Буркина Фасо 3 страница

Дистанция по Конго примерно =1000km: Ouesso - Mokeko - Ikoko - Liouesso - Moyoy ll? Langon - Mohali - Makoua - Ndzakou - Owando? Ibeke? Edou - Gamboma - Ngo - Inoni - Odziba - BRAZZARVILLE

Мы причалили к пустующему дебаркадеру и лодочники поспешили высадить нас и удалится, чтобы избежать лишних расспросов. Мы уже поднялись по ступенькам вверх мимо пустой кабинки пограничника, когда запыхавшийся солдат прибежал туда и стал кричать нам чтобы мы вернулись. Я сбросил рюкзак и сказав Веронике чтобы ждала меня здесь, вернулся с паспортами к кабинке. Солдатик по английски ни говорил ни слова, но я понял, что он хочет чтобы мы ждали здесь начальство. Знаем мы эти ожидание, тем более в выходной день, и я на пальцах объяснил ему, чтобы он провел нас к начальству. Он было не согласился, но когда я, вернувшись к жене, одел рюкзак и пошел дальше, ему ничего не оставалось как пойти за нами. Конечно, будь мы черные он бы мог начать стрелять вверх или даже на поражение, но к белым отношение особое. Я жестами предложил идти ему впереди нас, а не позади с автоматом не потому, что чувствовал дискомфорт, а потому что не знал дорогу.

Минут через 5 мы подошли к их комендатуре и солдат послал какого-то пацана сообщить о нас Вскоре пришел какой-то офицер, но не начальник, и проверив паспорта. Стал усиленно нагружать нас на предмет штрафа за то, что мы вошли на территорию страны без визы. Я предложил ему заплатить за визу и мирно разойтись. Ведь ставя штамп в паспорт, он не выдает никакой квитанции и может вообще не включать нас в книгу учета, и положить деньги к себе в карман. Но он хотел положить, плюс к этому, и штраф. В ообщем я отказался платить до прихода начальства. Арестовать он нас не мог, но паспорта не отдавал, предложил нам зайти завтра, переночевав в гостинице. Я спросил, можем ли мы поставить палатку здесь, и он согласился.

Оставив вещи, мы пошли осматривать городок, который оказался областным центром, что было нам на руку - можно будет завтра зайти в префектуру, обжаловать решение пограничников. В разговоре с людьми я сказал, что я – русский, и нас сразу же повели к дому на берегу, где, оказывается, живет русская женщина.

Людмила была дома и очень была рада пообщаться с соотечественником, так как была в последний раз в России лет пять назад, но русских видела два года назад – пара путешественников из Москвы, оказывается проходила здесь. Она же живет здесь аж семнадцать лет, переехав сюда вместе с мужем, который учился в Москве на доктора в те времена, когда СССР еще помогал Конго. Здесь у них родилась дочь, которую мы позже увидели, но муж был в командировке, иначе он без труда решил-бы вопрос с эмиграционными властями

Людмила накормила нас украинским борщом, из овощей выращенных у себя на участке. Участок, как и дом, был большой, но не их личный, а государственный, предназначенный для главного доктора области в должности которого муж Люды был уже семнадцать лет. Во дворе, также стоял автомобиль, тоже государственный. Так, что Конго не зря посылало студентов в СССР, заняв в последствии высокие посты, они внедрили часть советского опыта.

Второе-же Конго -Заир, куда мы направлялись, носило название – Демократическое Конго и ориентировано на капиталистический строй. Но и то и другое пока больше феодальные государства.

Пообедав, Людмила позвонила другу мужа, начальнику аэропорта, и он сказал, что завтра решит все проблемы с начальством, и мы спокойно остались ночевать в гостеприимном доме.

Ужинали мы уже вчетвером, вернулась с учебы дочь Людмилы. Она была ненамного светлее своего отца, и немудрено, что в российской школе, где она училась в третьем классе, дети ее доставали. Людмила сказала, что дочь сама уговорила поехать ее в Россию и окончить там среднюю школу, но отучившись один год, попросилась обратно. Да, дети, порою, бывают жестоки, особенно к тем, кто выделяется из общего числа.

