double arrow

Завтра будет поздно...

1

Там, где бродит ветер по крышам

Ты мое дыханье услышишь,

И по переулкам остывшим

Прилетишь...

А. Шевченко

Завтра будет поздно...

«...Наташа! Где ты сейчас, с кем? Как ты себя чувствуешь, о чем думаешь?

Наверно, ты полчаса назад уложила дочурку и дописываешь под низкой лампой бесконечные учебные планы, карточки с заданиями, отчеты... Трудно тебе одной... Никто не приласкает, никто не подойдет тихонько сзади к тебе и осторожно коснется тонкой талии... Не скажет тебе никто: «Доброе утро, милая!» или «Ты устала, любимая, присядь, отдохни. Давай растегну сапоги...». Никто не снимит с худых плеч пальто, никто не сделает тебе утром чаю...

...Ты придешь домой после второй смены, откроешь дверь своим ключом... Скинешь пальто на тумбочку, и, не сняв сапог, побежишь через всю квартиру в дальнюю комнату... А там, в маленькой кроватке...

А я здесь, на продавленной койке, медленно догниваю четвертый месяц...».

Третий час ночи. Как всегда, ему не спалось. Он лениво смотрел в потолок, по которому перебегали то справа налево, то слева направо причудливые тени проезжавших по автобану фур. Шевелил левой ногой – правая вчера отказала, вслушивался, как в зарешеченное окно палаты барабанил мелкий снег с дождем и шуршала где-то там, у трассы, еще не опавшая листва с вековых лип и серебристых тополей... Закрывал глаза, погружаясь в сонные воспоминания о том, что было тогда – в недалеком прошлом, когда своим здоровьем он хвастался перед знакомыми и друзьями.

Вспоминал он и ее. Она – молодая учительница литературы и русского языка. Про таких обычно говорят: «Мол, вчера из института...».

Пускай говорят, что хотят. А он все думал о ней, представляя, как стоял тогда у двери четырнадцатого кабинета и искал ее глазами. А она вдруг подошла откуда-то сзади, осторожно тронула его рукой за плечо...

Каждому мужчине знаком тот приятный холодок, пробегающий по спине снизу вверх, когда женщина рядом, когда держишь в своей руке ее миниатюрную ручку...

...А она что-то говорила по поводу городской олимпиады по литературе; а он все смотрел ей в глаза и глупо улыбался. А потом вдруг сказал: «Наталья Сергеевна, вы сегодня такая красивая...»...

...Уже три месяца он медленно умирал на продавленной больничной койке, брошенный всеми и забытый... Родная семья отвернулась от него, считая, что его неизлечимый недуг – позорное «клеймо» на их репутации, которая для них была превыше всего: от репутации зависело материальное положение семьи. Так считали супруги Прохановы – его родители – владельцы сети дорогих ресторанов города N. Цена за обед в этих заведениях колебалась от тысячи рублей, до пяти. Прохновы организовывали тусовоки для местного бомонда, были хорошими друзьями народных избранников и главы N-ской администрации, силовых структур и губернатора N-ской области.

Вообщем, все тишь да гладь в материальном отношении, а сын-одиннадцатиклассник «лежит со СПИДом» во второй городской больнице – из «частной», т. е. платной, г-на Погудина - личного врача семьи - его сюда и перевели. Перевели, когда анализы показали: «ВИЧ-инфицирован». Не нужен был Андрею Борисовичу такой тяжелый, а главное, безнадежный пациент.

...Вечероми он разговаривая про себя с кем-то появляющимся в дверном проеме и вечно улыбающемся ему. Он – светлый, высокий и стройный – приходил к нему по вечерам, осторожно открывал дверь, останавливался в проеме, держась за верхнюю перекладину некрашеного косяка, и, молча улыбаясь, пристально смотрел на него, часто кивая головой. Поначалу он боялся этого явления и закрывал глаза, когда он приходил. Однажды уборщица теть-Рая во время их второй встречи прошла сквозь него, внеся в палату новые судна.

И со временем он привык к своему пришельцу, и даже стал улыбаться – это действие ему трудно удавалось: лицевой нерв с развитием болезни все чаще и чаще отказывал действовать и лицо постепенно «немело», превращаясь в подобие теть-Раиной половой тряпки.

