего не упомнишь. Вытяжка из пантов лося, гуминовые кислоты, препарат Алтмери Урмаса АУ-8, мед, пыльца, витамины и микроэлементы и т.д., все, так сказать, по полной программе… Композиции подбирались машиной индивидуально. Что же касается их здоровья, то наши врачи едва успевали следить за результатами экспресс-анализов и разнообразить диету. Собственно, врачи врачеванием так и не занимались, только повсеместный контроль за качеством и количеством здоровья. Тут в полной мере пригодились системы Амосова и Ушкова.
— Ушкова?
— Его вращательная гимнастика приобрела среди нас яростных поклонников. Ни восточные системы поддержания здоровья, ни йога, ни аутотренинг не имели такого успеха. Вообще надо сказать, что Ушков своей дотошностью и щепетильностью, и чересчур, на мой взгляд, повышенной заботой о здоровье напридумывал разные там хитрые штучки для раскрытия и использования скрытых резервов организма…
— Ты рассказывал, что он…
— Да-да, наряду с тем, что он глубоко копался во всем, что было ему интересно, он еще и выискивал в этом мусоре фактов нечто до сих пор неизвестное. Во всяком случае в его интерпретации это нечто выглядело совершенно по-новому…
— Открывал?
— Раскрывал нам глаза. Он придумал даже свою систему мироздания, разложил все по полочкам и каждому определил свою нишу.
— Что он сказал о твоей пирамиде?
— Выслушав мой рассказ, он тут же предложил свою модель — Эйфелеву башню..
— Ух, ты!
— Да. И его рецепты оздоровления…
— Вы широко применяли…
— Никто, слава Богу, ни на что не жаловался, никто не болел, все развивались в согласии с нашими графиками и планами. Это был прецедент в мировой науке, новое слово в формировании нового человека, Человека Совершенного — Homo Perfectus. Поэтому велся подробный дневник, протоколы исследований, где отмечались особенности физического и психического развития каждого подопечного. Все, как и должно было быть. Правда, Валерочка наш…
— Ергинец, что ли, вирус ваш, ВИЧ? — спрашивает Лена.
— …ходил днями желтым и морщинистым…
— Что так?
— Он выражал свое недовольство всему, что у нас получалось. А однажды просто в лоб мне сказал:
— Вы же в энтропии социума ничего не смыслите. Ведь еще Лукреций Кар в своей «Природе жизни» говорил…
— В «Природе вещей», — подсказала Ната.
Валерочка выдержал паузу и продолжал, не обратив внимания на замечание:
— И потом Эпиктет, а за ним Демокрит… Вы даже не читали «Накомихину этику»…
— «На-ко-ма-хо-ву», — по слогам произнесла Ната.
Он снова сделал вид, что не расслышал.
— И Геродот, и Фукидид, — продолжал Валерочка, — давно заявляли…
Я не мог не рассмеяться его попытке в сотый раз демонстрировать свою грамотность и начитанность. Потом он плел что-то о сукцинатдегидрогеназах и аланинаминотрансферазах, о величии динатриевой соли этилендиаминтетраацетата, еще о каких-то молекулярных инструментах жизни и смерти, без которых, по его мнению, никакая Пирамида не может состояться… Особенно ему нравилось произносить слово «тетрахлордибензопарадиоксин», которым он просто припечатывал своего собеседника. Вычурные слова, вычурные мысли… Впрочем, какие там вычурные — дурь какая-то, невежественная и наглая дурь!
Я смеялся ему в глаза. Но Валерочка был очень серьёзен.
Потом я рассказал об этом Жоре.
Он расхохотался, затем лицо его стало суровым.
— Да пошли ты его, — сказал он, — куда подальше!..
Скальп его нервно дернулся.
— Von Pontius zu Pilatus (от Понтия к Пилату, — лат.), — улыбнулся я.
— От какого Понтия, к какому Пилату?!
Глаза его сперва побелели и побежали, и побежали…
— В задницу! — выкрикнул он. — Засунь всех этих своих шариковых и швондеров, и чергинцов, и шавок и шпицев, всю, всю эту шелудивую шушеру в одну глубокую задницу! А если хочешь — в жопу!
Жора даже сплюнул. Затем:
— Убей их!
— Да ладно тебе, — сказал я примирительно.
— Не, не ладно! Убей!.. Выжги каленым железом! Здесь надо быть безжалостным! Эта плесень, эти моллюски и мокрицы… Планарии же!.. Прокрались в кровь, залепили альвеолы… Они дышать не дают. Моль…
Он посмотрел мне в глаза и добавил:
— Да-да: убей! Если я сказал убей — убей!
Ах, как он был прав! Он предвидел наш крах из-за таких вот…
— Что-нибудь уцелело после… После того, что случилось? — спрашивает Лена.
— Дневники удалось спасти. Это летопись пламенных дней и ночей.
— Они обнародованы?
— За ними охотятся, как за сокровищами инков или египетских фараонов. Ты по себе это знаешь.
— Да уж… Но даже представить себе не могу, как всё-таки…
— Что? Как наши детки так быстро росли? Мы же… Я ж рассказывал…
— Как спасла тебя Тина?
Хм! Как!..