Наутро, перед тем, как пойти к пограничникам, куда должен был приехать и начальник аэропорта, хозяйка спросила нас, а имеются ли у нас прививки, которые полиция проверяет у всех, включая и деревенских, приезжающих в областной центр за покупками. Таким образом, правительство решило бороться с эпидемиями периодически вспыхивающими здесь.

Кроме, как от желтой лихорадки, мы не были привиты, но Людмила сказала, что оформит нам недостающие три. Мы уже думали, что нам сейчас «всадят» уколы, но прививки нам «поставили» только на бумаге, и не потому, что Людмила учившаяся в том же институте, что и муж, поехала с ним в Африку, успев закончить только два курса. Чтобы поставить уколы этих знаний хватило бы, да и моя жена – фельдшер, этих вакцин просто не было.

Правительство, издав приказ о повсеместной вакцинации, не позаботилось о доставке их сюда, в самую дальнюю провинцию. Как же работает программа? Полицейские имеют право оштрафовать любого жителя за отсутствие прививки, но обязаны вначале послать приехавших в областной центр к доктору. Тот и хотел бы помочь, но не имеет физической возможности, зато имеет желтенькие бланки, которые и раздает по пять долларов за штуку.

Естественно, нам эти удостоверения выдали бесплатно, но если начнется эпидемия, то мы, как и сотни *вакцинированных» будем равны перед болезнью, с теми, кто не имеет этих удостоверений. Но, зато, заплатив однажды пять долларов, людям уже можно не бояться штрафов.

Мне неудобно было спрашивать куда идут эти деньги, но, думаю, что руководители области знают об истинном положении вещей, поэтому можно предположить, что и деньги за эти бумажки и штрафы за их отсутствие не минуют казну или карманы гос.служащих.

А иначе как? Жители страны, во всяком случае, живущие в деревнях, налоги не платят, колхозов-совхозов не имеется, промышленности я тоже не заметил, откуда взяться деньгам на зарплату чиновников?

На утро, поупиравшись и не забыв спросить про прививки, начальство пограничников согласилось с доводами начальника аэропорта, который, кстати, тоже занимал этот пост благодаря образованию полученному в СССР.

Город Оуессо растянулся на десяток километров, а так как мы вышли после того, как еще раз поели борща вместе с другом дома, то к вечеру едва вышли за его пределы и заночевали на последнем полицейском проверочном пункте.

До этого нас остановили два раза, и каждый раз, увидев российский паспорт, уважительно отпускали, не спросив даже о вакцинации, но, зато, долго «на пальцах» расспрашивали о России. На последнем пункте нас тоже не задержали, просто порекомендовали переночевать у них в офисе- контейнере, так как до ближайшего населенного пункта 29 километров, а зверей в джунглях много. Правда, что характерно, бандитами, как в других странах нас не пугали. Может быть, их и вправду здесь нет, а может у СССР Научились? Можете вы представить, чтобы милиционер сказал иностранному туристу: «Вы тут, ребята, поосторожнее, а то у нас бандиты пошаливают»? Я развлекал скучающих полицейских своими трюками, фокусами и головоломками почти до полуночи, и за это время только одна машина покинула областной город и две – вьехали.

Да, подумали мы, с транспортом здесь негусто – зачем тогда было дорогу строить? Хоть и не асфальт, но хорошо укатанная, глиняная, на которой могут разъехаться два грузовика.

Пройдя часа три по безлюдной дороге, мы услышали шум автомобиля, он и подвез нас до следующей деревни, стоящей на перекрестке, дальше в нужном нам направлении шла малоезженая дорога в одну колею, а налево и направо уходили дороги по которым, оказывается, раньше возили лес. Здесь как и в Камеруне вырубали ливневые леса, но, похоже здесь уже все вырубили.

Пообедав, мы пошли дальше и заночевали в деревне из пяти мазанок. Здесь мы отведали запеченное на костре мясо лесной антилопы и даже имели возможность попробовать мясо обезьяны, которое, несмотря на предупреждение врачей, местные жители продолжают употреблять в пищу, видимо – это легкая добыча.

