О «праве» на первый допрос

Далее. Согласно действующему законодательству (ст. 282,193,287, 289 УПК РСФСР) право первенства в проведении допросов, о чем уже говорилось, предостав­лено суду. Однако не будет нарушением «субордина­ции», если — по ходатайству прокурора — суд предоста­вит ему право первого допроса. Такому шагу суда нетрудно найти достойное объяснение — ведь именно на прокурора возложена обязанность поддержания госу­дарственного обвинения, и в первую очередь от него за­висит, получит ли суд в ходе судебного разбирательства всестороннюю, полную и объективную картину иссле­дуемого преступления и убедительные доказательства его совершения подсудимым. К тому же проводимая в стране судебная реформа, связанная с введением ин­ститута присяжных заседателей, ориентирована, в част­ности, на то, что прокурор начинает первым вести до­просы. Это несомненно повышает ответственность прокурора за качество и результаты допросов и посему требует значительного совершенствования его мастер­ства в их проведении.

В связи с этим небезынтересно отметить, что нео­днократные опросы судей свидетельствуют об их согла­сии (в абсолютном большинстве случаев) отдать про­курору «пальму первенства» в судебных допросах. Единственное условие, выдвигаемое при этом судьями, таково: прокурор должен обеспечить высокий уровень, тактическую грамотность и результативность допро­сов.

Разумеется, прокурору не следует обращаться к суду с подобным ходатайством при допросе каждого лица, вызванного в суд. В этом чаще всего нет тактической необходимости. Но в отдельных случаях, когда от пока­заний определенного лица существенно зависит судьба дела и прокурор надеется успешно провести этот до­прос, но вместе с тем не без оснований опасается, что этого не сможет сделать председательствующий, он, бе­зусловно, должен походатайствовать перед судом о пра­ве первым начать допрос указанного лица.

При этом полезной может оказаться следующая так­тическая рекомендация. Поскольку о необходимости допроса первым какого-нибудь лица прокурор узнает после изучения материалов дела (в период подготовки к процессу), то с упомянутым ходатайством было бы рискованно обращаться к суду непосредственно перед допросом этого лица. Для суда такое ходатайство будет и неожиданным, и непонятным (а раскрывать публично тактический замысел ходатайства прокурору нельзя). В результате — может последовать отказ. Поэтому луч­ше всего это оговорить с судьей заранее, объяснив ему свой тактический замысел и заручившись его согласи­ем, дождаться соответствующего момента в ходе судеб­ного следствия для заявления названного ходатайства.

Типовые варианты ситуаций, складывающихся при судебном допросе, и их тактическое значение

Завершая анализ общих положений тактики судеб­ного допроса, остановимся на исследовании типичных тактических ситуаций, складывающихся при проведе­нии допросов в суде.

Известно, что допрос каждого человека по-своему уникален. Однако при всех особенностях каждого от­дельного допроса в массе их содержится множество по­вторяющихся черт, среди которых можно выделить наиболее важные, определяющие и ход, и результаты допроса.

Основная цель допроса — получение правдивой ин­формации об обстоятельствах преступления. По отно­шению к этой главной цели допроса криминалистика выделяет три типичные ситуации: бесконфликтную, конфликтную с нестрогим соперничеством и конфликт­ную со строгим соперничеством.

Бесконфликтная ситуация характерна тем, что в ней совпадают цели допрашивающего и допрашиваемого. Допрашивающий желает получить правдивые показания, а допрашиваемый намерен их дать. В такой ситуа­ции нет сопротивления, противодействия.

Иное дело — две другие ситуации. Обе они связаны с противодействием допрашиваемого в установлении ис­тины. Различие же между ними состоит в степени этого противодействия, в уровне соперничества с допрашива­ющим за проведение «своей линии». Налицо, таким обра­зом, конфликт интересов сторон — участников допроса.

Нестрогое соперничество имеет место при частичном признании обвиняемым своей вины. Такую позицию он избирает тогда, когда целиком отрицать свою причаст­ность к преступлению (по разным причинам) он не мо­жет и поэтому сосредоточивает сопротивление на от­дельных, объективно трудно устанавливаемых сторонах криминала. Чаще всего он искажает в своих показаниях мотив преступления, а также придумывает обстоятель­ства, смягчающие его ответственность. В ряде случаев такую позицию могут занимать потерпевшие и свидете­ли, если они изначально были или позднее стали заин­тересованными в исходе дела в пользу обвиняемого.

