Центральный Комитет вкп(б)

Москва, 1936 год, 29 июля

«ПАРАЛЛЕЛЬНЫЙ АНТИСОВЕТСКИЙ ТРОЦКИСТСКИЙ ЦЕНТР»

Процесс по делу так называемого «параллельного антисоветского троцкистского центра» стоит в одном ряду с другими политическими процессами 30-х гг., направленными прежде всего на усиление личной власти И. В. Сталина, всемерное укрепление насаждаемой им административно-командной системы управления. Любые проявления тревоги и недовольства обстановкой, складывавшейся в стране, немедленно пресекались возникновением очередного «дела».

Так произошло и после XVII съезда ВКП(б), когда среди части старых ленинских кадров партии вновь стали раздаваться предложения о перемещении И. В. Сталина с поста генсека на другую работу. Используя факт убийства С. М. Кирова, сталинское руководство обрушило на партию новую мощную волну репрессий.

Массовым репрессиям в этот период подвергались в первую очередь бывшие идейные противники И. В. Сталина, партийцы, обладавшие большим политическим опытом, чьи позиция, взгляды, высказывания могли стать серьезным препятствием для дальнейшего развития культа личности «вождя». Для расправы с ними был организован ряд фальсифицированных процессов. По указке сверху НКВД придумывал и «раскрывал» так называемые враждебные центры: «ленинградский», «московский», «антисоветский объединенный троцкистско-зиновьевский» и др.

При проведении процессов по «делам» этих центров основным считалось, чтобы все подсудимые дружно «признавались» в своих «преступлениях», какими бы фантастическими и надуманными они ни были. Об объективных доказательствах вины даже речи не заходило.

Подобным образом было сфальсифицировано и дело о так называемом «параллельном антисоветском троцкистском центре».

23—30 января 1937 г. в Москве Военная Коллегия Верховного суда СССР в составе В. В. Ульриха, И. О. Матулевича, Н. М. Рычкова с участием прокурора СССР А. Я. Вышинского в открытом судебном заседании рассмотрела уголовное дело так называемого «параллельного антисоветского троцкистского центра». По этому делу были арестованы и преданы суду 17 человек.

1. Пятаков Юрий (Георгий) Леонидович. Член партии с 1910 г. Активный участник революционного подполья в России, в октябре 1917 г. возглавлял Киевский военно-революционный комитет, в 1918 г.— председатель Временного рабоче-крестьянского правительства Украины. В годы гражданской войны член Реввоенсоветов 13, 16 и 6-й армий. Затем на руководящей хозяйственной работе: заместитель председателя Госплана РСФСР, заместитель председателя ВСНХ, председатель правления Госбанка СССР. С 1932 г.— первый заместитель наркома тяжелой промышленности СССР. В. И. Ленин отзывался о Ю. Л. Пятакове как о выдающемся и преданном работнике. На Х и XI съездах партии Ю. Л. Пятаков избирался кандидатом в члены ЦК, на XII, XIII, XIV, XVI и XVII съездах — членом ЦК партии.

Политическая позиция Ю. Л. Пятакова не была однозначной. При заключении Брестского мира он был одним из лидеров группы «левых коммунистов» на Украине. На XV съезде ВКП(б) исключался из партии как активный деятель троцкистской оппозиции. В 1928 г., в связи с поданным заявлением об отходе от оппозиции, был восстановлен в рядах партии. Однако перед арестом в сентябре 1936 г. он был заочно выведен из состава ЦК и вновь исключен из членов ВКП(б),

2. Сокольников Григорий Яковлевич. Член партии с 1905 г.

Участник революции 1905—1907 гг. В 1918 г. был председателем советской делегации при подписании Брестского мирного договора. В 1918—1921 гг — член Реввоенсоветов ряда армий, командующий 8-й армией Южного фронта. Туркестанским фронтом, председатель Турккомиссии ВЦИК и СНК РСФСР В последующие годы находился на государственной работе: заместитель наркома и народный комиссар финансов РСФСР и СССР, заместитель председателя Госплана СССР, председатель Нефтесиндиката, полпред СССР в Англии, заместитель наркома иностранных дел. С 1935 г.— первый заместитель наркома лесной промышленности СССР. На VI, VII, XI, XII, XIII, XIV и XV съездах партии избирался членом ЦК, на XVI и XVII съездах — кандидатом в члены ЦК ВКП(б). С июня 1924 г. по 1925 г.— кандидат в члены Политбюро ЦК партии. Перед арестом в июле 1936 г. заочно выведен из состава ЦК и исключен из членов ВКП(б).

3. Радек Карл Бернгардович. Член РСДРП с 1903 г С 1902 г. состоял в Социал-демократической партии Польши, с 1904 г.— в Социал-демократической партии Польши и Литвы. С 1908 г— активный деятель левого крыла немецкого социал-демократического движения. Участник международных социалистических конференций в Циммервальде, Кинтале, Стокгольме. С ноября 1917 г.— ответственный работник НКИД РСФСР. В 1918 г., после начала германской революции, нелегально выезжал в Германию в качестве члена советской делегации на съезд Советов, участвовал в организации первого съезда Компартии Германии, был арестован. После освобождения в декабре 1919 г. возвратился в Россию. В последующие годы член Президиума и секретарь Исполнительного комитета Коминтерна, ректор университета народов Востока имени Сунь Ятсена, постоянный сотрудник редакций газет «Правда», «Известия», ряда журналов. В 1919—1924 гг.—член ЦК РКП (б). С 1932 г. до ареста в сентябре 1936 г. заведующий бюро международной информации ЦК ВКП(б).

В 1918 г. один из лидеров группы «левых коммунистов». XV съездом ВКП(б) исключен из партии как активный участник троцкистской оппозиции. С января 1928 по май 1929 г. находился в ссылке. В январе 1930 г., в связи с поданным заявлением об отходе от оппозиции, был восстановлен в партии. Вновь исключен из партии после ареста в связи с настоящим делом.

4. Серебряков Леонид Петрович. Член партии с 1905 г. Делегат VI (Пражской) конференции РСДРП (1912 г.). В 1917—1920 гг. секретарь Московского областного бюро партии, секретарь Президиума ВЦИК. В 1920—1921 гг.—секретарь ЦК РКП(б), член Оргбюро ЦК, член Реввоенсовета Южного фронта. Впоследствии находился на ответственной работе в НКПС. До ареста в августе 1936 г.— заместитель начальника Центрального управления шоссейных дорог и автотранспорта.

В октябре 1927 г. исключен из партии по обвинению в организации нелегальной типографии. В январе 1930 г. в партии восстановлен. Вновь исключен заочно, после ареста, в 1936 г.

5. Лившиц Яков Абрамович. Член партии с марта 1917 г. С 1919 г. на руководящей работе в органах ЧК, ГПУ Украины. С 1924 г. на хозяйственной работе, заместитель управляющего трестом «Донуголь» (г. Харьков), с 1930 г. начальник Южной, затем Северо-Кавказской, Московско-Курской железных дорог. С 1935 г.— заместитель наркома путей сообщения СССР.

В 1913—1915 гг. состоял в партии эсеров. В 1923—1928 гг. участвовал в троцкистской оппозиции, за что в январе 1928 г. был исключен из Коммунистической партии. В феврале 1929 г., в связи с поданным заявлением об отходе от оппозиции, в партии восстановлен. Вторично исключен из ВКП(б), заочно, после ареста, в 1936 г.

6. Муралов Николай Иванович. Состоял в партии с 1903 г. по 1927 г. Активный участник революции 1905—1907 гг. Один из руководителей Московского вооруженного восстания в октябре 1917 г. В годы гражданской войны член Реввоенсоветов 3-й и 12-й армий. Восточного фронта, затем командующий Московским, Северо-Кавказским военными округами. С 1925 г. ректор Московской сельскохозяйственной академии им. Тимирязева, член президиума Госплана РСФСР. В момент ареста в апреле 1936 г. начальник сельхозотдела управления рабочего снабжения «Кузбасстроя» в г. Новосибирске.

В 1918 г. входил в группу «левых коммунистов». На XIV съезде избран членом ЦКК. В 1927 г. выведен из состава ЦКК, а XV съездом ВКП(б) исключен из членов партии за фракционную работу.

В декабре 1935 г. и январе 1936 г. направил в ЦК ВКП(б), на имя И. В. Сталина, два письма о разрыве с троцкистскими взглядами и просьбой о восстановлении в партии. Эти письма были оставлены без рассмотрения. Арестован в апреле 1936 г.

