Михаил Моргулис. 4 страница

«– и возьми крест свой» – он уже готов, испокон, его следует только поднять. При этом, однако, никто не должен считать, что ему надо искать какой-либо крест, самоволь­но добиваться страданий, говорит Иисус; каждому уже приготовлен его крест, определенный и назначенный ему Богом. Он должен перенести определенную ему меру стра­дания и отверженности. Мера эта для каждого своя. Одного Бог удостаивает большим страданием, даря ему благодать мученичества, силу другого не обязательно бу­дет испытывать. Однако же это Единый Крест.

И он возложен на каждого христианина. Первое стра­дание Христа, о котором должен узнать каждый, – это при­зыв, который истребует нас из связей этого мира. Это уми­рание ветхого человека во встрече с Иисусом Христом. Вся­кий, кто последовал, отдает себя в смерти Иисусу, преда­вая свою жизнь смерти, – так это вначале; крест не есть ужасный конец счастливой набожной жизни, наоборот, он стоит в начале единения с Иисусом Христом. Каждый призыв Христа ведет к смерти. Должны ли мы, подобно первым ученикам, бросить дом и дела, чтобы следовать за Ним, или вместе с Лютером выйти из монастыря к мирским делам, – в обоих случаях нас ожидает смерть, смерть в Иисусе Христе, отмирание нашего старого существа в призыве Иисуса. Поскольку призыв Иисуса к богатому юноше несет для него смерть, поскольку следовать может только тот, кто умер по своей воле, поскольку каждая заповедь Иисуса означает для нас умереть со всеми на­шими желаниями и страстями и поскольку мы не можем желать нашей собственной смерти, – поэтому Иисус Христос и должен в Своем слове быть нашей смертью и нашей жизнью. Призыв следовать Иисусу, крещение во имя Иисуса Христа есть смерть и жизнь. Призыв Христа, крещение обязывает христианина к ежедневной борьбе против греха и дьявола. И таким образом каждый день, искушая плотью и миром, приносит новое страдание Иисусу Христу об ученике. Наносимые раны и шрамы, причиняемые христианину в этой борьбе, есть живой знак общности крестного единения с Иисусом. Однако никого из христиан не пощадит еще и другое страдание и другое бесчестие. Несмотря на то, что лишь собственное страдание Христа есть страдание-примирение, надо уяснить, что поскольку Христос страдал за грехи мира, поскольку на Него упала вся тяжесть вины и поскольку Иисус Христос посвящает плоды своих страданий тем, кто Ему следует – именно поэтому искупление и грех падает так же и на уче­ника, покрывая, его громким позором и выталкивая как козла отпущения из городских ворот. Так христианин ста­новится носителем грехов и вины других людей. Он дол­жен был бы под этим обессилеть, если бы сам нес все грехи. Но он может силою страданий Христа превозмочь грехи, которые пали на него. Христианину выпадает бремя – но­сите бремена друг друга, и таким образом исполните за­кон Христов (Гал.6:2). Как Христос несет наше бремя, так и мы должны нести бремя наших братьев; закон Христа, который должен быть исполнен, есть несение креста. Бре­мя брата, которое я взял на себя, это не только его внеш­няя участь, его характер и способности – но в собственном смысле его грехи. Я могу носить их не иначе, как только соучаствуя в них, прощая их силою креста Господня. Так призыв Иисуса взять крест привязывает каждого последовавшего к прошению грехов. Прощение грехов есть заповеданное ученикам страдание Христа. Возложенное на всех христиан.

Но как же ученику узнать, что его крест? Он воспри­мет это, если воспоследует за страдающим Господом, он узнает свой крест в единении с Ним.