Строгое соперничество характеризуется полным от­рицанием вины в преступлении (иногда вопреки фак­там и здравому смыслу) и выражается в упорном сопро­тивлении установлению истины по делу с помощью ложных показаний либо отказа от дачи каких бы то ни было показаний. Последний вариант — отказ от дачи показаний, избираемый обвиняемым сначала на предва­рительном следствии, — встречается крайне редко. Чаще имеет место переход к отказу после убедительно­го опровержения следователем или прокурором в суде ложных показаний. Здесь нельзя не отметить, что отказ подсудимого от дачи показаний, по существу, является отказом от самооправдания, т. е. самозащиты. Посколь­ку мотивов такого своего поведения он не сообщает, то одним из вероятных истолкований данного поступка подсудимого (обвиняемого) может быть такое: другой защитной версии, кроме ранее выдвигавшейся и опро­вергнутой, у него пет, придумать убедительную новую, детально согласующуюся с обстоятельствами преступ­ления, он не может, но и «сдаваться» (признать вину) не хочет. Если с помощью ложных показаний обвиняемый борется за «выигрыш», то отказ от дачи показаний — это уже принципиально иное: это — снятие противодей­ствия, уход от активной борьбы, переход на пассивную позицию с установкой, «как выйдет, так пусть и будет». Эту своеобразную «улику поведения» следует умело и вовремя использовать в тактических целях.

Иногда, но, к сожалению, все чаще и чаще, прокурору приходится сталкиваться в суде с позицией строгого со­перничества, занимаемой свидетелем. Известны случаи, когда свидетели давали в суде заведомо ложные показа­ния в пользу подсудимого, игнорируя предупреждение об уголовной ответственности за лжесвидетельство, ибо были готовы ее понести, пожертвовав даже свободой. Нетрудно себе представить, сколь сложной для проку­рора окажется тактическая борьба с подсудимым, нахо­дящимся в союзе с таким лжесвидетелем.

3.4. Тактика допроса в конфликтной ситуации

Особенности конфликтной ситуации

Определив с большей или меньшей степенью веро­ятности характер ситуации, которая может сложиться при допросе каждого из вызванных в суд лиц, прокурор должен перейти к решению следующей задачи — разра­ботке общей тактической схемы допроса каждого из них и подбору тактических приемов для достижения целей этих допросов. К их числу относятся такие упоминав­шиеся в первой главе приемы, как «смежность», «сход­ность», «наглядность», «контрастность» и другие.

Конфликтная ситуация, как уже отмечалось, харак­теризуется противоречием интересов допрашивающего и допрашиваемого и, как следствие этого, борьбой каж­дого из участников допроса за свои интересы.

Рассматривая тактическую борьбу в конфликтной ситуации, нет смысла делить последнюю на разновидно­сти, связанные с нестрогим и строгим соперничеством. Сущность обеих одна — противостояние, обусловленное оборонительной доминантой допрашиваемого. Очевид­но, что отрицание подсудимым части обвинения, отдель­ных моментов преступления менее опасно для судьбы дела, чем отрицание всего криминала в целом. Тактиче­ские же приемы, направленные на преодоление лжи, по своей психологической природе одинаковы.

Конфликтная ситуация, обнаруживающаяся на су­дебном допросе, всегда имеет одну из двух типовых осо­бенностей — она либо уже была таковой на предвари­тельном следствии и в этом своем качестве повторяется в суде, либо, ранее бесконфликтная, неожиданно стала конфликтной в суде.

Главное в первой особенности то, что прокурор уже знаком с существом конфликта (по материалам изучен­ного дела) и наметил тактические средства его нейтра­лизации. Данная особенность в известной мере облег­чает задачи прокурора по опровержению в суде таких же, как и ранее, ложных показаний субъекта. Однако следует учитывать и то, что допрашиваемый, «устояв­ший» на своей ложной позиции на предварительном следствии, прошел «курс» тактической борьбы со сле­дователем (а может быть и несколькими), знаком и с обвинительной аргументацией следователя. Поэтому он и на суде, по всей видимости, будет упорно отрицать обвинение. Не исключается и выдвижение новых, до­полнительных аргументов в защиту своих прежних 'зерсий и показаний.

Другая же особенность конфликтной ситуации, на­против, характеризуется неожиданным отказом допра­шиваемого в суде от своих прежних, чаще всего правди­вых, показаний и дачей новых ложных показаний. В ней зажны два момента, негативно воздействующих на про­курора:

• фактор неожиданности самого изменения в пока­заниях;

• новизна прозвучавшей в суде ложной информа­ции.

Непредвиденная смена прежних показаний, особен­но «ключевой» фигурой, наносит удар по системе уже подготовленных к использованию обвинительных до­казательств, выбивая из нее существенные звенья, а новая информация ставит перед прокурором иные за­дачи, решать которые он должен без подготовки, эксп­ромтом подбирая аргументы, опровергающие новые показания.

С учетом тех или иных особенностей конкретной конфликтной ситуации и строится, как в общем, так и в частностях тактика судебного допроса.

В четвертом параграфе были рассмотрены только две стадии судебного допроса — предварительная и свобод­ного рассказа. При этом отмечалось, что тактической борьбы на них практически не бывает, хотя это вовсе не означает, что свободный рассказ допрашиваемого лишен тактического содержания. Дача ложных показаний, ко­нечно же, предполагает реализацию допрашиваемым конкретной тактической идеи — самому избежать или помочь другому уклониться от уголовной ответственно­сти за преступление. Имелось в виду другое — на ука­занных этапах не разворачивается «тактического сраже­ния». Оно целиком переходит в третью стадию допроса^ вопросно-ответную.

