2015-06-28
243
(31)
Бодхгайя оказалась довольно необычным городком. Здесь все было каким-то ненастоящим, музейным, выставочным. Музей буддийской архитектуры под открытым небом – не настолько откровенно, как Сарнатх под Варанаси, но близко к этому.
Все утро я бродила вокруг главной достопримечательности, видной отовсюду – храма в виде огромной терракотовой пирамиды, рядом с которой растет знаменитое дерево Бодхи. Именно там, по легенде, Будда Гаутама обрел просветление. Вокруг разбит парк с многочисленными травянистыми полянками. Кто-то сидит в позе лотоса, в отдалении от всех, кто-то выполняет буддийские простирания, некоторые просто болтают и валяются на траве… И все это огорожено металлической оградой, через которую я пока что и разглядывала все происходящее внутри. Заходить внутрь не хотелось, я словно ждала – когда же испытаю порыв. Зайдя с тыльной стороны, я вошла внутрь парка и уселась на ступеньках. Рядом парень лет двадцати пяти рассказывает что-то небольшой группе слушателей.
Подсаживаюсь ближе, речь идет о канонической истории Будды, и это малоинтересно. А чего я собственно жду? Принца на белом коне? Ангела? Надо просто встать и пройтись по парку – может и вовсе сейчас не найду моего попутчика, и тогда придется прийти сюда завтра рано утром и высиживать его весь день. А если и завтра его не будет? А вдруг я опоздала, и они уже уехали??
Беспокойство неожиданно поглотило меня, я встала и чуть не бегом обошла все поляны. Его нет. Обнаружив калитку в соседний парк, я обошла и его, но там вообще почти никого не было… Неожиданно я почувствовала полное опустошение. Какая же я дура… не надо было столько гулять по Варанаси. Почему я жила так, будто от меня уже никуда не уйдет возможность этой встречи? Что, собственно, давало гарантию и позволяло так вальяжно полагаться на какие-то там «чувства» вместо того, чтобы хватать синицу в руках? И что теперь?
Побродив еще с час по парку в самых разодранных чувствах, я все-таки взяла себя в руки и решила, что остается просто сделать все, что я могу сделать в данной ситуации. Я буду приходить сюда каждый день и проводить время на этих полянках, периодически обходя их. В конце концов городок-то довольно неприглядный, и делать здесь совершенно нечего, так что эти полянки – в любом случае самое подходящее место для того, чтобы сидеть или лежать, думать, гулять, читать или писать. Сюда приходят люди на разные лекции и религиозные междусобойчики – познакомлюсь, пообщаюсь, посмотрю, чем живут люди. (Неужели опоздала… твою мать…)
После обеда еще раз обошла весь парк – снова безрезультатно, ну значит самое время идти в Интернет, хотя кто мне мог написать… пожалуй, никто из тех, кто мне был интересен.
Я совсем забыла про Наташку! От нее письмо – это приятно.
«Это снова я, Наташка. Мне сейчас не до писем, но именно тебе я не могла не написать. С тобой я хочу поделиться тем, что переживаю, только с тобой, больше ни с кем, несмотря на то, что мы так мало знакомы, а может именно поэтому? Нет, думаю причина в том, что мне просто хорошо, когда я о тебе вспоминаю, мне от этого тепло и хочется тебя обнять.
Я приехала в Дарамсалу. Описывать впечатления от города, от тибетских монахов и монастырей не буду – приедешь, сама все увидишь (ты ведь приедешь?) А вот горы… Я сходила в небольшой поход в горы с ребятами из Австрии, с которыми здесь же и познакомилась. Горы... Они предельно ясно показали то, что я и до этого понимала, но как-то рассудочно, без яростного импульса сделать это понимание частью жизни. Моя старая личность находится в прямом противостоянии с тем, как я сейчас живу, и цепляние за нее смертельно опасно. У меня всегда была тенденция поступиться почти чем угодно ради удовольствия окружающих. Тем, что прорастает во мне сейчас, я просто не могу поступаться, и это буквально вынудило меня отчаянно восстать против старых излюбленных привычек жить довольно и расслабленно, испытывать неловкость, стеснительность, опасение причинить кому-то неудобство, доставить хлопоты, привычку выглядеть беззаботной и нетребовательной, довольствоваться тем, что дадут. Черты, которые я вижу необходимыми мне (и которые уже начали схватываться и прорастать) - собранность, бдительность, отсутствие суетливости, умение ставить и достигать небольшие конкретные цели, внимательность и безжалостность к себе.
