Обучение 6 страница

— Евгений, я думал, обознался...

— Нет, как видишь, это я.

— Ты хотел уйти незамеченным, почему?

— Извини. Это моя боль...

— Что-нибудь случилось? — спросил его я.

— И да, и нет. Пойдем куда-нибудь от дороги, что I тут так стоять на виду у всех.

— Мы можем пойти ко мне.

— Нет! — перебил меня Евгений. — У меня нет такого желания, давай просто за городом посидим.

— Хорошо.

— Николай, мне больно в этом признаться даже самому себе, но я не хочу возвращаться на Землю...

— Евгений, зачем же ты так поспешил? Ведь у те­бя еще не один десяток лет был впереди.

— Да, это так. Но, идя в определенный мне свы­ше срок, я не буду на Земле вместе с Нелли, а мы не хотим с ней расставаться даже там.

— Разве можно что-то изменить?

— Можно... Вот мы и идем на Землю раньше... Хоть и вместе, но я не хочу...

— Почему?

— У меня так мало шансов быть замеченным ею в сутолоке жизни.

— Не отчаивайся так, Евгений. Верь в хорошее, ведь вы любите друг друга, а есть такое чувство — интуиция, оно не обманет вас. Верь в себя и верь в Нел­ли, и вы будете вместе.

Возможно, ты прав, но я не хочу уходить отсю­да. В моей жизни будет много соблазнов, и я могу легко поддаться влиянию порока. Я могу разминуть­ся с Нелли, а возможно, и встретившись и обретя ее, потерять.

— Как так, Евгений? Я не совсем понимаю тебя.

— Очень просто. Я могу стать пьяницей и ее гони­телем. А ты знаешь: придя сюда, мы окажемся врозь.

— А как же любовь?

— Есть вещи, которые невозможно изменить. Ты же знаешь об этом, Николай. Ты ведь знаешь.

Евгений уронил голову на сложенные на коленях руки. Мы сидели под раскидистым вязом. Над ва­сильками кружил шмель, наполняя воздух жужжа­нием. Мне было больно за Евгения и Нелли. Но что мог я сделать для них? Ничего! Как мог, попытался утешить Евгения, приводя разные доводы и приме­ры. Мне показалось, что уходил он менее обеспоко­енным, чем до нашей встречи. Если так, слава Богу! Больше я его никогда не видел.

Еще какое-то время я оставался там, где мы разго­варивали с Евгением. Вновь мысли обрушились на ме­ня потоком. Вновь вспомнил я Тамару... Грусть под­ступала все ближе и ближе. Я еще не совсем утвердил­ся в новом восприятии мира, но внутренний голос подтолкнул меня: «Встань и иди». Сделав над собой Усилие, я встал и пошел. Еще какое-то время мною владели грустные воспоминания, но красота природы и дух планеты возымели надо мной власть, и я пришел в хорошее настроение. Я старался избегать людных Мест. Мне хотелось побыть наедине с собой. Лишь из­редка я входил в селения, чтобы узнать, на верном ли я пути к городу со странным названием Скало-До.

Мой путь к городку занял ни много ни мало — шесть дней. На подходе к городку меня застала ночь,

а с рассветом я вошел в городок и отправился на по­иски домика Виктора и Ольги. Пока шел к домику, успел заглянуть на базарную площадь и пройтись по нескольким магазинам. И вот я уже почти на окраине города. Нашел нужную мне улицу и дом. Мир этому дому, — сказал я, войдя.

Приветствую тебя, путник, проходи, — неуверенно отозвался женский голос, и в прихожую вы
шла Ольга, с интересом вглядываясь в мое лицо. После легкого замешательства она продолжила:

— Проходи, что ж ты на пороге стоишь? А я сразу и не узнала тебя. Да проходи же, Николай!

В этом доме помнили обо мне! Я обрадовался радушному приему Ольги, но Виктора не оказалось дома. Она предложила его подождать и очень плотно накормила, не обращая внимания на мои отказы.

— Ты был в пути столько дней и говоришь, что не голоден? Да кто тебе поверит?

Отказываться было неловко. Поев, я спросил:

— Ольга, как далеко ушел Виктор?

