Глава двенадцатая. Мы с Генри в субботу идем в город на парад Хэллоуина, почти через две недели после того, как мы приехали в Парадайз

Мы с Генри в субботу идем в город на парад Хэллоуина, почти через две недели после того, как мы приехали в Парадайз. Думаю, нам обоим становится трудно переносить уединенность. Не то чтобы мы непривычны. Мы привычны. Но уединенность в Огайо иная, чем в большинстве других мест. Она какая-то молчаливая, одинокая.

Холодно, солнце временами выглядывает между плывущими над головой густыми белыми облаками. В городе суматоха. Все дети разряжены. Мы купили для Берни Косара поводок. На нем накидка Супермена с большой S на груди. Он не впечатлен. Он не единственная собака, наряженная супергероем.

Мы с Генри стоим на тротуаре перед закусочной «Голодный медведь» совсем рядом с кругом в центре города и ждем начала парада. На витрине закусочной висит вырезка из «Газетт» со статьей о Марке Джеймсе. Он сфотографирован стоящим на поперечной линии футбольного поля, на нем форменная куртка, руки скрещены на груди, правая нога опирается на мяч, на лице насмешливая самоуверенная улыбка. Даже я должен признать, что выглядит он впечатляюще.

Генри видит, что я уставился на газету.

– Твой друг, верно? – спрашивает он с улыбкой. Генри знает всю историю, начиная с того, как мы чуть не подрались, до коровьего навоза и того, что я запал на бывшую девушку Марка. Получив всю эту информацию, Генри называет Марка не иначе как моим «другом».

– Мой лучший друг, – поправляю я его.

Тут начинает играть оркестр. Он идет во главе парада, а за ним везут платформы, разукрашенные в стиле Хэллоуина, на одной из них стоят Марк и еще несколько футболистов. Они горстями бросают детям конфеты. Потом Марк замечает меня и толкает локтем стоящего рядом с ним парня – это Кевин, которому я в столовой дал коленом в пах. Марк показывает на меня и что-то говорит. Оба смеются.

– Это он? – спрашивает Генри.

– Это он.

– Выглядит как придурок.

– А я что говорил.

Потом идут девушки-чирлидеры, все одеты в форму, волосы зачесаны назад. Они улыбаются и машут толпе. Сара идет рядом с ними и фотографирует. Она снимает их в движении, когда они прыгают и выкрикивают свои приветствия. Хотя она в джинсах и без всякой косметики, но все равно она красивее любой из них. Мы все больше разговариваем с ней в школе, и я постоянно думаю о ней. Генри видит, что я не отвожу от нее глаз.

Потом он отворачивается от парада.

– Это она, да?

– Это она.

Она замечает меня и машет рукой, потом показывает на камеру, дескать, она подойдет, но сначала поснимает. Я улыбаюсь и киваю.

– Да, – говорит Генри, – определенно, в ней что-то есть.

Мы смотрим парад. Проезжает мэр Парадайза. Он сидит на багажнике автомобиля с откидным верхом и тоже бросает детям конфеты. Сегодня многие дети впадут в экстаз, думаю я.

Я чувствую прикосновение к своему плечу и оборачиваюсь.

– Сэм Гуд. Что скажешь?

Он пожимает плечами.

– Ничего. Как дела?

– Смотрим парад. Это мой отец, Генри.

Они пожимают руки. Генри говорит:

– Джон много рассказывал о тебе.

– Правда? – спрашивает Сэм с кривой улыбкой.

– Правда, – отвечает Генри. Потом он с минуту молчит и начинает улыбаться. – Знаешь, я тут прочитал. Может, ты уже слышал. Знаешь, что грозы у нас происходят из-за инопланетян? Они их устраивают, чтобы незаметно пробраться на нашу планету. Гроза отвлекает внимание, а молнии, которые ты видишь, – это на самом деле следы от космических кораблей, входящих в земную атмосферу.

