Родители и дети. 8 страница

Сижу я такъ, целую твои тряпочки и жду, все жду— вдругъ придешь ты, зазвенитъ нежный голосокъ, обовьются тонкiя ручки вокругъ старой шеи моей: „Мамо милая, какъ же я люблю тебя!..."

Любила ты, голубонька моя, крепко любила маты свою, любила и денечки эти весеннiе. Целый день бегала на гору въ степь подивиться—не виднелись ли сиротки ⁴), не улыбнутся ли тебе желтенькими глазками.

Целый день съ дивчатами резвишься и поешь, легкая, статная, радостная, смугляночка моя, утешенiе мое!

Лёнка, Лёночка, милая дочка моя! где ты, где ты? Куда жъ ты ушла отъ меня?...

Когда давно стаетъ снегъ и сбегутъ ручьи, выглянетъ на Божiй светъ зеленая травка, съ хворостинкой плелась ты, еще маленькая, за стадомъ панскихъ гусей, заробляла на хлебъ намъ. И скученъ мне безъ тебя весь день.

А зимою все-то мы вместе вдвоемъ. Длинны зимнiе вечера. Сидимъ рядышкомъ... Шумитъ колесо на прядке, прядево на гребне смычется... До поздней ночи прядемъ и тихо беседуемъ. Чего ужъ не переговоримъ мы... И про батька покойнаго вспоминаемъ, и про братца, который далеко за Кубань давно ушелъ и вестей не даетъ... И сказки старыя все переберемъ до одной...

Погляжу, погляжу я на твою молодую красоту, и стану я говорить: „Скоро невестой станешь ты у меня. Пошли

¹) Верхняя суконная одежда у малороссовъ.

²) Нечто въ роде кофты.

³) Шарафаномъ малороссы зовутъ не сарафанъ, а верхнюю юбку.
⁴) Сиротки—подснежники, первые полевые цветы.

396 ОДНА.

Богъ милостивый тебе добраго человека, чтобъ спокойно тебе было за нимъ, какъ за мной, чтобъ берегъ, на рукахъ чтобъ носилъ тебя, моя ясная звездочка!"

А ты бросишь прядево, прижмешься къ моей груди, плачешь и шепчешь сквозь слезы: „Не пойду я ни за кого, не оставлю я тебя сироткой, родная моя!"

И гляжу я въ темныя очи твои, и целую ихъ, и плачу и смеюсь отъ радости.

Закрылись теперь темныя оченьки твои для меня навеки... Не видать мне ихъ больше, не видать никогда... Лёнка, Лёночка, дочка родная моя.

Тучей черной нашла на насъ лихая година эта. Ничего не дала намъ земля, словно мертвая пролежала она въ тяжеломъ сне, подъ страшнымъ зноемъ, безъ капли дождевой. Все выжгло, все высушило... Съ самой осени пошло горькое горе наше. Едутъ прежде, бывало, полные возы съ поля къ хатамъ, а теперь ничего не собрали люди. Нанимала и я десятинку земли: собрали всего три меры жита да две меры ячменя. Какъ жить?.. А за работу, за скотину отдавать надо...

Охъ, горе же пришло на насъ, бедныхъ! До зимы пробились, а зима пошла—стало такъ, что хоть помирай. Ходила я скрозь,—искала, куда дочку внаймы отдать, не беретъ никто, никому не нужно. А далеко отпускать боюсь,—какъ я безъ нея останусь?...

Такъ и маемся мы день за день...

Занесло хатинку снегомъ. Гудитъ въ степи мятель, будто плачетъ горько, будто наше счастье, нашу долю отпеваетъ.

Куда ни пойдешь просить—везде на тебя тоскливыми очами глядятъ, везде последнiй хлебъ доедаютъ. Только ты, мое солнышко, и веселишь меня: „Ничего, мамо, зачемъ такъ скучать? Смотри ужъ Филипповки проходятъ, Рождество минетъ, Крещенье, а тамъ и Великiй постъ близенько, а тамъ и Великъ день.., и жавороночки при-

одна. 397

летятъ... Тепло пойдетъ... Наймутъ меня люди... Будетъ хлебъ у тебя... Станемъ какъ-нибудь жить съ тобой, ненько моя".

И говоришь такъ и ласково усмехаешься. А у самой-то, должно быть, не легко на душе. Легко ли дитыне на одномъ хлебе съ водой сидеть, да и того не доедать! А все крепишься, весело глядишь, меня утешаешь, мое серденько.

Ой, где же ты, где ты, доня моя! Что жъ не вижу нигде я, родная, тебя?

И идутъ такiе зимнiе дни, тихо идутъ, темные такiе, хмурые, скучные. Днемъ тяжко, а вечеромъ еще того больше. Ума не приложу за что браться. Не уродилъ Богъ ни льна, ни конопли. Изъ воздуха ничего не спрядешь...