Итак, страдание есть отличительный знак последовавшего за Христом. Ученик не выше учителя. Следование есть passio passive, обязательность страдания. Так Лютеру могло быть заплачено страданием под знаком ис­тинной Церкви. Так подготовка, лютеранского вероисповедания Церкви была определена как сообщество тех, «кто будет гоним и мучим за Евангелие». Кто не хочет взять свой крест, кто не хочет отдать свою жизнь страданию и отверженности, тот утрачивает единение с Христом, он – не последовал. Но кто теряет свою жизнь в следовании Христу, в несении креста, тот вновь обретает ее в следовании, в крестном единении с Господом. Не следовать Христу – значить стыдиться Господа, стыдиться креста, соблазняться у креста.

Следование Христу есть единение со страждущим Гос­подом. Страдание христианина не есть поэтому нечто странно-неприятное. Напротив, оно есть чистая благодать и радость. Свидетельства о первых мучениках Церкви указывают на то, что Христос преображает Своих последователей в момент высшего страдании через не поддаю­щуюся описанию веру в Его близости и единение. Так в самой ужасной муке, которую они претерпевали во имя своего Господа, на их долю выпала высшая радость и блаженство единения с Ним. Одоление страданий указано для них единственно в несении креста. Это имеет значение для всех, кто следует за Христом, поскольку это значимо и для Самого Христа.

«И, отойдя немного, пал на лице Свое, молился и говорил: Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия; впрочем не как Я хочу, но как Ты. […] Еще, отойдя в другой раз, молился, говоря: Отче Мой! если не может чаша сия миновать Меня, чтобы Мне не пить ее, да будет воля Твоя».

(Матф.26:39,42)

Иисус молит Отца о том, чтобы Его миновала чаша, и Отец слышит просьбу Сына. Чаша страдания минует Иису­са, но единственно тем, что Он выпьет ее. Иисус это знает, когда Он во второй раз становится на колени в Гефсиманском саду, моля, чтобы страдание миновало – тем, что Он его претерпит. Именно в перенесении он и победит страдание. Его крест есть одоление страдания.

Страдание есть богоудаленность. Поэтому тот, кто уже пребывает в единении с Богом, может не страдать. Христос подтверждает это высказывание, содержащееся в Ветхом Завете. Поэтому Он берет на Себя страдание всего мира и этим его побеждает. Он целиком переносит богоудаленность. Чаша минует именно тем, что Он выпивает ее. Иисус хочет одолеть страдания мира, поэтому Он должен испы­тать их. Хотя страдание и есть богоудаленность, однако в приобщении к страданиям Иисуса Христа страдание одо­левается страданием же и непосредственно в страданиях даруется единение с Господом.

Страдание должно быть перенесено, чтобы оно мино­вало. Либо мир должен перенести его и погибнуть – либо оно выпадает Христу и одолевается Им. Так страдает Хри­стос, предстательствуя за весь мир. Только Его страдание есть искупительное страдание. Но община теперь знает, что страдание мира ищет одного носителя. Так страдание выпадает ей, следующей за Христом, и она переносит его тем, что его претерпел Христос. Община стоит перед Бо­гом за весь мир тем, что следует Ему, неся крест.

Бог есть Бог претерпевания. Сын Божий претерпел на­шу плоть, поэтому Он претерпел Крест, Он претерпел на­казание за все наши грехи и тем сотворил примирение. Так призван претерпеть и воспоследовавший. Существо христианства состоит в претерпении. Как Христос, претер­певая, сохраняет единение с Отцом, так и претерпевание последовавших есть единение с Христом. Человек, конеч­но, может стряхнуть бремя, возложенное на него. Но при этом он будет свободен не от бремени вообще, а претерпит гораздо большее, непереносимое бремя. Он понесет вы­бранное им же бремя самого себя. Иисус призвал всех, страждущих и обремененных, отбросить это иго и принять на себя Его иго, которое благо, и Его бремя, которое легко. Его иго и Его бремя – это Крест. Нести этот крест – не бедствие и не сомнение, но отрада и душевный мир, на­ивысшая радость. Здесь мы перестаем идти под нами же сотворенным законом и бременем, идя под игом Того, Кто знает нас и Кто Сам идёт под игом. Под Его игом мы находимся в явственной близости и единении с Ним. Он есть Тот, Кого находит воспоследовавший, если он берет свой крест.

