Обучение 5 страница

— Я забыл кое-что и мне надо вспомнить.

— Хорошо, вспоминай быстрее и уходи, — настаи­вал на своем Хозяин дома.

А мне было смешно видеть его хрупкую фигуру» занявшую выжидательную позу. Видимо, Хозяину передалось мое внезапное веселье, и он спросил, уко­ризненно глядя мне в глаза:

— Чего ты тешишься? С меня, что ли?

— И да и нет.

— Как это?

— Очень просто: ты такой маленький, но настро­ен воинственно. Мне просто стало немного легче от­того, что я могу хоть с кем-то поговорить.

— Мне не до разговоров. Без тебя дел в доме хва­тает. Уходи быстрее, скоро проснутся в доме...

— Хочешь, я помогу тебе?

— Нет, мне не нужна твоя помощь. Вспоминай, что ты забыл, и уходи, а не то я выгоню тебя сам.

Последняя фраза была угрожающей. Я понял, что говорю с домовым, а с ним шутки плохи.

— Послушай, Хозяин дома, я не буду шуметь и отвлекать тебя. Позволь побыть здесь еще какое-то время — и я уйду. Я не буду тебе в тягость.

— Хорошо. Оставайся здесь, сколько сочтешь нужным, но чур! По хате не ходи, с печи не слазь!

— Я согласен. Спасибо тебе за приют.

— Ты не злой — это видно, поэтому я и разрешил тебе остаться, но не надолго. Я еще навещу тебя.

И он исчез, а я остался наедине со своими мыс­лями... Я пытался осознать, что меня удерживает здесь, на Земле, почему я не могу вернуться в тот мир, откуда пришел., Что-то внутри меня просыпа­лось, и восстанавливалось обычное состояние. Когда я услышал внутренний голос: «Вспомни все, что ты Делал и хотел сделать!» — мне стало легче - значит, круг размыкается... Я вспомнил все, что делал, за­ново, с еще большей силой ощутил все то, что пере­жил ранее. Это привело меня в ужас. Я хотел встать и бежать, но... не мог. В голове пронеслось: «Это Хо­зяин дома». Он как бы приковал меня своим пове­лением, поэтому я не мог двинуться с места. Мне оставалось ждать, пока домовенок соизволит вновь навестить меня и отпустить. А я хотел освободиться от снедающего меня угнетения, теперь я знал причину, почему я не мог вернуться домой, что меня удерживало.

Тяготение к телу, оставленному в земле, — вот что не дает возможности вернуться обратно. И пока не осознаешь, что именно довлеет над тобой, не сможешь от этого избавиться. А для этого надо вновь все пере­жить, и не единожды. Ко мне сознание пришло быст­ро. Но очень часто бывает, что дух теряет самооблада­ние и не может без посторонней помощи вернуться в прежнее состояние. Конечно, это испытывают лишь на­туры утонченные, легко ранимые и легко подвергаю­щиеся различным стрессам, хотя на этом может сло­миться и сильный духом, пережив подобное потрясе­ние. Зачем надо вновь возвращаться на кладбище, если уже все осознано? Потому что только оттуда возможен возврат в мир неземной после пройденного ужаса...

Я ждал, пока вернется домовенок. Мне показа­лось, что он пришел почти сразу.

— Ты еще здесь? — спросил он.

— Да, я жду тебя.

— Ты хочешь уйти? -Да.

— Ты свободен и можешь идти.

— Спасибо за прием, ты очень помог мне.

— Чем? — удивился домовенок.

— Ты дозволил мне в спокойной обстановке ос­мыслить все мои проблемы.

— Это хорошо. А что ты пытался вспомнить? — домовенок проявил ко мне непонятный интерес; по­винуясь внутреннему чувству, я не стал ничего ему объяснять, наоборот, попытался быстрее уйти, чтоб не попасть под его влияние.

— Извини, Хозяин дома, я спешу.

— Но ты что-то вспоминал. Скажи что? — Его то­ненький голосок приобрел слащавый оттенок.

Я понял, что он что-то затевает.