Его сосед по палате – Женька Паров – услышав вчера вечером невнятное бормотание с соседней койки, подумал: «Наверно, спятил совсем». И вышел покурить.

«Не может человек быть «забытым всеми». Почему? Очень просто: есть такой «инструмент» человеческого сознания, как совесть. Замечательно, если она мало-мальски чиста, если нет в сознании человека «извращенной сути бытия земного»: ты есть – угождай нам, тогда будем «помнить и чтить», хорошо одевайся, пользуйся дорогим одеколоном, имей возле себя стерву с грудью n размера... Если все это для тебя хлам, то будешь ты помнить о том, кто нуждается в поддержке и сострадании, в помощи материальной и духовной...

Живет человек, как получается. Думает, часто пьет от безысходности, кается и бросает пить, влюбляется, работает, семью кормит, умирает, брошенный и всеми забытый, как я прямо... Да что там говорить, кто я такой? Я ни разу не испытал материальной нужды, ни копейки, ни рубля не заработал за свою жизнь... Все на блюдечке подавали, только не поленись дотянуться.

Что полезного я сделал за семнадцать лет жизни? Вот скажи мне, а?

Опять ты киваешь. Чем вот ты живешь, дружище? По бабам ходишь, пардон, «ищешь настоящих жриц любви»? Смешно тебе...А кругом полное <…>.

...А говорят, мол, если у тебя нет личного транспорта, счета в банке на круглую сумму, от 100 тысяч «деревянных» до n, высшего образования, обустроенного жилья, если ты живешь на четыре тысячи рублей в месяц и у тебя пять детей и жена-алкоголичка, тогда ты ЧМО... Человек, мешающий обществу. Верно это, или нет? А? Только какому обществу ты мешаешь, непонятно. Может тому, которое проматывает жалкие бюджетные деньги в ночных клубах, нюхая кокаин и скупая на распродажах фирменное шмотьё...

А я вот не могу понять одного: почему человек должен достичь определенного престижа в обществе, когда он родился совершеннейшим лентяем или человеком, не способным принимать адекватно окружающую его реальность или не принимать ее вовсе?

Ты просто обязан достичь положения, обязан - и баста. Тогда у тебя и деньги появятся, и друзья, и все блага. А в душе-то пустота, гулкая пустота... Как это ужасно: снаружи все пестро и благополучно, а внутри – бесконечная чернота и скука, гниль, саркома...

Сегодня только такая схема действует: каждый сам за себя, каждый крутится, как может... И не будет тебе отшлифованной дороги в жизни, если родился ты на пустом месте – ни связей, ни денег, ни элементарного стремления думать о завтрашнем дне... Даже если и жить одним днем, рано или поздно придется призадуматься: а что будет завтра?...» - говорил семнадцатилетний человек, обращаясь, быть может, к самой пустоте, которая бездушна и бесконечна...

...Никто его не навещал. Мало кто даже помнил, что был такой-сякой молодой парень Проханов Виктор. Не знал никто, что тот самый ВИЧ «занесли» ему в организм вместе с донорской кровью.

...Он вспоминал, как шел по ночному городу домой. Шел с первого в своей жизни любовного свидания, если его так можно было назвать: организовано оно было родителями – дело, мол, молодое, чем раньше – тем лучше.

Пошел он на это свидание из-за элементарной вежливости – не хотел обидеть девушку, которую «подобрали» ему родители. Думал, что не по-мужски будет не придти на эту встречу, тем более, сам обещал по телефону, что в пять вечера будет ждать ее на площади Драмтеатра.

...Шел Виктор к городскому Драмтеатру и представлял, как случайно встретит по пути Наталью Сергеевну, улыбнется ей и глупо, но смело скажет: «Вы снова так красивы и недоступны для меня...»

...Свидание не состоялось к радости Проханова-младшего: девушка не пришла. Он ждал Вику два часа, и, не дождавшись, пошел домой.

Было около восьми вечера. Виктор шел по Верхней улице на свою – Высотную. Решил «срезать» дворами, свернул в знакомую арку.

...Отчаянный женский крик оглушил Виктора, вывел его из романтического мечтания, перенес его в беспощадную реальность. Он остановился, прижался к стене. Попытался понять, откуда был слышен крик и что вообще происходит.