Интересно, что основной проблемой, присутствовавшей во мне в горах, были бытовые беспокойства. Это выявилось уже после того, как я внимательно вспомнила все произошедшее и словно перепрожила это еще раз, перепросмотрела то, что со мной происходило. Там они ощущались просто как пелена, время от времени наползающая на то прекрасное, что я испытывала – восхищение красотой пейзажей, радость от совместной работы, радость от того, что чувствуешь себя один на один с горной стихией… пелена беспокойств самого банального толка наползала, и я отпихивалась от нее, отпихивалась, даже не осознавая – от чего я отпихиваюсь. Был один яркий всплеск страха, и еще один. Первый возник, когда мы стали на ночевку на горке, на которую залазили полдня. Мы не собирались ночевать на такой высоте, но уже вечерело и неясно было - как спускаться, начало тропы, ведущей вниз, оказалось под снежным языком. Стремительно холодало. На меня накатила смесь отчаяния и страха, горы вокруг показались чужды и враждебны, и я ощутила себя словно в ловушке, рассудок просто отказывался верить, что завтра я смогу пойти еще выше или спуститься и снова подняться на перевал, и тут я ясно поняла, что если сейчас же не выскочу из этого состояния, то мне пиздец. Я выдрала себя из него так, словно от этого зависела моя жизнь. Невыразимой красоты переживаниями коснулись меня эти горы, и холод, и закатное небо, и падающее солнце, и невозможные коровы вдали внизу, и эта даль, и звук колокольцев. Второй раз был, когда я слетела с тропы и сломала ногу. Был такой момент абсолютной внутренней тишины, и я ощутила, как во мне готовы зародится и вспухнуть… даже не знаю толком что, не было времени разглядеть, но чувствовалось, что много всего, погребло бы просто. Я преодолела, словно отсекла все начисто, не задумываясь, одним усилием. И переживание красоты просто переполнило меня, я ощущала пронзительную нежность к этой горе. Казалось, я чувствую и ласкаю каждый камушек на ней. Нежность лилась к этим кустам, за которые я держалась, к ручью… мне было удивительно, несказанно хорошо. И после, когда я сидела на тропе и глядела на долину, куда я так и не спустилась, страх, боль, беспокойство, сожаления - ничто не могло пробиться сквозь сияющую безмятежность.
Нет почти никакого зазора в ощущениях в тех днях, что я провела в горах, и в тех, что в больнице, пожалуй и в тех, что сейчас. Видимо потому, что в счет идут только настоящие чувства. Каждый день возникало и возникает что-то, что рассудок считает пределом, и этот предел нужно преодолеть. Я увидела, что рассудок ничего не знает о том, откуда и на что могут взяться силы, и слушать его - это ограничивать себя чрезвычайно. Вопреки всем его доводам, у меня совершенно четкое ощущение, что сейчас происходит именно то, что мне нужно, и я испытываю глубочайшую признательность жизни… словно меня несут нежные и заботливые руки. Я учусь заново вставать, садиться, двигаться, удерживать равновесие, ходить по лестницам, и мне нравится, что теперь я меряю пространство по-другому, и что это требует от меня именно тех проявлений внимания, которые я считаю необходимыми сформировать.