«Ступай не по твоему разумению, но выше твоего разумения; сойди в неразумение, и я дам тебе разумение. Неразумение – вот правильное разумение; не знать, куда идешь, это знать наверняка, куда ты идешь. Мое разумение делает тебя совсем неразумеющим. Так пошло от Авраама, с его родины, и не ведалось, куда. Он отдал себя моему знанию, бросив свое знание, и пришел верным пу­тем к верному завершению. Смотри, это крестный путь, ко­торого ты можешь и не найти, но я должен вести тебя, как слепого; притом не ты, человек и тварь, но я, я сам, через мой дух и слово, хочу, наставить тебя на путь истинный, и ты внутренне преобразишься. Не труды, которые ты же­лал бы избрать, не страдания, которые желал бы придумать, – но вот это причитается тебе вопреки твоему выбору, мыслям и страстям, и следуй, я зову, будь учеником, уже время, учитель твой явился» (Лютер).

СЛЕДОВАНИЕ И ОДИНОКИЙ ЧЕЛОВЕК

«Если кто приходит ко Мне, и не возненавидит отца сво­его и матери, и жены и детей, и братьев и сестер, а притом и самой жизни своей, тот не может быть Моим учеником».

(Лк 14:26)

Призыв Иисуса следовать делает ученика одиноким. Хочет он того или нет, он должен решиться, он должен ре­шиться сам. Это не собственный выбор – устремиться, что­бы стать одиночкой – но Христос делает призванного оди­ночкой. Каждый призван наедине. И следовать он должен наедине. Боясь этого одинокого бытия, человек ищет за­щиты в людях и вещах, вокруг себя. Он вдруг обнаружи­вает всю свою ответственность и цепляется за нее. Он хо­чет принять решение под ее покровом, но стоять перед Иисусом не наедине, взирая единственно на Него. Но не отец и мать, не жена и ребенок, не народ и история в этот час стоят перед призванным. Христос хочет привести че­ловека к уединению, ему не следует видеть ничего, кроме Того, Кто его зовет.

В призыве Иисуса уже явлен разрыв с природной на­личностью, в которой живет человек. Не тот, кто последо­вал, производит его, но Сам Христос, когда зовет, уже про­извел его. Христос вырвал людей из мирской непосредст­венности, поставив их непосредственно перед Собой. Ни один человек не может следовать Христу без того, чтобы не признать и не подтвердить уже совершившийся раз­рыв. Не произвол самоуправной жизни, но Сам Христос ведет ученика к разрыву.

