Глава 17 Излечение

«Военный вестник»

- написано готическим шрифтом и дата: 22 июня 1941 года. О чём-то должна напоминать. Но что? Газета старая, текст мелкий, не разберу, глаза плохо видят. Ладно, подождём. Всё само собой прояснится. Контузия, всю память отшибла.

Дорога отняла около двух часов. Госпиталь находился в 80-ти километрах к северу от Парижа и располагался в живописнейшем местечке Нормандии, деревушке Живерни, известной благодаря великому художнику импрессионисту Клоду Моне, который приехал сюда в 1883 году, обосновался и написал самые значимые полотна. Здесь все, дышало его памятью. Об этом узнал, сначала из разговоров, а потом, когда стал передвигаться самостоятельно, смог посетить дом, в котором жил и творил художник, и где были выставлены некоторые из его работ.

Пишу в прошедшем времени, прошло пол года, прежде чем стали возвращаться прежние воспоминания, а

может и не мои, но сейчас, это уже, не имеет ни какого значения. Помню прошлоё, своё или чужое, значит, продолжаю жить.

Через месяц сняли бинты. Получил возможность разговаривать, вот только рассказывать нечего. Ничего не знал и ничего не помнил. Мозги чисты и пусты. Мной занялись психиатры, гипнотизеры и военная контрразведка. Все их старания были безуспешны. Показывали фотографии каких-то людей. В штатском и форме. Никого не узнавал. Давали в руки оружие, не знал, как с ним обращаться. Мне искренне пытались помочь вспомнить своё прошлое, точнее сказать прошлое того человека, чью форму мне пришлось одеть, и чей облик принять. Пересказали биографию, которая не нашла в душе отклика, но запомнилась. Из пересказанного узнал, зовут меня Питер Краузе, уроженец Магдебурга. Детство прошло в Галле. В апреле 1940 года закончил в Эрфурте танковое командное училище и сразу в бой, командиром танкового звена в армию Гудариана, которая вела успешные бои в Арденнах. Отличился в боях и

представлен к награде. Армия «А» прошла Арденны и вышла в тыл англо-французским войскам. 21 мая вышли на берег Ла-Манша, а 24ого, когда танки уже неслись к Дюнкерку — последнему порту, оставшемуся в руках противника, пришел приказ Гитлера «Прекратить наступление». Часть войск направили на Париж. 14 июня он был сдан без боя. Дальше Чехословакия, Венгрия, Польша и везде, вроде бы, проявлял мужество и героизм. А вот первый бой в России, стал для меня последним. На этом заученная биография закончилась, а новой не приобрёл.

После длительных обследований и проверок, врачебная комиссия признала полную амнезию с потерей профессиональных навыков. Признала не годным для продолжения службы и отправила долечиваться поближе к Парижу в Во Ле Виконт, в 35 километрах. Прекрасный дворец, построенный в ХV11 веке каким-то министром

финансов Фуке, стал офицерским госпиталем. Громадный сад шедевр, классика, статуи, бассейны, фонтаны. Дворец настолько понравился тогдашнему королю, что он, король, приговорил Фуке к пожизненному заключению, а дворец конфисковал для собственных нужд.

Здесь, созерцая прелести природы и гуляя по прекрасному парку, стали посещать смутные видения.

Казалось, был уже здесь, давно, то внезапно узнаю статую, и какая за поворотом будет. Разглядывая картину, вспоминаю её историю. Этот дворец Фуке, знакомый до мелочей, будоражил мозг и пугал. Временами случались обмороки, во

время которых, появлялись совершенно нереальные картины прозрачных людей, превращающихся то в облако, то в шар. Картины чьих-то похорон и батальные сцены убийств и боёв. Причём не только современных, но и каких-то старинных, с мечами и копьями. В такие моменты страх переполнял душу, возникало сильное желание поскорее покинуть эти места. Никто не ограничивал в свободе передвижений, но покидать территорию не разрешали. Держался обособлено, знакомств не заводил, на вопросы отвечал односложно. Чувствовал себя человеком без будущего, и с каким-то страшным, непонятным прошлым. Со своими сомнениями и страхами обратился к врачу, он выслушал внимательно, но ничего определённого

объяснить не мог. Посоветовал настроиться на гражданский образ жизни, пойти учиться, получить новую специальность и надеяться на то, что Господь не оставит героя войны без своего участия и вернёт когда-нибудь память. В конце октября вызвали в комендатуру, с вещами, готовым к выписке. Новенький лейтенантский мундир сшит по фигуре. Долго рассматривал себя в зеркало. Сам себе отдавал приказы и выполнял. Повороты налево, направо, кругом. Получалось прекрасно. Откуда это во мне?