Классификация вопросов при судебно/

допросе и ее тактическое значение

Общая тактическая схема проведения в суде вопрос-но-ответной стадии конфликтного допроса должна, по мнению авторов, выглядеть как система из трех групп (блоков) вопросов, задаваемых в следующем порядке.

Сначала задаются вопросы (первая группа), уточня-ющие или детализирующие положения свободного рас­сказа допрашиваемого, содержащие ложную информа­цию. Тактическое значение данного блока вопросов определяется тем, что ответы на них информационно обогащают свободный рассказ допрашиваемого, прида­вая ему законченность, относительную всесторонность освещения предмета показаний, и одновременно дают прокурору дополнительный материал для будущей так­тической борьбы. Наряду с этим вопросы первой груп­пы «привязывают» субъекта к сказанному. Эти вопро­сы — еще не «атака» прокурора, а «маневры», имеющие целью глубже изучить «противника», получить от него максимум информации, отыскать в ней противоречия и наметить наилучший план «наступления».

Во вторую группу входят вопросы, констатирующие противоречия в рассказе или показаниях допрашиваемого и требующие от него их объяснения и разрешения. Подоб­ные несоответствия можно условно назвать внутренни­ми, поскольку они не выходят за рамки одного источника информации (противоречия самому себе). Этими вопро­сами государственный обвинитель начинает «атаковать» показания допрашиваемого, нанося информационные удары по тем фрагментам, в которых выявлены противо­речия. Умелым использованием вопросов данной группы подчас можно поколебать, а затем и разрушить психоло­гическую установку допрашиваемого на дачу ложных по­казаний и вынудить его сказать правду.

Но если названные вопросы не привели к успеху, тог­да не обойтись без «тяжелой артиллерии» — вопросов третьей группы, констатирующих противоречия между прозвучавшими показаниями и информацией, получае­мой из других источников (внешние противоречия), и требующих от допрашиваемого их разрешения. Если внутренние (самому себе) противоречия субъект еще как-то может объяснить (но при этом должен сделать окончательный выбор одного утверждения и отказать­ся от другого), то разумно обосновать противоречия ряда своих утверждений другим материалам предвари­тельного и судебного действия на него крайне сложно.

Материальной базой для формирования вопросов третьей группы — а это изобличающие вопросы - слу­жит реальное несоответствие отдельных утверждений допрашиваемого системе объективных данных, установленных предварительным и судебным следствием. По­этому любой вопрос третьей группы предполагает ссыл­ку на те или иные доказательства как на антитезы тому, о чем говорит допрашиваемый. Доказательства эти мо­гут быть как личными, так и вещественными.

Вопросы второго и третьего блоков — это средства логического воздействия (с помощью конкретных лич­ных и вещественных доказательств) на допрашиваемо­го, дающего ложные показания, с целью дискредитации последних и получения правдивых показаний.

В чем же состоит тактическое значение выделения в вопросно-ответной фазе конфликтного допроса трех­уровневой структуры?

Уже одно знание о трех группах вопросов, различаю­щихся по своей направленности, и соблюдение указан­ной последовательности их использования не только наилучшим образом организует допрос, но и, что важ­нее, гарантирует его всесторонность и полноту, суще­ственно обогащая представление о содержании послед­них. Теперь представление о всесторонности и полноте допроса не сводится, как раньше, только к детальности описания допрашиваемым преступления и иных, свя­занных с ним событий, а дополняется осознанием необ­ходимости исследовать внутренние и внешние противо­речия с целью их устранения и тем самым большего приближения к истине.

В свете сказанного существенно углубляется пони­мание роли и содержания подготовки к судебным до­просам. Стало очевидно, что комплекс вопросов, зара­нее формулировавшихся прокурором для допроса конкретного субъекта в суде (о чем говорилось ранее), следует дополнительно разбить на три группы (по их це­левой направленности) и решить — обеспечат ли эти «групповые» вопросы необходимый промежуточный результат, а в совокупности — достижение целей всего допроса. Если нет, то соответствующую их группу сле­дует дополнить новыми вопросами. При таком подходе ни один существенный вопрос на этапе подготовки упу­щен не будет.

Однако указанная система вопросов — при всей ее огромной тактической значимости — всего лишь схема ведения допроса. Она, конечно же, предполагает исполь­зование прокурором отдельных тактических приемов, выбор которых определяется особенностями личности допрашиваемого и его «сопротивления», характером (количеством и качеством) доказательственной базы по делу и другими факторами и обстоятельствами, состав­ляющими индивидуальную особенность рассматривае­мого дела.

Практика отмечает, что и свидетели, и потерпевшие допускают изменение в суде показаний, создавая тем самым конфликтную ситуацию. Однако в большинстве случаев к этому прибегают подсудимые. При этом чаще всего они изменяют прежние правдивые показания на ложные, отрицая ранее признававшееся обвинение.