Приходитъ вечеръ, не за что гасу ¹) купить, сидимъ въ темноте да тихо переговариваемся, а то думаемъ втихо­молочку думки грустныя.

И холодно въ хате! Гною нетъ,—хожу по соседямъ низко кланяюсь: выпрошу—у кого десятокъ, у кого пятокъ кирпичинъ. А другой день хата и вовсе не топлена.

Рано спать заляжемъ, укроемся старымъ батькинымъ кожухомъ, и свиты и все тряпье наложимъ, чтобъ теплее спать было. Перекрещу я тебя на ночь и засну тяжелымъ сномъ. Снятся сны все печальные, нерадостные.

А утромъ—займется заря, поднимемся, подивлюсь я на тебя: худая стала ты, потускли очи, личико бледно стало, что восковое. Видишь ты, что я съ тоской на тебя гляжу, и улыбаешься мне бледными устами.

Идетъ месяцъ, идетъ другой. Чаще стала у насъ въ церкви служба похоронная слышаться. Несутъ все больше стариковъ да старухъ, несутъ и помоложе, а тамъ и детки что-то много помирать стали.

По всей слободе голодная горячка стала ходить.

¹) Гасъ—такъ зовутъ малороссы керосинъ.

398 одна.

„Ну, думаю, скоро, видно, и мне, старухе, на тотъ светъ отправляться".

Двухъ подругъ уже захоронила. Дивчатами еще дружны были, вместе песни веселыя певали когда-то... А теперь запели надъ ними: „Со святыми упокой!"

Упокой, Господи, ихъ, устали старыя подруги мои. Тяжелая доля на насъ легла. Горькими слезами доля наша полита!

И жду я своего череда. А все на ногахъ твердо хожу, не посылаетъ Богъ за мной, не хочетъ еще оставить безъ матери дивоньку мою.

А она все худеетъ, ослабла вся,—въ чемъ душа только держится. И что ей сделать, чемъ помочь—ничего не знаю. Болитъ только у меня сердце, разрывается отъ смертной тоски.

Пошелъ и Великiй постъ, и на „сорокъ святыхъ" слегла она, да и не встала больше.

Лежитъ она весь день на печи, укрываю я ее кожухомъ и свитою, подъ головку ей подстилаю. Горитъ ея головка, разметались косыньки темныя...

Тяжко ей, тяжко бедной, а все еще мне улыбнуться старается...

Ой, бедная бедная дочка моя! Ой, Лёночка, Лёнка, зачемъ покидаешь меня.

Лежитъ она такъ неделю, другую лежитъ... И все ей хуже становится. Вижу—ужъ догораетъ моя свечечка беленькая.

Сижу съ ней, ласкаю ее. А сама смотрю на нее и думаю: „Чемъ же мне удержать тебя? Где та сила, молитва та, чтобъ тебя со мною оставить? Боже милостивый! Сохрани ее мне, Господи!"

А она еще говоритъ мне: „Какъ ты изъ-за меня печалишься, убиваешься, родная мамо моя! И зачемъ это я такъ огорчаю тебя? Оченьки твои распухли отъ слезъ. Погоди, мамонька, вотъ я уже скоро, Богъ дастъ, встану. Не убивайся такъ кохана моя".

ОДНА. 399

И прижмусь я головой къ ея грудке, и плачемъ тихо мы обе.

Сижу я все около нея; выпросила взаймы полотна, шью ей рубашку, а то и переменить нечемъ... А она все такая горячая... Шью я такъ, а на рубашечку слезы нетъ-нетъ да и капаютъ, слезами материнскими рубашечку ей вышиваю...

Придутъ въ недилю ¹) подружки ея—дивчата, посядутъ вокругъ нея, весело балакаютъ ²). И она повеселеетъ, слушаючи ихъ.

А я пока въ церковь пойду. Стою среди людей съ печалью моей. Молятся люди, жарко молятся. Давно ужъ, можетъ не маливались такъ, какъ въ лихую годину эту. И объ одномъ все моленiя наши: чтобъ далъ намъ Богъ силъ снести нашъ крестъ, чтобъ отвелъ отъ насъ голодную болезнь, чтобъ взглянулъ Господь милостивымъ окомъ на нашу нужду горькую.

Стою я среди людей, а предо мной Спасъ въ терновомъ венце—на меня глядитъ. И молюсь я Ему: „Спасе светлый, пречистый! Прибежище наше! Ты ходилъ по земле, страдалъ за насъ, грешныхъ, добру людей училъ. Помоги же намъ, услышь рыданiя наши. Можетъ, есть еще добрые люди на беломъ свете, которые законъ Твой исполняютъ. Что жъ не придутъ они къ намъ, не помогутъ въ великой беде нашей? Где жъ вы, где добрые люди? Или ужъ такъ и пропадать намъ всемъ!