7. Дробнис Яков Наумович. Член партии с 1907 г. Участник революции 1905—1907 гг. С 1919 г.—председатель Полтавского, затем Одесского Советов, комиссар Отдельной группы войск. С 1918г. член ЦК КП(б)У, с 1922 г. на работе в Малом Совнаркоме РСФСР. Перед арестом в 1936 г. заместитель начальника кемеровского «Химкомбинатстроя».

В 1904—1905 гг. состоял в Бунде, в 1905—1906 гг. был меньшевиком. В 1923—1927 гг. участвовал в оппозиционной борьбе, сторонник Л. Д. Троцкого. XV съездом ВКП(б) исключен из партии. С 1928 по 1929 г. находился в ссылке. В 1930 г., в связи с поданным заявлением об отходе от оппозиции, восстановлен в рядах партии. Вновь исключен в связи с настоящим делом.

8. Богуславский Михаил Соломонович. Член партии с марта 1917 г. До октября 1917 г. работал на Украине. С 1918 г. председатель Воронежского горсовета, секретарь ВУЦИК, секретарь Политуправления РККА, секретарь Харьковского губкома КП(б)У, заместитель председателя Моссовета, председатель Малого Совнаркома РСФСР. В 1932—1936 гг. начальник Сибмашстроя в г. Новосибирске.

В 1905—1917 гг. состоял в Еврейской социалистической рабочей партии. В 1923—1928 гг. участвовал в троцкистской оппозиции. XV съездом ВКП(б) исключен из партии. В 1930 г. заявил об отходе от оппозиции и был восстановлен в партии. Вновь исключен из ВКП(б) после ареста в 1936 г.

9. Князев Иван Александрович. Член партии с 1918 г. С 1917 г. на руководящей работе в системе НКПС. До 1918г. состоял в партии левых эсеров. С 1934 г. начальник управления Южно-Уральской (Челябинской) железной дороги, затем заместитель начальника Центрального управления движения НКПС. Исключен из ВКП(б) после ареста в 1936 г.

10. Ратайчак Станислав Антонович. Член партии с 1919 г. По национальности немец. С 1914 г. служил в германской армии, с 1915 г. в плену в России. В 1917—1920 гг. служил в Красной Армии. Затем на руководящей советской и хозяйственной работе: председатель украинского треста «Фарфорфаянсстекло», союзного химического треста «Коксобензол», заместитель председателя правления «Всехимпрома». В 1932—1934 гг. заместитель наркома тяжелой промышленности СССР, затем начальник Главхимпрома НКТП СССР. Исключен из партии после ареста в 1936 г.

11. Норкин Борис Осипович. Член партии с ноября 1917 г.

В 1918—1921 гг. сотрудник органов ВЧК. В последующие годы заместитель начальника «Мосхима», заместитель председателя Московского совнархоза, управляющий «Всехимпромом» и «Союзазотом». С 1932 г. по сентябрь 1936 г.— начальник кемеровского «Химкомбинатстроя». Исключен из партии после ареста в 1936 г.

12. Шестов Алексей Александрович. Член партии с 1918 г. Был на профсоюзной работе. С 1925 г. на руководящей работе в горнодобывающей промышленности. Был заместителем управляющего «Сибирьугля» (г. Новосибирск), управляющим Анжеро-Судженским рудником. До ареста — управляющий Салаирским цинковым рудником в Кемеровской области (Кузбасс). Исключен из партии после ареста в 1936 г.

13. Строилов Михаил Степанович. Беспартийный. Работал начальником шахт, рудников. С 1935 г.— главный инженер треста «Кузбассуголь» в г. Новосибирске.

14. Турок Иосиф Дмитриевич. Член партии с 1918 г. В 1917 — 1920 гг. на военной службе. В последующие годы работал на железнодорожном транспорте. В момент ареста, в ноябре 1936 г., заместитель начальника Свердловской железной дороги.

15. Граше Иван Иосифович. Член партии с мая 1917г. В 1921 — 1928 гг. работал в Коминтерне и Профинтерне, в Госплане СССР, в ТАСС. С 1934 г. руководитель группы, затем старший экономист производственно-технического отдела Главхимпрома Наркомата тяжелой промышленности СССР.

В 1920 г. состоял в нелегальной Коммунистической партии Словакии и Прикарпатской Руси. В 1929 г. ему был объявлен вы-

говор за примиренчество к правому уклону в Коминтерне. Исключен из партии после ареста в 1936 г.

16. Пушин Гавриил Ефремович. Член партии с 1924 г. Работал в Донбассе, в Харькове, с 1931 г. главный инженер строительства Горловского азотно-тукового комбината, заместитель главного инженера Главхимпрома НКТП СССР, главный инженер строительства Рионского азотно-тукового комбината (Грузия). Из партии исключен после ареста в 1936 г.

17. Арнольд Валентин Вольфридович (он же Васильев Валентин Васильевич). Член партии с 1924 г. В первую мировую войну дезертировал из царской армии. В 1917—1923 гг. служил в американской армии. В 1923 г. приехал в СССР, работал в «Кузнецкстрое», «Энергострое» в г. Кемерово, заведующим гаражом в «Куз-басстрое» (г. Прокопьевск). Перед арестом в 1936 г. был заведующим гаражом и отделом снабжения на Прокопьевском и Анжерском рудниках (Кузбасс).

В приговоре Военной Коллегии Верховного суда СССР по данному делу отмечено, что в 1933 г. по указанию Л. Д. Троцкого в Москве наряду с так называемым «антисоветским объединенным троцкистско-зиновьевским центром» был создан «параллельный антисоветский троцкистский центр», в состав которого вошли Ю. Л. Пятаков, К. Б. Радек, Г. Я. Сокольников, Л. П. Серебряков и другие. Как отмечалось в приговоре, этот «параллельный центр» в качестве основной своей задачи ставил свержение Советской власти в СССР. Для достижения этой цели участники центра якобы развернули вредительско-диверсионную, шпионскую и террористическую деятельность. Указывалось, что для непосредственного руководства антисоветской деятельностью на местах в некоторых крупных городах СССР были созданы местные троцкистские центры. В частности, в Новосибирске якобы по указанию Ю. Л. Пятакова был организован западносибирский центр.

Диверсионная и вредительская работа участников «параллельного центра», как утверждалось в приговоре, заключалась в срыве планов производства, ухудшении качества продукции, в организации поджогов и взрывов заводов или отдельных цехов и шахт, крушений поездов, порче железнодорожного пути и т. д. Кроме того, подсудимые были обвинены в шпионаже в пользу германской и японской разведок, а также в создании нескольких террористических групп с целью совершения покушений на руководителей партии и государства.

Все привлеченные по делу «параллельного антисоветского троцкистского центра» были признаны виновными в совершении инкриминируемых им преступлений и приговорены: Ю. Л. Пятаков, Л. П. Серебряков, Н. И. Муралов, Я. Н. Дробнис, Я. А. Лившиц, М. С. Богуславский, И. А. Князев, С. А. Ратайчак, Б. О. Норкин, А. А. Шестов, И. Д. Турок, Г. Е. Пущин и И. И. Граше — к расстрелу. Г. Я. Сокольников, К. Б. Радек и В. В. Арнольд (Васильев) — к десяти, а М. С. Строилов — к восьми годам тюремного заключения. В 1941 г. В. В. Арнольд и М. С. Строилов по заочно вынесен-

ному приговору были также расстреляны. Г. Я. Сокольников и К. Б. Радек в мае 1939 г. были убиты сокамерниками в тюрьме.

При изучении материалов, связанных с делом так называемого «параллельного антисоветского троцкистского центра», установлено, что выдвинутые против его участников обвинения были необоснованными и фальсифицированными, их показания на предварительном следствии и в суде не соответствовали действительности, являясь прямым оговором себя и других.