— Да здесь он, недалеко. Сказал, что быстро вер­нется, а сам что-то задержался. Снова его этот чудак разговорами заправляет.

— Это Ютиш, что ли? — спросил я.

— Да, он. А ты откуда его знаешь? — удивилась она.

— Мне в прошлый раз Виктор говорил о нем.

— Тогда понятно.

— Ольга, — обратился я к женщине.
- Да?

— Я, пожалуй, не буду ждать, пока вернется Вик­тор. Я навещу его и Ютиша сразу.

— Ты хочешь идти к Ютишу в дом? — спросила Ольга.

— Да, а разве нельзя? — в свою очередь удивил­ся я.

— Да нет, почему же, можно. Только странный он какой-то, может что-нибудь учудить. Понимаешь, ой не совсем обычный, что ли, со странностями. За это прозвали его чудаком.

— Но ведь он сейчас не один дома. С ним Виктор. Он говорил, что познакомит меня с Ютишем. Думаю, все обойдется.

— Я не удерживаю тебя. Если хочешь — иди. Только со странностями этот человек.

— Тогда я пойду.

— Хорошо. Скажи Виктору, что я жду его, пусть долго не задерживается, ладно?

— Хорошо, я передам твою просьбу.

— Николай, а ты еще вернешься?

— Скорее всего, да. Если только встреча с Ютишем странным образом не изменит моих планов. — И я вышел из дома. Желая застать Виктора у Ютиша, я вмиг оказал­ся возле небольшого домика, утопающего в зелени са­дов. Дверь была приоткрыта, и я явно слышал спор двух человек. Значит, Виктор был еще здесь.

— Мир этому дому, — приветствовал я, входя в дом. Разговор резко оборвался. Мужчины сидели за столом: Виктор — лицом к двери, а Ютиш — спиной.

— Входи, пут... — Виктор смолк, узнав меня, и ждал реакции Ютиша. Он же медленно повернулся
к двери и взглянул на меня. Мне показалось, что его взгляд пронзил меня насквозь. Но мне нечего
было скрывать или утаивать, я с чистым сердцем вошел в дом. Ютиш, как и Николос, выглядел старцем. В нем чувствовались сила и решительность. Одет он был в белую рубаху с круглым воротом. Вдоль горловины на рукавах от плеча до кисти рук сбегал затейливый узор. Рубаха подпоясана широким, тоже расшитым узором, поясом, темные штаны. Он сидел, и я не мог различить их покрой. Его волосы цвета спеющей и с проседью спадали ниже плеч и были стянуты малиновой ленточкой: она не давала морщиниться и придерживала волосы, не давая им падать на глаза. Таким я увидел Ютиша. Он смерил меня взглядом и просто сказал:

Проходи, гостем будешь.
Виктор вздохнул с облегчением:

— Ютиш, это мой друг, Николай. Помнишь, я рассказывал тебе о нем?

— Помню. Я и так понял, что он пришел к тебе.) Проходи, что ж ты стоишь в дверях? Вроде бы не роб­кого десятка. Что, уже кумушки успели напеть о чудаке Ютише?

— Да нет, еще не успели. Но слышал, что ты слы­вешь человеком странным, — открыто сказал я Ютишу, подходя к столу.

Он достал из-под стола табурет и предложил:

— Присядь, мил человек, и скажи мне, мы вот тут с Виктором спорим, может, ты решишь вопрос;
почему, если человек несколько выделяется среди других, к нему относятся как к чудаку? Это еще лег­ко сказано, как к ненормальному. И не только на Земле, но, как видишь, и здесь, в мире намного бо­лее высокоорганизованном, чем Земля? Почему? Хо­тя можешь и не отвечать, ты тоже с причудами, как и я. Только не так сильно выделяешься среди дру­гих, — глядя на меня пристально, говорил Ютиш, — ты тоже охоч до приключений, не сидится тебе на месте. Только, мил человек, головы терять не надо.
Принимай жизнь такой, какая она есть. И пойми простую истину: ты едва ли можешь повлиять на оп­ределенный Свыше ход событий. Ты можешь толь­ко улучшить самую малость свое положение или
усугубить его настолько, что никогда не сможешь вернуться даже к тому, что имел. Хотя зачем я тебе
все это говорю, после тьмы к тебе пришло прозре­нье.