— То, что я вспомнил, — пустяк. Но теперь я дол­жен идти, мне пора, — я говорил решительно, чем
вызвал неодобрение домовенка.

— Уходи! Не буду я тебя провожать... — И он с обидой отвернулся от меня и зашлепал прочь.

— Хозяин дома! — обратился я к нему. — Я не хо­тел тебя обидеть. Но, право слово, мне надо торопить­ся. Ты не веришь мне?

Последние слова заставили домовенка вернуться. Он подошел совсем близко ко мне и зашептал, слов­но нас кто-то мог услышать:

— Знаешь, сколько блуждает духов? Нет! Ты это­го не знаешь, ты не можешь этого знать, ты нико­гда не был домовым и тебе никогда им не быть!.. А я устал, понимаешь, устал от такой участи. Я на­казан по праву бытия и никого не виню в этом. Но я хочу стать выше того, что я есть сейчас. Я гоняю блуждающих духов, оберегаю дом, меня это не тя­готит. А ты... не из блуждающих. Ты просто неудач­ник, ошибся в чем-то, но не хочешь открыть мне тайну, зная которую, я стану выше, на маленькую
ступенечку, но выше.

Чем дольше я его слушал, тем больше поражался его развитости и уму. Я знал (мы проходили в Сино­де «Предмет о низших духах»), что такое невозмож­но для домового. Его разговоры и суждения порази­ли меня. А он смотрел на меня, ожидая участия в его ^горе, и я ему ответил:

— Ты не просто домовенок, ибо для домового ты гениален! Пройдет время — и ты освободишься от своего наказания, ты станешь сам собой, — слова сво­бодно лились, словно поток воды, и я удивлялся се­бе, откуда во мне эта уверенность, но я верил в то, что говорил.

— Откуда ты знаешь мою тайну? — спросил домовой.

— Тайну?

— Да, ты сказал, что я стану сам собой. Ты знаешь, кем я был и кем стану?

— Нет, этого я не знаю. Но наказание дается на определенный срок. Ты сам сказал, что наказан по праву бытия и никого в этом не винишь. Значит, ты был на другом уровне развития и в силу обстоя­тельств низвержен на более низкий. А по истечении срока наказания ты вернешься туда, откуда пришел.

— По истечении срока... Я не додумался до этого сам! Ха-ха-ха! — Он звонко рассмеялся, и женщина уронила со стола миску с кашей, которая разлете­лась, как назло, по всей комнате. Я видел это: домовенок ее подтолкнул, женщина запричитала, а домовенок хохотал:

— Какой же я глупый. Ведь мой срок определен, и рано или поздно он кончится. А я-то, глупый, и не знал.

Домовенок выплясывал, отбивал чечетку босыми пятками по половицам пола, прихлопывая в такт в ладоши. А я негромко спросил у него, боясь прервать веселье:

— Так я пойду, ладно?

— Конечно, иди! Ты меня развеселил! Мне теперь жить будет легче. Прощай. — И он снова пустился в пляс.

— Прощай, Хозяин дома! — И я вышел на улицу. Солнце клонилось к горизонту, и сумрак спускался на землю. Долго же я находился в раздумье, если уж день клонится к закату. Да...

Внутренне содрогаясь, я усилием воли заставил себя вернуться на кладбище. Но я не стал подходить к своей могиле... Немного постоял, вслушиваясь в ти­шину. Казалось, ничто и нигде не движется и не жи­вет. В другое время такая тишина могла бы привес­ти в ужас, но сейчас она успокаивала меня. Я собрал­ся с силами и в последний раз оглянулся туда, где лежало мое тело. Оно более не влекло меня, оно бо­лее не имело власти надо мной. Я освободился от гнета! Я свободен... Я ощутил небывалую легкость в те­ле и стал свободно парить над Землей, радуясь это­му полету... Я думал, что хочу вернуться домой, но прежде заглянуть к бабушке... Но внутренний голос одернул меня: «Не делай этого, навестишь после». Я повиновался этому зову и закрыл глаза...