Большинство из обвиняемых в 20-х гг. являлись сторонниками Л. Д. Троцкого и участвовали в оппозиционной борьбе. За активную троцкистскую деятельность Ю. Л. Пятаков, К. Б. Радек, Л. П. Серебряков, Я. А. Лившиц, Я. Н. Дробнис, М. С. Богуславский и Н. И. Муралов в свое время исключались из партии, но после XV съезда ВКП(б) все они заявили об отходе от оппозиции, были восстановлены в партии (кроме Н. И. Муралова, письма которого, как уже упоминалось, И. В. Сталин оставил без рассмотрения) и находились на ответственной работе. Данных о том, что кто-либо из них после восстановления в партии продолжал прежнюю оппозиционную деятельность, не имелось и не имеется. Органы ОГПУ — НКВД никакими достоверными сведениями о преступной деятельности обвиняемых не располагали. Более того, в 1929—1930 гг. в ОГПУ поступали сообщения, подтверждавшие искренность отхода от оппозиции лиц, обвинявшихся по данному делу.

Собранные в ходе проверки дела материалы показывают, что массовые репрессии против бывших оппозиционеров, главным образом против бывших троцкистов и зиновьевцев, начались сразу же после убийства С. М. Кирова 1 декабря 1934 г.

Как заявил на собрании актива ГУГБ НКВД СССР в марте 1937 г. заместитель наркома внутренних дел Я. С. Агранов, секретарь ЦК ВКП(б) Н. И. Ежов в середине 1935 г. сказал ему, что «по его сведениям и по мнению Центрального Комитета нашей партии, существует нераскрытый центр троцкистов, который надо разыскать и ликвидировать». «Тов. Ежов,— подчеркнул Я. С. Агранов,— дал мне санкцию на производство массовой операции по троцкистам в Москве».

Начальник секретно-политического отдела ГУГБ НКВД СССР Г. А. Молчанов в сообщении на имя Г. Г. Ягоды от 5 февраля 1936 г., докладывая о ходе операции в отношении троцкистов в Москве, отметил, что следствие показывает «тенденции троцкистов к воссозданию подпольной организации по принципу цепочной связи небольшими группами» и их террористические намерения. 9 февраля 1936 г. НКВД была дана на места директива о ликвидации без остатка всего якобы существующего троцкистско-зиновьевского подполья, усилении репрессий против исключенных из партии в процессе партийной проверки бывших троцкистов и зиновьевцев.

25 марта 1936 г. Г. Г. Ягода в письме И. В. Сталину, ссылаясь на будто бы полученные при арестах и обысках стронников Л. Д. Тро-

цкого данные, сообщал об усилении ими контрреволюционной деятельности и предлагал: всех троцкистов, находящихся в ссылке, арестовать и направить в дальние лагеря; троцкистов, исключенных из партии при последней проверке партийных документов, изъять и решением Особого совещания направить в дальние лагеря сроком на 5 лет; троцкистов, уличенных в причастности к террору, судить и всех расстрелять.

Это письмо по указанию И. В. Сталина посылалось на заключение А. Я. Вышинскому, который 31 марта 1936 г. ответил следующее:

«ЦК ВКП(б) —тов. СТАЛИНУ И. В.

Считаю, что тов. Ягода в записке от 25 марта 1936 г. правильно и своевременно поставил вопрос о решительном разгроме троцкистских кадров.

Со своей стороны считаю необходимым всех троцкистов, находящихся в ссылке, ведущих активную работу, отправить в дальние лагеря постановлением Особого совещания при НКВД, после рассмотрения каждого конкретного дела. В этом же порядке считаю необходимым направить в лагеря и троцкистов, исключенных из ВКП(б) при последней проверке партийных документов.

С моей стороны нет также возражений против передачи дел о троцкистах, уличенных в причастности к террору, то есть в подготовке террористических актов, в Военную Коллегию Верховного суда Союза, с применением к ним закона от 1 декабря 1934 г. и высшей меры наказания—расстрела...

А. Вышинский».

В тот же день Г. Г. Ягода направил всем начальникам УНКВД оперативную директиву, в которой говорилось:

«Основной задачей наших органов на сегодня является немедленное выявление и полнейший разгром до конца всех троцкистских сил, их организационных центров и связей, выявление, разоблачение и репрессирование всех троцкистов-двурушников».

20 мая 1936 г. опросом членов Политбюро ЦК ВКП(б) было принято постановление, которое подписал И. В. Сталин. В нем указывалось: ввиду непрекращающейся контрреволюционной активности троцкистов предложить НКВД СССР направить в отдаленные концлагеря на срок от 3 до 5 лет троцкистов, находившихся в ссылке и режимных пунктах, и троцкистов, исключенных из ВКП(б), проявляющих враждебную активность и проживающих в Москве, Ленинграде, Киеве и других городах Советского Союза. Всех арестованных троцкистов, уличенных в причастности к террору, предлагалось судить Военной Коллегией Верховного суда СССР с применением к ним высшей меры наказания — расстрела.

Из обвиняемых по настоящему делу первым был арестован Н. И. Муралов — 17 апреля 1936 г. органами НКВД по Западно-Сибирскому краю. Основанием для его ареста послужили полученные от бывших троцкистов непроверенные показания о вхождении Н. И. Муралова в «руководящий коллектив» троцкистского подполья в СССР, Другими какими-либо данными об антисоветской деятельности Н. И. Муралова органы НКВД не располагали.

В июле 1936 г. органы НКВД получили от И. И. Рейнгольда, обвиняемого по делу так называемого «объединенного троцкист -ско-зиновьевского центра», неконкретные и противоречивые показания о причастности Г. Я. Сокольникова к «объединенному центру троцкистско-зиновьевского блока». Имелись ли какие-либо другие «компрометирующие» Г. Я. Сокольникова материалы, из дела не видно. Тем не менее 25—26 июля 1936 г. опросом членов ЦК ВКП(б) принимается решение, за которое проголосовал и Ю. Л. Пятаков, об исключении Г. Я. Сокольникова из кандидатов в члены ЦК и из рядов ВКП(б). В решении говорилось: «На основании неопровержимых данных установлено, что кандидат в члены ЦК Сокольников поддерживал тесные связи с террористическими группами троцкистов и зиновьевцев...»

Это решение было вынесено с ведома И. В. Сталина, о чем свидетельствует сделанная на тексте проекта решения его рукой надпись: «Секретариат ЦК ВКП(б)». В этот же день, 26 июля 1936 г., Г. Я. Сокольников был арестован.

В ночь с 27 на 28 июля 1936 г. при аресте жены Ю. Л. Пятакова была изъята принадлежащая Ю. Л. Пятакову переписка, в том числе некоторые материалы, относящиеся к периоду его участия в оппозиции до 1926 г., о чем немедленно, еще до окончания обыска, Г. Г. Ягода письменно доложил И. В. Сталину.

Как возникли и создавались дела так называемых центров — «объединенного троцкистско-зиновьевского» и «параллельного», рассказал Я. С. Агранов в своем выступлении на февральско-мартовском Пленуме ЦК ВКП(б) в 1937 г. Он подчеркнул, что летом 1936 г. Н. И. Ежов передал ему указание И. В. Сталина «вскрыть подлинный троцкистский центр». Это выступление в своем заключительном слове на Пленуме ЦК Н. И. Ежов прокомментировал следующим образом (цитируется по неправленой стенограмме):

«Я чувствую, что в аппарате что-то пружинят с Троцким, а т Сталину яснее ясного было. Из выступления т. Сталина прямо был поставлен вопрос, что тут рука Троцкого, надо его ловить за руку».

К тому времени относится и начало активного сбора показаний от арестованных троцкистов на Ю. Л. Пятакова и других лиц, проходивших по данному делу.

В июле — августе 1936 г. от обвиняемых по делу так называемого «объединенного троцкистско-зиновьевского центра» Л. Б. Каменева, Г. Е. Евдокимова, И. И. Рейнгольда и Е. А. Дрейцера были получены показания о существовании якобы еще и «параллельного антисоветского троцкистского центра».

10 августа 1936 г. из Киева в ЦК ВКП(б) — Н. И. Ежову и в НКВД СССР — Г. Г. Ягоде было сообщено по телеграфу о показаниях арестованного Н. В. Голубенке (ныне он реабилитирован) о том, что Ю. Л. Пятаков якобы руководил украинским троцкистским центром. Об этих показаниях сразу же был информирован И. В. Сталин.

На следующий день Н. И. Ежов письменно доложил И. В. Сталину о разговоре с Ю. Л. Пятаковым. Ниже публикуется текст этой записки.

«Тов. СТАЛИНУ

Пятакова вызывал. Сообщил ему мотивы, по которым отменено решение ЦК о назначении его обвинителем на процессе троцкистско-зиновьевского террористического центра Зачитал показания Рейнгольда и Голубенке. Предложил выехать на работу начальником Чирчикстроя.