Виктор с удивлением смотрел то на меня, то на Ютиша. Я же внимал каждому слову старца. Его нельзя назвать ни убогим, ни умалишенным. 0н очень мудр!.. Вдруг Ютиш спохватился:

— Что ж это я даже ничего тебе не предложил: вижу, что ты не голоден, так хоть соку выпей! Сам го­товлю, — и он вышел в другую комнату.

— Николай, ты что-нибудь понял из того, что те­бе сказал Ютиш? — спросил меня Виктор.

— Да, я все понял.

— Если честно, то я не совсем понял окончание его монолога. После какой тьмы ты прозрел? Что это значит?

— Виктор, я не хочу тебя обидеть. Все, что он ска­зал, предназначено мне. Я понял смысл его слов, но говорить об этом мне не хочется. Воспоминания бо­лезненны для меня, и пока я еще не готов свободно говорить о случившемся.

— Что ж, твое право. Я не настаиваю.

— А вот и я, — входя в комнату с подносом в ру­ках, сказал Ютиш. Его глаза светились каким-то ли­хорадочным блеском. Он поставил на стол поднос с красивым графином и тремя бокалами сока.

— Гранатовый, попробуйте, — предложил Ютиш.

Виктор с недоумением посмотрел на напиток. Ви­димо, он не совсем доверял Ютишу. У меня же ни­каких сомнений не возникало.

Напиток был вкусный, освежающий. Ютиш тоже пил и нахваливал:

— Я сам придумал его состав. Кроме гранатового сока я добавляю настой некоторых трав. Получается неплохо, тебе нравится, Николай?

— Да, очень приятно пьется. Попробуй, Виктор — предложил ему уже я. Он же лишь пригубил,

но пить не стал. И тут я вспомнил, о чем меня просила Ольга. — Виктор, Ольга просила, чтобы ты не задерживался долго, она тебя ждет.

- Ютиш, я думаю, вам с Николаем будет о чем поговорить, а я пойду домой. Мне не хочется ссориться Ольгой; я обещал ей не задерживаться.

— Хочешь — иди. Я никого не удерживаю. Захо­ди, как будет еще настроение поспорить.

— Хорошо, я зайду. Николай, а ты еще зайдешь к нам? — спросил Виктор.

— Не буду обещать. Может быть, и приду.

— Тогда до встречи.

— До встречи, Виктор.

Он вышел. Ютиш, глядя ему вслед, сказал с иронией:

— Он хоть и приходит ко мне, но не верит полностью в искренность моих отношений к людям. Все ждет подвоха. А это не по мне. Вот и сейчас восполь­зовался возможностью уйти, лишь бы не пить напит­ка: а вдруг там что-нибудь подмешано? Глупо, но мне иногда не по себе. Я же ведь человек.

— Ютиш, почему к тебе так относятся?

— Не знаю... Хотя это не совсем так... В силу об­стоятельств я вынужден был войти в этот город в ви­де бродяги, в образе, вызывающем у окружающих смех. Так я должен был ходить по городу ровно три недели, чтобы почти каждый житель видел и знал меня. И только по истечении этих трех недель я мог начать строить дом в месте, которое выберу сам... По­сле скитаний по городу я знал, что не смогу жить ни в одном районе города, поэтому и решил построить дом здесь, на труднодоступной террасе. Надо мной смеялись, когда я таскал сюда землю и облагоражи­вал каменистую почву террасы. Да мне-то что? Пусть смеются... Я построил дом сам, без чьей-либо помо­щи. Все, что ты видишь здесь, все это сделано вот этими руками. — И Ютиш потряс массивными мозо­листыми руками. Он молчал, а я не решался загово­рить, потому что видел: Ютиш взволнован, он настро­ен выговориться за многие годы, может быть, впер­вые, а мой любой неосторожный вопрос мог его сбить... А Ютиш продолжал:

- Я все сделал сам. Мне это несложно... У меня

богатый опыт жизни и достаточно знаний... Меня сна­чала забавляло, что меня зовут чудаком и рассказы­вают обо мне всякие небылицы, потом это стало прие­даться и раздражать. Со временем во мне вырастала ненависть ко всем. Я озлобился против всех, кто вхо­дил со мной в какой-либо контакт и перестал общать­ся со всеми, кого знал. Я долгие годы жил один, как отшельник... Все необходимое для жизни я мог про­изводить сам, поэтому не пострадал особо от того, что был лишен возможности ходить на рынок. Общения с людьми я лишил себя сам... Так не могло продол­жаться вечно... Я чувствовал, что грядут перемены... Так оно и произошло, как я не раз видел во сне.

Ютиш говорил медленно, словно рассуждал сам с собой. Казалось, он забыл о моем существовании. Но вот после очередной паузы он продолжил:

— Часто я видел сон: иду по теряющейся в лесу тро­пинке, меня мучает жажда. И вот я слышу журчанье ручья или небольшой речушки. Я иду на шум и выхо­жу к мелкой и широкой речушке. Вода чистая, про­зрачная... Наклоняюсь, зачерпываю в ладони и жадно пью... Вдруг мое внимание привлекают непонятные звуки: казалось, кто-то всхлипывает. Оглянувшись, вижу на другой стороне речушки на крупном камне хрупкую девочку лет пяти-шести. Я подхожу к ней и спрашиваю: «Малышка, почему ты здесь одна и поче­му плачешь?» Она поднимает ко мне заплаканное личико и жалобно просит: «Возьми меня, дедушка. Мне очень страшно...» Я протягиваю к ней руки и... каж­дый раз просыпаюсь на этом месте...

Он снова долго молчал и после молчания вновь продолжил рассказ:

— Все в точности, как во сне, было и в жизни, вот уже более года назад. Я протянул к малышке руки и почувствовал на грубых руках легкие нежные пальчики девочки. Она не отшатнулась от меня, а тянулась ко мне... В ее лице было столько трогательного, что я не выдержал. Да, я плакал, держа ее на руках и шагая к дому. А бедное дитя прильнуло ко мне и уснуло, пока мы шли к дому. Конечно, я не мог ее оставить... Я взял ее к себе. Какое-то время она ни­куда не выходила далее дома и сада. Я научил ее чи­тать и писать. Она многого не умела... а мне было в радость видеть ее успехи. Малышка сообразительна... Я не мог держать ее взаперти. Ей надо было учиться в школе, куда я ее и устроил... Она зовет меня так ласково: «Дедушка». Моя маленькая и прекрасная Леонора, она сейчас в школе и скоро должна вернуть­ся домой. Знаешь, Николай, — обратился ко мне Ютиш, — ты очень терпеливый человек. Моего обще­ства никто не выносит. Только вот Леонора меня лю­бит, да Виктор не чурается, хоть и не верит мне.

— Ютиш, ты очень интересная личность, с тобой легко и интересно...

— Ты так говоришь, — прервал он меня, — пото­му что сам одинок. Хоть и пришло к тебе прозренье после тьмы, твое одиночество не ушло. Оно лишь приняло иную форму: стремление соединиться со всем миром; оно в ощущении некоего единства со всем живым. А когда ты стремишься быть со все­ми, хочешь ты того или нет, ты все равно один, по­тому что быть сразу со всеми невозможно для чело- века. Это постижимо для Бога! Он — Дух, и он вез­десущ. Он в каждой былинке... А человек был, есть и будет оставаться частичкой в огромном кругово­роте Вселенной. Вот так-то, мил человек.

— Ютиш, почему ты вынужден жить здесь и в та­ком обличье? Я не хочу тебя обидеть, но твоя исто­рия заинтересовала меня.

Ты не единственный, кто проявляет ко мне по­добный интерес. Но делают это чаще всего из праздного любопытства и из-за тщеславия. Ты же искре­нен... Я расскажу тебе, но не сейчас. Я слышу, что во дворе шалит моя малышка. Она сейчас войдет в дом.

— Дедушка, это я пришла. Можно... — она осек­лась, увидев, что дедушка не один.

— Не робей, Леонора, малышка моя. Это хороший человек. Так что ты хотела?