„Iисусе Христе, Сыне Божiй! Приди къ намъ, осени милостью Своей мою бедную доченьку. Сохрани матери дитятко. Нетъ у меня силъ терпеть горе мое!"

И смотритъ на меня Спасъ подъ терновымъ венцомъ, и будто слышу я, говоритъ Онъ мне: „Терпи, старенькая,— и Я много терпелъ. Видишь—кровь изъ язвъ Моихъ бежитъ, и скорбь смертная на лице Моемъ. Терпи! не иди противъ предела твоего".

¹) Недиля—воскресенье.

²) Балакаютъ—говорятъ.

400 ОДНА.

И стою я, смотрю на Него, Батюшку, и слезы градомъ у меня катятся... И тише у меня, легче на душе станетъ. Иду я домой покойная и терпеливая.

Только чуть переступлю порогъ, гляну, какъ лежитъ девочка моя посреди подругъ, какъ сорочка белая, очи ввалились, худая такая,—и оборвется опять сердце у меня, и опять я на Бога ропщу, грешная...

Ой, Боже мой, Боже, чемъ я прогневила Тебя? Зачемъ отнимаешь родное дитя у меня?

Прошла Похвальная, пришла Вербная. Сталъ ей конецъ подходить. Лежитъ она уже безъ памяти и меня узнавать не стала. Однимъ глазкомъ только сплю я ночи подле нея... Боюсь конецъ ея проспать. Все молитвы мои я уже вымолила, все слезы выплакала.

Было это въ ночь подъ субботу Вербную. Лежу я на полу... Задремала... Вдругъ словно кто-то толкнулъ меня,.. Вскочила я, смотрю—уже заря занялась; сидитъ моя Лёнка на печи, ножки свесила, глядитъ прямо на меня.

„Что съ тобой Лёнка? Что ты, голубонька?"—обняла ее—спрашиваю.

А она тихо такъ подняла глаза на меня и говоритъ: „Простите меня, мамо..."

„Что это ты? Въ чемъ тебя простить?"

Ничего она не ответила, только стала тихо склоняться... Положила я ее опять и укрыла... Вижу—закрылись у нея глаза, тише все дышитъ, будто замираетъ... И какъ стали къ обедне звонить, тутъ скоро и преста­вилась она.

Пришли соседки, раздели мы покойницу мою, обмыли ее. Падаютъ руки у меня, сама не знаю, что делаю. Стали мы изъ моего платья ей темное платьице шить. Не могу я шить,—падаетъ игла изъ рукъ, шарафанчикъ на полъ спалзываетъ.

Стали одевать ее. Въ последнiй разъ одела я мое дитятко ненаглядное. Думала я такъ съ подругами когда-

одна. 401

нибудь къ венцу наряжать ее, а теперь съ сырой землей венчать ее пришлось.

Сделали дивчата-подружки веночекъ ей изъ красныхъ и зеленыхъ квитковъ ¹), украсили темные волосики. А на беломъ лбу венчикъ я положила.

Пришла старая черничка псалтирь читать. Читаетъ кафизмы, а я слушаю, слушать хочу,—и не понимаю...

Отводятъ, разговариваютъ меня... А я сижу, глазъ не свожу съ нея. Да правда ли, что унесутъ ее отъ меня, захоронятъ навеки?

Ой, Лёнка, Лёночка, светлая радость моя! Навеки покинула дочка родная меня.

Сделалъ соседъ мне гробъ, собрала я по добрымъ людямъ на погребенiе. Отслужилъ на другой день попъ, положилъ крестъ на столъ, стали къ кресту подходить, а потомъ съ моей покойницей прощаться: въ венчикъ, а потомъ и въ уста целуютъ.

Дивчата плачутъ, а я стою какъ каменная, гляжу и не понимаю. Слышу, говорятъ надо мною: „Пойди простись съ дочерью". Тутъ очнулась я, припала къ ея грудке: „Дитя мое... Серденько, Лёнчикъ мой... Лёнушка... отзовись маме своей...

Не отвечаетъ она мне, лежитъ безгласная, не шелохнется!..

Не помню я, какъ забили крышку и понесли. Сестра двоюродная ужъ за меня коржиковъ напекла и на могилу снесла мне.

Выкопалъ дядя Опанасъ племяннице могилку. Стоитъ открытая глубокая ямка, гляжу я въ нее, гляжу на гробъ, какъ онъ туда уходитъ... Прощай, моя Лёнка! Боже мой, Боже великiй!..

Люди мимо кладбища вербы святить въ церковь несутъ, останавливаются, крестятся. А со степи вешнiя воды

внизъ къ слободе бегутъ... И струятъ ручьи подле самаго

¹) Цветы

402 ОДНА.

края кладбищенскаго. А могилка на краешке и стоитъ. И чудится мне, что степь родная наша плачетъ со мною о дитыне моей...