Мясо здесь едят часто, но не в выходные. Раз в неделю сюда приезжает оптовик, который скупает дичь, вернее меняет ее на пиво и другие товары, которые местные жители заказали в прошлую субботу. Основной же пищей является каша, сваренная из муки юки и кукурузы, точнее, это не совсем мука: Юку протирают на большой терке (кусок жести с пробитыми гвоздем отверстиями), и то, что осталось наверху терки после просушивания на солнце растирают руками. Под теркой стоит ведро, куда стекает жидкость и через пару дней ферментированная жидкость уже имеет несколько процентов алкоголя.

Вершки и корешки здесь распределены, на мой взгляд, нечестно. То, что в ведре употребляют только мужчины, а трут юку женщины, они же ее и выкапывают и приносят в плетеных «рюкзаках» из «огорода». Мужичкам же *обессилившим* в погоне за антилопами и от ловли обезьян расслабиться просто необходимо. Правда, в день «получки», пивом привезенным из города, они с женами таки делятся.

В течение нескольких дней мы шли по этой дороге, стараясь ночевать в деревнях попадающихся через 10-25 километров. Пару раз нас обгоняли «коробейники» на велосипедах, пытающиеся продать деревенским всякую мелочь типа булавок, пуговиц, дешевых таблеток. Сами же жители из-за отсутствия транспорта деревни покидают редко. Ведь если поехать в город на базар, то обратно вернуться можно только через неделю, плюс – надо еще прививки «ставить».

Судя по отсутствую в деревнях детей школьного возраста, мы поняли, что здесь где-то таки имеются школы интернаты. Ну, а мам с привязанными к спине младенцами можно увидеть и на огороде и на постирушках.

Колодцев здесь не имеется, так как деревни всегда располагаются на берегу хоть небольшой, но речушки, проточная вода которой служит и для питья и для стирки, хорошо хоть и не для туалетов, как в Лаосе.

Возле воды всегда, а может только в это время года, вьются тысячи бабочек, а утром и вечером – комаров. Во время постирушек женщины совмещают приятное с полезным, ударяя специальным образом ладошками по воде, они производят ни с чем не сравнимые звуки, а младенцы во время стирки качаются у них на спине.

Да, об африканских детях можно смело сказать, что они привязаны к своим родителям, точнее к матерям, и еще, они очень молчаливы и терпеливы. Как-то я видел, как малыша, сидящего на траве ужалил шмель, малыш, конечно, вскрикнул и заплакал. Мама подошла к нему, сказала пару слов, привязала к себе на спину и продолжала стирку, и он сразу затих.

У белых детей и их мам реакция была бы иная, например Канадская мама, сразу потащила-бы ребенка к доктору, а российская сделала бы какую либо примочку. Ну, а для начинающего свою жизнь в джунглях - это, может и первый, но далеко не последний укол.

Всяких жалящих здесь полно, но многие из них довольно миролюбивы. Например, когда заходишь в здешний туалет- отверстие в земле, огороженное плотным заборчиком по пояс, то страшновато садиться, так как все содержимое покрыто осами. Однако они не обижаются и не атакуют задницы, которые добавляют им еды. Лишь когда осы почувствуют запах свежего разделываемого мяса, они перемещаются к более вкусной добыче.

Из-за отсутствия соли и холодильников, люди здесь настолько щедрые, что делят с соседями всю добычу без остатка. Правда лакомые части, такие, как печень, почки, мозги и то, что, порой, лишает мужчин мозгов достается семье удачливого охотника.

Эти части запекаются отдельно – их заворачивают в банановые листья и подвешивают на треноге над углями. Когда я достал из рюкзака соль и предложил посолить мясо, то они сразу согласились. Из чего я заключил, что они не солят пищу по той причине, что соль намного дороже пива.

То же положение и с сахаром. Коробейники привозят его в упаковках по 25 и 50 граммов, в надежде, что расщедрившаяся мама купит ребенку гостинчик.

Все то время пока мы шли через джунгли, нам приходилось довольствоваться только местной едой, так как магазинов не имелось, но жители с охотой продавали нам сельские продукты и всегда приглашали к столу. Мы заметили, что здесь никогда не готовят супов, возможно из-за отсутствия кастрюль. Единственной специей является маленький, но очень острый красный перчик, да еще кислый соус, изготовленный из термитов.