— Приветствую! — Леонора кивнула мне и быст­ро подошла к Ютишу. Она что-то тихо, заговорщи­чески протараторила ему и стояла, ожидая ответа. Ютиш напустил на себя строгость, хоть и улыбался уголками губ. Я знал, что он не откажет ей в прось­бе, хоть и хотел быть построже к ней. Он испытую­ще глядел на малышку и негромко, но твердо сказал:

— Хорошо, ты можешь пойти, но с закатом солн­ца ты должна быть дома, до сумерек. Ты меня по­няла?

— Да, дедушка, я вернусь пораньше. Ты не вол­нуйся за меня, я же буду не одна.

— Иди, — коротко ответил на ее реплику Ютиш и потрепал по щеке. Леонора звонко чмокнула де­душку в щеку и выбежала на улицу. Через несколь­ко мгновений стихли ее шажки.

— Ютиш, откуда она?

Я и сам не знаю. Когда принес домой ее, она спала. Я ее уложил на свою кровать... Это я после для нее смастерил кроватку... Так она проспала более су­ток, а проснувшись, сразу позвала меня: «Дедушка, Дедушка, ты где?» Все, что мне удалось о ней узнать от нее же, — это только имя. А еще она рассказала мне, что купалась с сестрой и братом в реке и их имен она не помнит, а про родителей говорит, что жили они в большом доме, у них был балкон, а под ним сад. В саду фонтан, но ей не разрешали там купаться, вот она и убегала со старшими на реку. Они баловались на воде, а потом ей стало больно ноге и темно в глазах... Больше от нее так ничего и не добился. Говорит, что, когда прошла боль, она открыла глаза и увидела, что сидит на камне и никого рядом нет. Ей стало страшно, и она заплакала. А потом пришел де­душка и забрал ее к себе.

— Неужели ее никто не искал?

— Может, и до сих пор ищут. Только ко мне ни­кто не обращался, ничего не спрашивал, а я не могу выйти из города, разве что только побродить в его ок­рестностях...

— Почему так, Ютиш?

— Я обещал тебе рассказать свою историю. Хо­чешь — слушай, хочешь — нет.

— Что ты, мне в самом деле интересно. Я еще ни разу с подобным не сталкивался.

— Это и не мудрено. Сколько ты живешь в этом мире Год, два — не больше. И ранее никогда здесь не был.

— Ты прозорлив, Ютиш! Так оно и есть.

— Я не спрашиваю ничего о тебе, потому что мно­гое вижу сам. Мне этого достаточно, чтобы понять те­бя и твой интерес к моей персоне... То, что я здесь, — это мне в наказание за содеянное...

— Ютиш, как долго ты живешь таким образом?

— Чего таить, доходит третий десяток лет. Оста­лось почти столько же. Так что моя малышка успеет вырасти с дедушкой, а когда изменится мой вид и об­раз, она уже будет взрослой и все поймет, — с гру­стью проговорил Ютиш.

— Ты хочешь ее воспитать?

— Да. Даже если ее будут забирать, сделаю все так, чтобы она осталась со мной. Она для меня сей­час самый близкий и родной человек.

— Ютиш, а что же все-таки было с тобой?

Ты сам возвращаешься к этому вопросу, значит, выслушаешь все. Я жил на Земле не одиноким. Где я только не побывал и кем я только не был! Я прошел и нищету, и богатство. Я познал боль и разочарование, мне знакомы и счастье, и любовь. Я был на вершине славы и был втоптан в грязь. На Земле я прожил де­вять раз. Да, да. Ты не ослышался — девять раз. И не удивляйся более, что я вижу тебя насквозь, я не знаю лишь самое твое сокровенное. У меня богатый опыт жизни. Я говорил тебе об этом. Но продолжу: когда я шел на Землю в последний раз, я выбрал для себя са­мую сложную из всех прожитых судеб ранее. Я устал скитаться, мне хотелось определиться, обрести сча­стье и жить. У меня сильно развита интуиция, так что все ловушки и западни я обходил, если уж не с легко­стью полета птицы, то и без особого труда. Все склады­валось хорошо: я встретил девушку, полюбил ее. Она стала мне женой, подарила мне прекрасных двух сы­новей, погодков. Далее шел самый опасный этап в мо­ей жизни, полный искушений и соблазнов, пройдя че­рез который я обрел бы все желаемое, но жизнь распо­рядилась иначе. По глупости во хмелю поспорили с приятелем в каком-то кабаке: он-де не сможет так про­сто ударить ножом человека. Оказалось, смог. Рана была смертельной, а муки недолгими.