Данные «метаморфозы» лишь в редких случаях мо­гут объясняться объективными слабостями доказатель­ственной базы по делу или грубыми процессуальными нарушениями, компрометирующими важнейшие дока­зательства, поскольку «слабые» дела в суд обычно не направляются, а допускаемые процессуальные наруше­ния исправляются при осуществлении прокурорского надзора за расследованием

За последние пять-шесть лет произошел резкий пе­реход от отдельных случаев изменения показаний к по­чти повальному отказу подсудимых (да и обвиняемых па предварительном следствии) от правдивых показа­ний с признанием обвинения. Он удивительным >образом совпал как с неявками в суд потерпевших и важней-| ших свидетелей (очевидцев), так и с неожиданным изменением последними обвинительных показаний на оправдательные. Все это объясняется совершенно ины­ми причинами, в том числе и связанными с допуском защитников на самые ранние стадии расследования.

Вырисовывается новая, крайне острая проблема го­сударственной важности: параллельно с ведущимся расследованием преступлений идет скрытый (от след­ственно-судебных органов), хорошо организованный, с квалифицированной юридической поддержкой про­цесс развала результатов расследования уже не отдель­ными заинтересованными лицами, а целыми группами таких лиц. Исследовать эту проблему в рамках данной монографии авторы, разумеется, не собираются. Здесь о ней упоминается лишь затем, чтобы государственные обвинители не расслаблялись, получая «в работу» так называемые простые, «бесмроблемные» дела. В после­дние годы и такие дела приобрели свойство «вдруг» — в суде — становиться остропроблемцыми.

Тактические приемы борьбы с изменением показаний в суде

Итак, в суде неожиданно прозвучала новая — ложная, по мнению прокурора, информация. Каковы тактиче­ские задачи прокурора в подобной ситуации?

Прежде всего — это всесторонняя оценка информа­ции, прозвучавшей в свободном рассказе допрошенного:

выявление в ней «белых пятен», провалов в сюжетной картине, противоречий между отдельными положениями рассказа (внутренних противоречий), а также между от­дельными тезисами говорившего и объективными обсто­ятельствами исследуемого судом преступления.

Вступая в вопросно-ответную фазу допроса, проку­рор должен использовать сразу два тактических приема, которые очень тесно переплетаются. Один из них назы­вается «допущение легенды», другой — «детализация показаний».

Первый состоит в том, что прокурор делает вид, буд­то верит ложным показаниям (легенде) допрашиваемо­го, т. е. принимает, «допускает легенду». Обычно это вы­ражается в одобряющих допрашиваемого репликах, междометиях, просьбах продолжить рассказ. По завер­шении рассказа прокурор применяет второй прием — детализацию показаний. Проявляя к ним подчеркнутый интерес, он задает множество вопросов, направленных на уточнение и детализацию рассказа, причем главным образом его опорных положений, подкрепляющих лож­ную версию допрашиваемого.

Приемом детализации показаний прокурор тактичес­ки ставит лжеца в критическое положение. С одной сто­роны, тот не может заявить, что на детали «не обратил внимания», «не заметил» или «уже забыл» о них и т. п., так как понимает: такими ответами он сразу же подорвет доверие к своим новым показаниям. Если же он все-таки пойдет по этому пути, то после трех-четырех подобных отрицательных ответов прокурор должен, обобщив их, открыто поставить под сомнение показания, а с ними и версию допрашиваемого как голословные.

С другой стороны, лгущему негде взять реальные де­тали к придуманной версии. И тогда ему остается одно — «на ходу» изобретать их и приспосабливать к теме пока­заний. Но это вынужденный и посему «слабый ход про­тивника». Именно в силу своей нереальности эти дета­ли неизбежно должны противоречить фактическим обстоятельствам преступления (внешние противоре­чия), а в силу поверхностного соотнесения с собственной ложной версией — и самой этой версии (внутрен­ние). Этими противоречиями прокурору и надлежит тактически грамотно воспользоваться при постановке вопросов подсудимому.

Помимо двух названных приемов в ситуации неожи­данного изменения в суде показаний можно с успехом использовать и такой прием, который в криминалисти­ческой литературе именуется как «ограничение диапазо­на возможных ложных показаний». Ему можно дать и другое, более простое и образное название — «сжигание мостов».

Суть приема в следующем. Если лицо лжет и проку­рор видит, что данные ложные показания он может убе­дительно опровергнуть, то в этой ситуации промежуточ­ной тактической задачей для прокурора становится необходимость «связать» допрашиваемого именно эти­ми показаниями, чтобы не дать ему возможности перей­ти на другие ложные показания, когда эти окажутся оп­ровергнутыми.

Получив исчерпывающую информацию по ложной версии допрашиваемого с помощью приемов «допуще­ние легенды» и «детализация показаний», прокурор должен (с этого и начинается рассматриваемый прием) поставить перед ним ряд таких вопросов, которые одно­временно и «привяжут» его к этим показаниям, и такти­чески вынудят отрицать, отвергать иные варианты лож­ного описания события или отдельных его элементов, т. е. — «сжечь мосты».