Пятаков на это реагировал следующим образом:

1. Он понимает, что доверие ЦК к нему подорвано. Противопоставить показаниям Рейнгольда и Голубенке, кроме голых опровержений на словах, ничего не может Заявил, что троцкисты из ненависти к нему клевещут. Рейнгольд и Голубенко — врут.

2. Виновным себя считает в том, что не обратил внимания на контрреволюционную работу своей бывшей жены и безразлично относился к встречам с ее знакомыми. Поэтому решение ЦК о снятии с поста замнаркома и назначении начальником Чирчикстроя считает абсолютно правильным Заявил, что надо бы наказать строже.

3. Назначение его обвинителем рассматривал как акт огромнейшего доверия ЦК и шел на это «от души». Считал, что после процесса, на котором он выступит в качестве обвинителя, доверие ЦК к нему укрепится, несмотря на арест бывшей жены

4. Просит предоставить ему любую форму (по усмотрению ЦК) реабилитации В частности, от себя вносит предложение разрешить ему лично расстрелять всех приговоренных к расстрелу по процессу, в том числе и свою бывшую жену. Опубликовать это в печати.

Несмотря на то что я ему указал на абсурдность его предложения, он все же настойчиво просил сообщить об этом ЦК

Проект постановления ЦК о назначении Пятакова — прилагаю

11/VI1I-36 г

Ежов»

В личном письме на имя И. В. Сталина от 11 августа 1936 г. Ю. Л. Пятаков имеющиеся на него показания назвал клеветническими и заверял, что бесповоротно рассчитался со своими прошлыми политическими ошибками, старается на деле проводить линию партии и готов умереть за партию и И. В. Сталина.

Несмотря на такое письмо, сбор обвинительных материалов против Ю. Л. Пятакова и других будущих участников так называемого «параллельного центра» продолжался.

17 августа 1936 г. был арестован Л. П. Серебряков, а 22 августа на судебном процессе по делу так называемого «объединенного троцкистско-зиновьевского центра» А. Я. Вышинский заявил о том, что им отдано распоряжение о начале расследования в отношении Ю. Л. Пя1,'кова, К. Б. Радека и некоторых других лиц.

Опросом членов ЦК ВКП(б) 10—11 сентября 1936 г. было принято решение об исключении Ю. Л. Пятакова из состава ЦК и членов ВКП(б). В ночь на 12 сентября 1936 г. Ю. Л. Пятаков, находившийся в командировке на Урале, был арестован.

К. Б. Радек в августе — сентябре 1936 г., до своего ареста, также обращался к И. В. Сталину с письмами, в которых опровергал имевшиеся на него показания, заверял в своей невиновности

и преданности. Заявления К. Б. Радека, как и заявление Ю. Л. Пятакова, были оставлены без внимания, и 16 сентября 1936 г. он был арестован. Находясь под арестом, К. Б. Радек написал И. В. Сталину еще одно большое письмо, в котором заверял «вождя народов» в своей полной невиновности. Но И. В. Сталин посчитал это письмо лживым, поскольку К. Б. Радек на следующий день якобы «сознался» в приписываемых ему «грехах». Говоря о «неискренности» К. Б. Радека, И. В. Сталин с явным удовольствием рассказывал об этом немецкому писателю Лиону Фейхтвангеру во время их встречи в 1937 г. *

В период развертывания следствия по делу так называемого «параллельного антисоветского троцкистского центра» был принят ряд важных решений.

25 сентября 1936 г. И. В. Сталин и А. А. Жданов направили Л. М. Кагановичу, В. М. Молотову и другим членам Политбюро ЦК ВКП(б) из Сочи телеграмму, в которой содержалось указание на «необходимость» укрепления руководства карательными органами и активизации репрессивной политики. В телеграмме говорилось:

«...Считаем абсолютно необходимым и срочным делом назначение тов. Ежова на пост наркомвнудела. Ягода явным образом оказался не на высоте своей задачи в деле разоблачения троцкистско-зиновьевского блока. ОГПУ опоздало в этом деле на 4 года. Об этом говорят все партработники и большинство областных представителей Наркомвнудела. Замом Ежова в Наркомвнуделе можно оставить Агранова».

На следующий день Н. И. Ежов был назначен наркомом внутренних дел СССР с оставлением его на посту секретаря ЦК и председателя КПК при ЦК ВКП(б).

29 сентября 1936 г. Политбюро ЦК ВКП (б) приняло (опросом) постановление «Об отношении к контрреволюционным троцкистско-зиновьевским элементам», которое было подписано И. В. Сталиным. В нем говорилось:

«Утвердить следующую директиву об отношении к контрреволюционным троцкистско-зиновьевским элементам:

а) До последнего времени ЦК ВКП (б) рассматривал троцкистско-зиновьевских мерзавцев как передовой политический и организационный отряд международной буржуазии.

Последние факты говорят, что эти господа скатились еще больше вниз и их приходится теперь рассматривать как разведчиков, шпионов, диверсантов и вредителей фашистской буржуазии в Европе.

б) В связи с этим необходима расправа с троцкистско-зиновьевскими мерзавцами, охватывающая не только арестованных, следствие по делу которых уже закончено, и не только подследственных вроде Муралова, Пятакова, Белобородова и других, дела которых еще не закончены, но и тех, которые были раньше высланы».

Установка И. В. Сталина на вскрытие «подлинного троцкистского центра», подписанная им директива Политбюро ЦК о необходимости расправы с троцкистами свидетельствуют о том, что перед органами НКВД в откровенно обнаженном виде была постав-

* Фейхтвангер Лион. Москва. 1937. М„ 1937. С. 87. Ред.

лена прямая задача: организовать «громкий» процесс над наиболее видными в прошлом участниками троцкистской оппозиции.

Как видно из архивных документов, И. В. Сталину в процессе следствия по данному делу направлялись многие протоколы допросов обвиняемых лиц, их изобличавших. Знакомясь с протоколом допроса Г. Я. Сокольникова от 4 октября 1936 г., И. В. Сталин на полях той части протокола, где излагался ответ Г. Я. Сокольникова о встречах и разговорах с английским журналистом Тальботом, сделал следующую пометку: «А все же о плане убийства лидеров ВКП сообщил? Конечно, сообщил». На последней странице протокола, где Г. Я- Сокольников утверждает, что он не знал о связях Тальбота с английской разведкой, И. В. Сталин написал:

«Сокольников, конечно, давал информацию Тальботу об СССР, о ЦК, о ПБ, о ГПУ, обо всем. Сокольников — следовательно — был информатором (шпионом-разведчиком) английской разведки». Этот протокол допроса Г. Я. Сокольникова по поручению И. В. Сталина 22 октября 1936 г. был разослан членам ЦК ВКП (б).

Проверка показала, что следствие по делу велось ускоренными темпами, необъективно, с грубейшими нарушениями социалистической законности. Аресты Ю. Л. Пятакова,. Г. Я. Сокольникова, К. Б. Радека, Л. П. Серебрякова, Я. А. Лившица, И. Я. Князева, С. А. Ратайчака, Г. Е. Пушина, И. И. Граше и Б. О. Норкина были произведены без санкции прокурора.

Как сообщили в своих объяснениях в 1961 г. бывшие сотрудники НКВД СССР Л. П. Газов, Я. А. Иорш и А. И. Воробин, имевшие прямое отношение к следствию по данному делу, руководство НКВД требовало от оперативного состава вскрытия любыми средствами вражеской работы троцкистов и других арестованных бывших оппозиционеров и обязывало относиться к ним как к врагам народа. Арестованных уговаривали дать нужные следствию показания, провоцировали, при этом использовались угрозы. Широко применялись ночные и изнурительные по продолжительности допросы с применением так называемой «конвейерной системы» и многочасовых «стоек».

Вся система допросов была рассчитана на морально-психологическое и физическое изматывание подследственных. Об этом свидетельствовал в 1938 г. и бывший заместитель наркома внутренних дел СССР М. П. Фриновский. Он, в частности, показал, что лица, проводившие следствие по делу так называемого «параллельного антисоветского троцкистского центра», начинали допросы, как правило, с применения физических мер воздействия, которые продолжались до тех пор, пока подследственные не давали согласия на дачу навязывавшихся им показаний. До признания арестованными своей вины протоколы допросов и очных ставок часто не составлялись. Практиковалось оформление одним протоколом многих допросов, а также составление протоколов в отсутствие допрашиваемых. Заранее составленные следователями протоколы допросов обвиняемых «обрабатывались» работниками НКВД, после чего перепечатывались и давались арестованным на

подпись. Объяснения обвиняемых не проверялись, серьезные противоречия в показаниях обвиняемых и свидетелей не устранялись. Допускались и другие нарушения процессуального закона.

