Эполеты-лопухи можно видеть и как коринфские капители русских дворцовых построек 19 века, украшенные акантами

Акантовый орнамент капители

Улица в Петербурге, где жил Бродский, носила имя Пестеля, казненного вождя декабристов.

Эполеты, круглые или овальные, напоминают и листья репейника, и аканты-сорняки, столь же распространенные в Греции, как северные лопухи. Эполеты, как часть парадного мундира, украшены плетенными из канители накладками, бахромой; эполеты - на верху костюма, венчают плечи, обрамляют голову. Капитель тоже наверху, она заканчивает любую колонну. Выше, после колонны – треугольный фронтон,"голова". Между ними, как высокий воротник, фриз.

Парадные портреты декабристов по стати и украшенности сходны с дворцовыми колоннами. Герои-романтики декабря тоже "разжалованы в рядовые": " как стаканы недопиты, как жизни после декабря/так одинаково разбиты "("Памяти Е.А.Баратынского", 1961).

Так в метафоре "муха сползает с пыльного эполета/лопуха, разжалованного в рядовые" воплощен сложный образ судеб тех, кто был способен своим талантом помочь в формировании демократического общества (поддерживающая и эстетическая функция "колонны").

"Архитектурное" прочтение оправдано и внешним сходством (анаморфоза эполет-лопух-акант-коринфская капитель-парадные портреты), и более явной архитектурной ролью других образов растений: буровая вышка – кипрей, пагоды папортника, анис -рухнувшая колонна и другие, воссоздающих архитектурный пейзаж.

События "Эклоги 5-й" можно отнести к времени до 1964 года (" сталин или хрущев последних/тонущих в треске цикад известий "), состояние общества на тот момент Бродский передает аллегорически точно: рабочий класс идеологически обработан (" Потные муравьи спят в тени курослепа), в стране – репрессии (" Муха сползает с пыльного эполета/лопуха, разжалованного в рядовые "), интеллигенция вынуждена молчать, все понимая (" Выраженье "ниже травы" впервые/означает гусениц ").

Но границы времени "Эклоги 5-й" разведены до границ цивилизации. Уже название отсылает к древнегреческой традиции изображения идиллии сельской жизни, Идиллии Феокрита положили начало европейской традиции «буколической». К мифам обращают и строки "… болтает, точно на грани бреда,/примятая лебедою Леда/нежной мяты "

"Эклога 5-я" напоминает и щит Ахилла, представляющий собой художественно исполненный великий символ всего мира.

Микрокосм трав и населяющих их насекомых в стихотворении представляет общее течение человеческой жизни, воссоздается история человечества. Способность увидеть общее в частном, большое в малом отличает видение Бродского как поэта глубокого философского содержания.

Об этой способности писал еще Юрий Олеша как о феномене:

Зрение мое приобрело микроскопическую силу. Я превращаюсь в Гулливера, попавшего в страну великанов.

Жалкий – достоинства соломинки – цветок потрясает меня своим видом. Он ужасен. Он возвышается как сооружение неведомой грандиозной техники.

Я вижу могучие шары, трубы, сочленения, колена, рычаги. И тусклое отражение солнца на стебле исчезнувшего цветка я воспринимаю теперь как ослепительный металлический блеск.

Таков зрительный феномен.

Пейзаж может быть эпический, лирический, маринистический, городской, индустриальный. Бродский пишет пейзаж "Эклоги 5-й", который по традиции уместнее отнести к эпическому. Дело, по Олеше, в "феномене поэтического видения". Особенность пейзажа Бродского в том, что широкий охват времени и человека в нем Бродский показывает на самой настоящей лужайке, углубившись в созерцание и размышление.

Лирический герой остается вне картины, он скорее внимательный наблюдатель: он видит всё. Но Бродский остается сторонним наблюдателем. События истории для поэта - всего лишь поэтический материал. Но он не хроникёр, как если бы жил в те времена. Пыль времени оставила свой отпечаток. Бродский просто восхищается нагромождением истории, как можно любоваться коринфскими колоннами или летней лесной опушкой. Без всякого надрыва. Хотя оценка его личная есть (пыльные эполеты, мина репья).