Какое-то время я смотрел перед собой и не верил, что это — мой дом! Как он мне был дорог, и меня ни­чуть не страшила его пустота. Ведь в нем никого не бы­ло, жил здесь только я один... Но в этот миг не ощущал одиночества, скорее, некое единение со всем этим ми­ром, к которому я уже привык и в котором уже освоил­ся, стал его частью. Впервые за последнее время я с легкостью вошел в дом. Его обстановка действовала на меня утешающе, а не гнетуще, как раньше. Я был сча­стлив! Вновь я обрел покой к равновесие души. Я ис­пытал некую внутреннюю гармонию...

Чисто условно, сам для себя, этим эпизодом я за­вершаю главу, считая, что в моей жизни был завершен один период, и я входил в новое состояние бытия.

НОВЫЕ ЗНАКОМСТВА

После пережитого потрясения я долгое время находился в состоянии транса. Меня преследовали всякие кошмары. Я не мог ничего делать, потому что все время нахо­дился в бреду... Не знаю, как бы я вышел сам из это­го состояния, не будь рядом со мной Учителя. Он тер­пеливо заботился обо мне. Когда я пришел в нормаль­ное состояние, первый вопрос, который я задал, был:

— Учитель?

— Да, это я, Николай.

— Где я? — снова спросил я, потому что, огляды­ваясь, не мог понять, где я нахожусь.

— Не волнуйся, ты дома, ты у себя дома.

Я закрыл глаза и через силу пытался вспомнить все, что было со мной. Постепенно события выстраи­вались в определенном порядке. Почти все время я чувствовал, что Учитель рядом со мной, он время от времени брал мою руку, как бы проверяя пульс. Ко­гда события моей жизни были восстановлены в памя­ти, обессилев, я заснул...

Проснувшись, я отчетливо все вспомнил. Мне бы­ло хорошо, но я ощущал во всем теле слабость, из-за чего не мог встать с кровати. В доме было тихо. Я стал осматривать обстановку в комнате, здесь все было мне знакомо и очень дорого. Во мне что-то из­менилось, я явно ощущал в себе эту перемену: я бо­лее не хотел возвращаться в тот мир, откуда при­шел!

Вдруг мне показалось, что в доме кто-то есть, и я тихо позвал, зная наверняка, кто в доме:

— Учитель!

— Ты проснулся? — спросил он, входя в комнату.

— Да, давно уже.

— Что же ты сразу меня не позвал?

— Да я немного задумался...

— Что же интересного пришло тебе на ум?

— Я понял, что больше не хочу возвращаться на Землю.

— Это хорошо, Николай, значит, ты полностью изменился и излечился от одолевавшего тебя при­страстия.

— Пристрастия?

— Да, стремление вернуть прошлое обличье или стремление войти вновь в оставленное тело и есть пристрастие.

— Так вот что я не мог вспомнить... — сказал я сам себе.

— О чем ты? — спросил меня Учитель.

— Да так, это уже не важно. Учитель, расскажи все обо мне.

— Что именно ты хочешь знать?

Как долго я здесь пролежал и как ты попал ко мне? - Здесь нечего особенно рассказывать. Ты знаешь о

моей привязанности к тебе. Я чувствовал, что тебе плохо, поэтому пришел в твой дом. Но тебя здесь не было. Я решил навестить Николоса. Он-то и рассказал мне о своих подозрениях относительно тебя. Я все понял вновь пришел к тебе домой и стал ждать, пока ты вернешься сюда.

— Мне кажется, когда я вернулся, в доме никого не было.

— Вот именно, что тебе кажется, — Учитель улы­бался, глядя на меня, — хорошо, что все уже позади.

— Ты что-то скрываешь от меня, Учитель?

— Вовсе нет, просто ты немного нетерпелив... Ты вошел в дом и я, обрадовавшись, вышел тебя встре­чать. Но ты не замечал меня. Ты как-то странно смот­рел, а потом вдруг упал. Я ринулся к тебе, осмотрел, понял, что ты без сознания. Я перенес тебя на кро­вать... — Учитель замолчал.

— А что было после, Учитель?

— После? Тебе было плохо. Ты бредил, все рвал­ся куда-то, пытался отгородиться от преследующих тебя видений. Постепенно тебе становилось легче. Помог и Николос.

