Средства массовой информации

Отношение к СМИ в России трудно понять без знания их истории, весьма сильно отличающейся от нашей. Если в Первой Империи газеты и журналы (радио и ТВ еще не были изобретены), невзирая на официальное наличие предварительной цензуры даже в мирное время, ничем принципиально от наших не отличались, то с 1917 по 1986—1987 годы вся пресса в России была партийно-государственной. Ничего, кроме восхваления власти и репортажей о трудовых успехах промышленных и сельскохозяйственных предприятий, там не было, кроме разве что всяческого поношения загнивающего Запада – притом не за то, за что его реально не любят в России по сию пору, а лишь за то, что там разрешено частное предпринимательство и потому есть богатые. Поэтому в Красной Империи профессия журналиста была не то чтобы презираемой (хотя к наиболее престижным, как у нас, она точно не относилась), но невообразимо регламентированной и скучной.

С самого же начала второго Смутного времени, а реально даже с последних лет существования Второй Империи журналисты получили возможность писать что угодно и о ком угодно. Для журналистского корпуса в целом это выглядело примерно так, будто они попали на пир после вынужденного голода: они упивались свободой. Тем более что двух главных ограничителей этой безбрежной свободы, изначально существовавших у нас – чтобы публике было интересно и чтобы коллеги продолжали подавать руку, – в то время в России не было и быть не могло: свободой упивались не только журналисты, но и их коллеги, и читатели. А государство – не конкретную власть, а государственную машину как таковую – все журналисты, выросшие в душной и унижающей их атмосфере Второй Империи, сильно не любили. На эту ситуацию наложились трехсотлетние настроения превознесения всего западного и презрения ко всему своему, особенно распространенные в среде богемной интеллигенции, к которой относились и журналисты (во времена позднего СССР прозападные настроения были загнаны внутрь, но никуда не делись). Кроме того, имел место и некий субъективный фактор – несколько наиболее беспринципных олигархов (все нерусские по национальности, в основном евреи) создали частные медиа-империи, притом исключительно с личными политическими целями. В результате к середине 90-х годов пресса (не отдельные издания, а подавляющая ее часть) стала откровенно антироссийской и русофобской. Ее называли либеральной, но это был даже не либерализм, а доведенное до абсурда его продолжение – полная антигосударственность. По указанным выше причинам журналисты скатились в эту позицию совершенно естественно – не по нужде, а по велению души. Итог был закономерен: когда кончилось второе Смутное время и страна и народ стали возвращаться к естественному мироощущению, ненависть к прессе и журналистам (либеральным, но иных практически и не было) достигла небывалых размеров во всех слоях общества: их называли см?сителями и на полном серьезе считали главными виновниками унижения страны.

Терпеть СМИ, и в особенности телевидение, откровенно являющиеся проводником антироссийской политики и к тому же столь нелюбимые народом, Владимир Восстановитель, естественно, не собирался. Уже в первой половине своего правления, вовсе не богатой на радикальные изменения, он отобрал у олигархических медиа-магнатов их телеканалы. По сути, с этого он практически и начал свое правление (если не считать завершения войсковой фазы второй кавказской войны).

Слово «отобрал» не должно вводить вас в заблуждение, дорогие соотечественники, – медиа-магнаты их никогда не покупали, а, по сути, сами отобрали их у государства в момент его полного бессилия (наступившего не без их активной помощи); им же Владимир II заплатил немалые деньги. Таким образом, к 2006 году все общефедеральные телевизионные каналы тем или иным образом находились под контролем государства (бумажные газеты в те времена русские читали мало, а сетевые еще только появлялись – поэтому идеологическую важность имело только ТВ); но выяснилось, что этого недостаточно. Собственники поменялись с олигархов на государство, но журналисты и редакторы остались те же, с тем же самым настроем, о котором я писал, – и других взять было решительно неоткуда. Поэтому сложилась ситуация, при которой откровенной агитации против власти на телевидении уже не было, но более тонкая подрывная работа, направленная на постепенное размывание всех ценностей, лежащих в фундаменте самой идеи русской государственности, продолжалась почти на прежнем уровне (возможно, в определенной части непреднамеренно). В наших современных терминах это можно обозначить как боевые действия консциентологического типа против России. Тем не менее острота была до известной степени снята, и так тянулось до 2013 года. Но когда началось воссоздание Империи, продолжаться по-прежнему это уже никак не могло.

Гавриил Великий и деятели его правительства в полной мере извлекли уроки из ситуации в сфере СМИ 90-х и начала 2000-х годов, хотя и довольно специфические. Телевидение само по себе есть слишком сильный инструмент воздействия на психику человека, и психика большинства людей не в силах критически осмысливать телеинформацию и сопротивляться, считали они. Вот ведь гипноз, кроме как для лицензированных психиатров, запрещен под страхом уголовного наказания – а чем ТВ не массовый гипноз? В западном мире считают, что противоядие от этого в существовании как можно большего числа самых разных телеканалов, что снижает мощь воздействия каждого канала в отдельности. Это так, но, продолжая эту логику, западный мир должен бы был разрешить и поощрять наркотики, лишь бы их было много и самых разных, – но это явный абсурд. Поэтому о частном телевидении вообще не может быть речи – и в Законе «О психической защите нации» 2015 года было установлено, что ни собственником, ни акционером, ни управляющим телекомпании не могут быть частные предприниматели или корпорации. Не могут ими быть и общественные организации – а может либо правительство, либо земства (для своих региональных каналов).

