В структурной теории Фрейдом в качестве следующей, третьей инстанции личности, было введено Суперэго. Выбранный им термин отражает тот факт, что здесь речь идет о чем-то отдельном от Эго, о «ступени Эго» (ПСС XIII, 1921, с. 145).
«Мы видим, как одна часть Эго противостоит другой, ее критически оценивает, и в то же время пользуется ею как объектом» (ПСС X, 1916, с. 433).
Прежде чем термин «Суперэго» появился в психоанализе и был определен, частичные аспекты этой структуры (в частности, запрещающий аспект, который содержится в цензуре сновидений и противодействует импульсивным желаниям) уже были отмечены в клинике и теоретически проанализированы.
– 54 –
Частные аспекты Суперэго вырисовываются также в допущении, сформулированном для объяснения меланхолии: потерянный объект восстанавливается в Эго, таким образом замещение объекта заменяется идентификацией - механизмом, который позже был привлечен для описания развития Суперэго (ПСС Х, 1916, с. 435).
Психическая структура, которую Фрейд в структурной теории обозначает как Суперэго, была впервые представлена в 1914 году (ПСС X, 1914, с. 137) под названием «идеальное Эго» и «совесть». Идеальное Эго - идеальный образ собственной личности; ему служит и нарциссизм, «который в детстве использовало реальное Эго». Это идеальное образование Фрейд считает условием вытеснения. Он пишет:
«Не следует удивляться тому, что мы должны были найти особую психическую структуру, задача которой - следить за сохранением нарциссического удовлетворения в идеальном Эго; с этой позиции актуальное Эго непрерывно наблюдает и ощущает отсутствие идеала. Если такая структура существует, то мы ее не обнаружим; мы можем только признать ее как таковую и заявить, что выполняет эту функцию то, что мы называем нашей совестью» (ПСС X, 1914, с. 162).
О возникновении этих структур говорится так:
«Толчком к образованию Эго-идеала, в качестве его стража устанавливается совесть, которая определена критическим влиянием родителей, осуществляемым посредством голоса; с ним в течение долгого времени связывались воспитатели, учителя и - как необозримое и не поддающееся определению скопление - все другие люди из окружения» (ПСС X, 1914, с. 163).
В 1923 году в «Эго и Ид» Фрейд представляет свой новый взгляд на психический аппарат. Он видит в совести, в самонаблюдении или самооценке и в идеальном образовании функции структуры, обозначаемой теперь как Суперэго. С этого момента Эго-идеал и Суперэго используются как синонимы. Оба понятия обеспечивают как содержательный момент (требования и запреты), так и аспект совести и критического самонаблюдения. Собственными словами Фрейда нововведенная структура в отношении своего содержания и задач представлена следующим образом:
«Эго-идеал обладает... сильнейшей связью с филогенетическим приобретением, архаическим наследством, индивидуальным. Что в индивидуальной психической жизни относилось к наиболее глубокому, становится с помощью создания идеала самым возвышенным в человеческой душе в смысле наших оценок... Легко показать, что Эго-идеал удовлетворяет всем тем требованиям, которые предъявляются более высокой сущности в человеке... Оценка собственной недостаточности при сравнении Эго с его идеалом выявляет смирен-
– 55 –
ное религиозное ощущение. В ходе дальнейшего развития учителя и авторитеты продолжают роль отца, требования и запреты которого остались в идеальном Эго мощными и теперь исполняют функцию моральной цензуры, выступая как совесть. Напряжение между требованиями совести и достижениями Эго ощущается как чувство вины. Социальные чувства покоятся на идентификациях с другими на основании схожего идеального Эго» (ПСС XIII, 1923, с. 265).
На первых порах Фрейд понимал развитие Эго-идеала в связи с возникновением нарциссизма (приобретение заново потерянного полного инфантильного Эго в образе Эго-идеала) как преэдипальное образование, впоследствии он представлял его развитие как результат чрезмерного давления конфликта, возникающего в эдиповой фазе.
Что именно происходит при участии эдипальных страданий; как формируется Суперэго?