— Ютиш, но ты же не сам оборвал свою жизнь! Это была случайность. Почему же ты так наказан?

— О, Николай, как ты еще неопытен! На мне бы­ло много всего плохого от прошлых жизней. Были пороки и привычки, от которых я так и не успел из­бавиться, а здесь они вновь возобладали надо мной.

— Я знаю, что порок и дурные наклонности должны преодолеваться человеком на Земле в плотном теле, потому что с ним уходит то, что губило его. Если только в теле же и преодолеешь тягу к пороку...

— Послушай-ка, да я недооценил тебя! Ты не так наивен, как мне показалось. Скажи, откуда такие познания, ведь ты недавно здесь, в чем сам признался?

— Я учусь в Синоде Духовного Образования.

— О! И на каком же ты уровне?

— Перешел на седьмой, — ответил я спокойно.

— И это всего за год с небольшим? Ну, ты далеко пойдешь. Нечасто такие люди встречаются.

— Перехвалишь, Ютиш, не надо... — отшутился я на сказанное мне.

— Так не бывает: «перехвалишь». Знание либо есть, либо его нет. Вот что я тебе скажу: если по окон­чании Синода предложат учиться дальше — не отка­зывайся. Иди дальше, не останавливайся на достиг­нутом, постоянно совершенствуй себя. В этом про­гресс Вселенной.

— Я и не думаю оставлять учебу. Мне она в ра­дость. Так что буду учиться дальше, вот только не­много развеюсь.

— Отдых тоже дело нужное. Да, что еще хотел сказать, раз уж к слову пришлось... Николай, я толь­ко здесь, в уединении, понял, как низко опускается человечество и как долго ему идти еще, падая в во­просах морали! Но со временем начнется возрожде­ние! Как же мучительно это будет для тех, кто про­кладывать будет путь следующим поколениям. Такие люди будут, подобно мне, изгоями в обществе, непо­нятыми в их чистых стремлениях и помыслах к ве­ликому и возвышенному.

— Я думал над этим, Ютиш, и готов согласиться с тобой, что прозрение к людям придет, увы, не скоро!

— Николай, если б знали люди, что главное для человека не его плоть, а его дух, они меньше бы за­ботились о ненужных благах! Стало бы намного мень­ше соблазна и пошлости. Плоть? Ненасытная оболоч­ка, поражающая и уничтожающая.

— Я не совсем с тобой согласен, она и совершен­ствует дух, укрепляет его...

— Да, так-то оно так... Если только человек высо­коорганизован, а не уподобляется животному, стре­мясь удовлетворить любую плотскую похоть. Но мы не будем спорить. Ни к чему! Мы и без лишних объ­яснений поняли друг друга. Ты согласен?

— Конечно, да!

— Знаешь, Николай, я давно не был так открове­нен. Рядом с тобой мне легко, и я предлагаю тебе не­что вроде сделки. Конечно, это шутка. Я хочу, что­бы ты остался на некоторое время у меня. Погости. Что знаю я, научу; может, и мне будет чему научить­ся у тебя. Как ты на это смотришь?

— Ютиш, я принимаю твое предложение и оста­юсь у тебя.

— Что ж, добро пожаловать!

У Ютиша я провел более двух недель. У нас бы­ло много общего. Каждый по-своему был одинок и каждый в чем-то искал и находил успокоение. Как-то Леонора уснула за столом — пока Ютиш ходил за своим излюбленным напитком, она, прислонившись к стене, заснула.

— Устала, малышка, — сказал нежно Ютиш, ос­торожно беря ее на руки.

— Чем-нибудь помочь тебе, Ютиш?

— Разбери ее кроватку. — И он пропустил меня вперед.