Первый и главный из этих вопросов таков: «Являет­ся ли правдой все то, что Вы только что рассказали уча­стникам процесса?» Ответ солгавшего, разумеется, дол­жен быть утвердительным.

Остальные вопросы касаются центрального ложного тезиса и тех других утверждений, от которых, как толь­ко они будут опровергнуты прокурором, допрашивае­мый может отказаться и дать иные, более удачные лож­ные объяснения, опровергнуть которые будет гораздо труднее, а то и невозможно.

Обратимся к примеру. Б. полностью признал на предвари­тельном следствии свою вину в убийстве С. из мести за ос­корбление. В суде Б. неожиданно заявил о необходимой обо­роне и показал, что около 23 часов 8 октября, возвращаясь домой и проходя через небольшой пустырь на окраине горо­да, встретил незнакомого ему С. в нетрезвом состоянии. Тот загородил Б. дорогу, нецензурно обозвал его и ударил кула­ком по лицу, но тут же получил ответный удар в лицо. Тогда С. схватил лежавший в грязи кирпич и, со словами: «Сейчас башку размозжу»,— замахнулся им, намереваясь ударить Б. по голове. В этот момент Б. и нанес С. смертельный удар ножом в грудь, после чего, испугавшись случившегося, убе­жал домой. Свидетелей происшествия не было.

Налицо типичный случай неожиданно изменившей­ся в суде ситуации, в которой прокурор должен был бы­стро сориентироваться и найти выход из критического положения, грозившего оправдательным приговором.

Хорошо зная детали преступления и его обстановку, он сопоставил объективные данные о преступлении с основными аргументами подсудимого о необходимой обороне (грязный кирпич, угроза «размозжить голову») и пришел к выводу, что эти ложные аргументы Б. он оп­ровергнет объективными данными (кирпича на месте происшествия и никакой грязи не было, руки потерпев­шего были чистыми, он не был агрессивным и т. д.). Но при атом прокурор учел, что тактически правильным будет не спешить с опровержением, что сначала нужно «привязать» подсудимого к этим показаниям и тем са­мым вынудить отказаться от других возможных вари­антов ложной необходимой обороны.

С этой целью он задал подсудимому рекомендован­ный выше первый вопрос, а затем следующие вопросы (в скобках даются ответы подсудимого на каждый из них):

— Чем С. замахнулся на Вас? (Кирпичом.) Где он его взял? (Кирпич лежал на тропинке, в грязевой луже.) Что С. сде­лал с ним дальше? (Замахнулся на меня, подняв высоко над своей головой.) А, может быть, это был не кирпич, а другой предмет, например камень? (Нет, это был кирпич, я это хорошо видел.) Но ведь было темно — 23 часа. Вы не ошибаетесь? (Нет, глаза уже привыкли к темноте и на фоне неба в поднятой над головой руке С. были хорошо видны очертания кирпича.) Но ведь Вы и сами были в нетрезвом состоянии. Не могло ли Вам только показаться, что это был кирпич? (Нет, несмотря на то что я немного выпил, я xono- \ шо ориентировался в обстановке и видел именно кирпич.) Правильно ли я Вас понял, что никакого иного орудия в • руках С., кроме кирпича, не было? (Да, это именно так.)

Чтобы использовать эффект примера до конца, по­пробуем предположить, как повел бы себя подсудимый после опровержения его показаний «о кирпиче», ее.кг бы не были заданы приведенные выше вопросы.

Поняв, что его версия с «кирпичом» разбита, подсу­димый в своем дальнейшем (после опровержения) рас­сказе заменил бы «кирпич» на «тяжелый камень или что-то подобное» (необходимой обороны он при этом не терял бы). Сам факт такой перемены в показаниях он объяснил бы либо темнотой («не разглядел в темноте»), либо состоянием опьянения («был пьян и не пытался определить орудие»), либо, что лучше всего для Б.,— и тем и другим вместе.

Объективно оценивая данный вариан, надо прямо сказать, что при данных обстоятельствах (Б. и С. не были знакомы, очевидцев не было, мотив ситуативный, на месте происшествия имелось несколько больших камней) версию Б. о нападении на него С. с камнем и, следовательно, необходимую оборону опровергнуть было бы чрезвычайно трудно.

Однако тактическое мастерство прокурора позволило нейтрализовать как спасительные для Б. аргументы — и «темноту», и «состояние опьянения», исключить в по­казаниях замену кирпича на что-либо иное и успешно преодолеть критическую ситуацию при поддержании государственного обвинения.

Приведем еще один пример, когда детализация пока­заний помогла опровергнуть согласованные ложные по­казания подсудимых. По делу с несколькими эпизода­ми привлекались трое — М. и два брата Т.