— Он тоже был здесь? — удивился я.

— Да, и не только он...

— О чем ты, Учитель? Ты не хочешь, чтобы я что-то знал?

— Да нет, не в этом дело... Какая разница, когда ты это узнаешь... и от кого... Наверное, будет лучше, если я расскажу тебе о происшедшем...

Некоторое время Учитель молчал, должно быть, обдумывал, как мне все рассказать. Я ждал, пока он заговорит вновь.

— Николай, то, что я тебе сейчас скажу, очень важно. За время твоей болезни здесь было много раз­ных людей.

— Учитель, я перебью тебя, ответь на один во­прос: как долго я был вне сознания?

— Почти полгода.

— Что?!

Да, это так, не удивляйся. Поставить тебя на ноги помогли настои старца Николоса да врачевание святого Пантелеймона. Не раз приходил и Один. Но все это не так важно. Важно то, что ты мог перестать существовать вообще как личность.

— Как это вообще?..

— Ты очень чувствительная натура, пережитое то­бой потрясение могло стать роковым. Но твоего ис­чезновения не могли допустить. Ты должен жить и учиться дальше.

— А что будет потом?

— Придет время — и ты все узнаешь.

— Учитель, ты снова чего-то мне недоговарива­ешь?

— На этот раз нет. Я не знаю, что именно будет определено тебе Свыше.

— Определено Свыше... Учитель, кто не мог до­пустить моего исчезновения? Ты говорил мне что-то об этом.

— Не отрицаю, говорил. Силы добра, вот кто! Ты — новая утверждающаяся личность, очень силь­ная духом, оказывающая положительное влияние на окружающих. Ты нужен миру, поэтому ты должен взрастить свой дух до определенного уровня, а потом, вернувшись на Землю, утвердить его. А что будет дальше, известно лишь Богу. Если что-то тебе и труд­но сейчас осознать или принять реальное должным образом, не отчаивайся. Смирись и прими все так, как оно есть. Верь мне, я говорю все это тебе с отцов­ской привязанностью: верь в себя, в свои силы — и все будет хорошо. За свою боль и страдания ты полу­чишь сторицей...

Учитель говорил долго, и чем больше я вслушивался в его слова, тем спокойнее мне становилось.

С новой силой чувство умиротворения разливалось во мне. Снова ощутил полную и безвозвратную привязанность и принадлежность этому миру.
- Что это я совсем заболтал тебя? — вдруг спохватился Учитель и захлопотал вокруг меня.

Он принес мне в постель и дал выпить какой-то отвар, сказав при этом:

— Данное снадобье поддержит твой жизненный тонус.

Он снова исчез и вернулся с маленьким передвиж­ным столиком, на котором стояло множество яств.

— Ешь, Николай, я заговорил тебя, а ты и так ос­лаблен, тебе сейчас нужно больше есть и дольше
спать. Сон восстановит твои силы. Думаю, что через несколько дней ты сможешь встать на ноги.

Первое, к чему потянулась рука, — это вяленые персики! Сбив охоту к любимому блюду, я аппетит­но уничтожал сочные наливные яблоки вприкуску с пшеничными лепешками. Довершил трапезу аромат­ным виноградом, а напоследок Учитель подал мне ароматный напиток. Не знаю, что входило в его со­став, я смог лишь определить наличие меда и травы.

— Это изобретение Николоса?

— Нет, этот напиток для тебя составил святой Пантелеймон, а все необходимое собирали Николос и Один. Пока не выпьешь, все силы полностью не восстановятся.

Учитель явно шутил. Я догадывался, что он рад за меня. Рад хорошему аппетиту и настроению. У ме­ня же от его присутствия было тепло на душе.

Поев, я почувствовал удовлетворение, но... Стран­ное состояние: предметы, окружающие меня, стали слегка покачиваться и удаляться от меня. Я успел только подумать: «Наверное, в напитке есть что-то из снотворного» — и уснул. Так продолжалось несколь­ко дней: я просыпался, разговаривал с Учителем, ел и снова засыпал.