С точки зрения Фрейда (ПСС XIII, 1923, с. 256), речь идет об идентификациях, которыми сменяются замещения объектов Ид. Замещения объектов, протекающие по этому образцу, вносят значительный вклад в образование Эго: они образуют его характер; другими словами, создание объекта в Эго означает изменение Эго. Такие идентификации или интроекции соответствуют регрессии как механизму оральной фазы (поглощенность), которая делает возможным отказ от объекта. Фрейд предполагает, что идентификация является условием того, что Ид овладевает Эго; она означает также, что Эго таким образом через схожесть с объектом предлагает Ид любить себя. Происходящая при этом десексуализция означает замещение объекта в нарциссическом либидо.
Идентификации такого рода оказывают стойкий эффект, особенно в раннем возрасте. Они в определенной степени ведут к образованию Эго-идеала или Суперэго. Фрейд исходит из того, что дети очень рано, еще до замещения объектов, идентифицируют себя с родителями. Эти первичные идентификации усиливаются за счет следующих в первый сексуальный период выборов объекта.
Суперэго, по мнению Фрейда, следовало понимать как результат взаимодействия двойственных биологических факторов: долго сохраняющейся детской зависимости и эдипова комплекса с двувременным основанием развития сексуальной жизни в эдиповой фазе и в период генитального созревания в пубертате. Эго-идеал или Суперэго выступает как показатель отношения к родителям. Сначала, в детстве, ребенок восхищается ими или боится их, затем он «встраивает» их в образ себя. Эго-идеал, с точки зрения Фрейда, в этом отношении является наследством эдипова комплекса, он является «выражением мощнейших возбуждений и важнейших либидозных судеб Ид» (ПСС XIII, 1923, с. 264). Эго, тем самым, овладевает эдиповым комплексом и одновременно, через идентификацию, с выбранным Ид объектом подчиняется ему.
– 56 –
В то время как Эго, по существу, является представителем внешнего мира, реальности, в противоположность ему Суперэго выступает как представитель внутреннего мира. Конфликты между Эго и идеалом будут отражать противостояния между реальным и психическим, внешним и внутренним мирами.
В ходе дальнейшего развития воспринимаемые как авторитеты люди перенимают роли, отведенные в Эго родителям; их требования и запреты остаются значимыми для Эго. Теперь они в качестве совести выполняют функцию моральной цензуры.
«В качестве наиболее общего результата сексуальной фазы, на которой царит эдипов комплекс, можно принять низвержение в Эго, которое состоит в установлении обеих так или иначе связанных между собой идентификаций. Это Эго-изменение сохраняет свое особое место, оно выступает против другого содержания Эго - Эго-идеала или Суперэго. Но Суперэго - это не только просто остаток первого выбора объекта Ид, оно также представляет собой энергетическое реактивное формирование против последнего. Его отношение к Эго не исчерпывается напоминанием «ты должен быть таким (как отец)»; Ид предполагает и запрет: «таким (как отец) ты быть не можешь, не можешь делать всего того, что он делает» (ПСС XIII, 1923, с. 262).
Из этого нового напряжения между эдиповыми требованиями (ты должен быть таким, как отец) и эдиповым запретом (ты не можешь быть таким, как отец) развивается переживание вины в связи с наказанием (кастрацией). В этом контексте Фрейд определяет напряжение между требованиями совести и результатами действий Эго как чувство вины.
Впоследствии многие авторы занимались проблематикой Эго-идеала и Суперэго. Особое внимание уделялось установлениям временных связей и условиям их возникновения (A. Freud, 1926; Jacobson, 1937,1964; M. Klein, 1933). Интерес привлекала и проблема предшественников Суперэго на преэдиповой фазе («Идентификации по типу Суперэго» A. Peich 1954; «Исходные формы Суперэго» Spitz, 1950, 1957а, 1957b, 1960; «модель сфинктера» Ferenczi, 1925, «Доавтономия схемы Суперэго» Hartmann und Loewenstein, 1962; Sandler, 1964/ 65); догенитальные предпосылки Эго-идеала (Jacobson, 1964), проблема послеэдипова развития Суперэго (Jacobson, 1964) и, наконец, отношения между Эго-идеалом и Суперэго (Chasseguet-Smirgel, 1987; Hartmann und Loewenstein, l962; Lampl-De Groot, 1947, 1963; Sandler, 1964/65).