Я снял и сложил аккуратно покрывало, расправил тоненькое легкое одеяльце из красивой материи и по­ложил небольшую подушку. Уголок наволочки был Расшит затейливым золотистым узором, подобный Узор я видел в первый день на рубахе Ютиша. Пока я возился с постелью, Ютиш держал девочку на руках, потом он попросил:

— Помоги мне, сними башмачки.

И вот уже малышка спит в кроватке, а мы с Ютишем вышли в сад. Дверь в дом была приоткрыта, на что Ютиш сказал мне:

— Вдруг проснется, чтоб услышать, если будет звать. А иногда она, бывает, во сне плачет, помочь просит. Разбужу ее или она сама проснется, стану спрашивать, что ей снилось, говорит: «Не помню», а сама дрожит, что листок на ветру. Знаю, недоговари­вает она мне, да я ничего не могу поделать, не про­никну же я в ее сны...

— Ютиш, а я ни разу здесь не видел снов. По­чему?

— Еще не пришло, значит, время.

— А ты видишь сны?

— Вижу, но нечасто. До встречи с Леонорой мне снился постоянно один и тот же сон, с тех пор ниче­го более не вижу.

— Ютиш, значит ли это, что ты перестал во вре­мя сна выходить и чем-либо заниматься?

— Ты знаешь об этом?! Хотя да... Синод... Не знаю, Николай, я сейчас птица подневольная. Да и вообще видения во время сна нечасты. Этого дости­гают немногие... Бывает, во сне приходят открове­ния, вот как мне о Леоноре... К тому же выход во сне — это не совсем точно сказано. Скорее, некое раз­двоение.

— Да, я согласен с тобой, просто не совсем точно выразил свою мысль. Но такое раздвоение проходят только сильные духом, а когда приходят открове­ния — это просто эпизод из будущего прокручивает­ся. Во время сна на человека легче воздействовать, поэтому они и приходят как бы во сне.

— Ты хочешь сказать, что приход откровений и раздвоение различны по природе происхождения?

— Да, это так.

Николай, вот что значит нежелание учиться. Я не знал об этом. И все по глупости своей. Была воз­можность учиться, да спесь обуяла: я же сильный, У меня большой опыт жизни, зачем мне знать еще что - то, мне уже известного хватит... А зря... Я только те­перь, в уединении, очень много осознал.

— Это же прекрасно, Ютиш! Значит, не зря тебе дано было такое наказание. Оно пошло тебе на пользу.

— В этом ты прав. Только что проку в том, что я так много осознал и во многом покаялся. Мне еще столько лет тянуть определенную мне узду. Знаешь, страшно становится, когда думаю об этом. Одно уте­шение сейчас — Леонора.

— Ютиш, а ты не думал, что это тебе нечто вроде награды? И в то же время — утешение...

— Думал... И благодарен Всевышнему за Леонору и за тебя тоже.

— А я-то при чем?

— Ты? Ты на многое мне глаза открыл. За многие годы я впервые по нормальному говорю с человеком и не боюсь получить оплеуху.

— Значит, наша сделка состоялась? — попытался пошутить я, видя, что Ютиш впадает в плохое рас­положение духа, наверное, от нахлынувших воспоми­наний. И шутка возымела действие.

— Значит, сделка, говоришь? Состоялась, состоя­лась. — Ии он по-братски обнял меня за плечи. В ко­роткий миг я заметил, как увлажнились его глаза, и в них блеснула благодарность.

Однажды у нас возник спор относительно еды. Вот из-за чего все началось: Ютиш приготовил салат из борений спаржи, заправленный корицей, а Леонора отказалась его есть.

- Дедушка, ну зачем ты положил в салат кори­цу, спросила она, отодвигая от себя блюдечко.

- Корица — хорошая приправа к этому салату.

- Но она имеет неприятный запах... - Леонора, оставь капризы! — слегка повысил на неё голос Ютиш.

— Но, дедушка, я не люблю корицу... — жалобно проговорила девочка, готовая вот-вот расплакаться.

— Хорошо, не хочешь — не ешь. Иди, там в блю­де есть еще не заправленный ничем салат. Возьми и делай с ним все, что захочешь, — строго приказал ма­лышке Ютиш.