Большинство обвиняемых по делу так называемого «параллельного антисоветского троцкистского центра» длительное время категорически отрицало свою виновность. Так, показания с признанием вины Н. И. Муралов дал лишь через 7 месяцев 17 дней после ареста, Л. П. Серебряков — через 3 месяца 16 дней, К. Б. Радек—через 2 месяца 18 дней, И. Д. Турок—через 58 дней, Б. О. Норкин и Я. А. Лившиц — через 51 день, Я. Н. Дробнис — через 40 дней, Ю. Л. Пятаков и А. Л. Шестов — через 33 дня.

Однако, используя меры физического и морального воздействия, манипулируя материалами прошедших в 1934—1936 гг. судебных процессов, «разоблачавших» троцкистов в антисоветской деятельности, органы следствия добились от обвиняемых «нужных» показаний. Большинство обвиняемых, давая требуемые от них показания, делали это, по их словам, прежде всего в интересах окончательного разоблачения и разгрома троцкизма. Так, Н. И. Мура-лов, отвечая в суде на вопрос А. Я. Вышинского, почему он на следствии так долго не давал показаний о своей «виновности», ответил (цитируется по неправленой стенограмме судебного заседания):

«...Я думал так, что если я дальше останусь троцкистом, тем более что остальные отходили — одни честно и другие бесчестно... во всяком случае, они не являлись знаменем контрреволюции. А я нашелся, герой... Если я останусь дальше так, то я могу быть знаменем контрреволюции. Это меня страшно испугало... И я сказал себе тогда, после чуть ли не восьми месяцев, что да подчинится мой личный интерес интересам того государства, за которое я боролся в течение двадцати трех лет, за которое я сражался активно в трех революциях, когда десятки раз моя жизнь висела на волоске... Предположим, меня даже запрут или расстреляют, то мое имя будет служить собирателем и для тех, кто еще есть в контрреволюции, и для тех, кто будет из молодежи воспитываться... Опасность оставаться на этих позициях, опасность для государства, для партии, для революции, потому что я — не простой рядовой член партии...»

Подобные объяснения давали и другие обвиняемые по этому делу. Характерны показания К. Б. Радека, которые он дал 4 декабря 1936 г.: «...Я выбираю путь откровенного признания фактов, которые я отрицал из чувства стыда за совершенные преступления перед партией и страной. Я признаю себя виновным в принадлежности на день моего ареста к действующему параллельному центру троцкистско-зиновьевского блока, созданного в 1932 г. по директиве Троцкого и ставившего своей задачей захват власти путем террористической борьбы с руководством ВКП (б) и Советского правительства. К троцкистско-зиновьевской организации я примкнул в 1932 г....»

На одном из допросов в Верхне-уральской тюрьме, 10 июня 1938 г., осужденный по данному делу на 10 лет тюремного заключения В. В. Арнольд заявил: «...После моего ареста в Анжерке 6.IX 1936 года во время следствия в Новосибирске следователем мне было заявлено: «Нам известно, что вы из себя представляете, и мы располагаем достаточным материалом, чтобы обвинить вас в шпионаже, но сейчас мы тебя обвиняем как участника террористической организации и др. показаний не требуем, выбирай, кем хочешь быть, или шпионом,

или террористом?» На поставленный передо мной вопрос я ответил, что являюсь участником террористической организации и обязуюсь дать показания».

Уже находясь в тюрьме, В. В. Арнольд утверждал, что процесс был «политической комедией», никакого участия в подготовке покушения против В. М. Молотова он не принимал и вообще все это дело — «мыльный пузырь».

Бывшие следователи по важнейшим делам Прокуратуры СССР Л. Р. Шейнин и М. Ю. Рагинский, участвовавшие вместе с А. Я. Вышинским в допросах обвиняемых, в своих объяснениях в начале 60-х гг. сообщили, что так называемые «передопросы» обвиняемых А. Я. Вышинским носили чисто формальный характер, им предъявлялись только протоколы допросов, а с материалами всего дела, что требовалось по закону, их не знакомили. Во время судебного заседания прокурор СССР А. Я. Вышинский по собственному усмотрению корректировал заключение экспертизы.

О грубом нарушении социалистической законности со стороны А. Я. Вышинского свидетельствуют документы и показания очевидцев. Сохранилось, например, свидетельство о встрече К. Б. Радека с А. Я. Вышинским при подготовке к процессу. На этой встрече К. Б. Радек зачитал Вышинскому написанный им проект «Последнего слова подсудимого».

Как рассказывают свидетели, реакция А. Я. Вышинского была следующей:

«— И это все? — сурово спросил Вышинский.— Не годится. Переделать, все переделать! Потрудитесь признать то и то, признаться в том-то и в том-то, осудить то-то и то-то и т. п.

И Радек выполнил требование Вышинского».

Как установлено, первоначально дела о «параллельном антисоветском троцкистском центре», как такового, не было, следствие велось на каждого арестованного в отдельности. Позднее, когда началась подготовка к открытому процессу, особое значение стали придавать личным и служебным связям между обвиняемыми.

Для придания делу «солидности» и «оснастки» его конкретными фактами «преступной деятельности» были использованы отдельные случаи неполадок и аварий в промышленности и на железнодорожном транспорте, которые преднамеренно квалифицировались как вредительство и диверсионные акты, якобы совершенные обвиняемыми.

Об искусственном создании дела говорит и тот факт, что лишь к самому началу судебного процесса был определен состав обвиняемых.

По делу составлялось три варианта обвинительного заключения. По первому предавалось суду 16 человек, в том числе С. Б. Членов *, но отсутствовали Я. А. Лившиц и И. Д. Турок, по второму — уже 17 человек, в их числе Я. А. Лившиц, и в третьем, окончательном, вместо С. Б. Членова был введен И. Д. Турок.

* В то время профессор, главный юрисконсульт при наркоме внешней торговли СССР. Ред.

Все варианты обвинительного заключения посылались лично И. В. Сталину и не раз переделывались по его указаниям. Так, Н. И. Ежов и А. Я. Вышинский, направляя второй вариант И. В. Сталину, 9 января 1937 г. в сопроводительном письме указывали: «Направляем переработанный, согласно Ваших указаний, проект обвинительного заключения по делу Пятакова, Сокольникова, Радека и других...»

Второй вариант обвинительного заключения был отредактирован лично И. В. Сталиным, и им же вместо обвиняемого С. Б. Членова вписана фамилия И. Д. Турока.

В нарушение установленного законом порядка 28 января 1937 г., то есть за два дня до завершения судебного процесса, председателем Военной Коллегии Верховного суда СССР В. В. Ульрихом на имя Н. И. Ежова в ЦК ВКП(б) был представлен вариант приговора по данному делу. Этот текст отличается от приговора, вынесенного в суде, лишь тем, что для всех подсудимых в нем предусматривалась высшая мера наказания — расстрел.

В личном архиве А. Я. Вышинского обнаружены записи, сделанные им в ходе беседы с И. В. Сталиным в связи с подготовкой к процессу по делу так называемого «параллельного антисоветского троцкистского центра». Из них видно, что И. В. Сталин давал конкретные оценки обвиняемым, характеризовал их как людей, якобы всю жизнь боровшихся против В. И. Ленина, подчеркивал, что они пали ниже Деникина, Колчака и Мамонтова и представляют из себя банду преступников. Записи показывают, что, касаясь порядка допроса обвиняемых И. Д. Турока и И. А. Князева, И. В. Сталин указывал: «Не давать говорить много о круш(ениях). Цыкнуть. Сколько устроили круш(ений), не давать много болтать».

Сохранилась схема обвинительной речи А. Я. Вышинского по делу так называемого «параллельного центра», в которую лично И. В. Сталиным внесены исправления и дополнения, содержащие политические установки и оценки.

Все это показывает, что предварительное следствие, подготовка к суду и сам судебный процесс по делу так называемого «параллельного антисоветского троцкистского центра» проходили под личным руководством и контролем И. В. Сталина, его доверенных лиц.