Пиши мне, Майка, я так хочу прикоснуться к тебе… хотя бы через письма:)»
…Все время, пока сидела в Интернете и писала ей ответ, я никак не могла переварить то, что в моем представлении Наташка была забавным, милым, добрым и, конечно же, чутким и чувствительным существом, но тут она предстала совершенно другой… как же выразить это… все слова так или иначе предполагают ту или иную степень тех качеств, которые мне сами по себе не слишком близки. Сказать, что она тут «серьезная»? «Повзрослевшая»? «Мудрая»? Нет, все не то, и все эти слова неуместны. Здесь что-то другое, но слов, чтобы выразить это, я не знаю… Пожалуй, уже не в первый раз я сталкиваюсь с тем, что катастрофически не хватает слов. Казалось бы – велика важность, а важность оказалась велика. Иногда я прямо таки до невозможности ясно чувствую, что испытываю потребность найти или придумать слово, которым я буду называть то или иное состояние. В школе все мы впитали с молоком Пушкина, что русский язык могуч, но мне он порой кажется просто немощным, плоским, особенно когда дело касается выражения тонких чувств, едва разделимых оттенков. Бывает так, что какое-то переживание просто просится, чтобы его как-то назвали, прикрепили к нему слово. Бывают такие дни, как вот сейчас, когда это превращается в настоящую муку - множество разных чувств, оттенков, отголосков словно проносятся стаями летучих мышей, и если для некоторых я успеваю подобрать описания, придумать названия, то потом могу вернуться, подумать, вспомнить, и это позволяет снова пробудить переживания, ускользнувшие, казалось бы, безвозвратно.
Удивительно, но обозначение играет роль крючка с наживкой, которая приманивает ускользнувшее было состояние души. Я раньше пыталась придумывать красивые термины, старалась, чтобы они максимально емко описывали то, что я хочу описать, но это оказалось совершенно неважным. Важен сам факт называния и важно, чтобы был резонанс названия и чувства, чтобы произнесение этого слова вызывало ощутимый всплеск переживания. Когда какое-то тонкое чувство, перед тем переживаемое как неуловимое, как легкий привкус к жизни, как намек на что-то емкое - когда оно, накапливаясь в отдельные моменты, вдруг переходит некоторую внутреннюю грань отчетливости, тогда я хочу его назвать. Называя его, я тем самым совершаю заключительное усилие, и оно окончательно вылупляется, оформляется и начинает свое путешествие среди других чувств. Слово позволяет вниманию - как по проводам или как по указателю - направиться к чувству, взять его нежно за поводок, погладить по морде, дать колбасы, помочь осознать себя в своем уникальном своеобразии, после чего уже отпустить на свободу. Внимание с помощью слова направляется на чувство, приводит к бурному его росту, и именно тогда оно входит в жизнь как органическая часть, проявляет себя вполне и готовит будущие открытия, притягивает все новые и новые восприятия. Это как прыжки по островкам на болоте. Прыжок - и ты закрепился на новом состоянии. Еще прыжок – еще, и мой мир расширился.
Новый заход в парк не принес ничего нового. На ступеньках за кустами рассаживалась компания разношерстных людей, приготовившись внимать европейцу в индийской одежде. Может послушать?
Имея уже печальный опыт общения с «учителями и их учениками» в Ришикеше, и уж тем более имея опыт общения с ними в России, я просто хотела тихо послушать и тихо уйти, когда надоест, однако религиозная тусовка оказалась лишь частной лекцией об истории буддизма, поэтому я не утерпела (снова какое-то не то слово... может мне сходить пописать?:))... я не удержалась и влезла в повествование в тот момент, когда жена Марпы нарушила инструкции и из жалости принесла Миларепе еды, что страшно разозлило Марпу, поскольку таким образом она могла помешать правильному обучению очень талантливого ученика.
- Так ведь если Марпа разозлился, да еще и ужасно, стало быть он не просветленный? – мой голос так звонко нарушил монотонное умиротворение лекции, что соседка справа вздрогнула от неожиданности. Я непроизвольно чуть сжалась в ожидании бурной реакции.