Термитники здесь маленькие, не выше 30 сантиметров, но зато их много, выглядят они, как миниатюрные японские пагоды или большие черные грибы. Их просто срубают мачете и складывают в одну кучу, а рядом кладут бутылки, в которые наливают немного сладкой воды. Термиты покидают разрушенные дома и с горя сотнями заходят в «бар» выпить сладенького. Хозяин дожидается, когда их наберется побольше, насыпает им «на закуску» перца и закрывает бутылку. Интересно, где в первый раз додумались до этого, здесь, в Африке или в Южной Америке? Правда, там термитный соус молочно-перечный.

Здешнюю деревенскую пищу разнообразной не назовешь, а без этого соуса каждодневная «фу-фу» вообще бы в горло не полезла. Когда мы увидели, как варится местная мамалыга, ингредиенты которой я перечислял выше, то сразу поняли, откуда произошло ее название. Мука засыпается в большой котел, заливается водой и варится на медленном огне. Хозяйка вооружается веслом-мешалкой и, как только она начинает мешать массу, та начинает недовольно пыхать: «Фу-фу».

Горячая фу-фу со свежим мясом и соусом довольно вкусна, но соус а, тем более мясо, бывают не всегда, но всегда есть нарезанные листья той же юки, которые бланшируют и поджаривают на красном пальмовом масле.

Каково же был о мое удивление, когда, по возвращении в Россию, я несколько раз слышал рекламу о чудотворной, целебной силе этого масла. Ох, и надоела нам в обеих Конго эта горьковатая панацея. Но, в некоторых деревнях, где не произрастают эти пальмы, к фу-фу подают просто вареные листья, что не лучше, во всяком случае, они менее питательны. Кроме плодов масленичной пальмы для производства масла нужна какая-нибудь металлическая посуда – обычно, это одна на всю деревню, ржавая 200-литровая бочка, под которой разводят медленный огонь. Первую порцию пальмовых плодов надо подогревать осторожно, а для последующих всегда оставляют немного масла на дне бочки, чтобы плоды не подгорали. Вообще, джунгли поставляют людям и белки, и углеводы, и жиры – вот только соли нет.

Так, питаясь фу-фу, мы шли в сторону Бразелвила, до которого от границы - 650 километров. В субботу нас догнал грузовик с пассажирами в кузове и на кабине, которым было весело от выпитого пива и скорости, Шоферу тоже было, похоже, весело, но при отсутствии встречных машин, это было не очень0 опасно.

Вероника отказалась от предложенного ей места на кабине поэтому, я занял его и сидя между тремя женщинами, вскоре заразился их весельем и стал, как и они кричать на встречу ветру: «Э-Е-Е-Е – Э-Е-Е-Е!». А мужчины, стоящие в кузове, кричали водителю: «Быстрее, быстрее!». Но участков без рытвин было мало, и опять водитель нажимал на газ, и опять все хмелели от скорости. Проехав две деревни, где возвращающихся с базара уже ждали в надежде на то, что им тоже достанется пиво, грузовик остановился на берегу большой реки с недостроенным мостом.

Поскольку было еще не темно, мы переправились и заночевали на другой стороне реки в небольшом поселке. По-видимому, строительство моста отменили, так как за поселком дороги просто не стало. Осталась просека и заросшая колея, по которой мы и пошли – дорогу осилит идущий. До столицы было еще далековато, но, зато до экватора – рукой подать.

Перед входом в следующую деревню мы увидели плакат со страшной надписью – «Осторожно – Эбола». Мы остановились, сделали фото и пошли дальше, А что нам было делать, ведь у нас не было трех дорог, как у сказочного богатыря –а только два варианта: идти дальше, или вернуться. Мы, конечно, могли вернуться, но… Правда, плакат был старый, а болезнь скоротечная. Так что, как мы и надеялись, от болезни остались только могилки и плакат.

В общем, с эболой пронесло, но другой лихорадки мы не избежали. Через пару дней нас стала трясти малярия и, судя по тому, что она сопровождалась галлюцинациями, это была не обычная, а церебральная. Меня болезнь посетила первым. Инкубационный период у сидящих во мне плазмоидов закончился вечером, когда мы под дождем шли по раскисшей глиняной колее.