Для политической расправы с неугодными людьми И. В. Сталину было недостаточно простой фальсификации обвинений. Важно было, чтобы в эти обвинения безоговорочно поверили советский народ и мировая общественность. Этой цели и служили открытые процессы, на которых обвиняемые должны были «признаться» в самых чудовищных преступлениях против партии и страны. В кабинетах следователей НКВД разрабатывались подробные сценарии поведения обвиняемых на суде. Подследственным часто внушалась мысль, что своими «саморазоблачениями» они помогут партии в борьбе с международным троцкизмом, с происками внеш-

них и внутренних врагов. И надо сказать, что многие обвиняемые в конце концов принимали «правила игры» и вели себя соответственно разработанному «сценарию». В этом отношении характерно письмо К. Б. Радека жене.

Зная, что письмо будет прочитано следователями (не исключено, что оно было и подсказано ими), К. Б. Радек довольно прозрачно дает понять, какова истинная цена той «неожиданной» и «невыносимой» правды, которую он вынужден «подтвердить» на суде. Вот имеющийся в архиве набросок этого письма:

«20.I.37 г.

В ближайшие дни состоится суд над центром зин.-тр. организаций. Для того, чтобы происходящее на этом суде не обрушилось на тебя неожиданно, я попросил свидания с тобою. Выслушай то, что я могу тебе сообщить, и не спрашивай меня ничего.

Я признал, что я был членом центра, принимал участие в его тер. деятельности, знал о его вредительской деятельности, о связи тр. с герм. и яп. правительством, я это подтвержу на суде. Незачем тебе говорить,.что такие признания не могли у меня быть вырваны ни средствами насилия, ни обещаниями. Ты знаешь, что я бы ценой такого признания не покупал жизни.

Я (пропущено) значит, это правда. Если эта правда для тебя невыносима, то сохрани мой облик таким, каким ты меня знала, но ты не имеешь никаких оснований и права хотя бы словом одним ставить знак вопроса насчет правды, установленной судом.

Когда внимательно продумаешь то, что будет происходить на суде, особенно международную часть разоблачений, ты поймешь, что я не имел никакого права скрыть эту правду перед миром. Чем бы ни кончился суд, ты должна жить. Если я буду жив, чтобы и мне помочь. Если меня не будет, чтобы общественно полезной работой помочь стране. Одно знай, что бы ни было, я никогда не чувствовал себя так связанным с делом пролетариата, как теперь».

Вредительская и диверсионная деятельность, как указывалось в обвинительном заключении и приговоре, проводилась осужденными в химической, угольной промышленности, на железнодорожном транспорте и выражалась в срыве планов производства, железнодорожных перевозок, задержке и плохом качестве строительства новых предприятий, создании вредных и опасных для жизни рабочих условий труда, порче железнодорожного пути и подвижного состава, в организации взрывов, крушений и других диверсиях.

Как установлено проверкой, недостатки в строительстве и эксплуатации ряда предприятий химической и угольной промышленности, аварии, взрывы, пожары и железнодорожные крушения, о которых говорится в материалах дела, в действительности имели место. Но эти факты тогда же проверялись соответствующими компетентными органами, комиссиями и рассматривались не как результат умышленных действий, а как следствие нарушений производственной и технологической дисциплины, низкого качества работы. Однако следователи НКВД преднамеренно использовали эти факты, квалифицировав их как вредительско-диверсионную деятельность со стороны обвиняемых.

Примером могут служить аварии на Горловском азотно-туковом комбинате в 1934—1935 гг. Причины их в свое время тщательно расследовались. В связи со взрывом воздухоразделитель-

ного аппарата в цехе аммиачной селитры в ноябре 1935 г. из Москвы в Горловку выезжали государственная комиссия и комиссия ЦК профсоюза. Комиссии работали параллельно, независимо одна от другой, и пришли к заключению, что взрыв произошел в результате грубого нарушения инструкции по технике безопасности, халатности и нераспорядительности инженерно-технического персонала. Однако в 1936—1937 гг. взрывы в цехе аммиачной селитры стали квалифицировать уже как диверсионные акты.

Вот почему заключение технической экспертизы по авариям на Горловском азотно-туковом комбинате, которое было дано на предварительном следствии и в судебном заседании, не могло являться доказательством по делу, так как экспертная комиссия работала в условиях, исключающих возможность объективного заключения. Опрошенный в 1956 г. профессор Гальперин, возглавляющий эту экспертную комиссию, в своем объяснении сообщил: «...Нам было заявлено сотрудниками НКВД, что вопрос о злоумышленной организации взрывов сомнений не вызывает, ибо арестованные сами сознались в совершенном ими преступлении. Нам было подчеркнуто, что злоумышленный характер взрывов доказан (нам были предъявлены протоколы допросов) и что нам, следовательно, нужно только подтвердить техническую возможность совершения таких взрывов. Исходя из этой установки и руководствуясь предъявленными нам протоколами допросов арестованных, принимая во внимание техническую возможность совершения таких взрывов и указание сотрудников НКВД о необходимости дачи ответов на все вопросы, предъявленные нам, мы и подписали акт экспертной комиссии».

Показания С. А. Ратайчака о том, что по его указаниям проводилась вредительская работа также на Воскресенском химкомбинате и Невском заводе, на предварительном следствии и в суде не проверялись. Никаких других показаний или материалов об этом деле нет.

В основу обвинения в проведении вредительской и диверсионной работы в Кузбассе, кроме показаний осужденных, положены заключение экспертизы и материалы так называемого «кемеровского процесса».

Он был проведен в Кемерове в ноябре 1936 г., то есть незадолго до суда по настоящему делу. По этому процессу якобы за связь с германской разведкой и вредительско-диверсионную деятельность в Кузбассе, в том числе за организацию взрыва на шахте «Центральная», повлекшего гибель 10 и тяжелые ранения 14 рабочих, были осуждены к расстрелу 9 инженерно-технических работников. По этому делу первоначально привлекались также Я. Н. Дробнис, А. А. Шестов и М. С. Строилов, но материалы в отношении их перед окончанием следствия были выделены в отдельное производство, и на «кемеровском процессе» они выступали в качестве свидетелей. Впоследствии Я. Н. Дробнис, А. А. Шестов и М. С. Строилов были включены в число обвиняемых по делу так называемого «параллельного центра» и вся «преступная деятельность» осужденных по «кемеровскому процессу» вменена в вину Ю. Л. Пятакову и другим.

Позднее было установлено, что экспертиза по диверсионно-вредительской деятельности в Кузбассе была проведена с грубейшими нарушениями закона. В течение двух недель члены комиссии не выходили из здания Кемеровского горотдела НКВД, ни с кем из обвиняемых и должностными лицами предприятий не встречались. Материалы для экспертизы отбирались тенденциозно и только обвинительного характера. Выводы о вредительстве экспертам навязывались, заключение их неоднократно перерабатывалось по указанию работников НКВД. В феврале 1958 г. так называемое «кемеровское дело» было прекращено как сфальсифицированное, за отсутствием в действиях всех осужденных состава преступления.

Показания Л. П. Серебрякова, М. С. Богуславского, Я. А. Лившица, И. А. Князева и И. Д. Турока об организации ими крушений на железнодорожном транспорте опровергаются приобщенными к делу материалами ведомственных расследований.

Данные проверки дают основание утверждать, что никакой вредительской и диверсионной работы в химической, угольной промышленности и на железнодорожном транспорте обвиняемыми по данному делу не проводилось.

Особый акцент в обвинениях, предъявлявшихся Ю. Л. Пятакову, К. Б. Радеку, Г. Я. Сокольникову, Л. П. Серебрякову, Н. И. Муралову, Я. А. Лившицу, Я. Н. Дробнису и другим, делался на шпионаже в пользу Германии и Японии.

Сущность обвинения в шпионаже состояла в том, что С. А. Ратайчак, Г. Е. Пушин, И. И. Граше, А. А. Шестов, М. С. Строилов, Я. А. Лившиц, И. А. Князев и И. Д. Турок по указанию руководящего ядра «параллельного центра» поддерживали преступную связь с агентами германской и японской разведок. В обвинительном заключении и приговоре утверждалось также, что Г. Я. Сокольников и К. Б. Радек установили контакт и вступили в переговоры с отдельными представителями Германии и Японии с целью получения от этих государств помощи «троцкистско-зиновьевскому блоку» в борьбе за власть.