Поразительно! Ни на одном лице нет и тени злости или раздражения - скорее любопытство.
- Интересная мысль!
(Ну надо же, точно любопытство).
Они стали рассуждать, предполагать разные варианты. Лектор также не впал в истерику, задумался и сказал, что возможно текст предания не совсем верно выбирает слова, и наверное Марпа все же не разозлился, а только изобразил ярость, ведь мы видим на стенах тибетских храмов изображения яростных демонов, но они отражают не омраченные состояния сознания, а лишь что-то символизируют...
В этот момент кто-то тронул меня за плечо. Я обернулась и чуть не свалилась со скамейки. Это был ОН!
- Пойдем.
На ходу мы обменялись короткими фразами.
- Как ты меня нашел?
- Кам сказал, что ты здесь.
- Кам? Кто такой Кам? А он откуда знал?
- С Камом ты сейчас познакомишься, а узнал он об этом от ветра. Ветер говорит ему все, что Кам хочет знать. Я рассказал моим друзьям о тебе, и Кам спросил о тебе у ветра. Ветер рассказал ему что-то, что его заинтересовало.
- Погоди, я ничего не понимаю. Ветер – это кто? Скажи наконец – как тебя зовут?
- Меня зовут Сарт, а ветер – это ветер. – Сарт помахал руками, изобразив что-то вроде мельницы, и улыбнулся. – Давай мы договоримся так, - он остановился и на мгновенье задумался. – Сейчас мы расстанемся, приходи вон на ту полянку попозже, часам к четырем вечера. Там я тебя познакомлю с некоторыми своими друзьями, и у нас будет много времени сегодня и в последующие несколько дней, чтобы поговорить столько, сколько захочется.
Полтора часа до назначенного времени. Я не могу думать ни о чем другом. Сарт познакомит меня со своими друзьями! – повторяю эту фразу про себя (или это она сама повторяется?), и каждый раз сердце предвкушено ускоряет ритм… Хочется считать минуты, постоянно смотрю на часы, но время только замедляется.
Маленький тибетский храм, полутемная прохлада, пара подушек и полное одиночество, в которое вплетаются, не прерывая, едва слышные шаги монахов-смотрителей, подливающих масло в лампады и подметающих двор. Так я решила ждать назначенного времени.
(32)
Сарт не стал меня никому представлять, и вопреки ожиданиям никто вообще не обратил на меня никакого внимания, все продолжали делать то, что делали – кто-то просто валялся на травке и пялился в небо, остальные негромко разговаривали. Волнение, достигшее апогея в тот момент, когда Сарт подвел меня к своей компании, само собой улетело в никуда безо всяких усилий - как шарик, надутый водородом, взмывает в небо.
…О чем они говорят? Местами я все понимаю, но то и дело слышу термины, смысл которых не могу ни понять, ни додумать, и из-за этого суть ускользает от меня. Все что мне остается теперь – это разглядывать. От этого занятия я всегда получала удовольствие, но сейчас это особенно радостно – я хочу впитать в себя этих людей, хочу почувствовать их так ярко и близко, насколько это возможно.
Человек, лежащий на траве и жующий травинку, был выше среднего роста, довольно сухощав, но не худой, - он казался весьма крепким. Когда провожу взглядом по его телу, возникает странное, незнакомое ранее напряжение в глубине солнечного сплетения, словно вот-вот что-то должно произойти, но что? Хотелось поймать его взгляд, но он пристально смотрел в одну точку на небе, и, похоже, так могло продолжаться часами. Рядом с ним сидит полногрудая белокурая девушка с голубыми глазами, несколько пухленькая. Обычно мне нравятся стройные, спортивные девчонки, но сейчас эротические пристрастия мне изменили, - ее припухлость мне очень даже симпатична. Обнять, потрогать, посмотреть в глаза... да, мне определенно хочется этого, даже голова слегка закружилась…
Девчонка обсуждала какой-то вопрос с Сартом. Мне нравится выражение ее лица, ее голос, хотя, если сравнивать ее с Сартом, видна огромная разница. Она производит впечатление неоперившегося птенца, в ее интонации часто слышится и неуверенность, и легкое недовольство, но из-за этого я не перестаю чувствовать настоящую искренность во всем, что она делает.