...И снова он услышал женский голос, молящий о пощаде. Где-то близко происходило то, что представлял сейчас Виктор.

...Он представлял разодранную юбку, затоптанное в грязь пальто, сорванный с головы берет, растрепанные женские волосы, глаза, полные невыносимого ужаса и мольбы. Представлял, как трое лысых отморозка сжимают своими клешнями ее миниатюрные плечи, тонкие руки, а четвертый, <…>, наслаждается, намотав ее волосы на кулак, и прерывается на некоторое время, меняя позу.

Мучительное желание помочьей, спасти чужую человеческую жизнь и страх - физическая боязнь потерять способность видеть, слышать, чувствовать – все это слилось в душе Виктора и мешало ему принять решение: «потихонечку уйти» или помешать этим ублюдкам.

Он выглянул из-за угла и кажется понял, что все происходит за гаражами, которые выстроились беспорядочной шеренгой во глубине двора за детской площадкой.

Где-то там, в его сознании, промелькнул сюжет их первой встречи... Он вдруг вспомнил, какого цвета у нее глаза, вспомнил, как пахнут волосы... Вспомнил ее походку и привычку опускать глаза вниз, когда он с ней здоровался... Вспомнил, как ждал ее в вестибюле школы, бегал к расписанию на втором этаже - искал глазами ее уроки, как переживал, когда она не приходила... Вспомнил, как сомнивался в своем чувстве, когда она неожиданно появлялась из-за угла и быстро шла к ему навстречу, и, пройдя мимо, обдавала его свежим морозным воздухом... Вспомнил, как она называла его на «вы»...

Он снова услышал голоса:

«...Не надо, пожалуйста, не надо, прошу вас, не надо убивать... Ааа-й! Я ничего не скажу, никому, у меня мать больная, у меня дочь...».

«Мы и мать твою сейчас, и дочь <…>. Ну чё, сучка, как тебе мой <…>? Понравилось? А давай-ка еще <…>. Сейчас мы тебя <…> поставим. Олег, присоединяйся, мадам сегодня щедрая – всем дает, бери только!»

«Господи, если ты все-таки естьи слышишь сейчас меня, забирай жизнь мою – не жалко... Пусть останется жить та девушка; помоги ей! Прости меня за такую дерзость, я даю слово: если останусь жить, то буду вечно благодарить тебя за все – и за горе, и за радость. А если и зарежут, то пускай быстро...» - Виктор перекрестился как смог и побежал туда.

А там, в темноте, он все увидел...

«Суки <…>, сейчас всех <…>! Отпусти девку, жирная сволочь!» - дрожащим голосом выкрикнул Виктор в сторону тех троих. Краем глаза он заметил у ржавой стенки гаража очертание какого-то длинного предмета: это был старый глушитель. Виктор потянулся за ним.

«Ну, все, сейчас <…>, перебью этой хернёй вас. Не забудь с <…> попрощаться!» - он размахнулся и бросил глушитель в толпу.

Девушка освободилась от рук самого рослого, и, хромая, забежала в ближайший подъезд...

К нему подошли. Кто-то из них взял его за шиворот:

«Ну чё, сейчас платить будешь нам за испорченный вечер. Ребята, ах, какой сегодня чудесный вечер: звездочки на небе горят, девушки в сереньких беретиках по всяким подворотням ходят.... Напрасно, ой, как напрасно... Лешик, застегни штаны, а то овывалится.

Ты ведь знаешь, салага, кризис у нас в стране демографический. Следовательно, рождаемость надо повышать любыми путями... А, ребята? М-да... Как все скверно-то, Господи...

И что нам с тобой делать, божий человек? Ребята, дайте-ка закурить. Вот так, спасибочки, Костя. Слушай, а давай мы из него мученика сделаем. Во, все условия есть: глушитель сейчас ему <…> вставим, разденем, чтоб единение с природой почувствовал, а рот...»

Он попытался вырваться....

...Где-то за домом приглушенно завыла сирена.

...Виктор вдруг почувствовал, как что-то очень острое вошло ему в живот...