Однако имеющиеся в деле материалы о разговорах Г. Я. Сокольникова и К. Б. Радека с иностранцами не могут служить основанием для такого обвинения. Так, к делу приобщена копия записи беседы Г. Я. Сокольникова, бывшего в то время заместителем наркома иностранных дел, с японским послом Ота от 13 апреля 1934 г. по вопросу о японских нефтяной, рыболовной и каменноугольной концессиях на Сахалине. На предварительном следствии и в суде Г. Я. Сокольников, подтверждая сам факт этой беседы, заявил, что после беседы у него якобы состоялся короткий разговор с Ота по поводу предложений Л. Д. Троцкого японскому правительству. Содержание разговора, как это вытекало из протокола допроса Г. Я. Сокольникова 12 декабря 1936 г., свелось к следующему:

«Сокольников:...Когда Ота и секретарь посольства собрались уходить, Ота несколько задержался. В это время оба переводчика уже вышли из кабине-

та. Воспользовавшись этим, Ота, в то время как я его провожал к выходу, обменялся со мной несколькими фразами.

Вопрос: Приведите по возможности дословно Ваш разговор с Ота.

Ответ: Ота сказал мне: «Известно ли Вам, что господин Троцкий сделал некоторые сообщения моему правительству?» Я ответил: «Да, я об этом осведомлен». Ота спросил: «Как Вы расцениваете эти предложения?» Я ответил: «Я считаю эти предложения весьма серьезными». Тогда Ота спросил: «Это только Ваше личное мнение?» Я ответил: «Нет, это также мнение и моих друзей». На этом наш разговор закончился.

Вопрос: Возвращался ли в дальнейшем Ота в переговорах с Вами к вопросу о контакте между блоком и японским правительством?

Ответ: Нет. Указанный разговор с Ота произошел к самому концу моих переговоров с ним. Вскоре после этого я ушел с работы в НКИД и больше с Ота не встречался».

Других данных по этому вопросу в деле не имеется.

Из показаний К. Б. Радека видно, что он также никаких компрометирующих его переговоров с представителями Германии не вел, а в 1934 или 1935 г. на одном из дипломатических приемов имел лишь кратковременную беседу с германским военным атташе генералом Кестрингом и пресс-атташе Баумом, которые в осторожной форме якобы дали ему понять о связях Л. Д. Троцкого с их правительством.

Ю. Л. Пятаков по этому вопросу на следствии дал весьма невразумительные показания, заявив, что, как ему помнится, К. Б. Радек рассказывал «о каких-то своих разговорах с немцами», а Г. Я. Сокольников говорил, что «у него был разговор с японцами, кажется, с Ота...».

Других доказательств того, что Г. Я. Сокольников и К. Б. Радек вели какие-то якобы изменнические переговоры с представителями иностранных государств, в деле нет. Показания обвиняемых С. А. Ратайчака, Г. Е. Пушина, И. И. Граше, А. А. Шестова, М. С. Строилова об их шпионской связи с германской разведкой и показания Я. А. Лившица, И. А. Князева, И. Д. Турока о связи с японской разведкой неконкретны, противоречивы и не подтверждаются другими данными. Никаких подтверждений о связях С. А. Ратайчака, Г. Е. Пущина, И. И. Граше, А. А. Шестова и М. С. Строилова с германской, а Я. А. Лившица, И. А. Князева и И. Д. Турока с японской разведками в деле не имеется.

Даже из обвинительной речи А. Я. Вышинского в суде видно, что вопрос о доказанности вины, например, С. А. Ратайчака в шпионаже остался неясным. А. Я. Вышинский сказал: «Вот Ратайчак, он сидит с правой стороны в задумчивой позе, не то германский, это так и осталось невыясненным до конца, не то польский разведчик, но что разведчик, в этом не может быть сомнения, как ему полагается, лгун, обманщик и плут...»

Обосновывая виновность М. С. Строилова, И. А. Князева, А. А. Шестова и других, следствие и суд использовали в качестве доказательств изъятые у них при аресте служебную и личную переписку, записные книжки и въездные дела на некоторых иностранных специалистов, хотя в этих материалах нет никаких данных, указывающих на преступный характер связи осужденных с ино-

странцами. Анализ материалов дела и проверка показывают, что обвинение в шпионаже является полностью сфабрикованным и необоснованным.

Здесь уместно сказать о том, что фанатичная приверженность И. В. Сталина и его ближайшего окружения идее борьбы против всеобщего вредительства, шпионов и диверсантов умело использовалась ими в целях нагнетания обстановки недоверия и подозрительности, возводилась ими буквально в ранг «государственной политики». Об этом красноречиво свидетельствует доклад «Уроки вредительства, диверсии и шпионажа японо-немецко-троцкистских агентов», с которым член Политбюро ЦК ВКП(б) и председатель Совнаркома СССР В. М. Молотов выступил на февральско-мартовском (1937 г.) Пленуме ЦК ВКП(б). Обильно используя материалы недавно прошедшего процесса по делу так называемого «параллельного антисоветского троцкистского центра», он говорил:

«В течение ряда лет из месяца в месяц группы вредителей и диверсантов, сидевших на боевых участках нашей промышленности, делали свое преступное дело, все более наглея от своей безнаказанности. Мы не можем при этом забывать о том, что эти преступления были лишь подготовкой, лишь пробой сил в отношении более крупных и опасных для нашей страны ударов в дальнейшем. По заданиям Троцкого — Пятакова вредители, диверсанты и шпионы из их компании готовили нанесение главных ударов к началу войны.

В Наркомтяжпроме сидел заместитель наркома Пятаков, оказавшийся вредителем-диверсантом Но, как известно, и в НКПС вредитель Лившиц был на посту заместителя наркома. В Наркомлесе вредитель Сокольников также был заместителем наркома, а до того сей шпион был, как известно, заместителем наркома по иностранным делам.. Вредителем оказался бывший начальник Цудортранса Серебряков... Вчерашние колебания неустойчивых коммунистов перешли уже в акты вредительства, диверсий и шпионажа по сговору с фашистами, в их угоду Мы обязаны ответить ударом на удар, громить везде на своем пути отряды этих лазутчиков и подрывников из лагеря фашизма» 36.

Подобные демагогические установки воспринимались в тех условиях, естественно, как партийная и государственная директива.

В приговоре по делу так называемого «параллельного антисоветского троцкистского центра» отмечается, что якобы по прямым указаниям Л. Д. Троцкого в Москве и на периферии был создан ряд террористических групп, готовивших покушения на И. В. Сталина, В. М. Молотова, Л. М. Кагановича, К. Е. Ворошилова, Г. К. Орджоникидзе, А. А. Жданова, С. В. Косиора, Р. И. Эйхе, П. П. Постышева, Н. И. Ежова и Л. П. Берия, что осенью 1934 г. будто бы В. В. Арнольд, по указанию А. А. Шестова и Н. И. Муралова, пытался осуществить террористический акт против В. М. Молотова.

На предварительном следствии и в суде Ю. Л. Пятаков, Г. Я. Сокольников, К. Б. Радек, Л. П. Серебряков, Н. И. Муралов, Я. Н. Дробнис, М. С. Богуславский, А. А. Шестов, И. Д. Турок и В. В. Арнольд дали показания о том, что занимались террористической деятельностью. Я. А. Лившиц говорил, что он будто бы знал о подготовляемых террористических актах, но никакого уча-

стия в этом не принимал. От обвиняемых И. А. Князева, С. А. Ратайчака, Б. О. Норкина, И. И. Граше и Г. Е. Пущина никаких показаний по данному вопросу получено не было. М. С. Строилов в террористической деятельности вообще не обвинялся.

О степени «серьезности» этих обвинений могут свидетельствовать «признания» Ю. Л. Пятакова, который показал, что по его указанию террористические группы были якобы организованы в Москве, на Украине, в Западной Сибири и на Урале, но он состава этих групп не знал, ими не руководил, никаких заданий им не давал, в разработке преступных планов не участвовал.

Другие руководители так называемого «параллельного антисоветского троцкистского центра» также давали разноречивые и неаргументированные показания о том, когда, от кого и при каких обстоятельствах им стало известно о террористических установках Л. Д. Троцкого и о своей практической деятельности в этом направлении.