Двое мужчин сидели ко мне почти что спиной, и я не могла разглядеть их лиц.
Из всех них тот, кто валялся на траве, показался мне более «свободным». Я решила не встревать в разговоры, которые велись несколько приглушенными голосами, а познакомиться именно с ним. Хочу подобраться к нему как звереныш - на четырех лапах. Подползла и, заслонив ему небо, заглянула в глаза…
- Я Майя.
…Падение, стремительное падение вниз, - как на аттракционах или во сне... Это ощущение настолько реально, что я непроизвольно вцепилась пальцами в траву, холодок пробежал по спине и по рукам, встопорщив на них волоски. Это чувство возникло именно в тот момент, когда наши взгляды встретились, и через пару мгновений исчезло. Что это было?
- Что это было?
Перевела дыхание, присела на задние лапки, но его взгляд не последовал за мной, а продолжал быть устремленным в небо. Я снова встала на четвереньки и снова нависла над ним. И опять падение! …Такое острое, что мои пальцы вновь непроизвольно сжались, хватаясь за землю, и снова все повторилось, как в первый раз. Это уже не могло быть простым совпадением.
- Скажи мне, что со мной происходит? У меня еще никогда такого не было… - даже не знаю, как сделать так, чтобы он обратил на меня внимание.
Нет никакой неловкости от того, что я наседаю, как непоседливый котенок, - возможно потому, что он не производит впечатление человека, который чем-то занят, думает о чем-то, поэтому вроде как и помешать ему невозможно. Но и сказать, что он просто «без дела» валяется, я тоже не могу – наверное потому, что в его глазах я не видела ни тени того, что обычно сопровождает «ничегонеделание» - ни скуки, ни желания отвлечься на что-то интересное, ни серости и апатии. Странным образом этот человек, ничего не делая, создавал вокруг себя атмосферу насыщенного существования. Я чуть ли не физически чувствовала это... как свежесть колодезной воды – темная, слегка густая, прохладная. Я пью ее, и она заполняет все тело.
Я снова поймала его взгляд, вернее, не поймала, поскольку он никуда не убегал, а просто приняла его в себя. На этот раз я испытала пушистость в груди. Других слов и не подберешь – именно пушистость, игривую, упругую, толкающуюся во все стороны и рассыпающуюся мелкими золотистыми искрами.
- Как тебя зовут? – опять пытаюсь подобраться к нему.
- Кам.
Почему-то так и думала, что он и есть Кам! Уселась рядом и стала его рассматривать. Не могу понять, почему у меня никак не складывается определенный образ - если отвожу взгляд и пытаюсь его представить, то могу восстановить те или иные черты, но они никак не складываются во что-то цельное, определенное. Сейчас он похож на мальчика, еще слишком маленького, чтобы предаваться какому-то серьезному занятию - сидит рядом, ковыряется палочкой в песочке, а сейчас опять смотрит в небо, и опять от него исходит что-то мощное, отзывающееся в солнечном сплетении странным напряжением...
- Сарт сказал, что тебе рассказал обо мне ветер, и что ветер сказал, что я здесь. Что он имел в виду?
- Скорее всего он имел в виду именно то, что сказал.
Все, что раньше я слышала о практике прямого пути, было предельно конкретным, без поэтических гипербол, поэтому я осталась в замешательстве – а что, собственно, тут можно еще спросить? Ему рассказал ветер… Если бы я была в шиваитском храме или на собрании московских любителей эзотерики, я бы, конечно, заподозрила его в самой что ни на есть примитивной попытке произвести на меня впечатление, но ощущение от Кама и от всех этих людей было совершенно иным, не легковесным и пузыристым, а текучим и насыщенным.