Почему это должно быть так? Почему не дано враста­ния, не связанного с разрывом, медленного целительного продвижения от природного порядка к единению с Хрис­том? Что за досадная сила становится между людьми и по­рядком их природной жизни, данным Богом? Этот разрыв – не законнический методизм? Не есть ли это угрюмое пре­небрежение благими дарами Бога, которые не имеют ни­чего общего со свободой христианина? Верно, и в самом де­ле что-то возникает между тем, кто призван Христом, и усло­виями его природной жизни. Но это не угрюмое презрение к жизни, не закон благочестия, а жизнь и Евангелие как таковое, Сам Христос. Он поставил Себя, вочеловечившись, между мной и мирской наличностью. И я больше уже не могу поворотить назад. Он – в центре. Он лишил призван­ного непосредственного отношения к вещам. Он хочет быть средством, все должно произойти только через Него. Он сто­ит не только между мной и Богом. Он также стоит как раз в центре между мной и миром, между мной и другими людь­ми и вещами. Он Посредник, не только между Богом и че­ловеком, но также между человеком и человеком, между человеком и действительностью. Поскольку все в мире для Него и через Него (Ин 1,3; 1Кор 8,6; Евр 1,2;), то Он – един­ственный Посредник в мире. И, нет начиная с Христа, не­посредственных отношений ни между людьми, ни к Богу, ни к миру; посредником хочет быть Христос. Хотя доста­точно напрашиваются боги, предлагающие человеку непосредственный подход, хотя мир всеми средствами пыта­ется стать непосредственным для человека – но как раз в этом-то и есть вражда к Христу, Посреднику. Боги и мир хотят отнять у Христа то, чего Он их лишил, – чтобы стать непосредственно перед человеком. Разрыв с вовлеченнос­тью в мир есть не что иное, как познание Христа как Сы­на Божия, Посредника. Этот разрыв никогда не бывает произвольным актом, в котором человек отрекается от свя­зи с миром ради некоего идеала, смешивал незначитель­ный идеал с величайшим. Это было бы прельщение, самовластие и снова – вовлеченность в мир. Ученик Иисуса отделяет себя от мира и вещей только признани­ем совершившегося факта, а именно: что Христос есть По­средник. Поскольку призыв Христа должен быть понят не как идеал, а как Слово Посредника, то он завершает во мне этот свершившийся разрыв с миром. Если речь тут идет об отмеривании идеалов, то при всех обстоятельствах нужно отыскать баланс, который потом может склонить­ся в пользу христианского идеала; но он никогда не должен быть односторонним. Исходя из идеальности, из жизненной «ответственности», нельзя было бы оправдать это – обесценение природного жизнеустройства по отно­шению к христианскому жизненному идеалу. Напротив, мне хотелось бы сказать очень много в пользу противопо­ложной оценки – ясное дело, прямо исходя из христиан­ской идеальности, христианской этики, ответственности и совести! Но поскольку речь идет совсем не об идеале, цен­ностях и ответственности, а о свершившихся фактах и их признании, то есть и о Личности Самого Посредника, Ко­торый поставил Себя между нами и миром, – то потому положен только разрыв с непосредственной вовлеченно­стью в жизнь, потому и должен тот, кто призван, одиноко стать перед Посредником.

Призванный Иисусом познает, таким образом, что он заблуждался в отношениях с миром. Это заблуждение зовется – непосредственность. Оно мешало ему в вере и послушании. Теперь он знает, что он более не может иметь никакой непосредственности в отношении к своим жизненным связям, к кровной связи с отцом и матерью, детьми, братьями и сестрами, к супружеской любви, к чув­ству исторической ответственности. И после Иисуса нет больше для Его ученика ни природной, ни исторической, ни событийной непосредственности. Между сыном и от­цом, между мужчиной и женщиной, между одиночкой и народом стоит Христос, Посредник – желают они об этом знать или нет. И для нас нет больше пути к другому, кро­ме как через Христа, через Его слово и наше следование Ему. Непосредственность есть обман.

Но поскольку обман следует презирать, поскольку он скрывает правду, то нужно презирать и непосредственную вовлеченность в природную жизнь, устремясь к Посред­нику Иисусу Христу. Где какая-то связь мешает нам стать перед Христом наедине, где она притязает на непосред­ственность, там ее следует презреть во имя Христа; ибо всякая непосредственность – осознанно, или нет – есть дерзость против Христа, Посредника, в том числе и там, где она желает быть воспринятой по-христиан­ски.

Тяжко заблуждение теологии, когда она использует по­средничество Иисуса между Богом и человеком для того, чтобы тем оправдать жизненную непосредственность. Ес­ли Иисус — Посредник, то Он претерпел грехи нашей не­опосредованной вовлеченности в мир и тем искупил нас. Иисус для того стал Посредником между нами и Богом, что­бы мы с чистой совестью обернулись непосредственно к миру, к миру, который распял Христа. При этом любовь к Богу приводится к общему знаменателю. Разрыв с дан­ностью мира приводит нас к «законному» лжепониманию Божественной благодати, которая как раз и призвана уберечь нас от этого разрыва. Из слов Иисуса о презрении к непосредственности исходит теперь разумеющееся са­мо собой, радостное «Да» «Богом данной действительности» этого мира. Из оправдания грешников вторично возник­нет оправдание греха.