В диагностике и терапии доэдиповых и структурных психопатологий всегда наблюдаются определенные предшествующие формы Суперэго, которые, между тем, следует относить к признакам этих заболеваний. Их стойкость показывает, что обучение деперсонализированного автономного Суперэго невозможно.
К этим ранним предшественникам Суперэго, как показывает изучение структурных нарушений, возникших из ранних интроекций, относятся нетерпимые, деструктивно-ужасные носители наказаний. Предположительно относящиеся
– 57 –
к этому бессознательные страхи наказаний также играют роль и при клинических феноменах уже описанных Фрейдом (ПСС XIII, 1923, с. 278) негативных терапевтических реакций. Эти ранние интроекции не отделяются от самости; напротив, они встраиваются в самость и проявляют тут свое деструктивное действие. Это действие находит свое отражение в садистски-деструктивных фантазиях о наказании; в тенденциях к наказанию, которые изначально направляются против самости, на соответствующие идентификации со злым интроектом, вовне, против объекта. Это обращение к объекту связано, как правило, с аффектами злобы (язвительность, гнев, злоба, вражда) и мотивационно - с возмездием, реваншем и местью. Характерным для длительных фантазий преследования наказанием и реванша, даже если они направлены против самости или против объекта, является элемент враждебности.
Еще один предшественник образования Суперэго, который нередко встречается у психосоматических больных, характеризуется предавтономной имитацией норм. Здесь имеется в виду нормативная ориентировка только на хорошие, то есть идеализированные объекты (на внутренние объекты и на их проекции и экстернализации), нормы которых перенимаются, то есть имитируются, без какой-либо критики; при этом остаются дефицитарными функции оценки других и самооценки. До тех пор пока переживаемое определяют только эти хорошие или идеализированные объекты, фиксированная на них нормативная
ориентировка не ставится под вопрос.
Наконец, Анна Фрейд (A. Freud, 1936) описала в механизме защиты, oбoзначенном ею как идентификация с агрессором, еще одну предпосылку эдипова образования Суперэго. При этом внушающая страх собственная вина, и наказание с помощью проекции переносятся на внешние объекты; одновременно следует идентификация с наказывающей инстанцией. Ференчи (Ferenczi, 1932) описал вариант этого механизма, при котором вина остается в самости и в то же время имеет место идентификация с наказывающей стороной; результатом является ненависть к себе и самообесценивание, а также связанное с мазохистским удовольствием от боли самонаказание (нанесение себе вреда). Этот механизм можно наблюдать не только в связи с психопатологией, но зачастую и в нормальном человеческом поведении; в этом случае нередко проявляются феномены, которые обозначаются как поиск «козла отпущения». Если образование Суперэго останавливается на этой предступени, то дефицитарной остается функция самооценки, вследствие чего формируется преувеличенное самодовольство и предвзятость по отношению к себе (см. Sandler mit Freud, 1989).
В 1938 г Фрейд («Очерк психоанализа») еще раз определил функцию эдипова Суперэго следующим образом:
«Мучения угрызениями совести в точности соответствуют страху ребенка потерять любовь к себе, которая заменяет ему моральную оценку. С другой стороны, если Эго успешно противостояло иску-
– 58 –
шению сделать что-то, что было бы предосудительным для Суперэго, оно чувствует себя утвержденным в этом чувстве собственного достоинства и укрепленным в своей гордости, как если бы оно сделало ценное приобретение. Подобным образом Суперэго продолжает играть для Эго роль внешнего мира, хотя на самом деле оно уже стало частью внутреннего мира. Суперэго отражает влияние детства, ухода за ребенком, воспитания и зависимости от родителей, на все дальнейшие периоды жизни индивидуума. Таким образом проявляются не только личностные особенности родителей, но также и все, что определенным образом влияло на них самих: склонности и требования социального окружения, в котором они живут, склонности и специфика рода, из которого они происходят» (ПСС XVII, 1938, с. 137).
