Я заметил, что пчела
Пиздить сахар начала.
Сахар нужен ей на мёд,
Но меня это ебёт?
Моё
1.
Между мной и пчелами имеется некая темная, глухая связь.
На новосибирский фестиваль «Белое пятно» я взял Таньку. И сильно там напился. Очень сильно. И на меня напал какой-то пьяный кураж. Какое-то шальное вдохновение. Я вдруг стал рассказывать ей, что я, оказывается, и не человек вовсе, а пчела.
– Да-да, – говорил я заговорщицким шепотом, – никакой я не человек. Это я только с виду человек, а по составу хромосом я – пчела чистой воды. По ночам мы со старшим братом воруем на стройке известь и строим в подвале соты… (Почему известь?! Соты ведь делаются из воска! Но врал я складно.)
Не помню, что я еще говорил, но развивал я эту тему не меньше часа, и, в конце концов, просто отключился. Когда проснулся, я впервые в жизни не мог вспомнить, кто я. Тяжело оглядываясь вокруг, производил пополнение знаний о мире, в котором я словно бы только что родился.
Я увидел телевизор и вспомнил что это такое. «Ага, – сказал я себе, – на свете бывают телевизоры…» Увидел зеркало. «Еще бывают зеркала». Увидел сидящих за столом людей. «Еще бывают люди». Люди пили пиво. Значит, есть на свете пиво. И я очень его хочу!
|
|
– Люди, – попросил я, – дайте пива.
Люди обернулись и посмотрели на меня. Байкалов, Синицын, Лукьяненко, Кумок…
– Пчелы пива не пьют, – сказал кто-то, и они вновь потеряли ко мне всякий интерес.
Понемногу я уже начал приходить в себя.
– Какая же я пчела? – стал я их убеждать. – Вот мои ручки, вот ножки, а крыльев-то нету…
– Не надо, – сказала Танька. – Это ты только с виду человек, а на самом деле ты – пчела, я это точно знаю. Сам признался!
Я поднялся и пошел в туалет. Постоял там возле унитаза, вернулся и заявил:
– В вашем сортире для пчел ничего не приспособлено…
Люди заржали, сжалились и дали мне пива.
Попив, я окончательно оклемался и даже развеселился. Включился в беседу, хохотал вместе со всеми… Нечаянно посмотрел на себя в зеркало и обомлел. Пока я спал, эти сволочи разрисовали меня: мои лицо и шея были покрыты аккуратными черными и желтыми полосками.
Сперва я обиделся, хотел идти мыться, но потом подумал, что это даже весело. В конце концов, пчела я или нет?
Потом мы стали пугать иностранцев. Я шел по коридору босиком, в руках нес блюдечко с сахаром («Ни меда, ни нектара нет, ты уж извини», – сказали мне, всучив его). За мной двигалась процессия человек в десять. Кто-то на английском объяснял иностранцем, что в каждом уважающем себя российском отеле есть свой сумасшедший, и вот перед вами местный отельный сумасшедший, который считает себя пчелой… Иностранцы или тупо смотрели на нас, или вежливо улыбались, но чаще испуганно шарахались.
|
|
Особенно интересно было стоять перед дверьми лифта. Они открывались, находящиеся там французы или англичане визжали и, вместо того, чтобы выйти, поспешно уезжали на другой этаж.
Потом мы зачем-то спустились в фойе. Там стояли два милиционера – пожилой и молодой. Пожилой, увидев нашу дурную процессию, отвернулся и сделал вид, что ничего не заметил. Молодой не выдержал. Он не знал, что можно вменить нам в вину, но непорядок чувствовал. Он долго и внимательно наблюдал за нами, а когда мы, обойдя фойе, возвращались к лифту, остановил меня:
– Молодой человек…
– Да? – обернулся я, уже нажав кнопку вызова.
– Что у вас… с лицом?
– Болезнь такая, – ответил я и вошел в прибывшую кабинку. Моя свита последовала за мной. Последняя – Танька – высунула голову из лифта в фойе и пояснила:
– Шизофрения называется.
И мы уехали.
2.
Стихотворение про пчелу, вынесенное мною в эпиграф этого скорбного повествования очень понравилось писателю Л. Как-то, будучи у него в гостях, я проснулся среди ночи от собственного смеха. Тут же вспомнил, что мне приснилось и записал, чтобы не забыть. А приснилось мне следующее. Как будто бы Л. говорит мне:
– А мы в последнее время с Катькой (это его девушка) ебемся всегда в восемь вечера.
– Это почему? – спрашиваю я
– Потому что в это время у нас за окном устраивают фейерверки. А это очень клево– вокруг фейерверки, а мы ебемся.
– А если фейерверка нет? – спрашиваю я.
– Ну, тогда так ебемся, – помедлив, пожимает плечами Л. – Без фейерверков…
… Когда Л. уехал в одну далекую страну, я жил у него. Л. выложил в интернет свою фотографию, на которой он обнимал местную черную свинью. Мама Л., увидев эту фотографию, серьезно сказала:
– Как бы он домой ее не привез. Он с детства мечтал свинью завести.
Л. было хорошо, он хотя бы со свиньей обнимался. Мои же ночи в его квартире проходили одиноко, лишь за стенкой посапывала его Катька. А ведь вокруг бушевали фейерверки! Возможно, потому уже знакомое вам стихотворение получило следующее развитие.