Мне стало холодно, но я приписал это сырости и, взяв Веронику за руку, пошел быстрее, таща ее за собой, чтобы согреться. Она была в обуви, и пару раз перед этим упала, поскользнувшись, поэтому, когда мы, почти в полной темноте, увидели домики, она предложила заночевать здесь. Но, в предыдущей деревне, нам сказали, что, не доходя 5-ти километров до жилой деревни, мы увидим три дома, где раньше жили два христианина миссионера, но в прошлом году им отрубили головы и теперь там никто не живет, так как место пользуется дурной славой. Вероника настаивала, чтобы мы заночевали здесь, но я сказал, что, отдохнув пятнадцать минут, мы пойдем дальше.

Обычно я долго помню все в деталях, но события той ночи как-то странно перепутались – нарушилась причинно-следственная связь и, я не мог вспомнить детали уже на утро, поэтому пишу со слов жены, которая в подтверждение своих слов утром показала мне синяки на руках:

Я быстро развел костер и вскипятил чай. после чего предложил идти дальше, но, обычно покорная Вероника, наотрез отказалась идти, так как ливень не прекращался и она сильно устала. Мне было холодно, а дров на кухне больше не было, и я пошел искать их в соседний дом.

Нам сказали, что здесь никто не живет, поэтому я удивился, когда в темноте увидел две кровати, на которых кто-то лежал. Я подумал, что кто-то из местных, также, как и мы пережидает ливень, но один из них чуть приподнялся на локтях и поздоровался со мной на английском. Я спросил, можем ли мы переночевать здесь, он ответил что, да, но здесь много диких зверей, поэтому надо как-то загородить оконный проем и двери в доме, где мы развели костер. Он также сказал, что я могу использовать бамбуковые шесты, которые лежат за соседним, третьим домом.

Поблагодарив, я пошел за дом, нашарил шесты (в походе я не пользуюсь фонариком) и принес их в дом, где Вероника уже спала, расстелив пенку на лавке.

Я сразу же поломал один бамбуковый шест и, разведя яркий костер, сказал, чтобы она быстро собиралась, так как в соседнем доме лежат покойники и я не хочу спать рядом. Она подумала, что я просто пугаю ее, чтобы вынудить идти дальше и отказалась. Тогда я сказал, что сейчас сделаю «волокушу» и, привязав ее, буду тащить до следующей деревни, если она так устала. С этими словами я достал из рюкзака веревку и, связав два бамбуковых шеста, пытался привязать ее руки к ним. Она стала громко кричать и выбежала под дождь. Я – за ней.

Дождь, видно остудил меня и я сказал: «Ладно, ты сегодня дежурная, вари ужин, а я загорожу окна и двери от зверей». Ей пришлось собирать дождевую воду и готовить, а я тем временем рубил и привязывал шесты в проемы, говоря ей, что они обязательно должны быть связаны крест-накрест.

Утром я конечно, извинился за синяки, хотя эпизода с «волокушей» вообще не помнил. Вероника предложила показать ей «покойников» и, мы пошли в соседний дом, но кроме старых, скомканных простыней на деревянных топчанах ничего там не было, хотя я ясно помню голос, и шесты лежали там, куда показал призрак. Вот, что может сделать с мозгами малярия.

Хотя, что мы вообще об этом знаем? Я вот, например, с самого детства как-то, не знаю как, но знаю, чувствую, что вокруг нас существует много чего для нас невидимого, и чувствую благодарность за то, что нас специально ограждают, чтобы мы не могли видеть это.

Вот, наконец, и экватор, и точно на нем расположен город Макона – центр следующей провинции. Прежде, чем войти в него, мы перешли реку по большому бетонному мосту, но до асфальтовой дороги надо идти еще 72 километра. Также не оправдались наши надежды на то, что мы найдем здесь Интернет.

На окраине города мы увидели большое кладбище, где на могильных холмиках, вместо надгробных памятников стоит старая перевернутая кастрюля, на которой обязательно лежат тапочки, а на некоторых также, тапки, кружка ложка и вилка. позже мы увидели отпевание покойника, там одна из «плакальщиц» плача поет и пританцовывает, держа в руках обувь покойного, которую потом и кладут на могилку.