Однако реформаторы на этом не остановились: а разве государственное владение и управление есть панацея? – задали они риторический вопрос. Речь здесь не о том, о чем я писал выше (что журналисты даже на государственных каналах продолжали гнуть свою либеральную линию), – с этим можно справиться. Но нужен ли даже государству зомбирующий гипноз, пусть и с благородными целями? Если уж ТВ можно уподобить наркотику, то пристало ли Империи делать наркоманов из своих граждан и держать их в наркозависимости? «Мы ушли от демократического государственного устройства, когда все выбирают власть, – сказал в своем выступлении в 2015 году Иван Георгиев, тогдашний министр культуры, – так давайте и действовать будем не как демократия, где главная цель – превратить свое население в послушную управляемую биомассу-электорат. Если бы мы хотели сделать из своих граждан зомби, не было бы ничего лучше для этого, чем государственное телевидение. Но им нас не выбирать, и поэтому нам этого не надо – напротив, мы хотим наиболее полного раскрытия их человеческих потенциалов, как велел Господь в притче о зарытом таланте, а для этого зомби не годятся».

Результатом такого подхода явилось следующее: в том же 2015 году все общефедеральные государственные каналы (а иных уже не было) закрыли, за исключением одного; еще один местный канал разрешалось иметь земству или группе земств, причем они несли ответственность за то, чтобы его вещание было сугубо региональным. Таким образом, начиная с 2015 года и поныне россиянин имеет на своем мониторе либо один (имперский), либо два (имперский и земский) канала – потому что не во всех земствах есть местное вещание. На обоих каналах есть лишь новости и официоз (на первом – имперские новости, на втором – местные) – развлекательных программ любого рода там не допускается.

Должен заверить вас, дорогие соотечественники (я смотрел российское ТВ почти год), что правительство не обмануло своих граждан: ни новости, ни официоз не используются для славословия властей и вообще для пропаганды – они подаются весьма сухо и достаточно не тенденциозно. От наших они отличаются в первую очередь четким разделением отечественных и мировых новостей – в соответствии с принципом автономности у российских телезрителей не должно возникать ощущения единства планеты. Помимо этого, на российском ТВ гораздо более регламентирован сам выбор того, что является новостью, а что нет. У нас могут показать в новостях сюжет про человека, женившегося в сто лет, потому что этот телеканал, в отличие от других, сочтет это достойной новостью; то же относится и к политическому блоку – одни сочтут какое-нибудь третьестепенное правозащитное шествие новостью, а другие не сочтут. Так вот, у русских такого нет – в новостях показывается лишь то, что по своему масштабу однозначно является общеимперскими новостями.

Кроме этого, там новости отличаются гораздо меньшей эмоциональностью и визуальной эффектностью показа – например, в тех репортажах, где показывать особо нечего, никаких фоновых видеоматериалов не дается, притом и репортажи в целом идут лишь там, где они реально нужны (в остальное время есть лишь диктор в студии – доля его времени в новостных программах значительно выше, чем в подобных программах у нас). Все это делается в рамках общей линии на уменьшение прямого (мимо рационального осмысления) воздействия на зрителя. По этой же причине в новостных блоках преступления и катастрофы занимают небольшое место и никогда не показываются впрямую, хотя и не замалчиваются – врать российская власть не любит, считая это ниже своего достоинства. Целью такой структуры телеэфира, в соответствии со сформировавшимися у правительства представлениями, было в первую очередь даже не прекращение «зловещания», как его здесь называли, а избавление населения от наркозависимости от экрана. В упоминавшемся выступлении Георгиева такая терминология и использовалась: «Вначале вам будет тяжело, как всегда при ломке, но потом вы же и будете рады».

В принципе, так и получилось: для обычного человека жизнь в России теперь гораздо менее виртуальна, чем для нашего обывателя у нас, – поскольку люди в России не сидят перед экраном, то они существенно больше времени проводят в каких-то делах, даже если и не очень осмысленных, в общении друг с другом (с алкоголем или без него), в занятиях сексом, наконец. Я думаю, отказ от ТВ сыграл здесь решающую роль. Имперская власть явно будет и далее проводить ту же линию – если в ближайшее десятилетие системы виртуальной реальности станут полной имитацией действительности, как нам обещают технологические обозреватели, в России они вне всякого сомнения будут сильно ограничены.