При изучении дела прокурор обратил внимание, что во вре­мя ознакомления с делом (ст. 201 УПК РСФСР) старший из братьев, ранее неоднократно судимый, отказался от сво­его прежнего признания в краже вместе с М. крупной сум­мы денег из бухгалтерии треста. Он проходил в этом деле только по данному эпизоду, тогда как его младший брат и М. — но нескольким. Тщательно продумав возможные при­чины отказа, прокурор обоснованно предположил, что меж­ду братьями, скорее всего, есть договоренность и что млад­ший, видимо, возьмет вину в указанной краже па себя, пытаясь выгородить старшего. Решая вопрос о тактически наилучшей последовательности допроса подсудимых, об­винитель ходатайствовал перед судом о допросе первым М., полагая, что он не охвачен сговором братьев. При этом про­курор просил провести допрос М. в отсутствии братьев, что и было сделано.

М. дал полную, с мельчайшими подробностями информа­цию о краже. Затем допросили младшего брата, который, как и предполагалось, заявил, что это он вместе с М., а не его старший брат с М., совершили данную кражу. Однако разработанный обвинителем и реализованный в суде план допроса младшего Т., а также примененный при допросе прием детализации обстоятельств кражи наряду с показа­ниями М. сделали очевидной несостоятельность его утвер­ждений. В частности, он не смог подробно описать помеще­ния бухгалтерии, расположения столов, неправильно указал местонахождение сейфа, число и локализацию сде­ланных дрелью отверстий на его дверце.

При выборе тактических приемов допроса в конф­ликтной ситуации должны учитываться и такие рас­сматривавшиеся ранее факторы, как пол, возраст, уро­вень образования, семейное положение и состояние здоровья допрашиваемого, наличие (отсутствие) у него судимостей, а также его процессуальное положение. Наряду с этим важно определить и умело тактически использовать данные о сильных и слабых сторонах лич­ности допрашиваемого, и прежде всего о его воле, ин­теллекте, нравственных позициях.

Так, иногда может привести к успеху использование приема, именуемого «пресечение лжи»,— приема, в сущ­ности противоположного по содержанию трем описан­ным выше. Его следует применять в том случае, когда допрашиваемое лицо дает в суде ложные показания не­уверенно, с очевидными колебаниями, паузами в рас­сказе.

Оценив ситуацию как благоприятную для использо­вания данного приема, прокурор стремится пресечь ложные показания допрашиваемого в самом начале, не давая ему зайти во лжи слишком далеко (до конца), ибо это позднее затруднит возврат к правдивым показани­ям.

Суть приема состоит в неожиданном опровержении уже первых ложных утверждений допрашиваемого кон­кретными доказательствами (логическое воздействие). При этом полезно дополнить опровержение эмоциональным влиянием — констатацией его положительных качеств, перечнем его заслуг в какой-либо области дея­тельности, указанием на авторитет в трудовом коллек­тиве, в кругу семьи и знакомых.

Рассмотрим пример использования данного приема.

Водитель автомашины, совершивший наезд на мальчика в районе автобусной остановки, в суде заявил, что наезд со­вершил потому, что мальчик неожиданно выскочил из-за автобуса спереди. Прокурор сразу же указал на несо­стоятельность его заявления, сославшись на показания свидетелей, утверждавших, что мальчик выходил через заднюю дверь автобуса и выбежал на проезжую часть не спереди, а сзади автобуса. При этом были отмечены поло­жительные отзывы о работе водителя автомашины и тот факт, что в начале расследования им были даны правди­вые показания. Вскоре он отказался от попыток исказить ситуацию происшествия и вновь стал говорить правду.

В целях эмоционального воздействия на допрашива­емого хорошо зарекомендовал себя тактический прием, называемый «актуализацией борьбы мотивов». Идея этого приема очевидна — столкнуть позитивные и нега­тивные ориентации субъекта, оказав при этом поддерж­ку первым и обесценивая вторые. Лицо ставится перед выбором между нравственным и порочным поступком в той ситуации, когда отложить или уклониться от этого решения уже нельзя. Умело обыгрывая эту острую психологическую ситуацию, прокурор может добиться от лгавшего подсудимого правдивых показаний, а при­менительно к потерпевшему или свидетелю — еще и предотвратить драму, связанную с неизбежным привле­чением любого из них к уголовной ответственности за лжесвидетельство.

Одним из эффективных и широко используемых на практике тактических приемов борьбы с ложными показаниями является предъявление доказательств. По­следовательно предъявляя допрашиваемому доказа­тельства, разъясняя их значение по отдельности, а затем и в комплексе как информацию, опровергающую опре­деленное утверждение допрашиваемого, а приме­нительно к подсудимому — изобличающею его в совер­шении преступления, можно убедить каждого в бесплодности попыток оправдать кого-то или себя оче­видно негодными средствами. Технически предъявле­ние доказательства осуществляется:

• оглашением необходимых фрагментов показаний допрошенных лиц, демонстрацией различных до­кументов (схем, в том числе и места происше­ствия, фотоснимков, видеоматериалов, справок, протоколов и иных документов;

• предъявлением вещественных доказательств, осо­бенно орудий преступления или предметов, при­надлежавших подсудимому (оставленных им на месте происшествия) или потерпевшему (найден­ных при обыске по месту работы или жительства подсудимого), либо — что чаще всего и бывает — последовательно всеми этими способами.