Напуганная моей малярией жена настояла, чтобы дальше мы поехали автостопом, и следующим вечером она тоже увидела призраков. Мы сидели наверху грузовика, был полумрак, и вдруг, как только мы проехали кладбище, она схватила меня за руку и, показывая на пустую дорогу, воскликнула, - Почему водитель не снижает скорость, он же задавит их! Она, оказывается, ясно видела людей в белом, медленно переходяших, дорогу.

Но, вот и Бразарвиль – столица, здесь даже на окраине есть электричество. В первую очередь мы пошли в Российское посольство, которое встретило нас довольно прохладно. Пятница, человек, который может решить вопрос с размещением, ушел и вернется только в понедельник, поэтому охранник рекомендуют нам сходить в русский культурный центр – может быть, там чем нибудь помогут.

В, некогда большом центре, сейчас работает только один служащий с громкой должностью – президент. Он попросил прощения за холодный прием в посольстве и сказал, что их можно понять – никто не знает, какую заразу мы могли подцепить, пройдя через джунгли. Тем самым он дал нам понять, что и он не собирается предоставить нам комнату здесь, в офисе.

Но он сказал, что мы можем поставить палатку на спорной территории, за которую российская сторона не желает платить большую аренду, но Конго пока не забирает ее. Там находятся два жилых здания, в которых живут граждане России.

Граждане оказались гражданками, некогда покинувшими родину с мужьями, студентами советских вузов. Здесь, по разным причинам, они расстались с ними, но возвращаться на родину не хотят или не могут из-за отсутствия средств. Мы поставили палатку в большом пустом бассейне под крышей и устроили большую стирку. Вскоре из одного дома пришла женщина и принесла нам чаю и сладкого, но сладкое было испорчено тем, что из другого дома пришла другая громогласная женщина и, обматерив нас, потребовала убираться. Хорошо хоть Вероника не понимает по - русски.

Я, конечно, проигнорировал ее требование – бедная женщина, но можно понять и мужа, оставившего ее – видно терпел, по необходимости, пока жил в России.

Для того чтобы двигаться дальше, нам нужна была виза в Демократическую Республику Конго, которую все здесь называлют Конго-Киншасса, по названию столицы.

В ожидании понедельника, мы познакомились с Президентом русского землячества, познакомившей нас со своими подругами. Они повели нас в ресторанчик, чтобы мы отведали местных деликатесов – мясо черепахи, дикобраза, какой-то рыбы, съедобной только в это время года, чего-то еще. Эта группа – яркая противоположность живущим на территории культурного центра. Интеллигентные женщины, учительницы, живущие здесь от 20 до 34 лет, они вышли замуж по любви, имеют по несколько детей, довольны работой и семьей и, проведывая иногда родственников в России, возвращаться туда не собираются. Позже, в ресторане к нам подошла довольно симпатичная мулатка лет 20-ти, каково же было мое удивление, когда ее мама сказала, что это ее старшая и ей уже 35 лет, толстый подкожный жир черной расы сохраняет кожу от увядания намного дольше, чем белой и желтой.

Вечером мы познакомились с мужьями трех из этих женщин, они и их дети свободно говорят на русском языке, так же, как и на официальном языке страны – французском. Кстати, их дети учатся в Марокко. Почему не в Европе или в России? Европа – дорого, в России уже тоже не бесплатно, а в Марокко неплохие институты и преподавание на французском языке. Переночевав в российско-африканской семье, где по моей просьбе, нас накормили драниками, отдохнувшие, мы с утра получили визу и, стазу же отправились на паром.

Мостов через полноводную Конго между двумя столицами не построено и все грузопассажирские перевозки осуществляются по воде. Все настоятельно советовали нам сесть на быстроходный пассажирский паром, но мы предпочли грузопассажирский и, не из-за цены. Мы ведь – не туристы. Я хочу видеть жизнь простого народа изнутри.

Такой плотности народа с грузом я не видел раньше нигде. Вы видели когда-нибудь поезд, возвращающийся из Китая с русскими челноками? Так вот – это надо умножить на 10. Когда я снимал это на камеру. То по глазам некоторых видел, что оставь я ее на минутку – то попрощался бы с ней навсегда.

Заир