Творческая цель Бродского – понять "законы сцены, не имеющей центра", увидеть импрессионистический "меняющийся каждый миг рисунок" жизни.

Человек в этом потоке – "бездомный мотыль" на "лужайках", "освещенных солнцем".

Бытие зыбко, всё время в движении. Отсюда – и «пирамида» (рядом с ней нет определений, то есть как стояла, так и стоит, незыблемая временем), анис, как рухнувшая колонна» (влияние Времени), «минарет шалфея в момент наклона --травяная копия Вавилона …» (наклон – падёт и Вавилон). Все они «в полдень отбрасывают на север/общую тень», передавая культурную "эстафету" в момент расцвета ("цивилизации (…) распространяются, как растительность, в направлении, обратном оледенению, с Юга на Север).

В тоже время культуры существуют одновременно ("Цивилизация есть суммарный итог различных культур, оживляемых общим духовным числителем"): перед глазами лирического героя, всматривающегося сверху вниз в сплетения трав-историю. Экзистенциалисты говорят, что история и время – это я, и Бродский утверждает, что в каждом настоящем миге истории человеческих цивилизаций уже есть и прошлое и будущее. Так, время и пространство в "Эклоге 5-й" ризомно: «где вправо сворачиваешь не без риска /вынырнуть слева. Все далеко и близко».

Так на "освещенной солнцем лужайках лета" Бродский разворачивает картину истории человечества, расцветшую буйным цветом растительности ("…признать за цивилизациями характер растительный, то есть идеологический").

…Лужайки лета, освещенные солнцем! бездомный мотыль, пирамида крапивы, жара и одурь. Пагоды папортника. Поодаль -- анис, как рухнувшая колонна, минарет шалфея в момент наклона -- травяная копия Вавилона, зеленая версия Третьеримска!

Какого характера этот пейзаж?

Пространственный охват эпически огромен. "Лужайки лета, освещенные солнцем" – цивилизации, "бездомный мотыль" – путешественник в них, пирамиды Египта, положившие отсчет европейским культурам, знаковые пагоды Китая, развалины Рима, монотеистический Восток (Константинополь как "второй Рим") и – возвращение к родной державе.

"Третьеримск" – (необычный для Бродского неологизм) – и этой страны судьба предопределена: каждая империя, проходя стадию расцвета, угасала.

Во второй главе – мысль о тщете всеобщей перед монотонностью вечности: " Вглядись в пространство!/в его одинаковое убранство/поблизосте и вдалеке! в упрямство,/с каким, независимо от размера,/зелень и голубая сфера/сохраняет колер ".

История нелинейна (" минарет шалфея в момент наклона - /травяная копия Вавилона, зеленая версия Третьеримска! /где вправо сворачиваешь не без риска /вынырнуть слева. Все далеко и близко"), понятие империи у Бродского имеет вневременной характер: меняются императоры, идея империи остается. Массы вращаются вместе с придуманной людьми жизнью (" Жизнь вокруг идет как по маслу./ (Подразумеваю, конечно, массу.)","Речь о пролитом молоке", 1967), только художник способен вырваться за пределы этого круга (" Мое существование парадоксально./Я делаю из эпохи сальто./Извините меня за резвость! ") и наблюдать движение истории с высоты Урании, творя вторую природу.

В "Эклоге 5-й (летней)" создан новый тип пейзажа: это пейзаж эпический, философский, с элементами социальными. Выполнен в духе барокко: изощренная метафоричность, насыщенность деталями с сохранением единого "театра жизни", обилие символов и аллегорий. Тема (истории, смысла жизни) раскрыта с помощью образов природы и метафор архитектуры в ней. Архитектурные образы трансформируют микрокосм природы в картины истории цивилизаций.