Однажды, проснувшись, я почувствовал в себе достаточно сил встать и пройтись по комнате. Что я и сделал. Учителя не было в доме. «Наверное, он во дворе»» — подумал я и, чувствуя легкое головокру­жение, вышел на улицу. Легкий ветерок охватил ме­ня слегка растрепал волосы. В его порывах было столько великолепия! И все-таки я был слаб, чтобы долго ходить. Присел на ступеньки и ловил прекрас­ные мгновенья, наслаждаясь пением птиц и доносив­шимся из сада ароматом липы. Я сидел, закрыв гла­за, и, предавшись восприятию охвативших меня ощу­щений, не заметил, что вернулся Учитель.

— Николай, — тихо окликнул он меня. Я открыл глаза и увидел Учителя. — Ты уже встал? — спро­сил он.

— Да, я чувствую в себе достаточно сил...

— И все-таки ты еще слаб, — перебил он меня и предложил вернуться в дом.

Его глаза светились загадочным блеском, по ко­торому я догадался, что он что-то затеял, но пока не хочет мне говорить об этом. Учитель помог мне дой­ти до комнаты, и я поспешил снова лечь, чувствуя слабость.

— Николай, — обратился ко мне Учитель, — при­води себя в порядок, у нас сегодня гости.

— Кто это, скажи, Учитель?

— Ты очень обрадуешься, увидев этого человека — вновь уклонился Учитель от прямого ответа. Я не питал особых иллюзий относительно Тамары по­сле подслушанного мною разговора, поэтому был серьезно озадачен: к чему бы это так загадочен был Учитель в последние два дня, а сегодня особенно?

И все-таки, Учитель, — настаивал я, — что за гости?

- Ну, гости — это сказано несколько преувеличенно, просто — гость, а не гости. Стало быть, один человек? Выходит, что так.

— А кто?

— Николай, поторопись, иначе не успеешь при­вести свой внешний вид в порядок. Негоже встречать
гостя в помятой одежде и изрядно взлохмаченным. Поторопись... У тебя не так много времени. — И он
вышел.

Я был смущен и в недоумении: кого же все-таки имел в виду Учитель? Как бы то ни было, я решил привести себя в порядок. А внутренний голос уточ­нил: «Гостья». Это привело меня в еще большее за­мешательство.

И все же я, преодолев волнение, привел себя в по­рядок: сменил одежду и расчесал волосы гребешком из слоновой кости. Вся эта процедура заняла не очень много времени. Поэтому я вновь сел на кровать, так как был не в силах унять внутреннюю дрожь.

— Николай! — услышал я голос Учителя. — Где же ты? Иди, встречай гостью.

От волнения у меня подкашивались ноги, но я все же твердо и уверенно вошел в гостиную. Учитель сто­ял около окна. Услышав мои шаги, он обернулся в мою сторону и сказал:

— А я думал, ты не выйдешь... так скоро...

— Почему, Учитель?

— Да, так. Это мысли вслух.

— Кто же пришел, Учитель? Я никого не вижу.

— Немного терпения. Хотя вот уже, — и он ука­зал рукой на дверь, — смотри...

Я обомлел: в распахнувшуюся дверь вошла краси­вая молодая женщина. Тонкая материя платья под­черкивала изящество ее фигуры. Волосы были собра­ны на затылке и небольшими локонами спадали к плечам. От золотистого блеска волос, казалось, ста­ло светлее в доме. Я смотрел на вошедшую и недоумевал: «Кто она?» Хоть и точно знал, что ранее нигде ее не встречал, во всяком случае, в подобном виде и образе. Но, глядя на нее, я точно так же знал, что я ее знаю — и очень хорошо. Все эти мысли пронеслись в голове в короткий миг. А вошедшая улыбнулась и негромко сказала:

— Приветствую вас! Можно войти?

— Конечно, — не растерялся я, — входи. Мы тебя ждали.

Видимо, я говорил неуверенно, потому что жен­щина подошла ко мне и, глядя в глаза, спросила:

— Николушка, неужели ты меня не узнал?