Кам перевернулся на живот и, слегка играя босыми ногами, положил подбородок на сложенные перед собой руки. Вслушивался ли он в разговор… не похоже, но он явно во что-то вслушивался. Легкий ветерок набежал, распушил мне волосы и улетел, а я обратила внимание на ступни Кама – они были очень правильной формы, слегка припухлые – прямо как у девчонки или как у Будды, которого рисуют индусы на плакатах в несколько женоподобном виде. Я наблюдала за игрой его ступней, а потом неожиданно для самой себя схватила одну из них и зажала в руках.
Нахлынувшие ощущения напомнили о Тае, время на какие-то мгновения остановилось и протянуло сверкающую нежностью нить между мной, Камом и Таем… Две скалы, полуденное небо, озеро, взгляд Кама, тепло его ступни, руки Тая, - все перемешалось вопреки всем законам пространства и вспыхнуло в одном мгновении так ярко, что я зажмурилась и не смогла сдержать едва слышный стон эротического восторга.
Кам никак не отреагировал и продолжал валяться, как ни в чем ни бывало. Я провела ладонью по его лапе, еще раз, еще… слегка стиснула его пальцы… Это невыносимо… Я перестаю понимать, где мы находимся…
Я напрочь забыла о том, что рядом с нами кто-то есть, что нас могут увидеть и совсем посторонние люди… Еще, еще плотнее приникнуть к нему, не физически, а как-то иначе… Я не могу больше сдерживать себя – моя щека, горячая ступня, - встреча двух морей, которые уже не разделить.
Я сошла с ума! Что я делаю?… Запах лапы, перемешанный с запахом травы… Мне хочется лизать эту припухлую лапу, тереться об нее щеками, лбом, сжимать ее в ладонях.. Но я останавливаю себя, пора возвращаться на землю.
Кам посмотрел на меня долгим взглядом, который сказал больше, чем все слова и действия. В нем не было ничего спазматического, часто сопровождающего яркое сексуальное возбуждение. В нем была ровная мощь, широкая темная река, неспешно уходящая за горизонт темно-красного рассвета.
- Кам, расскажи мне о ветре. Как ты разговариваешь с ним?
Он взглянул на меня и чуть толкнул плечом в плечо.
- Ты религиозная девочка?
- Я? Нет… а надо быть религиозным, чтобы понять, что ты говоришь?
- Как раз наоборот, если ты религиозна, ты не поймешь.
- А что ты называешь религиозностью?
- Когда ты считаешь, что что-то существует, не имея никаких оснований так считать. Если ты не видела никаких богов, но считаешь, что они есть – это религиозность. Если у тебя нет воспоминаний о прошлых жизнях, но ты считаешь, что они есть, - это тоже религиозность.
- А, ясно. Ну я думаю, что с этим у меня проблем нет. Я как раз предельно прагматична. Наверное, это даже мой недостаток, что мне все надо показать, доказать, я хочу все проверить на своей шкуре… Я часто чувствую себя ограниченной из-за этого.
- Ты наверняка религиозна, и тебе не сдвинуться ни на шаг, если ты не преодолеешь это омрачение.
Как-то неожиданно Кам снова изменился. Теперь образ маленького мальчика уже не вязался к нему, взгляд стал пронзительным, холодным… впрочем нет, «холодным» – не то слово, ведь оно имеет оттенок отстраненности, а отстраненности в глазах Кама не было… морозность – вот, пожалуй, нужное слово – как легкий весенний морозец с утра прихватывает инеем траву. Молча я ждала продолжения.