Говоря о предъявлении доказательств, напомним, что в соответствии со ст. 286 и 287 УПК РСФСР оглашение на суде показаний, данных свидетелем либо потерпев­шим при производстве дознания или предварительного следствия, а также воспроизведение звукозаписи их по­казаний, могут иметь место в следующих случаях:

• при наличии существенных противоречий между их прежними и данными в суде показаниями;

• при отсутствии в судебном заседании свидетеля (потерпевшего) по причинам, исключающим воз­можность его явки в суд.

При тактической необходимости усилить опроверга­ющий эффект такой информации следует воспользо­ваться «шахматным допросом» (п. 4, 5, 6 ст. 283 УПК РСФСР), заменяющим в суде очную ставку, и повторно обратиться к уже допрошенному лицу с вопросом, ответ на который, по мнению прокурора, и должен опроверг­нуть какое-либо утверждение лгущего.

Очень многообещающим в тактическом плане мо­жет оказаться редко используемый в судебном след­ствии повторный допрос лица, давшего ложные пока­зания. Особенность этого приема заключается в том, что данный субъект, оставшись после первого его доп­роса в зале суда, слышал показания других, позже него допрошенных лиц. В зависимости от того, изобли­чающими во лжи или нет были показания этих лиц, и требуется решить вопрос о необходимости повторно допросить солгавшего. Цель такого допроса — привес­ти его к даче правдивых показаний, опираясь на сведе­ния, полученные в суде из других источников и опро­вергающие его первые показания. Сочтя повторный допрос подсудимого или свидетеля необходимым, про­курор должен обратиться с ходатайством к суду и по­лучить на это согласие.

Начинается такой допрос с предложения ранее допрошенному в суде лицу вновь — и уже в последний раз (!) — вернуться к показаниям по существу дела с учетом иной информации, прозвучавшей в суде, и дать правдивые показания. Если они останутся прежними, прокурор, убежденный в их ложности, переводит доп­рос в вопросно-ответную фазу и пытается предъ­явлением конкретных доказательств поколебать пози­ции допрашиваемого. В финальной части допроса, в дополнение к приемам логического (с помощью дока­зательств) воздействия на допрашиваемого, следует прибегнуть и к мощному эмоциональному воздей­ствию, придав особое тактическое значение аргументу «последнего шанса» для подсудимого улучшить поло­жение перед приближающейся развязкой, а для свидетеля — избежать уголовной ответственности за лжесвидетельство.

При выдвижении допрашиваемым в суде новых вер­сий и соответствующих им показаний одной из важней­ших задач прокурора и одновременно одним из такти­ческих средств ее решения является проверка этих новых показаний своими силами и с помощью других участников судебного процесса — без обращения дела к доследованию.

Наиболее сложной (хлопотной) является обычно проверка неожиданно заявляемого подсудимым алиби. В рамках проводимой в таких случаях проверки показа­ний используются все рассматривавшиеся ранее такти­ческие приемы.

Рассмотрим пример. Подсудимый Д., отказавшись от прежних показаний, заявил алиби. Прокурор при допросе подробно выяснил, в каком месте «находился» подсуди­мый в день преступления, с какой целью, что делал, кого видел. Затем с целью проверки указанных обстоятельств ходатайствовал перед судом вызвать в суд названных под­судимым свидетелей, истребовать документы, подтверж­дающие его пребывание в конкретный день в указанном месте. Допрошенные свидетели показаний подсудимого не подтвердили, на предприятии никаких документов, под­тверждающих его пребывание в указанный день на рабо­чем месте, не было. Убедившись в том, что все его заявле­ния тщательно проверяются и опровергаются, Д. вернулся к прежним правдивым показаниям.

При изменении допрашиваемым правдивых показа­ний на новые (ложные) требуется не только опровергпуть последние, но и подтвердить соответствие истине старых, данных на предварительном следствии.

Анализируя прежние показания, нужно обратить особое внимание на те обстоятельства или детали пре­ступления, которые могли быть известны только его участнику. К таким деталям относятся: точное описание обстановки места происшествия, особенно ее элементов, меняющихся в течение дня или нескольких часов, одеж­ды, позы трупа, причиненных потерпевшему поврежде­ний, пропавших вещей и т. п. Совпадение деталей, опи­санных в прежних показаниях допрошенного, с реально установленными особенностями места происшествия и криминального события может свидетельствовать как минимум о его виновной осведомленности, а как макси­мум — о совершении им преступления.

П., признавшийся на предварительном следствии в убий­стве Т., в суде отказался от этих показаний и заявил, что он Т. вообще никогда не видел. Прокурор ходатайствовал пе­ред судом, чтобы были оглашены показания, данные П. на предварительном следствии, где он подробно описывал одежду Т. Его описание соответствовало данным, содер­жавшимся в протоколе осмотра места происшествия, по­казаниях матери и жены потерпевшего. Попытка объяс­нить такие совпадения с учетом своих новых утверждений привела П. к тому, что он запутался в противоречиях и вер­нулся к прежним показаниям.