В показаниях Ю. Л. Пятакова, К. Б. Радека и других обращает на себя внимание то обстоятельство, что «параллельным центром» будто бы было «создано» значительное количество террористических групп в различных городах СССР с привлечением в них большого числа людей. Но это уже само по себе резко противоречит условиям деятельности так называемого «параллельного центра», находившегося якобы «в глубоком подполье», что подчеркивается во всех материалах дела, и элементарным требованиям конспирации вообще. Совершение террористических актов в ряде случаев ставилось в зависимость от таких ситуаций, которых могло и не быть (приезд того или иного руководителя партии и правительства в определенный город, на завод, шахту и т. п.). Обвиненные в организации террористических групп и названные активными террористами Ю. М. Коцюбинский, В. Ф. Логинов, А. И. Юлин, М. Л. Жариков, Н. В. Голубенко, А. Ю. Тивель, И. Н. Ходорозе, И. И. Бурлаков, Н. П. Михетко, Г. С. Биткер, А. Г. Пригожий и другие в 1936—1937 гг. были осуждены к расстрелу. В настоящее время установлена полная невиновность этих лиц, все они реабилитированы.

Примером того, как создавались мифы о покушениях на руководителей партии и государства, может служить «покушение» на В. М. Молотова во время его пребывания в г. Прокопьевске в 1934 г.

Проверкой установлено, что в действительности покушения на В. М. Молотова не было, а произошло следующее.

В сентябре 1934 г. в г. Прокопьевск приехал В. М. Молотов. При следовании В. М. Молотова и сопровождавших его лиц с вокзала в город автомашина, которой управлял обвиняемый по настоящему делу В. В. Арнольд, съехала правыми колесами в придорожную канаву, накренилась и остановилась. Пострадавших не было. Этому случаю в то время не придали серьезного значения. В. В. Арнольду за допущенную халатность Прокопьевский горком партии объявил выговор, а 27 февраля 1935 г. это взыска-

ние с него было снято. О причинах снятия партийного взыскания с В. В. Арнольда бывший секретарь Прокопьевского горкома партии А. Я. Курганов в судебном заседании по своему делу в октябре 1939 г., отвечая на вопрос суда о его причастности к аварии с автомашиной В. М. Молотова, дал следующие объяснения:

«Шофером на автомашину, в которой ехали Молотов и я, горотделом НКВД был посажен Арнольд, так как мне было тогда заявлено, что шофер горкома ВКП(б) не проверен и допустить его к машине нельзя. С моей стороны, как это видно, никакого злого умысла в этом не было. За эту аварию Арнольду был объявлен выговор. Арнольд об этом написал письмо Молотову. Молотов это письмо послал в крайком партии, а крайком направил это письмо нам, указав на необходимость пересмотра его дела, так как Молотов считает, что выговор был объявлен неправильно. Дело Арнольда было пересмотрено, и выговор был снят».

Тем не менее в 1936 г. от В. В. Арнольда, затем и от А. А. Шестова, после их ареста, были получены показания о том, что указанный выше случай с автомашиной являлся якобы попыткой совершить против В. М. Молотова террористический акт. Однако факты опровергают достоверность этих показаний, свидетельствуют об отсутствии каких-либо преднамеренных террористических намерений со стороны В. В. Арнольда.

Таким образом, обвинение лиц, осужденных по делу так называемого «антисоветского параллельного троцкистского центра», в террористической деятельности, как и по другим пунктам обвинения, является необоснованным.

В обвинительном заключении и приговоре указывалось, что «параллельный троцкистский центр» свою преступную деятельность проводил по прямым директивам Л. Д. Троцкого, связь с которым поддерживалась якобы через Ю. Л. Пятакова и К. Б. Радека.

Ю. Л. Пятаков показал, что во время пребывания в служебных командировках в Берлине в 1931—1932 гг. он три раза встречался с сыном Л. Д. Троцкого—Л. Л. Седовым, с которым его свел И. Н. Смирнов, и получал от него устные директивы Л. Д. Троцкого по возобновлению оппозиционной борьбы. В конце 1931 г. возвратившийся из Берлина А. А. Шестов передал ему полученное от Л. Л. Седова письмо Л. Д. Троцкого, в котором якобы предлагалось объединить все антисталинские силы, устранить И. В. Сталина и его ближайших помощников, противодействовать мероприятиям Советского правительства и партии. В декабре 1935 г., находясь в Берлине по делам службы, он, Ю. Л. Пятаков, тайно, по фиктивному немецкому паспорту вылетал на самолете в город Осло (Норвегия), где будто бы имел конфиденциальную встречу с Л. Д. Троцким.

По показаниям К. Б. Радека, он получил от Л. Д. Троцкого пять писем: два из них в 1932—1933 гг. в Женеве и в Москве через советского журналиста В. Г. Ромма и три в 1934—1936 гг. из Лондона, заделанных в переплеты книг. В письмах якобы говорилось о неизбежности поражения СССР в предстоящей войне, необходимости территориальных и экономических уступок Германии и Японии за помощь с их стороны «блоку» в захвате власти,

и содержалось требование об активизации подрывной деятельности в Советском Союзе. По словам К. Б. Радека, эти письма он никому не показывал, сразу по прочтении сжигал и содержание их другим участникам «параллельного центра» передавал на словах. В адрес Л. Д. Троцкого, как показал К. Б. Радек, он направил несколько писем, главным образом информационного характера.

В деле имеются также показания Н. И. Муралова о том, что в 1931 г. И. Н. Смирнов рассказал ему о своей встрече с Л. Л. Седовым в Берлине и установке Л. Д. Троцкого на переход к террору и тогда же посоветовал восстановить Сибирский троцкистский центр.

Однако в распоряжении органов следствия не было ни одного письма Л. Д. Троцкого и Л. Л. Седова к участникам так называемого «параллельного антисоветского троцкистского центра» и участников «центра» к ним. В деле нет и иных объективных данных, которые подтверждали бы существование таких писем.

Показания свидетелей В. Г. Ромма и Я. И. Зайдмана не могут быть доказательством виновности осужденных. Дело на В. Г. Ромма, осужденного в 1937 г. за связь с Л. Д. Троцким и участниками так называемого «параллельного центра», в настоящее время, после проведенной проверки, прекращено за отсутствием в его действиях состава преступления. Я. И. Зайдман показания Н. И. Муралова подтверждал лишь на предварительном следствии, а в судебном заседании по своему делу 7 марта 1937 г. от этих показаний отказался, заявив, что дал их под нажимом следователя. Осужденный по процессу «объединенного троцкистско-зиновьевского центра» И. Н. Смирнов, на которого ссылаются Ю. Л. Пятаков и Н. И. Муралов, никаких показаний по этому вопросу не давал.

После высылки в 1929 г. Л. Д. Троцкого из Советского Союза органы ОГПУ — НКВД осуществляли тщательное наблюдение за деятельностью Л. Д. Троцкого и Л. Л. Седова, фиксировали их поездки, встречи и связи, знали содержание значительной части переписки, которую они вели, но никаких встреч, никакой переписки и других форм связи Л. Д. Троцкого и Л. Л. Седова с лицами, осужденными по делу так называемого «параллельного антисоветского троцкистского центра», зафиксировано не было.

Сын Л. Д. Троцкого Л. Л. Седов в статье о «кемеровском процессе», опубликованной за границей в январе 1937 г., назвал свидетельские показания Я. Н. Дробниса на этом процессе о встрече Ю. Л. Пятакова с Л. Л. Седовым в Берлине «чистейшим вымыслом».

После опубликования показаний Ю. Л. Пятакова и К. Б. Радека на процессе Л. Д. Троцкий 25 января 1937 г. сделал американской прессе официальное заявление, в котором категорически отрицал выдвинутые против него обвинения и всякую связь с кем-либо из подсудимых.

Ю. Л. Пятаков и К. Б. Радек после разрыва с троцкистской оп-

позицией активно выступали против Л. Д. Троцкого. В связи с судебным процессом по делу так называемого «антисоветского объединенного троцкистско-зиновьевского центра» 21 августа 1936 г. в газете «Правда» была помещена статья Ю. Л. Пятакова «Беспощадно уничтожить презренных убийц и предателей», а в газете «Известия» в тот же день статья К. Б. Радека «Троцкистско-зиновьевская фашистская банда и ее гетман — Троцкий», в которой он называет Л. Д. Троцкого «кровавым шутом», «фашистским обер-бандитом» и т. п.

В свою очередь Л. Д. Троцкий и Л. Л. Седов, начиная с 1929 г., выступали в печати с резкой критикой в адрес К. Б. Радека и выражали полн