- Дурак – это тот, кто знает все обо всем, у кого на любой вопрос есть готовая точка зрения, причем эта точка зрения не имеет под собой достаточных оснований, и вообще она не имеет отношения к поиску истины, у нее другое предназначение – охранять в неприкосновенности жесткую схему, в рамках которой и функционирует дурак. Почти все люди, которых ты видишь, являются дураками согласно этому определению. Лишь немногие задумаются, услышав вопрос, для ответа на который им следовало бы подумать, лишь немногие в ответ скажут «у меня пока нет точки зрения на этот вопрос» или «мне надо подумать и взвесить все, что я знаю об этом». Ведь это нетипичная реакция?
- Да, верно. Я и сама почти никогда так не говорю, наверное я все-таки дура?:)
- Ты так не говоришь, но ты часто поступаешь именно в таком духе, который выражают эти слова.
- Ну… пожалуй верно, да… тебе это тоже рассказал ветер?
- Ну зачем же мне ветер, когда ты сама передо мной? Я смотрю на твое лицо, я слышу твой голос, вижу твои повадки – этого достаточно, ведь совершенно невозможно ничего скрыть от того, кто свободен от ожиданий и предпочтений. Любая привычная реакция отражается на мимике, на интонациях, и как ни старайся – скрыть это можно только от слепого, впрочем, все люди как раз слепы. Сарт еще поговорит с тобой о негативных эмоциях, но я могу сказать в качестве примера, что если ты когда-нибудь добьешься безупречного устранения всех негативных эмоций, то ни один другой человек никаким образом не сможет скрыть их от тебя– они будут видны все, как на ладони, ты сможешь с абсолютной точностью нарисовать психический портрет любого человека. Точно так же и с глупостью, то есть со склонностью делать предположения и утверждения, не имеющие под собой ясного рассудочного основания – если ты свободен от глупости, то видишь малейшие ее следы в любом другом человеке. Вот по тебе я вижу, что ты безусловно поддерживаешь в себе глупость, но также я вижу, что в тебе есть и стремление к искренности, и скорее всего ты глупа просто потому, что не знаешь, что глупость можно прекратить.
- Логически я понимаю, что ты говоришь, но пока непонятно – что реально можно сделать, чтобы измениться?
- Я объясню. – Кам перевел взгляд с моих глаз на мою макушку, и секундой позже ветерок слегка взлохматил на ней волосы. – Вот например ветер… что ты думаешь о ветре, что это такое? Скажи первое, что придет в голову.
- Ветер… ну что это – движение воздуха, которое…
Движением руки Кам остановил меня.
- Достаточно. «Ветер – движение воздуха», что-то подобное я, конечно, и ожидал услышать. А теперь попробуй обосновать то, что ты сказала.
- Обосновать? Ммм… Не понимаю. Обосновать что?
- Этот твой вопрос означает примерно следующее: «как можно обосновывать то, что ветер – это движение воздуха, когда ветер – это и есть движение воздуха», так?
- Ну да… я не понимаю, к чему ты клонишь.
- Прямо сейчас ты испытала и проявила легкое недовольство.
- Я?
- Зачем ты переспрашиваешь?
- Ну просто я не согласна…
Взгляд Кама снова изменился. В нем появилась мощь грозовых туч.
- Майя, имеет огромное значение хотя бы отдавать себе отчет в том, что испытываешь негативные эмоции, без этого ты никогда не сможешь начать их отлавливать и устранять, а пока они не устранены – ничто невозможно, понимаешь? Ничто. Прямо сейчас остановись, подумай, вспомни, еще раз проживи прошедшую минуту и скажи – улавливаешь ли ты легкое недовольство, которое возникло в тот момент, когда ты говорила «я не понимаю, к чему ты клонишь».
Если бы в его интонации прозвучала хоть нотка недовольства или назидания, скорее всего я бы снова начала отпираться, но в его голосе была лишь непоколебимость, твердая уверенность безо всяких инородных примесей. Я испытала всплеск симпатии к Каму, снова отчетливо вспомнила, как восхитительно было, когда я ласкала ему лапу… и тут же совершенно ясно поняла, что конечно же я испытала недовольство именно тогда, когда он и сказал.