. Моментально все тело наполнилось жгучей болью, непреодолимой слабостью и странной тяжестью: Виктор успел почувствовать, как что-то очень тяжелое и неприятное давит внутри чуть пониже легких и мешает дышать. Он стал медленно падать на землю... Вдруг стало совсем душно и жарко, и что-то теплое сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее потекло по левой ноге...

А потом все куда-то провалилось и унеслось: образ Варвары Павловны, вертящийся, с неимоверной быстротой на фоне осеннего звездного неба, ржавые коньки гаражных крыш и черная пустота холодного ноябрьского вечера...

Стало легко и радостно...

...Утром старшая по подъезду дома № N и по совместительству хозяйка приюта для бродячих собак и кошек, который располагался в ее квартире, пошла выносить накопившийся за ночь мусор. Как всегда, выйдя из квартиры, она закурила, деловито оглядываясь по сторонам...

«Мама Роза! Опять пьянь всякая ночует у меня под дверью! Кто ты, индивид? Что-то я не пойму: студентка что ли? Клиентов всю ночь видно обслуживала на улице <…>, а потом пила до утра дрянь всякую... Заведи себе мужика нормального, а когда надоест ищи разнообразия... Вставай, шалава!»

Марина Андреевна подошла к бессознательному телу и наступила на болтающуюся руку. Девушка зашевелилась и стала медленно подниматься с лестницы.

«Протрезвела, жрица? Где твое пальто? Да ты и без юбки... В трусах хоть, стерва <…>?» - домоуправляющая подошла к неуверенно стоящей на ногах девушке и толкнула ее в спину...

«За что?.. За что вы меня так ненавидите? Я... Меня... Понимаете, нет? Вечером... Трое... А там, во дворе... Они его, наверное, убили... У меня дочь, мать больная... Помогите...» - и снова перед глазами Варвары Павловны возник черный мрак, и грубый профиль хозяйки подъезда исчез в пустоте ее сознания... Снова обморок.

Марина Андреевна, выплюнув окурок, бросилась к дверям своей квартиры вызывать «скорую».

«Андревна, позвони в мусарню!» - лениво выкрикнула из лифта ее соседка.

«Без них справимся, грамотей!» - спокойно ответила домоуправляющая и захлопнула за собой тяжелую дверь.

...А во дворе за гаражами в большой луже, подернутой тонким ледком, лежало другое бессознательное тело...

...Экипаж «скорой» приехал через час после вызова. И дальше все было как в добром кино: Виктора доставили в «погудинскую» больницу, узнав, кто его родители.

А Наталью Сергеевну привезли во вторую городскую больницу им. А. А. Алова.

...Вот уже полчаса Андрей Борисович Погудин пытался объяснить по телефону Проханову-старшему, что все в порядке, что здоровью «их мальчика» ничего не угрожает... Врал Погудин: Виктор потерял почти полтора литра крови.

Четвертой группы с отрицательным резусом в запасниках его больницы не было...

Он нервно курил, пока отец Виктора выражал свои опасения по поводу здоровья сына:

-...Я думаю, в Москве Виктору окажут квалифицированную помощь, ведь все очень серьезно, да?

- Сергей Михалыч, уверяю вас: все обойдется, вот увидите... Только, боюсь вас обидеть...

- Андрей Борисыч, говорите, не стесняйтесь, сколько надо?

- Ммм... Это пока, вообщем-то и не важно... В конце концов, это наш долг...

- Я могу надеяться, что все обойдется?

- Безусловно, Сергей Михалыч. Сделаем все, как полагается.

- И еще: Андрей Борисыч, если будут интересоваться...

- Ну что вы! Все уже учтено. Медам – силянс! Как говорится, молчание, Сергей Михалыч, молчание...

- Я вас за все отблагодарю.

- Сочтемся, Сергей Михалыч, - свои ведь люди!

- Всего доброго, Андрей.

- Ариведерчи, Сергей Михалыч!

«...Софочка, вот скажи мне, где я достану четвертую группу? Не в Москву же людей посылать ради одной паршивой жизни...

Деньги, деньги... Надо найти здесь эту кровь. Если не найдем, то тогда пошлю Славика в Москву. До вечера должны успеть. А за услуги возьму с них подороже: непридвиденные расходы, как говориться. Купим тебе джипик и еще чего-нибудь...» - Андрей Борисович растегнул вернюю пуговицу халата своей секретарши...