В интонации было что-то очень знакомое. Знако­мый до боли с лукавинкой взгляд и это обращение: «Николушка»... У меня что-то защемило в груди: «О Боже! Как я мог еще сомневаться?» Да, конечно, это была моя бабушка! А внутренний голос твердил мне: «Да, да, это она, твоя бабушка». Мы обнялись с ней. Она причитала надо мной, как будто я был со­всем маленьким, почти ребенком, а она — старуш­кой, измученной жизнью и давно не видевшей меня. Да, конечно, я изменился. При жизни она знала ме­ня другим. Но и она, бабушка, была далеко не бабуш­кой, которую я помнил и чей образ хранил. Нас за­хлестнула волна нежности и радости. Я даже забыл о том, что Учитель был здесь же, в гостиной.

— Николай, — услышал я голос Учителя, — я ос­тавлю вас. Если будешь нужен, я найду тебя. Ты пол­ностью оправился от болезни и не нуждаешься в моей помощи, а у меня много работы. — И он отправил­ся к выходу.

- Благодарю тебя за все, Учитель! — только и успел я сказать ему, как он вышел. Бабушка внимательно посмотрела на меня и строго как раньше, спросила:

- Что случилось, Николай? Ты был болен? –

Да, это так... Мне пришлось рассказать все о себе. Беседа была долгой. Бабушка слушала меня и удивлялась. Что-то уточняла, что-то переспрашивала... Мы засиделись допоздна. Я был благодарен Учителю, что он так пре­дусмотрительно накрыл на стол. Я-то уже прошел пе­риод постоянного ощущения голода, а бабушка — нет. Она всего около четырех месяцев была здесь. Учителя ей не давали. Она не нуждалась в нем. Ба­бушка уже в третий раз возвращалась с Земли в этот мир. Ей было известно все самое необходимое для су­ществования. Со временем она лишь приобретала за­бытые навыки и знания. Она рассказала мне, что ее встречала сестра, ушедшая, будучи совсем юной. Се­стра явилась к ней в том облике, который бабушка знала, а за рекой встречала в ином облике, в том, в котором она живет здесь.

— Агафья всегда была красивой, — говорила мне бабушка, — даже очень красивой. Невозможно было пройти мимо нее и не оглянуться. За ней ребята хо­дили толпой, да она никого не привечала. Жила свои­ми фантазиями да мечтами, часто ходила в церковь, что очень любила. Была часто задумчива, любила вы­шивать.

— Бабушка, а отчего она умерла? — спросил я.

— Да кто ее знает... Прилегла днем отдохнуть, да больше и не встала. Ей всего-то шел шестнадцатый годок...

— Да-а... — протянул я и высказал мысли вслух: — Чего только в жизни не бывает...

Это верно, Николушка... Она на Земле была красавицей, а здесь еще краше. Когда я увидела ее за ручьем — не узнала. Думала, сама Богородица со­шла за мной. А она мне: «Это же я, Агафья, сестра твоя. Иди сюда, не бойся». Я-то и не боялась. Ручей перешла, ног не намочила: с бережка да на камушек и снова на бережок. Оглянулась, вода в нем чистая. Захотелось посмотреть на себя — словно сила какая-то подталкивала. Глянула и ахнула: я не я. Вот та кой себя и увидела. — Бабушка рукой очертила круг вокруг лица.

— А где же ты сейчас живешь?

— Сначала сразу к Агафье пришли. У нее и жи­ла. А вот недавно виделась со Всевышним. Он мне мое жилье и определил. Агафья с мужем и я вместе выбирали место для жилья. Ты же знаешь, как мне цветы любы, вот я и решила остановиться на плане­те Цветов! Мне и дом помогли справить, и обжиться в нем. Вот к тебе выбралась в гости. Теперь ты ко мне будешь приходить. Верно говорю?

Бабушка была все такой же неугомонной!

— Конечно, буду приходить к тебе. Как же иначе?!

— А не забудешь слов своих?

— Нет, что ты, бабушка...

Она засмеялась и, похлопав меня по плечу, ска­зала:

— На бабушку я что-то не очень похожа, ты не на­ходишь?