В назначенное время явился в комендатуру. Вручили пакет с документами, выписками, справками,

направлениями, денежными аттестатами, и особенно торжественно поздравление фюрера и железный крест за мужество и героизм. Выразили надежду на моё скорое выздоровление и возвращение в армию. Вернули и личное оружие, браунинг. Рука привычно взяла его и вставила в кобуру. Ощущение такое, будто проделывал это сотни раз. Отдал честь, чётко повернулся и вышел.

Свободен. На долго ли? Доктора рекомендовали вернуться в Германию, в Эрфурт, записаться на приём к известному психиатру и магу. Но мне хотелось в Италию. Мягкий климат, ласковое солнце. С трудом уговорил

83

главного врача написать рекомендацию для лечения в Италии.

Париж прекрасный город. Притягивал и манил. Закончив формальности с документами, отправился в город. В военной школе на автостраде Мот Пике, расквартирована полицейская часть. Мне разрешили пожить в ней, до получения проездных документов. Гуляя по улочкам, как-то совершенно неожиданно для себя понимаю, что иногда задаю вопросы прохожим, на французском. Что ещё преподнесёт просыпающаяся память? Это и радовало и пугало одновременно. Приоткрывался занавесь в моей заблокирован- ной памяти, с каждым воспоминанием, мир становился более красочным и интересным. Появлялось желание жить, это радовало, а пугали чуждые мне воспоминания, кровавые и безобразные. Бессмысленные расстрелы… Сквозь щель танка вижу площадь, заполненную людьми и мой танк, едет по головам, телам, превращая всё на своём пути в кровавое месиво. Где-то сверху беспрерывно стреляет пулемёт. Люди разбегаются в разные стороны и падают под гусеницы, сражённые пулями. При таких видениях начинает разрастаться головная боль, постепенно заполняя всё тело, потом головокружение и обморок. Даже сон не приносит облегчения. Все сны, какие-то не реальные. Однажды увидел себя в большом помещении, в окружении странных приборов

84

с маленькими экранами, в которых метались ломаные линии и вспыхивали разноцветные точки. Во сне они казались нужными, понятными, необходимыми. Что-то включал и выключал, подавал команды. Подходили люди, в халатах, что-то объяснял, отдавал распоряжения. Потом ликование радость. В другой раз, говорил со своим отражением, в зеркале. Оно объясняло мне теорию единства Науки и Духовности. Проснувшись, мало что помнил. Так, отрывочные сведения. По-видимому, в мире существуют и другие реальности существования, которые открыты для меня, и путь к ним надо искать, в собственной голове. Скорее бы получить разрешение на выезд. Хотелось уединения, одиночества. Моральная обстановка давила, как пресс. Радио в комнате не выключалось. Геббельс надрывался, восхваляя победы на восточном фронте, постоянно играла маршевая музыка. Слушать не возможно. Из окна открывался прекрасный вид на Эйфелеву башню и Марсово поле. Красивейший парк был уставлен палатками полевого госпиталя, в который всё прибывали и прибывали раненые. Видно не всё так гладко складывалось на фронте.

В какой-то момент осознал, что эта военная компания закончится для Гитлера и Германии поражением. Даже дату

вспомнил, когда будет подписана капитуляция. 9 мая 1945 года. В памяти всё чаще всплывали и другие даты и события. Трудно сосредоточиться в помещении, где много народу. Где постоянно пристают с расспросами и вопросами. В поисках уединения уходил в парк, на Марсово поле, но и это редко удавалось. Везде взгляд натыкался на серо-зелёные мундиры. В 10 километрах Болонский лес.

85

Ходил пешком, каждый раз меняя маршрут. В тайных воспоминаниях, город был другим. Краше, наряднее, приветливее.

Очередной припадок или обморок случился, как всегда, неожиданно. Шёл по набережной Гребель. Рядом с Гренельским мостом увидел пришвартованное двухмачтовое, парусное судно. Его вид пробудил образ из далекого прошлого. Плыву на корабле в порт Анкона. Встречает человек в чёрном. Лошадь у него покупаю. Кляча старая, но других нет. Еду по тропинке в какой-то замок. Доезжаю до озера и водопада. Здесь происходит что-то страшное, непоправимое. Мысли путаются. Кошмары голову заполняют. Меня к стене приковывают цепью. Задыхаюсь и мучительно умираю.

Очнулся от резкого запаха нашатырного спирта. Ватка щекотала нос. Дёрнулся и потряс головой. Открыл глаза. Над лицом склонилась молодая женщина с широко раскрытыми глазами, в которых читалось недоверие, удивление, сострадание, пренебрежение. Целый букет противоречивых чувств.

-Вам помочь?

Она помогла подняться и усадила на скамейку.

-С вами часто такое случается?

-Наверно ДА. Но мне никто ни разу не помог. Приходил в себя самостоятельно, сидя под деревом или лёжа на траве.

-И никто не поможет. Французы не любят немцев. Скорее сделают вид, что не заметили, и пройдут мимо.

-Почему вы помогли?

