Жанр исторического романа в немецкой литературе

В 30-40-расцвет ист.р.(Томан и Генрих Манн, Фейхтвангер, Дёблин, Франк). Концентрация вопросов истории и современности, судьба нации, роль личности в нац.движениях, революции. Сильно героическое начало. Первоначально рассматривался как попытка уйти от действительности. Статьи защищавшие ист.роман: Дёблин «Исторический роман и мы», Фейхтвангер «о смысле и бессмыслице ист.романа», Цвейг «История как худоница», Г.Манн «Фейхтвангеровский тип романа». Функция: борющийся гуманизм. История Германии между двумя мировыми войнами четко делится на два отрезка: Веймарскую республику (1918— 1933) и так называемый «Третий рейх» (1933—1945). Версальское мирное соглашение перекроило политическую карту Европы. С нее исчезли три империи — Российская, Австро-Венгерская и Германская. Это было время крупных научных открытий, бурного развития средств массовой информации и небывалого оживления творческой деятельности. Берлин, наряду с Парижем, стал центром не только немецкой, но и благодаря тем, кто был вынужден покинуть свои страны (в том числе советскую Россию), европейской культуры. Обновилась типологическая парадигма немецкого романа. Доминирующее место в ней заняла не столько социально-психологическая, сколько нравственно-этическая и философская проблематика. Ситуация меняется после прихода к власти национал-социалистов. Отходят на второй план эксперименты в области романной формы, начинают преобладать эпические принципы повествования. Почти все крупные немецкие писатели оказываются в изгнании. Для покинувших родину (Г. и Т.Манны, Л.Фейхтвангер, А.Дёблин, Л. Франк, Э. М. Ремарк, А. Зегерс и др.) при всех тяготах жизни на чужбине открывается шанс взглянуть на немцев и все немецкое со стороны, осмыслить трагический виток истории Германии в широком общеевропейском контексте. Эмиграция сделала взгляд немецких писателей «более восприимчивым к великому и существенному», отмечал Л.Фейхтвангер. При явном преобладании исторических произведений заявляют о себе и другие жанровые модальности — интеллектуальный роман, роман-притча, роман-миф, роман о художнике. Необходимость всмотреться в постигшую Германию трагическую участь с высоты европейского и мирового опыта вела в рамках исторического романа к усилению аналитичности повествования, детальность. Поиски в прошлом, иногда почти что легендарном, как в тетралогии Т. Манна «Иосиф и его братья» или в дилогии Г. Манна о французском короле Генрихе IV («Молодые годы короля Генриха ГѴ», «Зрелые годы короля Генриха ГѴ»), параллелей к случившемуся с Германией, а также стремление противопоставить современным диктаторам правителей иного склада — человечных, терпимых к иномыслию,— все это требовало погружения не только в историю, но и в глубины человеческой натуры. С одной стороны, это способствовало психологической достоверности образов персонажей, которые «проживали» целую жизнь вместе с автором, а не обособленно от него, с другой — вело к тому, что путь от замысла до воплощения растягивался на много лет. Л.Фейхтвангер — об Иосифе Флавии («Иудейская война»; «Сыновья», «Настанет день»), А. Дёблина — о завоевании Бразилии («Amazonas»).

Эти эпические циклы отмечены общими свойствами. 1)многослойность содержания и соответствующие ей приемы повествовательной техники; 2)сознательное сближение — усложненное мифологической символикой, как, например, у Т. Манна, более прямолинейное, как у Г. Манна, — прошлого с настоящим. В образах библейского Иосифа Прекрасного и короля Наваррского и французского Генриха эти писатели каждый по-своему воплотили нравственные искания человечества, противостоящие силам жестокости. И Иосиф, и Генрих проходят через серию тяжелых испытаний, в результате чего перерождаются и достигают мудрости, подлинного благородства. Оба они — редкие в литературе XX века герои деятельного рода, «победители». В каждом из романов с той или иной мерой исторической достоверности, художественной условности, иронической стилизации или пародийной остраненности шла речь о противостоянии национальной и идеологической нетерпимости варварскому разрушению начал нравственности и культуры. В каждом — пульсировала надежда, что силы разума, Добра перешагнут через «кощунственные остатки прошлого» и что в грядущем мире «разум и действительность будут более счастливо гармонировать друг с другом» (Т.Манн).