А вот другой, более сложный случай. На предварительном следствии К. и С. признавали свою виновность в соверше­нии кражи денег и носильных вещей из квартиры А. Во время судебного разбирательства К. неожиданно заявил, что он ранее оговорил себя под воздействием работников уголовного розыска. Что касается основного, изобличаю­щего его доказательства, а это был осколок оконного стек­ла со следами пальцев его руки, изъятый на месте происшествия, то он якобы был взят с его двора С. и подброшен им на место преступления. Последний подтвердил заявле­ние К. и показал, что кражу он совершил не с К., а с неизве­стным парнем по кличке Зона и что ранее давал неправиль­ные показания, опасаясь расправы со стороны этого парня. Он (С.) и парень взяли во дворе К. осколок стекла со сле­дами пальцев руки К. и оставили его на месте кражи. Прокурор выяснил, где конкретно во дворе К. был взят данный осколок, а затем ходатайствовал перед судом о про­ведении осмотра названного участка. В результате было установлено, что осколки стекла, обнаруженные в указан­ном месте во дворе К., и осколок с пальцевыми отпечатка­ми К., изъятый на месте кражи, различны по толщине. Вме­сте с тем последний по толщине соответствовал другим осколкам стекла разбитого окна потерпевшей А. Убедив­шись, что аргументы, согласованно выдвинутые С. и К., о непричастности последнего к краже опровергнуты провер­кой, инициированной обвинителем, оба подсудимых вер­нулись к прежним показаниям.

В целях подтверждения истинности «старых:» пока­заний лица, отказавшегося от них в суде, весьма полез­но привести доказательства, полученные лишь благода-пя этим его показаниям. Это могут быть и показания

(ругих людей, названных допрашиваемым, и докумен­ты, и предметы, характер связи с делом и местонахожде­ние которых указал допрошенный. Вовремя и с соответ­ствующим изобличающим эффектом использованные, такие доказательства часто ставят лгущего в тупик и приводят к «возвращению на круги своя».

В связи со сказанным хотелось бы дать еще одну рекомендацию, имеющую значение логико-эмоцио­нального воздействия на искажающего истину допра­шиваемого.

Опровергая те или иные утверждения допрашивае­мого, вовсе не обязательно исчерпывать до конца все имеющиеся контраргументы. Порой достаточно вос­пользоваться лишь частью совокупности, особенно если умело обыгрывать их нарастающую сумму. Для рассматриваемой ситуации прокурору полезно упот­реблять примерно такие фразы: «Вот Вам первое опро­вержение... Вот второй аргумент... А вот и третий...» Далее «играем суммой»: «Я привел Вам уже три дово­да, опровергающих Ваше утверждение. Полагаю, этого достаточно!»

Обычно после приведения трех-четырех аргументов можно подвести суммарный итог и использовать его по типу спортивного счета (3:1,4:1 или 5:1) для логико-эмоционального воздействия на лгущего, показывая ему (попутно и другим участникам процесса), что совокуп­ность приведенных аргументов убедительно опроверга­ет утверждение допрашиваемого. А если после этого — дополнительно! — привести и еще один контраргумент (может быть, даже последний из имеющихся!) и умело, не чураясь определенного артистизма, обыграть это, то победа, скорее всего, останется за государственным об­винителем.

Завершая на этом рассмотрение вопросов тактики су­дебного допроса, отметим, что в предложенной моногра­фии исследовались далеко не все тактические аспекты судебного допроса. Спектр тактических приемов допро­са, разработанных криминалистикой, а также постоян­но рождающихся и шлифующихся на практике, несрав­ненно шире, чем тот- их круг, который рассмотрен в данной работе. Авторы и не ставили перед собой задачи «объять необъятное». Они выражают надежду, что рас­смотренные вопросы окажутся полезными для го­сударственных обвинителей в их трудной и ответствен­ной деятельности по поддержанию государственного обвинения.

Примечания

1. Перлов И. Д. Судебное следствие в советском уголовном про­цессе. М.,1965.

2. Перлов И. Д. Судебное следствие в советском уголовном про­цессе. М., 1955, с. 152. Впервые термин «шахматный» встре­чается в методическом письме Прокуратуры СССР по воп­росу об участии прокурора в судебном следствии. См.:

«Социалистическая законность». 1938, с. 46-55.

3. IIopi/бов II. И. Допрос в Советском уголовном судопроизвод­стве. М., 1973, с. 296.

4. Подробнее о шахматном допросе см.: Соловьев А. Б., Воробь­ев В. П. О тактике судебного допроса // Вопросы борьбы с преступностью. Вып. 16. М., 1972, с. 124-126.

5. См.: Коновалова В. В. Психология в расследовании преступ­лений. Харьков,1978,с. 63-74.

6. См.: УПК РСФСР. Ст. 280, 283, 287.

7. См.: Обзор практики Верховного Суда РФ по рассмотрению уголовных дел в кассационном и надзорном порядке в 1992 г. // Бюллетень Верховного Суда РФ. 1993, с. 6, 10-15.