«Богом данная действительность» существует для по­следовавшего за Христом только во Христе и через Него. Что дано мне вочеловечившимся Христом, то мне дано Бо­гом. А что дано мне не во имя Христа, то не от Бога. Благо­дарность за дары творения совершается через Иисуса Христа, и просьба о милостивом сохранении этой жизни совершается во имя Христа. За что я могу благодарить не ради Христа, за то я вообще не должен благодарить, ина­че это грех. И путь других людей, с которыми я живу, к «Бо­гом данной действительности» идет через Христа – либо же это ложный путь. Все наши попытки преодолеть про­пасть, разделяющую нас с другими людьми, непреодоли­мую дистанцию, инакость, чужесть другого человека по­средством духовного или природного единения, потерпят крушение. От человека к человеку нет собственного пу­ти. Исполненное любви проникновение, продуманная пси­хология, природная искренность не направляют нас к другому человеку, не дают душевной непосредственности. Между этим всем стоит Христос. Только через Него ведет путь к ближнему. Поэтому просьба об обетован­ном пути к другому и совместная молитва во имя Христа и есть чистейшее единение.

Нет правильного познания даров Божьих без позна­ния Посредника, ради Которого они нам и даны. Нет чис­той благодарности за народ, семью, историю и природу без глубокого покаяния, которое возвеличивает Христа, ста­вя Его надо всем. Нет чистой связи с данностями тварного мира, нет чистой ответственности в мире без признания разрыва, которым мы отделены от него. Нет чистой люб­ви к миру помимо любви, которой Бог возлюбил мир в Иисусе Христе. «Не любите мира» (1Ин 2:15). Но: «Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего единородного, дабы всякий, верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную» (Ин 3:16).

Разрыв с непосредственностью неизбежен. Соверша­ется ли он внешне – через разрыв с семьей и народом, – или кто-то призывается зримо нести позор Христа, принять на себя упреки человеческой ненависти (odium generis humani), или же разрыв скрыт, явен лишь для него одно­го, – он должен быть готов в любой момент совершить раз­рыв явно, и это не последнее различие. Авраам брал примером обе возможности. Он должен был оставить дружбу и отчий дом; Христос ступил между ним и близки­ми его. Так должен был стать явен разрыв. Авраам должен был стать пришельцем ради земли обетованной. Это был первый призыв ему. Позже Авраам был призван Богом принести в жертву своего сына Исаака. Христос ступает между отцом веры и сыном обетования. Тут разрушена не только природная непосредственность, но и сама духов­ная непосредственность. Авраам должен уяснить себе, что обетование заключено в привязанности не к Исааку, но единственно к Богу. Ни один человек не узнаёт об этом призыве Бога, даже и те отроки, которые сопровождали Ав­раама до места принесения жертвы. Авраам остается совсем один. Он снова полностью одинок, как тогда, ког­да покидал отчий дом. Он принимает призыв таким, каким он прозвучал, он не толкует его вкривь и вкось, не одухо­творяет его, он принимает Бога в Его слове, готовый к послушанию. Он становится послушен слову Бога напере­кор любой природной непосредственности, наперекор лю­бой этической непосредственности, наперекор любой религиозной непосредственности. Он приносит своего сына в жертву. Тайный разрыв он намерен осуществить как явный, ради Посредника. И в этот час ему возвраща­ется то, что он отдал. Авраам вновь обретает сына. Ему указана Богом лучшая жертва, ступающая на место Исаака. Это поворот на 360 градусов; Авраам снова полу­чил Исаака, но имеет он его уже не так, как прежде. Он имеет его через Посредника и ради Посредника. Он дол­жен был иметь Исаака как тот, кто готов был выслушать повеление Бога и исполнить его буквально, он должен был иметь Исаака так, как будто не имеет, должен иметь его через Иисуса Христа. Никакой другой человек ничего об этом не знает. Авраам с Исааком сходит с горы, как и взо­шел на нее, но все стало совсем по-другому. Между отцом и сыном ступил Христос. Авраам оставил все и последо­вал за Христом, и, следуя, должен был жить в мире, в ко­тором он жил до того. Внешне все остается по-старому. Но старое миновало; смотри-ка, все иначе. И это все через Христа.