-Я итальянка. Но дело не в этом. Вы просили о помощи. Говорили, что задыхаетесь, что умираете. Ругали какого-то Лозария и лорда Скараотти. Вы историк, наверно.

-Вряд ли. Не помню. Что тут удивительного? В бреду, человек может сказать что угодно. У меня и сейчас с головой не всё в порядке.

-Может, конечно, но как это было сказано?

-Что значит как? Наверно обычно. Не чётко, не понятно, не внятно. Да как угодно!

Я смотрел на женщину и никак не мог отделаться от ощущения, что видел её, разговаривал. Как будто явилась она из моего только что пережитого бредового воспоминания.

-Почему вы так смотрите на меня?

-Мне показалось, что знаю вас.

-Это совершенно невозможно. Скажите, откуда вы знаете древнегреческий?

-С чего вы это взяли, что знаю его? Что, в бреду говорил на древнегреческом?

-А сейчас, вы на каком говорите?

Пришло время удивиться. Задумался.

-Попробуйте спросить на каком-нибудь другом!

Задала вопрос по-французски, по-немецки, по-итальянски. Отвечал не задумываясь, и не напрягаясь.

-А ещё, какими владеете?

-Понятия не имею. До сегодняшнего момента не знал древнегреческого и не знал итальянского. И вообще, многого не знаю. Даже кто такой, не знаю. Не знаю, что со мной случилось. Не помню, как сюда попал. И вообще, ничего не помню. Контузия, знаете ли, полная амнезия. Ни для чего не годен. Жду разрешения выехать в Италию на лечение.

-Вам нельзя оставаться одному. Пойдёмте ко мне. Отдохнёте немного. Угощу кофе. Сейчас он дефицит, а у меня есть! Пойдёмте. Здесь рядом, на улице Ковансьён, комнату снимаю.

Шли молча. В голове ещё туман не рассеялся. Незнакомка поддерживала под руку. Впрочем, почему незнакомка? Я был уверен, что её зовут Вилотта Туринская. Хотя мы не знакомились. Мне не нравились улицы, по которым проносились над головой электропоезда наземки, был бы один, свернул бы куда-нибудь. Минут через 10 зашли в какой-то дом, поднялись на второй этаж. Узкая комната, маленькая кухня, разбросанные вещи. Устал. Сел в

87

кресло и наверно уснул, потому что перестал понимать, где бред, где воспоминания, а где реальность? Вижу Виолотту Туринскую и её мужа Лозария, рядом Незнакомку, которую окрестил тем же именем. Похожи как сёстры. Незнакомка постарше. Вижу полутени Рафаэля и Мариани. Вокруг кружатся прозрачные шары, в которых проступают лица людей, знакомых и не знакомых. Одни говорят, другие шепчут, третьи кричат. Постепенно затихая и растворяясь в воздухе, исчезают, продолжая открывать уже беззвучные рты. Осталась незнакомка, которая склонилась надо мной и разглядывала мои глаза.

-Что произошло?

-Ничего. Ты спал с раскрытыми глазами. Тихо и спокойно.

-Долго?

-Полтора часа. А я сидела напротив и разглядывала твои глаза.

-Что в них такого интересного?

-Интересного? Всё! Я офтальмолог, ну это глазной врач.

-Знаю! И что интересного нашла в моих глазах?

-То, что они ни на секунду не останавливались. Это ещё можно объяснить. Хотя движение не было вызвано нервным тиком. Было впечатление того, что ты внимательно следишь

за передвижением нескольких объектов, которые летают перед тобой. Даже голову поворачивал.

При этом на мои жесты не реагировал. Но самое интересное то, что менялась структура зрачков и цвет. Вот это я объяснить не могу. Это нонсенс. Если расскажу кому-нибудь, не поверят. Этого не может быть, потому что не

88

может быть никогда! Структура глаза, величина постоянная, как отпечатки пальцев. Они не могут меняться. Ты знал об этом?

-Уже говорил, что ничего о себе не знаю, не помню и многого не понимаю.

-О том, что ты мужчина, помнишь? А что должен делать мужчина с женщиной знаешь?

-Не уверен. Но если подскажешь, наверняка вспомню.

-Подскажу! Если останешься ночевать! И если скажешь, как тебя зовут?

-Если верить документам, Питер Краузе, и мне 24 года, а тебя зовут Вилотта Туринская. Угадал?

-Почти. Правильнее сказать Турински. Это фамилия моего отца, а меня действительно зовут Вилотта. Лучано, по мужу. Гадёныш, сбежал в 39-ом, уехал на Родину и записался в армию. Говорил, что будет сражаться против фашизма. Но через год всё изменилось. Наши войска вступили в войну на стороне Германии, а в июне началось наступление в Альпах на французов. Неудачное наступление. В общем, с тех пор ни чего про него не знаю. Теперь с тобой мы союзники. Хочешь быть союзником?

-Хочу! Я остаюсь.