Постмодернистская чувствительность

Франц. SENSIBILIT E POSTMODERNE, англ. POSTMODERN SENSIBILITY, нем. postmoderne sensibilitat. Термин && постструктурализма и && постмодернизма; специфическая форма мироощущения и соответствующий ей способ теоретической рефлексии, характерные для научного мышления современных литературоведов постструктуралистско-постмодернистской ориентации. Возникновение понятия постмодернистская чувствительность связано с фактом пе­реосмысления постструктуралистских теорий как отражения по­стмодернистского менталитета, ставшим предметом серьезного обсуждения среди западных философов и культурологов с середи­ны 80-х годов. Под постмодернистской чувствительностью пони­мают два рода явлений. Первым ее аспектом называют ощущение мира как хаоса, где отсутствуют какие-либо критерии ценностной и смысловой ориентации, мира, отмеченного, по утверждению теоретика постмодернизма И. Хассана, «кризисом веры» во все ранее существовавшие ценности. Первым провозвестником этой «эры пришествия нигилизма» является Ф. Ницше с его работой

[223]

«Воля к власти», созданной в 1883—1888 гг. Теперь же, сто лет спустя, отмечает Хассан, «большинство из нас с горечью призна­ют, что такие понятия, как Бог, Царь, Человек, Разум, История и Государство, некогда появившись, затем канули в Лету как прин­ципы несокрушимого авторитета; и даже Язык — самое младшее божество нашей интеллектуальной элиты — находится под угро­зой полной немощи, — еще один бог, не оправдавший надежд» (Hassan:1987, с. 442).

В художественном сознании эта форма постмодернистской чувствительности привела к убеждению, считает голландский ис­следователь Д. Фоккема, что любая попытка сконструировать «модель мира» (в направлении чего двигалось искусство модер­низма), с точки зрения художников-постмодернистов, абсолютно бессмысленна, как бы она ни оговаривалась или ограничивалась && эпистемологической неуверенностью. Постмодернисты пола­гают в равной мере невозможным и бесполезным пытаться уста­навливать какой-либо иерархический порядок или какие-либо сис­темы приоритетов в жизни. Если они и допускают существование модели мира, то основанной лишь на «максимальной энтропии», на «равновероятности и равноценности всех конститутивных эле­ментов» (Fokkema:1986. с. 82-83). Фактически на уровне компози­ции постмодернистский взгляд на мир выразился в стремлении воссоздать хаос жизни искусственно организованным хаосом принципиально фрагментарного повествования. Согласно англий­скому теоретику Д. Лоджу (Lodge: 1981), главное свойство текстов подобного типа заключается в том, что на уровне повествования они создают у читателя «неуверенность» в ходе его развития. Американский критик А. Уайлд (Wilde:1981) выделяет другой существенный их признак — специфическую форму «корректирующей иронии» по отношению ко всем проявлениям жизни (&& пастиш).

Другим аспектом постмодернистской чувствительности, наибо­лее ярко проявившимся в сфере теории критики, является особая «манера письма», характерная не только для литературоведов, но и для многих современных философов и культурологов, которую можно было бы назвать «метафорической эссеистикой». Речь идет о феномене && поэтического мышления. Связанный с кри­зисом рационализма и отождествлением его с «духом буржуазно­сти» (традиция, восходящая в основном к аргументации М. Вебера), этот феномен обязан своим теоретическим оформле­нием прежде всего М. Хайдеггеру и его попытке обосновать свой отход от традиционной «классической модели западного философ -

[224]

ствования» авторитетом философско-эстетических представлении восточного происхождения (Heidegger: 1962). Особую роль в сис­теме доказательств позднего Хайдеггера играет поэтический язык художественных произведений, восстанавливающий своими на­мекающими ассоциациями «подлинный» смысл «первоначального слова». Ученый прибегает к технике словесно выраженного «намека», т. е. к помощи не столько дискурсивно, логически обос­нованной аргументации, сколько литературных, художественных средств, восходящих к платоновским диалогам и диалогам восточ­ной дидактики, как они применяются в индуизме, буддизме и в чаньских текстах, где раскрытие смысла понятия идет (например в дзэновских диалогах-«коанах») поэтически-ассоциативным путем.

Немецким философом были восприняты даосские рассуждения об «истинной мудрости» как об отсутствии профанического зна­ния, стиль философствования по ту сторону логического мышле­ния, любовь к парадоксу, интуитивизм, техника намека и гротеск­ной мысли, раскрытие смысла при помощи поэтических ассоциа­ций, метафорически, и главное — представление об особой роли искусства как наиболее верного пути осмысления глубинных онто­логических и психологических связей человека с миром вещей и миром идей.

Именно опора на художественный метод мышления стала формообразующей и содержательной доминантой той модели «поэтического мышления», которая легла в основу постмодернистической чувствительности. «Это мышление, — отмечает амери­канский исследователь Д. Хэллибертон, — вызвало интерес не только у его (Хайдеггера — И. И.) коллег-философов Т. Адорно, О. Беккера, Ж. Дерриды, М. Дюфренна, М. Фуко, К. Ясперса, Э. Левинаса, М. Мерло-Понти и Ж.-П. Сартра, но и у таких культурологов, как М. Бензе, у социологов, таких как А. Шютц и Л. Гольдман, у писателей, таких как М. Бланшо, А. Мачадо, Дж. Ноллсон, О. Пас и У. Перси» (Halliburton:1981, с. VII). Хайдеггер как никто другой спровоцировал огромное коли­чество дискуссий «о взаимоотношениях между философскими и литературными проблемами, между тем, что мы называем метафи­зическими, эпистемологическими или онтологическими вопросами, с одной стороны, и, — с другой, проблемами художественной презентации, формы и содержания, эстетической ценности» (там же, с. VIII). Особо отмечено влияние Хайдеггера на оформление литературной и эстетической практики США и Великобритании, на деятельность представителей американского

&& деконструктивизма: П. де Мана, Р. Палмера, У. Спейноса и многих других.