Анализ поэмы А.С. Пушкина "Полтава"

В этой поэме, написанной в 1828 году, разрабатывается волновавшая в то время А.С.Пушкина государственная тема, вопрос об исторической судьбе русского государства.

По своему сложному строению «Полтава» была не похожа на другие поэмы Пушкина (и современных ему поэтов) и потому осталась непонятой и не оцененной ни современниками, ни позднейшей критикой. Между тем поэт придавал большое значение этому произведению и был очень огорчен неуспехом его у читателей и критики. «Самая зрелая из всех моих стихотворных повестей, — писал Пушкин в одной статье, — та, в которой все почти оригинально... «Полтава», которую Жуковский, Гнедич, Дельвиг, Вяземский предпочитают всему, что я до сих пор ни написал, «Полтава» — не имела успеха...»

Сложность поэмы состояла в том, что в ней в пределах одного произведения разрабатывались три разные, не свя­занные между собой темы.

Первая тема — судьба русского государства среди других европейских стран, способность русского народа отстоять свою государственную самостоятельность в борь­бе с сильнейшими противниками. Эта тема (борьба непо­бедимого полководца Карла XII с Петром I) связывалась в сознании Пушкина с недавними близкими ему событиями 1812—1815 годов — нашествием Наполеона и поражением его, «когда падением ославил муж рока свой попятный шаг». Пушкин считал, что, одержав победу в тяжкой борьбе с могучим врагом, Россия доказала свою крепость и силу.

...Но в искушеньях долгой кары,

Перетерпев судеб удары,

Окрепла Русь. Так тяжкий млат,

Дробя стекло, кует булат.

Центральным эпизодом этой темы является Полтав­ский бой, центральным героем ее — Петр I.

Другая тема, которая не могла не встать перед Пушки­ным, как государственным мыслителем, — тема многона­ционального русского государства, вопрос об историчес­кой закономерности объединения разных наций в одно государство и прочности их связи с русским народом и государством. Эту тему Пушкин развивает на примере Украины, поставив в центр образ Мазепы, пытавшегося при помощи шведских войск оторвать Украину от России. В поэме Пушкин (в строгом соответствии с историей) показывает Мазепу не как патриота, борющегося за осво­бождение родины, а как коварного властолюбца, презира­ющего и свободу, и родину.

Пушкин не был бы великим гуманистом, если бы ограничился в своей поэме только поэтическими размыш­лениями о государстве, восхвалением его мощи и не поду­мал бы о судьбе отдельной личности, частного человека. Третья тема «Полтавы» — судьба человека, далекого от участия в политических событиях его времени и все же гибнущего, раздавленного колесом истории.

Мария — сильная и страстная женщина. Она преодо­левает религиозные препятствия (Мазепа, как крестный отец Марии, по религиозным законам не мог быть ее мужем), проклятие родителей, позор в глазах общества и завоевывает себе личное счастье... Но неожиданные для нее грандиозные и страшные исторические события становятся причиной ее гибели. Поместив драматический эпизод встречи сошедшей с ума Марии с Мазепой в конец поэмы, Пушкин придал трагический характер и всему произведе­нию. «Сильные характеры и глубокая трагическая тень, наброшенная на все эти ужасы, — вот что увлекло меня», — писал Пушкин в одной заметке.

Создавая эту поэму, вполне реалистическую по своему содержанию, Пушкин написал ее несколько приподнятым стилем, напоминающим стиль украинских народных песен — «дум». Таково начало поэмы («Богат и славен Кочубей» и далее, поэтические сравнения в описании красавицы Марии, стихи «Не серна под утес уходит» — и далее), монолог Кочубея о трех кладах, звучащий как вставная песня, стихи «Кто при звездах и при луне так поздно едет на коне?» и другие.

31 вопрос

Сознательность чтения в методической литературе последнего времени трактуется как понимание замысла автора, осознание художественных средств, помогающих реализовать этот замысел, и осмысление своего собственного отношения к прочитанному.