Травка выглянетъ, станутъ дети синенькiя перелесочки носить..., а ея здесь не будетъ.

Можетъ, покойнее, светлее ей тамъ у престола Его, где нетъ воздыханiя и печали. А все же не увидятъ ея глазки милые родной степи, синенькихъ квитковъ, золотого солнышка...

Столпились дети вокругъ могилки. Стала я имъ коржики раздавать, гляжу, какъ они жадненько за нихъ берутся, голодненькiе. Смотрю я на нихъ и плачу.

И она была у меня такая же маленькая, чистая, невинная ангельская душенька... Господи Боже, да будетъ воля святая Твоя, такая ужъ доля моя!

Идетъ день за днемъ. Открыли у насъ столовыя, кормятъ голодныхъ. И я туда хожу.

Только отчего же вы такъ долго не приходили къ намъ, добрые люди? Можетъ, жива бы была моя девочка... Можетъ, много людей не ушло бы отъ насъ безвременной кончиной...

Пошлетъ Господь Богъ урожай, поднимется, Богъ дастъ, трава въ степи высоко; зашумятъ густые, высокiе хлеба подъ ветромъ степнымъ; нальется полный колосъ, до земли гнуться станетъ.

Зарадуются печальныя очи. Вздохнетъ легче народъ.

Только не отдадите вы мне, тяжелые снопы, моей дочушки. Не отдадите вы мне, высокiе скирды, родимое дитя мое, не вернете матерямъ детокъ, а деткамъ матерей.

Хожу я на могилку ея. Сяду, думаю, думаю, гляжу въ степную даль...

Гляжу на слободу, на хату нашу, на церковную голубую крышу.

Тутъ крестила я ее. Тутъ венчалась я съ ея батькомъ, покойнымъ Андрiемъ моимъ.

УТЕШЕНIЕ ВЪ СКОРБИ. 403

Можетъ, свиделись они тамъ, дочка съ батькомъ обнялись подъ покровомъ Божiимъ.

А я-то одна... одна-одинешенька...

Где ты, где ты, куда жъ ты ушла отъ меня, Лёнка, Лёночка, дочка родная моя.

Утешенiе въ скорби.

Притча.

Одинъ богачъ имелъ единственнаго сына Колю, котораго любилъ больше жизни своей; но Господь взялъ его къ Себе.

Сильно стало жаль отцу своего единственнаго сына: все ему было не мило, его не радовало более все его добро и богатство. Узналъ объ этомъ священникъ и посетилъ его.

— Зачемъ ты тужишь такъ сильно?—спросилъ свя­щенникъ.

— Какъ же мне не тужить, отецъ духовный? ответилъ богачъ. Ведь вы же сами видите, что со смертiю сына все мое добро и счастiе земное ушло въ гробъ.

— Успокойся, другъ! Богъ съ тобой! сказалъ свя­щенникъ. Ужели ты думалъ, что одинъ только сынъ твой безсмертенъ? Ужели ты надеялся, что сынъ твой не умретъ никогда?

— Чтобы сынъ мой не умеръ, этого я не могъ ожи­дать, но мне хотелось, чтобы онъ прожилъ долгiй векъ, чтобы я могъ утешиться счастiемъ его, и чтобы онъ после меня остался наследникомъ и продолжалъ родъ мой на семъ свете.

— Представь себе,—сказалъ священникъ,—что сынъ твой пережилъ все возрасты человеческой жизни—детство, отрочество, юность, мужество и старость. Представь себе

404 УТЕШЕНIЕ ВЪ СКОРБИ.

еще, что онъ испыталъ за весь свой векъ и нужду, и горе, и томленiе, и муки сердца, огорченiя и разныя непрiятности, и что онъ въ глубокой старости умираетъ въ невозмутимомъ счастiи. Скажи теперь, въ ту последнюю пору будетъ ли жизнь иметь более цены, чемъ сонъ, мечта и тень преходящая? Богатство, почести, радости и веселье—ужели пошли бы съ нимъ во гробъ?

— Нетъ,—отвечалъ богачъ.

— Ну, а если нетъ,—заключилъ священникъ,—если ты хорошо знаешь, что жизнь наша не больше, какъ сонъ, мечта и тень, то зачемъ же ты убиваешься такъ объ утрате жизни, которая въ этомъ мiре, — коротка-ль она бываетъ или продолжительна, счастлива или несчастна,— когда-нибудь непременно должна кончиться?

— Отецъ мой духовный, какъ же мне не убиваться о потере сына, когда онъ мало такъ пожилъ со мною? Чемъ я утешусь на старости? Зачемъ смерть такъ рано отняла его отъ меня?