Сэм улыбается и почесывает голову.

– Исчезни, – говорит он.

Генри пожимает плечами.

– Так я слышал.

– Ладно, – начинает Сэм, который очень хочет отплатить Генри той же монетой. – А ты знаешь, что динозавры на самом деле не вымерли? Пришельцы оказались в таком восторге от них, что решили всех их собрать и вывезти на свою планету.

Генри качает головой.

– Я об этом не слышал, – отвечает он. – А ты знаешь, что лохнесское чудовище на самом деле было животным с планеты Трафальгра? Они привезли его сюда ради эксперимента, посмотреть, сможет ли оно выжить, и оно выжило. Но когда его обнаружили, инопланетяне вынуждены были забрать его обратно, вот почему его больше никто не видел.

Я смеюсь, но не над теорией, а над названием Трафальгра. Нет планеты с названием Трафальгра, и я не удивлюсь, если он придумал его на ходу.

– Ты знал, что египетские пирамиды были построены пришельцами?

– Я слышал об этом, – говорит Генри с улыбкой. Его это забавляет, потому что, хотя пирамиды и не были построены инопланетянами, но были сооружены с использованием знаний Лориен и с помощью лориенцев. – Ты знал, что конец света должен наступить 21 декабря 2012 года?

Сэм кивает и улыбается.

– Да, я слышал об этом. Истечение срока Земли, конец календаря майя.

– Истечение срока? – встреваю я. – Это как «срок годности» на пакетах с молоком? Что, Земля свернется?

Я смеюсь своей шутке, но Сэм и Генри не обращают на меня внимания.

Потом Сэм говорит:

– Ты знал, что круги на полях изначально использовались для навигации пришельцами агарианами? Но это было тысячи лет назад. Сегодня эти круги высевают только скучающие фермеры.

Я опять смеюсь. Меня подмывает спросить, кто же тогда придумывает заговоры инопланетян, если круги на полях высевают скучающие фермеры, но я не спрашиваю.

– Как насчет центуриев? – спрашивает Генри. – Ты знаешь о них?

Сэм качает головой.

– Это инопланетный народ, живущих в ядре Земли. Это вздорные люди, они постоянно не ладят друг с другом, и когда у них случаются гражданские войны, на поверхности Земли происходят толчки, такие, как землетрясения и извержения вулканов. Цунами 2004 года? Только из-за того, что пропала дочь царя центуриев.

– Она нашлась? – спрашиваю я.

Генри качает головой, смотрит на меня, потом на Сэма, который все еще улыбается от затеянной ими игры.

– Нет. Теоретики полагают, что она может менять свою внешность и живет где-то в Южной Америке.

Теория Генри так хороша, что не думаю, что он придумал ее с ходу прямо сейчас. Я стою и размышляю над ней, хотя я даже никогда не слышал об инопланетянах, именуемых центуриями, и точно знаю, что в земном ядре никто не живет.

– А ты знал… – Сэм делает паузу. Я думаю, Генри его переиграл, и в тот момент, когда эта мысль приходит мне в голову, Сэм говорит нечто такое пугающее, что меня накрывает волна ужаса. – Ты знал, что могадорцы стремятся к мировому господству, что они уже уничтожили одну планету и следующей планируют уничтожить Землю? Они сейчас здесь, изучают человеческие слабости, чтобы воспользоваться ими, когда начнется война.

У меня отвисла челюсть, а Генри ошеломленно уставился на Сэма. Он задерживает дыхание. Его рука сжимает чашку с кофе, и я боюсь, что если он сожмет еще чуть сильнее, то чашка сломается. Сэм смотрит на Генри, потом на меня.

– Ребята, у вас такой вид, будто вы столкнулись с привидением. Значит ли это, что я выиграл?

– Где ты об этом слышал? – спрашиваю я. Генри смотрит на меня с такой яростью, что уж лучше бы я промолчал.

– Прочитал в «Они ходят среди нас».