Вот перед нами другая возможность стать одиночкой – прямо среди общества, народа, в отчем доме, при име­нии и благах последовать Христу. Но это именно Авраам, который был призван в этом состоянии, Авраам, который перед тем совершил явный разрыв, чья вера стала при­мером для Нового Завета. Слишком легко могли бы мы обобщить эту возможность Авраама, понять законнически, т.е. отнести ее к себе самим без всего последующего. Пусть это будет именно нашим христианским бытием – в обладании благами этого мира следовать за Христом и стать одинокими. Но для христиан определенно легче осу­ществить внешний разрыв, чем в скрытой вере носить раз­рыв тайный. Кто не знает этого, т.е. кто это знает не из Писания и опыта, тот обманывается насчет иного пути. Он выпадает в непосредственность, будучи потерян для Хрис­та.

Ту или иную возможность нельзя выбрать произвольно. Мы можем по воле Иисуса быть призваны тем или иным образом из непосредственности, и мы должны стать одиноко, явно или тайно.

Но тот же самый Посредник, Который превращает нас в одиноких, является при этом основой совершено нового единения. Он стоит посредине между другим человеком и мной. Он разделяет, но и – объединяет. Так что, хотя всякий раз непосредственный путь к другому имеет свои ограничения, но только воспоследовавшему указан новый и единственно действенный пучь к другому – через Посред­ника.

«И начал Петр говорить Ему: вот, мы оставили все и последовали за Тобою. Иисус сказал в ответ: истинно говорю вам: нет никого, кто оставил бы дом, или братьев, или сестер, или отца, или мать, или жену, или детей, или земли, ради Меня и Евангелия, и не получил бы ныне, во время сие, среди гонений, во сто крат более домов, и братьев и сестер, и отцов, и матерей, и детей, и земель, а в веке грядущем жизни вечной. Многие же будут первые последними, и последние первыми».

(Мар.10:28-31)

Иисус обращается тут к тем, кто стал одинок ради Не­го, кто оставил все, когда Он призвал, кто может сказать о себе: Вот, мы оставили все и последовали за Тобою. Им дано обетование нового единения. По слову Иисуса, они должны во время сие получить во стократ более того, что они оставили. Иисус говорит здесь об общине, находящей себя в Нем. Кто оставил ради Иисуса отца, тот наверное вновь обретает здесь отца, обретает братьев и сестер, ведь ему уже приготовлены даже земля и дома. Каждый сле­дует наедине, но, воспоследовав, никто не останется один. Тому, кто по слову Его отваживается стать одиноким, да­ровано единение в общине. Он снова обретается в зримом братстве, которым ему возмещается во сто крат более то­го, что он оставил. Во сто крат более? именно в том, что он сейчас имеет все только через Христа, что он это имеет через Посредника, – это означает между прочим «среди гонений». «Во сто крат более» «среди гонений» – это благодать общины, которую ее члены наследуют у креста их Господа. В этом состоит обетование для последовавших – стать членами общины Креста, народом Спасителя, наро­дом у Креста.

«Когда были они в пути, восходя в Иерусалим. Иисус шел впереди них, а они ужасались и, следуя за Ним, были в стра­хе. Подозвав двенадцать, Он начал им говорить о том, что будет с Ним».

(Мк 10:32).

Ради подтверждения серьезности своего призыва, сле­довать и, учитывая невозможность следовать исходя толь­ко из человеческих сил, ради обетования, – среди гонений на Него – идет Иисус в Иерусалим, навстречу Кресту, и следующих за Ним посещает изумление и ужас перед этим путем, на который Он зовет их.

НАГОРНАЯ ПРОПОВЕДЬ

Евангелие от Матфея, глава 5: О «подвигах» христианской жизни.