Все сказанное относится не только к эфирному вещанию, но и к кабельным сетям, то есть телепрограммы запрещены и в Сети – целью правительства была отнюдь не замена бесплатного телевидения на платное. С другой стороны, не было никакого основания запрещать гражданам заказывать за деньги себе на монитор художественные фильмы и тому подобное – Россия хоть и не демократическая, но вполне свободная страна. А в свободной стране трудно объяснить, чем заказ фильма через Сеть отличается от заказа через ту же Сеть диска с этим фильмом с доставкой на дом. Такое положение потребовало четкого законодательного определения, чем отличается телевещание – то, которое необходимо запретить, – от видеоматериалов другого типа, которые никому не мешают; это оказалось непростой задачей. Принятый в результате закон, действующий и поныне, устанавливает, что главная отличительная особенность ТВ – это наличие сетки вещания, то есть показа видеоматериалов друг за другом в реальном времени, по заранее объявленному графику, без возможности зрителя остановить показ, а потом продолжить его с этого же места; это в безусловном порядке запрещено. Что касается отдельного материала о каком-то событии, месте, народе и т. д. – то это фильм, и вы можете без ограничений продавать его через Сеть (или раздавать бесплатно, если такова ваша бизнес-модель), как и игровые фильмы. Правда, если это репортаж с места события, в том числе со спортивного мероприятия, то его можно размещать в Сети для заказа не ранее чем через 72 часа после того, как оно произошло, – иначе это считается телевидением. Так что когда я говорю, что россиянин может смотреть лишь один-два телеканала, притом весьма скучных (специально), то это относится именно к каналам. Отдельные фильмы и другие видеоматериалы – образовательные, познавательные, юмористические, спортивные и т. п. – он может вызывать через Сеть в огромном количестве, частью платно, а частью бесплатно. Проведенные российской властью обширные и весьма серьезные исследования показывают, что в этом случае – когда все смотрят отдельные передачи, не сгруппированные в программы, разные и в разное время, и сами передачи не привязаны к моменту показа и не касаются сегодняшнего дня – зомбирующий эффект невелик. Так что телевидение – это еще одна сфера российской жизни, где чужеземцу с первого взгляда кажется, будто он столкнулся с полной дикостью, а при более внимательном ознакомлении оказывается, что все не так страшно и не так уж и сильно отличается от привычного нам – хотя это небольшое отличие может привести к масштабным последствиям.

Что касается иных, нежели телевидение, средств массовой информации – бумажных журналов, сетевых газет, радио и прочих, – то они практически ничем не ограничены. Более того, в России вообще нет закона о СМИ. Это не значит, что здесь можно делать что угодно, просто специфического государственного регулирования этой сферы нет, как нет отдельных законов о металлургии или о производстве компьютеров.

Я уже писал, что в России существует Закон «О публичности», которым устанавливается, чего нельзя публично произносить, публиковать и транслировать (порнография, гомосексуализм, национализм и шовинизм, антигосударственная агитация и т. д.), независимо от носителя. Русские считают, что этого закона более чем достаточно для регулирования содержательной части деятельности СМИ. Общеделовая же часть их деятельности регулируется общим законодательством (Гражданским и Налоговым кодексами, антимонопольным законом и пр.). Никакого лицензирования или даже уведомительной регистрации для открытия СМИ в России не требуется, и закрыть их можно только в порядке, предусмотренном для закрытия предприятий вообще. «А если издание не нарушает ни закон о публичности, ни общее законодательство, но беспрерывно и целенаправленно врет?» – спросил я у Елены Путко, начальника отдела СМИ в Имперском агентстве информационных сетей. «Ну что же, хотят врать – пусть врут, – ответила она. – Пусть решает рынок, иными словами аудитория. Если это не зомбирующий носитель, то есть не телевидение, то рынок разберется. Это как если бы вы спросили, а что, мол, делать с теми, кто продает явно не работающие средства для приворота ушедшего мужа, – а ничего не делать, если только продавцы не используют гипноз для рекламы. Конечно, если доказать в суде, что данное СМИ не просто врало, а делало это целенаправленно и намеренно, то есть само и не считало свои материалы правдой, то по Уголовному кодексу это мошенничество со всеми вытекающими последствиями. Но мы заниматься этим не собираемся, если потребительские организации хотят – пусть занимаются сами. В каких-то крайних случаях мы можем выпустить и распространить официальное сообщение для потребителей, в котором аргументированно докажем лживость этого издания, но на моей памяти такого не было. (У этого подхода есть исключение, более характерное для искусства, о котором речь пойдет далее.) Если же имело место оскорбление страны, народа и т. п. – это все уголовные преступления (см. главу «Правоохранительная система»), – то с этим, безусловно, надо бороться, и для того существует Имперская служба цензорского надзора. Также если журналисты или издания в целом берут деньги за материалы, не помечая их как рекламу, то это уголовное преступление (взятка) – но этим занимаются правоохранительные органы, и пусть себе занимаются».

Должен отметить, что при отсутствии закона о СМИ ответственность российских журналистов в плане корректности подачи информации выше, чем у наших, – там клевета или дезинформация считается таковой, даже если использованы всякие лазейки типа «по непроверенным слухам», «говорят, что» и т. д.; но это опять-таки дело правоохранительной системы и судов. В общем, дорогие соотечественники, в области СМИ всех типов (кроме ТВ, которое они считают зомбирующим и потому рассматривают отдельно) российское законодательство не жестче, а, напротив, существенно либеральнее нашего. Это не удивительно, потому что население для российской власти не электорат.