Введение структуры Суперэго в связи с тройственной моделью или системой имеет большую объяснительную ценность при обсуждении свойственной человеку конфликтности. Оно объясняет возникновение внутренних (душевных) конфликтных напряжений, в которых Эго конфронтирует с надежно интериоризированным внешним миром. При этом внешний мир переводится уже прежде всего через Эго и его либидозные замещения во внутренний мир.
В дальнейшем речь идет не только об онтогенетическом приобретении внутреннего мира (Суперэго), но также и о филогенетических заданностях из переживаний предшествующих поколений. С развитием подобной структуры и возникновением способности к образованию конфликтов и компромиссов становятся возможными те формы компромиссов, которые в клинике обозначаются как неврозы. Через противостояние Эго с эдиповым Суперэго и Ид возникают мощные пусковые стимулы для дифференцирования функций, особенно функции посредничества при образовании компромиссов в этом треугольнике напряжения.
В связи с Суперэго проявляются также такие аффекты рефлексии как вина, стыд, гордость и депрессия. Возможность переживать чувство вины в описанной Фрейдом форме (напряжение между требованиями Суперэго и достижениями Эго) лежит в основе одной из важнейших движущих сил человеческого поведения. Детское переживание чувства вины, которое возникает в эдиповых заблуждениях и смятении, является следствием возникших на этой фазе интериоризированных угроз. Преодолеть связанный с этим страх можно либо с помощью отказа, либо через вытеснение. Но вытеснение означает изгнание в собственный внутренний мир; оно динамично, нестабильно. В связи с аспектом защиты оно означает следующее: таким я не могу быть! Затем пусковым механизмом защиты становится подавление, чему способствует страх вины.
«Яснее всего проявляется существование этой новообразованной организации в том, что из нее происходит новая ситуация страха в детских переживаниях. Страх потери объекта любви или потери
– 59 –
любви в предфаллической, и страх кастрации в фаллической фазах продолжаются новым страхом, но, конечно, не замещаются им: этот новый страх Суперэго дает ребенку возможность быть морально независимым от окружающего мира. Человек приобретает внутренний голос» (Hartmann, Kris und Loewenstein, 1946).
Возможно, в психоаналитической литературе уделяется слишком мало внимания тому, что выполнение норм Суперэго означает не только безнаказанность: оно также содержит и аспект одобрения и признания, которые дают толчок чувству согласованности, гордости и пребывания в согласии с самим собой. Наконец, речь идет о том, что через выполнение требований и запретов Суперэго восстанавливается ощущение, что тебя любят (родители), и - наконец-то здоровое чувство, которое в ранние периоды было следствием переживания единства с матерью. Качество переживаний, являющееся результатом удачного стечения событий, обозначается Сандлером (Sandler, 1964/65) как эвпатия; она является в меньшей степени либидозной и нарциссической, но представляет собой состояние благополучия, результат удачной защиты от раздражителей, с одной стороны, и подтверждение собственной сущности, с другой. Речь здесь идет в первую очередь об аспекте структуры, обозначаемой как «ступень в Эго», о согласовании собственного поведения с теми комплексами представлений, которые (в том случае, если они удовлетворены) ведут к возникновению нарциссического чувства благополучия.
Недостаточное или идущее с нарушениями развитие автономной структуры Суперэго отличает те психопатологии, которыми с недавнего времени занимаются преимущественно психотерапевты. Последствиями этих нарушений являются: пребывание в нарциссической грандиозности, экстернализация вины при одновременном принятии роли преследуемого наказанием, ориентация на нормы идеализированных объектов (при отказе от моральной автономии), выпадение или гипертрофия чувства вины и стыда, слабость регулирования в отношении инстинктивных потребностей.
Якобсон пишет:
«В целом, Суперэго представляет собой мероприятие безопасности первого порядка, которое защищает самость от опасных внутренних раздражителей инстинктов, от опасных внешних раздражителей и от нарциссических повреждений» (Jacobson, 1964, с. 144).