Наречены блаженными

Иисус на склоне горы, множество народа, ученики. На­род видит: Вот Иисус со Своими учениками, приступивши­ми к Нему. Ученики – они и сами еще недавно всецело принадлежали к этому множеству народа. Они тоже бы­ли как все остальные. Потом сошел призыв Иисуса; они оставили всё позади и последовали за Ним. И с тех пор они всецело принадлежат Иисусу. И они идут с Ним, живут с Ним, следуя за Ним туда, куда Он их ведет. С ними про­изошло что-то такое, чего не произошло с другими. Перед глазами народа развернулось весьма тревожное и из ря­да вон выходящее зрелище. Ученики видят: Вот народ, из которого они сами, заблудшие овцы дома Израилева. Это община, призываемая Богом. Это народная Церковь. Ко­гда они были избраны из этого народа, призывом Иисуса, то они действовали так, как подобает заблудшим овцам дома Израилева, – они последовали голосу Доброго Пас­тыря, узнав Его голос. Итак, их путь как раз с народом, они станут жить в этом народе, войдя в него и проповедуя ему призыв Иисуса и славу следования Ему. Но каков-то будет конец? Иисус видит, вот Его ученики. Они на виду у всех ступили к Нему прямо из народа. Он призвал каждого в отдельности. Они отреклись от всего, покорст­вуя Его призыву. Теперь они живут в нужде и лишени­ях, беднейшие среди бедных, собиратели милостыни сре­ди собирателей милостыни, голодные из голодных. У них только Он. Да; и с Ним у них нет в мире ничего, совсем ничего, но все, все – у Бога. Вот малая община, которую Он нашел, а вот и большая община, которую Он ищет, ко­гда Он смотрит на народ. Ученики и народ, они вместе, ученики будут Его посланниками, они будут тут и там на­ходить внимающих и уверовавших. И все же между ними до конца будет вражда. Весь гнев против Бога и Его Сло­ва падет на Его учеников, и с Ним они будут отвергнуты. А перед глазами – крест. Христос, ученики, народ – это уже целый образ истории страстей Иисуса и Его общины[5].

Потому: блаженны! – говорит Иисус, обращаясь к уче­никам. (Ср. Лк 6:20 и след.) Он говорит тем, кто уже увле­чен силой Его призыва. Этот призыв сделал их нищими, побирающимися, голодными. Он нарекает их блаженны­ми не за их нужду и отречение. Ни нужда, ни отречение никоим образом не являются основой для наречения бла­женными. Только призыв и обетование, ради которых по­следовавшие живут в нужде и отречении, есть достаточное основание. Наблюдение же о том, что в некоторых случа­ях блаженными нарекаются по нужде, в других по созна­тельному отречению или по особенным добродетелям учеников. – не имеет смысла. Объективная нужда и лич­ное отречение имеют свои общие основы в призыве и обе­товании Христа. Никакая из них не самоценна и не вправе притязать на это.[6]

Иисус нарекает Своих учеников блаженными. Народ слышит это и напуган тем, что происходит. То, что по Божьему обетованию принадлежит народу Израилеву, вы­падает здесь маленькой общине отобранных Иисусом уче­ников. «Их есть Царство Небесное». Но ученики и народ едины в том, что они все суть Богом призванная община. Так наречение Иисусом блаженства должно быть дано всем в усмотрение и во спасение. Все должны быть при­званы к тому, чем они воистину и являются. Ученики на­рекаются блаженными во имя призыва Иисуса, которому они последовали. Блаженным наречется весь народ Бо­жий ради обетования, обращенного к нему. Но сподобит­ся ли народ Божий обетования также и в вере в Иисуса Христа и в Слово Его – или разойдется с Христом и Его общиной в неверии в Него? Вопрос остается открытым.

«Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное». Во всем ученики имеют нужду. Они совершенно «нищие» (Лк 6:20). Ни безопасности, ни имения, которое можно на­звать своим, ни куска земли, который можно назвать своей родиной, ни земного сообщества, к которому всецело по­лагается принадлежать. Но нет и никакой собственной ду­ховной силы, опыта, познаний, основываясь на коих, они могли бы сами себя призвать, чтобы утешиться ими. Ради Него они оставили всё. Когда они последовали за Ним, они потеряли даже самих себя и вдобавок все, что могло бы делать их богатыми. Теперь они нищи, так неопытны, так безрассудны, что ни на что больше не могут надеяться, кро­ме как на Того, Кто призвал их. Но Иисус ведь знает и дру­гих, представителей и проповедников народной религии, в силе и уважении, крепко стоящих на земле, неотторжи­мо укоренившихся в народности, духе времени и народ­ного благочестия. Но Он говорит не им, а только Своим ученикам: Блаженны, – ибо их есть Царство Небесное. Для них, живущих ради Иисуса в совершенном отречении и нужде, – и есть Царство Небесное. Среди нищеты – они наследники Царства Небесного. Их сокровище укрыто глу­боко, оно – у Креста. Им обещано Царство Небесное и яв­лена слава, и это им уже даровано в совершенной нищете Креста.

Здесь окончательно расходится толкование Иисусом блаженства с карикатурой на него в форме социально-политического программирования. Антихрист тоже счи­тает нищих блаженными, но он делает это не ради Кре­ста, в котором блаженствует и разрешается всякая душа, а именно ради защиты Креста посредством социально-политической идеологии. Он в состоянии назвать эту идеологию христианской, и именно потому он – враг Христа.

«Блаженные плачущие, ибо они утешатся». С каждым дальнейшим наречением блаженных углубляется про­пасть между учениками и народом. Все зримее сходит при­зыв к ученикам. Плачущие – это те, кто готов жить в отречении от того, что мир называет счастьем и миром, кто не может равнять себя по миру. Они несут скорбь о мире, его вину, его судьбу и его счастье. Мир празднует – они стоят в стороне; мир взывает: радуйтесь жизни, – они пе­чалятся. Они видят, что судно, на котором справляют юби­лей, уже дало течь. Мир фантазирует о прогрессе, силе, будущем – ученики знают о конце, суде и приближении Царства Небесного, к чему мир совершенно не устремлен. Оттого ученики – чужие в мире, непрошеные гости, воз­мутители спокойствия, которые будут отвержены. Почему община Иисуса при такой большой твердости народа, в ко­тором она живет, должна стоять снаружи? Или она боль­ше не понимает окружающих? Или она обречена стать добычей людской злобы и презрения? Никто не понима­ет окружающих лучше, чем община Иисуса. Никто не лю­бит окружающих больше, чем ученики Иисуса, – именно потому они и стоят снаружи, именно потому несут скорбь. Это исполнено значения, и прекрасно, что Лютер перево­дит здесь греческое слово как «скорбь» («Leid-Tragen», т.е. дословно: претерпевание страдания. – Прим. пер.) Собственно в претерпевании и всё дело. Община учеников не отбрасывает страдание, не зная, мол, что с ним сотво­рить, но переносит его. Как раз в этом и проявляется ее тесное единение с окружающими. Наряду с этим сказа­но, что она не ищет страдания по своей воле, что она не устраняется в своевольном презрении к миру, но, следуя, переносит то, что на нее возложено во имя Иисуса Хрис­та. Но ученик и в конце концов не измотаны и не по­давлены, не сломлены. Более того, они переносят это си­лой Того. Кто несет их. Ученики претерпевают отмеренное им страдание единственно силой Того, Кто переносит на кресте все страдания. Они стоят, перенося плач и скорбь в единении с Распятым. Они стоят как чужие силой Того, Кто стал чужим миру, так что тот распял Его. Это их утешение, их Утешитель (ср. Лк 2:25). Община чужаков утешается Крестом, она утешается тем, что вытолкнута в местность, в которой ее ожидает Утешитель Израиля. Так она находит свою истинную родину у распятого Господа, здесь и в вечности.