Священникъ на минуту задумался. Потомъ лицо его вдругъ прояснилось, и онъ твердымъ, увереннымъ тономъ продолжалъ:

— Я знаю твоего сына: нельзя было его не любить; все восхищались его чистой детской душой. Теперь ты подумай вотъ о чемъ. Пусть выросъ бы твой Коля, подучился бы въ школе, успелъ бы въ грамоте. Что же потомъ? Ты самъ повезъ бы его въ губернскiй городъ учиться дальше. Пришлось бы тебе разлучиться съ нимъ,—и разве не скучно было бы безъ него?

— Да, но я все-таки зналъ бы, что онъ живъ, учится, успеваетъ, могъ бы видьться съ нимъ, сноситься заочно, посылать ему средства, кормить, одевать его...

— Послушай дальше. Пожалуй, что онъ кончилъ бы ученiе и поступилъ на службу. Не радъ ли бы ты былъ, когда-бъ услышалъ, что онъ за свои заслуги сталъ близокъ къ престолу царскому?

— Какъ же мне— отцу не радоваться успехамъ сына?

УТЕШЕНIЕ ВЪ СКОРБИ. 405

— А разве теперь не большее случилось? Iисусъ
Христосъ сказалъ о детяхъ: таковыхъ есть царствiе небесное. Вотъ и Коля твой, оставивъ здешнiй мiръ, пред-
стоитъ у престола Божiя въ селенiяхъ райскихъ, славя
Господа и служа Ему вместе съ силами небесными. Не
убивайся же такъ о томъ, что душа его рано отлетела
на небо. Скажу тебе словами св. Писанiя: сынъ твой
восхищенъ такъ рано къ Богу для того, быть можетъ,
чтобы, когда бы онъ сталъ приходить въ возрастъ, злоба
не изменила разума его... Достигши совершенства въ короткое время, онъ исполнилъ долгiя лета; душа его угодна
была Господу, потому Онъ и взялъ его такъ скоро къ
Себе (Премудр. Сол. IV, 11. 13. 24)... Итакъ, не омрачай
небесной радости сына твоего своимъ отчаянiемъ. Къ чему
скорбеть тебе, если ты знаешь, где онъ, и что тамъ съ
нимъ?

Подумалъ скорбящiй человекъ да и говоритъ:

— Все это такъ. Спасибо вамъ, отче, за доброе слово. Но скажите; что мне делать съ богатствомъ? Все это я берегъ и копилъ для сына: какая мне теперь отрада въ немъ, когда моего Коли не стало?..

— Богатство ты и теперь можешь передать сыну твоему. Распорядись только имъ благоразумно. За богатство почитали-бъ сына твоего люди въ этомъ мiре, но и теперь ты можешь доставить ему эту честь. Подавай только во имя его всемъ нуждающимся. Тогда множество бедняковъ съ облегченнымъ сердцемъ помянутъ имя его и отъ всей души вознесутъ благодарную молитву за тебя и за твоего Колю. Долетятъ ихъ молитвенные вздохи къ престолу Божiю, призритъ милостиво съ высоты Своей Господь Вседержитель на твоего сына,—и блаженствомъ будетъ исполняться сердце его, и радоваться онъ будетъ, когда увидитъ, что Отецъ Небесный и для тебя уже повелелъ приготовить жилище въ Своихъ небесныхъ обителяхъ... Настанетъ время, когда ты также оставишь сей мiръ. Добрыя дела твои отверзутъ тебе врата рая. Тогда—

406 ПОМНИТЕ, ДЕТИ, ПЯТУЮ ЗАПОВЕДЬ.

съ чемъ сравнишь блаженство встречи твоей съ оплаки-ваемымъ тобою сыномъ!..

Замолчалъ священникъ. Онъ виделъ доброе влiянiе словъ своихъ на горестнаго отца. Лицо богача-отца приняло спокойное и покорное выраженiе.

— Да будетъ воля Господня! Буду делать, какъ ты сказалъ, отче! По сердцу мне пришелся советъ твой!

Помните, дети, пятую заповедь.

Чти отца твоего и матерь твою, да благо ти будетъ и долголетенъ будеши на земли.

Пятая заповедь Божiя.

Дети, повинуйтесь своимъ родителямъ о Господе, ибо сего требуетъ справедливость. Чти отца твоего и матерь твою—это первая заповедь съ обетованiемъ: да благо ти будетъ, и будеши долголетенъ на земли (Ефес. 6, 1—3). Господь возвысилъ отца надъ детьми, и утвердилъ судъ матери надъ сыновьями. Почитающiй отца очистится отъ греховъ, и уважающiй мать свою—какъ прiобретающiй сокровища. Почитающiй отца будетъ иметь радость отъ детей своихъ, и въ день молитвы своей будетъ услышанъ. Уважающiй отца будетъ долгоденствовать, и послушный Господу успокоитъ мать свою. Боящiйся Господа почтитъ отца и, какъ владыкамъ, послужитъ родившимъ его (Сир. 3, 2—7). Всемъ сердцемъ почитай отца твоего, и не забывай родильныхъ болезней матери своей. Помни, что ты рожденъ отъ нихъ; и что можешь ты воздать имъ, какъ они тебе? (7, 29, 30). Деломъ и словомъ почитай отца твоего и мать, чтобы пришло на тебя благословенiе отъ нихъ: ибо благословенiе отца утверждаетъ домы детей, а клятва матери разрушаетъ до основанiя. Не ищи славы въ безчестiи отца твоего, ибо не слава тебе—безчестiе отца. Сынъ! прiими отца твоего въ старости его и не