— Но я привык тебя звать так и уже не смогу ина­че.

— Не обижайся, я знаю тебя.

— Скажи, бабушка, а откуда у Агафьи муж? Ведь она замуж не выходила.

— Раньше она жила на Земле и звали ее Оливия. У нее был любимый, хоть и жила с другим мужчи­ной и детей с ним имела. Не любила, а женой была верной. Это они уже тут встретились все трое. И муж ее и возлюбленный хотели быть с ней. А она-то, знамо дело, с любимым осталась. Венец здесь приняли.

Он-то, ее любимый, так и прожил бобылем, хоть и был у него сын. Помогал он той женщине, от ребенка не отказывался. Воспитание ему надлежащее дал имя свое. А жениться-то и не женился...

- Бабушка, а Агафья-то что? — перебил я.

— Жила припеваючи, да дурь в голову взбрела... Только с любимым венец приняла, мужем назвала, да стала к тому бегать. Он ее отвергал, да любовь сильнее оказалась. Стали тайно встречаться. Сначала просто виделись, а после и до неприличия дошли. I В блуд она ударилась.

— Как же она так смогла?

— Да вот не знаю. Только за это она и была нака­зана: наделили ее красотой сказочной, да на Землю сослали. Но не поддалась Агафья более соблазну. Мечтала, но не позволяла себе даже смотреть на

парней. А забрали ее так легко оттого, что отец подумывал ее замуж отдать и жених был на примете. Вот так, Николушка, бывает...

— А как же ее возлюбленный встретил?

— Он любит ее и она его тоже. А любовь всепрощающая. Они счастливы вместе.

— А как же он ее теперь зовет, Агафья или Оливия?

— Что за дело, если любовь, как называть...

Мы еще долго разговаривали. Вспоминали, плакали, смеялись. Ночь сменил новый день и день кло-нился к вечеру, когда бабушка засобиралась домой.

— Мне пора уж и до дома, — сказала она после не продолжительной паузы.

— Ты устала и хочешь отдохнуть. Бабушка, ты I можешь остаться у меня, а потом я тебя провожу...

— Нет, Николушка, нет, милый, я как была до­моседкой, так и останусь ею. Ты прав, я устала, но у меня хватит сил, чтобы вернуться домой, и не только... А вот тебе точно надо отдохнуть, ты бледный стал.

— Я провожу тебя, ладно?

— И не думай об этом. Пока не увижу, что ты спишь, я и с места не сдвинусь, — решительно заявила о своих намерениях бабушка.

Я знал, что спорить с ней бесполезно. Поэтому все, что мне оставалось, — это подчиниться и лечь в по­стель. Что я и сделал. Бабушка взяла мою руку в свои и как в детстве, стала тихо напевать одну из любимых мной песен. Я чувствовал, что погружаюсь в сон. Мне было так легко и спокойно, словно я вновь стал ма­леньким мальчиком, не ведающим ни о каких пробле­мах... Когда же я проснулся, бабушки не было дома. Посуда со стола убрана и с ее легкой руки по-иному ви­делась обстановка в доме. Я несколько раз прошелся по дому, переходя из комнаты в комнату. Вышел в сад — и здесь все было иначе: и цветы ярче, и птичьи трели звонче, и ветерок ласковее. Я не был здесь оди­ноким, как это мне казалось раньше.

Я по-иному посмотрел на мир! Мне надо еще так много всего обдумать, сделать для себя какие-то вы­воды, чтобы более полно определиться и войти в нор­мальное русло жизни. Я удобно устроился на солнеч­ной полянке в саду близ беседки, обвитой диким ви­ноградом. Погрузившись в размышления, я не замечал времени. Мысли неслись нескончаемым по­током. Чем больше приходило утверждений: «Да, это так», тем становилось легче. Я все как бы упорядо­чил, расставил по местам. Мне было легко и свобод­но. Я радовался жизни и всему, что видел вокруг, будь то человек или небольшая букашка. После бо­лезни ко мне вернулись не только силы, но и стрем­ление жить!