Генри все еще не придумал, как отреагировать. Он открывает рот, чтобы заговорить, но ничего не выходит. Тут вмешивается маленькая женщина, стоящая позади Сэма.

– Сэм, – говорит она. Он оборачивается и смотрит на нее. – Где ты был?

Сэм пожимает плечами.

– Здесь стоял.

Она вздыхает, потом обращается к Генри.

– Привет, я мама Сэма.

– Генри, – говорит он и пожимает ей руку. – Рад познакомиться.

Она удивленно раскрывает глаза. Что-то в акценте Генри заставляет ее оживиться.

– Ah bon! Vous parlez francais? C’est super! J’ai personne avec qui je peux parler francais depuis long-temps.^[3]

Генри улыбается.

– Извините. Вообще-то я не говорю по-французски. Но знаю, что мой акцент может ввести в заблуждение.

– Нет? – Она разочарована. – Вот не везет, а я-то подумала, что в городе наконец появилось что-то достойное.

Сэм смотрит на меня и закатывает глаза.

– Ладно, Сэм, пошли, – говорит она.

Он пожимает плечами.

– А вы собираетесь в парк и на катания на повозках с сеном?

Я смотрю на Генри, потом на Сэма.

– Да, конечно, – отвечаю я. – А ты?

Он пожимает плечами.

– Если сможешь, приходи и разыщи нас, – говорю я.

Он улыбается и кивает.

– Ладно, парень.

– Пора идти, Сэм. И ты вряд ли попадешь на катания на повозках. Ты должен помочь мне по хозяйству, – заявляет его мать. Он начинает было что-то говорить, но она уходит. Сэм идет за ней.

– Очень приятная женщина, – с сарказмом говорит Генри.

– Как ты сумел все это выдумать? – спрашиваю я.

Толпа начинает двигаться по главной улице, удаляясь от круга. Мы с Генри идем за ней в парк, где раздают сидр и еду.

– Когда ты достаточно долго врешь, то начинаешь к этому привыкать.

Я киваю.

– Ну и что ты думаешь?

Он делает глубокий вдох и выдыхает. Температура достаточно низка для того, чтобы я мог видеть пар от его дыхания.

– Понятия не имею. В данный момент я не знаю, что и думать. Он застал меня врасплох.

– Он застал врасплох нас обоих.

– Мы должны посмотреть публикацию, из которой он узнал эту информацию, выяснить, кто это написал и где это было написано.

Он выжидающе смотрит на меня.

– Что?

– Тебе нужно достать копию, – говорит он.

– Я достану, – обещаю я. – И все равно это не поддается объяснению. Как кто-то мог об этом узнать?

– Эта информация была откуда-то доставлена.

– Думаешь, кем-то из нас?

– Нет.

– Думаешь, ими?

– Может быть. Я никогда не просматривал газетенки с теориями заговоров. Возможно, они думают, что мы их читаем, и хотят выйти на нас, подбрасывая такую информацию. Я имею в виду… – Он делает паузу и на минуту задумывается. – Черт возьми, Джон, я не знаю. Но придется разобраться. Это не случайное совпадение, совершенно точно.

Мы идем молча, все еще в некоторой растерянности, мысленно перебирая возможные варианты. Берни Косар бежит между нами, язык высунут, накидка съехала набок и волочится по тротуару. Он пользуется большим успехом у детей, и они нас часто останавливают, чтобы его погладить.

Парк расположен на южной окраине города. У его дальней границы находятся два озера, разделенные узкой полоской земли, ведущей к лесу, который раскинулся за ними. Сам парк состоит из трех бейсбольных полей, игровой площадки и большого павильона, где волонтеры раздают желающим сидр и куски тыквенного пирога. Три фургона с сеном стоят на обочине посыпанной гравием дорожки, на большом щите надпись:

ПЕРЕПУГАЙТЕСЬ ДО ПОЛУСМЕРТИ!