ПОМНИТЕ, ДЕТИ, ПЯТУЮ ЗАПОВЕДЬ. 407

огорчай его въ жизни его. Хотя бы онъ и оскуделъ разумомъ, имей снисхожденiе, и не пренебрегай имъ при полноте силы твоей. Ибо милосердiе къ отцу не будетъ забыто; несмотря на грехи твои, благосостоянiе твое умножится. Въ день скорби твоей вспомянется о тебе, какъ ледъ отъ теплоты растаютъ грехи твои (3, 8—10, 12—15), Помни объ отце и о матери твоей, когда сидишь среди вельможъ, чтобы тебе не забыться предъ ними, и по привычке не сделать глупости (23, 17—18). Оставляющiй отца—то же, что богохульникъ, и проклятъ отъ Господа раздражающiй мать свою! (3, 16). Глазъ, насмехающiйся надъ отцомъ и пренебрегающiй покорностiю къ матери, выклюютъ вороны дальные, и сожрутъ птенцы орлиные! (Прит. 30, 17). Кто обкрадываетъ отца своего и мать свою, и говоритъ: „это не грехъ", тотъ сообщникъ грабителямъ (38, 24).—Вотъ какъ учитъ слово Божiе о почтенiи къ родителями „Сама совесть наша", говоритъ святитель Тихонъ Задонскiй, „убеждаетъ насъ съ любовiю почитать родителей своихъ. Всякое почтенiе отдавай, христiанине, родившимъ тебя, да благо тебе будетъ. Кого тебе и почитать, какъ не родителей? Родители твои суть великiе благодетели твои: показывай имъ свою достойную благодарность. Поминай болезни и труды ихъ, въ твоемъ воспитанiи подъятые; и буди имъ за то благодаренъ. Знай точно, что ничемъ за благодеянiе ихъ, тебе оказанное, воздать не можешь. Много они тебя одолжили; много и ты имъ долженъ. Являй убо имъ сердечную за то благодарность во всю жизнь твою. Всякое послушанiе имъ показуй; послушанiе же сiе разумей тогда, когда родители приказываютъ тебе согласное слову Божiю или непротивное. Потому и Апостолъ святый повелеваетъ детямъ слушать родителей своихъ о Господе: то есть, слушать въ томъ, что Господу не противно. Если же противное слову Божiю что повелеваютъ, въ томъ крайне не должно слушать. О семъ Христосъ Сынъ Божiй научилъ въ Святомъ Евангелiи: иже любитъ отца или матерь, паче Мене, несть

408 ПОМНИТЕ, ДЕТИ, ПЯТУЮ ЗАПОВЕДЬ.

Мене достоинъ" (Мф. 10, 37). „Никакого дела вновь, безъ ихъ совета и соизволенiя не начинай, но о всемъ у нихъ совета и соизволенiя спрашивай. Крайне берегись грубымъ словомъ оскорбить ихъ, но со всякою учтивостiю говори имъ и отвечай. Ежели за что наказуютъ тебя, и знаешь подлинно, что ты въ томъ виноватъ, признавай свою виновность со смиренiемъ, и съ кротостiю претерпи наказанiе, ибо наказуютъ тебя, да исправенъ и добръ будеши. Ежели же знаешь свою невинность, и совесть твоя тебя оправдываетъ: то объявляй свою невинность со всякою учтивостiю и смиренiемъ, да познаютъ, что ты чадо ихъ. Во всякой нужде и недостатке не оставляй ихъ, но помогай имъ и послужи имъ, а паче въ старости, какiя немощи въ нихъ увидишь, молчанiемъ прикрывай. Но ежели, что и соблазнительное увидишь, крайне берегись осудить, и иному объявить о томъ. Не подражай въ семъ деле Хаму сыну Ноеву, который, видя наготу отца своего, и изшедъ вонъ поведалъ братiямъ своимъ; но последуй Симу и Iафету братiямъ его, которые покрыли наготу отца своего и не видели ея. Буди убо и ты видяй аки не видяй, когда что увидишь въ своихъ родителяхъ. Ежели проступишься и какъ-нибудь оскорбишь ихъ, не медля, но тотчасъ со смиренiемъ проси прощенiя, да не суду Божiю подпадеши, ибо если у всякаго человека, оскорбленнаго нами, должно намъ просить прощенiя и съ нимъ примириться, по словеси Христову, кольми паче такъ должно намъ поступать съ родителями нашими, которыхъ и любить и почитать паче прочихъ людей должны мы".—И все святые Божiе являли достоподражаемый примеръ послушанiя своимъ родителямъ. Довольно указать на Исаака, который, изъ послушанiя отцу своему Аврааму охотно позволилъ ему связать себя и возложить на жертвенникъ, соглашаясь лучше умереть отъ руки отца, нежели воспротивиться его воли. А какое высокое почтенiе отдавали своимъ родителямъ древнiе люди! Кто былъ Соломонъ? Знаменитый мудрецъ, могучiй царь, но и о немъ читаемъ,