Через несколько дней, проведенных в размышлениях, я решил навестить Учителя. Его не оказалось дома. Нo уже известным мне способом я получил оставленную мне информацию: «Николай, у меня новый ученик. Вернусь домой не скоро. О приходе сообщу сам. До встречи». Да, Учитель говорил мне, что не знает чем будет занят в ближайшее время, пока ему не оп­ят еще кого-нибудь в ученики, и как долго он будет свободен. И вот он вновь Учитель, но не мой. Он за­нят и вернется не скоро. Меня это не огорчило, ведь я теперь иначе смотрел на жизнь, я более не приписывал все на свой счет, как это делал раньше.

Так как Учителя не было дома, я решил побывать у старца Николоса. Когда я подошел к его дому, он; уже ждал меня.

— Долго же ты идешь, Николай! — первое, что я услышал от него.

— Почему долго? И откуда ты знаешь, что я шел к тебе? — спросил я старца.

— Мое чутье редко меня подводит. Не оплошал я и в этот раз. Разве не так?

— Так-то оно так... Приветствую тебя, Николос!

— Проходи в сад, гость мой, — пригласил он, сде­лав голос более твердым в словах «гость мой». По то-му, как он смотрел на меня, я понял, что он в хоро­шем настроении и сегодня шуток и подколок от него не оберешься. Так оно и было. Николос потчевал ме­ня терпким напитком с медом в сотах и подшучивал:

— Набирайся сил, путник, чтобы не спотыкаться на ухабистых дорогах... — Или: — Отведай, милый, сотового меду, жизнь станет слаще и нос Земли не коснется.

Я знал, что он шутит, и не обижался. Николос, как и Учитель, хорошо знал обо всех моих похожде­ниях и приключениях.

Я провел у него, как обычно, несколько дней. Мне не удавалось уйти от него сразу. Он сам, обстановка в доме, сад и вся атмосфера рядом с ним были слов­но пропитаны доброжелательностью. От этого и не хотелось уходить от него. А если уходил, что-то не­зримое тянуло вернуться сюда вновь. Так было не только со мной. Николос общителен, у него часто бы­вают люди, но я ни разу ни с кем не столкнулся, кроме Учителя. Создавалось такое впечатление, словно посещение его дома было расписано по графику. Он дочти никогда не оставался один и в то же время ни­кто ни с кем не сталкивался, кроме знакомых меж­ду собой людей.

Мне не сиделось дома. Гонимый тягой к путеше­ствиям, я часто «бродяжничал», то есть просто ходил и обследовал незнакомые мне места.

Учитель вернется не скоро, у Николоса я уже по­бывал. После встречи с бабушкой еще не улеглись эмоции и воспоминания, все было живо во мне. Бена я видел совсем недавно, да и встретиться с ним сей­час было бы сложно — он учится и мне не следует часто врываться в его жизнь. Я уже давно не видел Одина, но не решался пойти к нему. Краски Радуж­ной были слишком яркими, и я боялся, что меня за­хлестнет волна чувств. Мне надо было освоиться в но­вом положении. И я вспомнил про Виктора и Ольгу, с которыми познакомился, когда шел к Бену. Конеч­но, я мог в один миг оказаться там, но это было бы слишком быстро, а мне хотелось находиться в посто­янном движении, в котором, как мне казалось, я чер­пал все новые и новые силы.

Взяв с собой в дорожную суму немного еды, я от­правился в путь. Как-то непроизвольно мой путь про­лег через город Васильков. Я шел по знакомой улоч­ке. Остановился возле знакомого дома и задумался на миг: «Здесь было еще что-то... Что?» Вдруг меня словно молния ударила: «Здесь же рядом стоял дом Евгения и Нелли!» Навстречу мне шел человек, очень искомый. Я не сразу понял, кто это. Он же узнал меня и, резко развернувшись, пошел обратно. Я, дого­няя его, окликнул: Евгений!

Человек лишь замедлил шаг. Значит, я не ошибся, это был он. Но почему он уходил, не желая быть замеченным?

— Евгений?! — снова позвал его я, почти догнав.

— Да, Николай, это я, — заговорил Евгений, оборачиваясь ко мне.