Леонора со счастливым личиком соскользнула с табурета и почти бегом направилась в маленькую бо­ковую комнату, которая служила чем-то вроде кух­ни, где готовилась еда. Через несколько мгновений она появилась с блюдечком в руках и торжественно прошествовала к столу. Ютиш укоризненно посмот­рел на нее и шумно втянул в себя воздух.

— А тмин и чесночные семена вкуснее? — спросил он девочку.

— На, вот, отведай, дедушка, — не растерялась малышка и протянула блюдечко с салатом Ютишу.

— Нет, не хочу, ешь сама. — Ютиш отклонил про­тянутое угощение и повернулся, чтобы добавить се­бе еще салата с корицей.

В этот момент Леонора повернулась ко мне и за­говорщически шепнула:

— Он не любит запах чеснока, поэтому считает чеснок вредным. Хочешь попробовать?

— Ох, девчонка, ты сообщников себе ищешь? — услышав последнюю реплику, нарочито сказанную громко, парировал Ютиш.

Леонора смотрела с интересом на меня.

— Давай попробую.

Леонора часть салата со своего блюдечка отложи­ла мне и снова полушепотом:

— Он только вид делает, что сердится. Я его знаю.

— О чем это вы переговариваетесь? — спросил Ютиш.

— Я говорю, что салат вкусный, а ты мне не ве­ришь, — быстро отреагировала Леонора.

Я усмехнулся: Леонора подшучивала над дедом. Салат, заправленный Леонорой, имел своеобразный вкус и был вкусен, как и салат с корицей. Мне по­нравились оба блюда. Ютиш наблюдал за мной и ждал моей оценки.

— Знаешь, Леонора, — я специально обратился к ней, а не к Ютишу, — салаты — и тот и другой — оба вкусны. Каждый имеет свой привкус.

— Значит, тебе понравилось! Я же говорила тебе, дедушка! А ты мне не веришь... — торжествовала Лео­нора.

— Так вот как!.. Вы сговорились!

— Вовсе нет, тебе показалось, — ответил я Ютишу.

— Знаю-знаю я вас, а о чем шептались? Я же ви­дел, — Ютиш шутил, чтобы порадовать малышку.

— А вот и нет, не сговорились! Николай сам все так решил, — не унималась девчушка.

Пока мы препирались, все было съедено и выпи­то. Ютиш подвел итог:

— Леонора, девочка моя, убери со стола, а мы с Николаем в саду потолкуем.

— Хорошо, дедушка, я все сделаю.
Девчушка стала убирать со стола, а мы с Ютишем

вышли в сад.

— Знаешь, Николай, спаржа с корицей — это изысканный вариант салата. Другие добавки ни к че­му, они только убивают весь вкус.

— Ну почему же, Ютиш? У каждого свой вкус. И каждый волен в выборе еды...

— Да, это так, но мне кажется, что искажать классические блюда ни к чему.

Ютиш, это не искажение, а лишь различные ва­рианты одного блюда. Вот и все. Спаржа с корицей станется спаржей с корицей. От того, что будут по­льзоваться другие специи, вкус салата из спаржи корицей не изменится.

— Николай, как ты не понимаешь, что изыскан­ность во всем, даже в еде, прививается с детства.

— Ты имеешь в виду Леонору? Разве она не знает принятых норм порядка?

— В том-то и дело, я пытаюсь привить ей хорошие манеры...

— Вкушение спаржи с корицей ты считаешь од­ной из хороших манер? — удивился я.

— А почему нет? Ведь это изысканный вариант блюда, — в свою очередь недоумевал Ютиш.

— Ютиш, пойми: если человек разборчив в еде, в одежде — это хорошо. Нельзя уподобляться животно­му. Хотя животное не станет есть что попало.

— Смотря где и какое, — с иронией сказал Ютиш.

— Но речь сейчас не об этом. Я о воспитании Ле­оноры. Совсем необязательно навязывать ей свои взгляды на жизнь. Куда лучше было бы высказывать различные точки зрения, приводить различные при­меры, давая тем самым ей возможность выбора.