ПОМНИТЕ, ДЕТИ, ПЯТУЮ ЗАПОВЕДЬ. 409

что когда вошла къ нему мать его, Вирсавiя, просить объ одномъ деле, онъ всталъ предъ нею и поклонился ей, и поставили престолъ для матери царя и она села по правую руку его. Наконецъ, высочайшiй примеръ повиновенiя родителямъ явилъ въ Себе Самъ Господь нашъ Iисусъ Христосъ, какъ о томъ сведетельствуетъ святое Евангелiе; изъ повиновенiя къ Своей Пресвятой Матери совершилъ Онъ и первое чудо Свое въ Кане Галилейской, претворивъ воду въ вино. А какой примеръ нежной заботливости о Своей Матери явилъ Онъ въ то время, когда со креста поручилъ Ее попеченiю Своего ученика, возлюбленнаго Iоанна!—Дети! любите и почитайте своихъ родителей! Благословенiе родительское на воде не тонетъ и въ огне не горитъ. Молитва родительская не допуститъ погибнуть человеку—она со дна моря достанетъ! Сколько детей исцелилось, сколько изъ мертвыхъ воскресло, сколько на путь покаянiя обратилось по молитве родительской! Блаженный Августинъ, до своего крещенiя, со всею безпечностью молодости предавался греховнымъ удовольствiямъ. Отецъ его, какъ язычникъ, самъ нисколько не заботился объ исправленiи сердца своего сына: но мать, какъ набожная христiанка, глубоко скорбела о томъ, плакала и молилась, чтобы Самъ Господь, имиже весть судьбами, исторгнулъ любезное ея детище изъ бездны порока. „Плакала, какъ замечаетъ самъ Августинъ, более, нежели другiя матери плачутъ о смерти своихъ детей: ибо видела его духовную смерть". Съ глубокою скорбiю пришла она разъ къ одному епископу и поведавши ему свое горе, просила его помолиться Богу о сыне. „Поди съ миромъ, сказалъ святитель, поступай такъ, какъ теперь поступаешь; невозможно, чтобы дитя столькихъ слезъ и молитвъ погибло". Слова этого пастыря оправдались на деле. Августинъ, чудеснымъ образомъ обращенный въ христiанство, сделался не только радостiю для своей матери, но и утешенiемъ всей церкви, славнымъ учителемъ и твердымъ защитникомъ ея святыхъ истинъ—словомъ и деломъ. Такъ сильна у Бога молитва

410 ПОМНИТЕ, ДЕТИ, ПЯТУЮ ЗАПОВЕДЬ.

родительская!—А вотъ примеръ и того, какъ строго Богъ наказываетъ непочитающихъ родителей: къ преподобному Парфенiю однажды приведенъ былъ юноша, жестоко мучимый нечистымъ духомъ. Святый старецъ, который своими чудодейственными молитвами исцелялъ больныхъ при первомъ воззренiи на страждущихъ, безъ всякой даже просьбы съ ихъ стороны,—теперь, посмотревши на молодого че­ловека, отвратился отъ него съ негодованiемъ. Родители бесноватаго, припадая къ стопамъ святого, со слезами умоляли сжалиться надъ ихъ сыномъ и освободить ихъ отъ великаго несчастiя; но Парфенiй отвечалъ: „сынъ вашъ недостоинъ исцеленiя; ибо духъ мучитель данъ ему въ наказанiе за то, что онъ васъ злословилъ". Не скоро, и только во уваженiе къ настоятельной слезной просьбе родителей, святый старецъ согласился принести молитву Богу о юноше! и темъ избавилъ его отъ страшнаго мученiя. Справедливо говоритъ святитель Тихонъ, что таковыя дети, или паче выродки рода человеческаго, гнусны. Слово Божiе изрекаетъ на нихъ грозное проклятiе: проклятъ безчестяй отца своего, или матерь свою (Втор. 27, 26); и по закону Моусееву таковые предавались смертной казни (тамъ же). „Итакъ, берегись, христiанине, оскорблять родителей своихъ,—увещеваетъ тотъ же Святитель,—дабы не испытать на себе карающей руки Божiей. После Бога нетъ у насъ большихъ благодетелей, какъ родители ваши. Страшно быть неблагодарнымъ къ нимъ. Притомъ знай: каковъ ты къ своимъ родителямъ будешь, таковы и дети твои къ тебе будутъ, по словеси Христову: въ нюжу меру мерите, возмерится вамъ (Матф. 7, 2).