- Да, ты прав:)
- Тысячи, десятки тысяч раз в течение своей жизни, произнося фразы вроде «я не понимаю, к чему ты клонишь», ты испытывала недовольство, раздражение или что-то еще, и теперь это стало привычкой. Этот механизм теперь работает против твоей воли, он овладел тобой, он не дает тебе в этот момент переживать озаренные восприятия.
- Согласна.
- Ты уверена, что ветер – это и ЕСТЬ движение воздуха, поэтому тебе кажется нелепой просьба обосновать это утверждение.
Он продолжил обсуждение темы про ветер без какого-либо завершения ситуации с моим недовольством. Что меня поразило, так это то, что предыдущая ситуация никаким образом не стала довлеть над продолжением разговора, не изменила ничего, не повисла хвостом, не исказила настроение – словно … вот словно ветерок – он подул – и стало свежо, а когда его нет – все как прежде, ничто не изменилось.
- Ну да, я уверена, что ветер – это и есть движение воздуха… не понимаю, к чему ты клонишь…, - рассмеялась и хлопнула себя по лбу, - ну надо же, снова…
- Разумеется. Это будет снова и снова, потому что ты создала такую привычку – испытывать недовольство при этих словах. Чтобы это прекратилось, недостаточно испытать какие-то эмоции, недостаточно предпринять какие-то разовые действия или пообещать себе что-то. Нужно создать новую привычку – привычку не испытывать недовольство в этих ситуациях, а добиться этого можно тем же самым путем – путем многократного повторения этой ситуации и совершения усилия по устранению недовольства, по испытыванию какого-нибудь озаренного восприятия в тот момент, когда ты произносишь эту фразу.
- Значит, мне потребуется повторить десять тысяч раз…
- Нет. Твоя привычка испытывать недовольство создавалась механически, ты не ставила перед собой такой задачи, не испытывала такого желания. Более того, эта привычка была перенята тобой вопреки тому, что она тебе же самой не нравилась. В таких условиях для формирования привычки требуется значительное количество повторений и сильное давление снаружи. Если же у тебя есть радостное желание прекратить испытывать недовольство, если у тебя есть желание тренироваться в этом, желание совершить концентрированный удар – например, сесть, и в течении часа или двух непрерывно повторять фразу «я этого не понимаю», взяв в качестве основы какую-то мысль, которую ты не понимаешь, и при этом совершать усилия по устранению недовольства, если при этом сосредотачиваться на ком-то или чем-то, к чему ты испытываешь симпатию, влечение, в том числе и эротическое, тогда совокупное действие этих сил окажется намного сильнее твоих механических привычек. Это довольно просто… в объяснении. Ты не устала?
- Нет, нет!
- Давай вернемся к ветру. Я приведу тебя пример, из которого тебе станет ясно – что я имею в виду. Берем кошку и спрашиваем у некоего существа – что такое «кошка»? Это существо берет серную кислоту, растворяет в ней кошку, скрупулезно подсчитывает количество молекул, и выдает ответ: кошка – это такие-то элементы в таком-то количестве. Он будет прав? Или возьми дерево, расщепи его на самые мелкие кусочки – разве ты найдешь там те цветы, которые появятся на нем через неделю? Понимаешь? Твой ответ на вопрос «что такое ветер» – это химическая и физическая точка зрения, ты изначально убеждена, что кроме химии тут ничего и нет, но ведь и человек – это не просто 70 килограмм мяса – это нечто большее. Но чтобы воспринимать это большее – чувства, мысли, стремления, надо самому обладать такими восприятиями, которые имеют сродство, которые могут войти в соприкосновение и повлиять друг на друга, таким образом дав о себе знать. И если ты соберешь нужное количество молекул, и даже если ты расположишь их в нужном порядке, то получишь, конечно, не кошку, а лишь макет кошки. А как воссоздать ее чувства, ее желания? Из каких молекул?