ПОСЛУШАНIЕ РОДИТЕЛ.―ВЫШЕ ПОСТА И МОЛИТВЫ. 411

Послушанiе родителямъ—выше поста и молитвы.

Въ настоящее время слышится много жалобъ на непокорныхъ и на непослушныхъ детей. Жалобы эти вполне справедливы. Действительно въ наше время не считается грехомъ обмануть родителей, сказать имъ какую-либо дерзость и даже деломъ показать свою непокорность имъ. А вотъ послушайте, что говоритъ древнiй мудрецъ: „Господь возвысилъ отца надъ детьми и утвердилъ судъ матери надъ сыновьями. Почитающiй отца будетъ иметь радость отъ детей своихъ, и въ день молитвы своей будетъ услышанъ. Уважающiй отца будетъ долгоденствовать, и послушный Господу успокоитъ мать свою. Боящiйся Господа почтитъ отца и, какъ владыкамъ, послужитъ родившимъ его" (Сир. 3, 2—7). Чти отца твоего и матерь твою, да благо ти будетъ, и да долголетенъ будеши на земли,—вотъ заповедь, данная Богомъ.

Прекрасный примеръ исполненiя этой заповеди пред-ставляетъ Самъ Господь нашъ Iисусъ Христосъ. „Прiиде Iисусъ въ Назаретъ и бе повинуйся има“ (т. е. старцу Iосифу и Преблагословенной Своей Матери),—кратко замечается въ евангелiи (Лук. 2, 51). Воплотившiйся Сынъ Божiй повинуется престарелому плотнику Iосифу и юной Матери Марiи. Онъ помогаетъ отцу и матери въ хозяйстве и участвуетъ въ ихъ работахъ. Совершеннейшiй во всемъ, Iисусъ Христосъ высоко ставилъ отца и мать и велъ Себя, какъ самый почтительный Сынъ: не гнушался Онъ ихъ бедною обстановкою, не пренебрегалъ скромнымъ званiемъ „древодела".

Святые Божiи, шедшiе по стопамъ Владыки своего, также являли примеръ послушанiя родителямъ. Таковъ, напр., преподобный Лука Елладскiй, память коего празднуется 7 февраля.

412ПОСЛУШАНIЕ РОДИТЕЛ.―ВЫШЕ ПОСТА И МОЛИТВЫ.

Преподобный Лука съ самыхъ раннихъ летъ сталъ проявлять духъ благочестiя: онъ любилъ молчанiе, скромность, честность и особенно воздержанiе въ пище. Будучи послушенъ родителямъ, онъ безпрекословно исполнялъ приказанiе ихъ: пасъ овецъ, обработывалъ землю и несъ другiя обязанности по хозяйству. При этомъ онъ отличался еще сострадательностiю къ беднымъ. Когда онъ, отправляясь на работу, встречалъ нищихъ, то отдавалъ имъ последнiй хлебъ, а самъ оставался голоднымъ. Однажды шелъ онъ въ поле сеять пшеницу, но на дороге попались ему бедные, которые просили помощи,—и онъ отдалъ имъ большую половину семянъ, а самъ посеялъ гораздо меньшую. Но Господь наградилъ его за это: урожай былъ необыкновенный. По смерти отца Лука тайно ушелъ изъ дома матери и въ одномъ изъ монастырей г. Афинъ былъ постриженъ въ монахи. Между темъ мать его сильно скорбела о потери своего единственнаго сына и умоляла Господа возвратить его. Господь услышалъ ея молитву. Въ одну ночь настоятель монастыря, где подвизался преп. Лука, увиделъ следующiй сонъ: предстала предъ нимъ какая-то женщина и съ горькимъ упрекомъ требуетъ отъ него возвратить единственнаго сына ея. На­стоятель сразу догадался, что это—Лука, потому что онъ скрылъ свое происхожденiе. Не хотелось Луке оставлять монастырской жизни, но, по наставленiю игумена, онъ принужденъ былъ оставить монастырь и возвратиться къ матери, потому что онъ послушанiе родителямъ считалъ выше поста и молитвы. Проживши въ доме матери четыре месяца, онъ, съ благословенiя матери, отправился на дальнейшiе иноческiе подвиги. Поселившись у одной приморской горы, св. Лука устроилъ въ ней небольшую келiю, где и сталъ подвизаться. Днемъ св. Лука трудился въ своемъ садике, который находился близъ его келiи, а плоды изъ сада раздавалъ беднымъ людямъ. Ночь же проводилъ въ молитве. Одинъ человекъ изъ любопытства подсмотрелъ въ скважину двери и увиделъ преподобнаго