. «Папочка, ну не сейчас! Потерпи, дома успем потереться... Позвони Стеклову – он твой должник. Сколько раз ты его от налоговой спасал, помнишь? Звони, Дрюшик, звони!

Ну, пусти меня!..» - Софочка застегнулась, поправила прическу и вышла из кабинета.

«...Надо слить ее кому-нибудь – надоела! Думает, что люблю ее до потери сознания – ну и бред же! Все же очевидно: от нее требуют только одного – подставляй задницу!

...В этой жизни у каждого свое амплуа...

Надо позвонить Стеклову...» - Погудин порылся в блокноте, и, найдя нужный номер, потянулся за трубкой...

- Городская? Виталия Семеновича позовите. Это Погудин...

- Извините, Виталий Семенович не может подойти сейчас. Он обедает...

- Срочно позовите мне Стеклова, я русским языком говорю?!

- Не надо на меня кричать! Я вам не тетка на рынке! С пяти утра на телефоне. Через час...

- Девушка, ваша фамилия?

- Хм... Сейчас позову, ждите...

-...Говорите, Стеклов на проводе. Алло?

- Привет, Виталик. Узнал?

- Как же тебя не узнаешь, Андрей Борисыч. Что на этот раз? Сертификатов не дам, медсестер для...

- Спи сам со своими медсестрами. У Проханова сына порезали – полтора литра утекло.

- Надо же...

- Я сейчас не об этом... Нужна кровь.

- Какая у него?

- Четвертая с отрицательным.

-...Сейчас – штабелями она у меня сложена: пойди и возьми. Ты что, не понимаешь...

- Виталий Семеныч, на-ло-го-...

- Говорю же, нет!

- На-ло-го-ва...

- Что?!

- Налоговая, Виталий Семеныч. Пренеприятнейшая, между прочим, организация... К тебе полтора года уже не приходили, а вот завтра...

- Кгм... Ммм... Посылай своих орлов – пускай прилетают. Только чтоб не Слава приезжал...

- Лично приеду и квитанции посмотрю.

- Андрей Борисыч, обижаешь!

- Жди!

Погудин положил трубку...

Сегодня он пришел позже обычного. Как всегда, улыбнулся, взявшись за врхнюю перекладину дверного косяка. А потом он вдруг подошел к кровати и неуверенно сел в ногах на самый край.

«Странно, - с большим трудом начал Виктор, - ты в первый раз подходишь вот так близко... Вот видешь, я совсем ослаб: ноги отказали, говорю еле-еле... Ты знаешь, я два дня чувствую непреодолимый страх не проснуться завтра. Чувствую, как трудно по утрам открыть глаза, пошевелить рукой, набрать воздуха – втянуть в себя эту жалкую, невесомую струю... Зато есть желание жить, любить, верить, радоваться каждому пустяку...

Я тебе уже говорил: Володька звонить перестал. Наверное, замотался совсем: репетиторы, танцы... Может, девушка у него появилась...

...Как это прекрасно: бережно ведешь ее за талию под ритм неторопливого вальса, смотришь туда – в самую глубину ее светлых и печальных глаз, чувствуешь робкое дыхание перед собой и тепло миниатюрной ладони на твоем плече... А там, глубоко-глубоко, под самым сердцем или во глубине твоей души, трепешущей от восторга и безумного счастья, что-то неслышно шевелится, стремительно поднимаясь вверх... А потом вы подойдете к темному окну и первый, обжигающий и неумелый поцелуй соединит ваши губы: вы робко потянитесь навстречу друг другу... Ты снова держишь ее за талию, а она обнимает тонкими руками твою шею... И после этого будут слезы – настоящие, счастливые слезы первой любви!

Господи, как это красиво!

...Помню, как смотрел я вчера после обеда в окно. Спрашиваешь, что видел? Видел я воронье, кружащие над черными и плоскими крышами гаражей, беспорядочно торчащие высотки, отвратительно смотрящие на тебя сотнями прямоугольных глаз, дразнящих тебя желтым мигающим цветом. И где-то там, далеко-далеко впереди, в густой пелене тумана и смога, простиралась голая и гнилая, унылая ноябрьская степь. Непонятные черные пятна сновали туда сюда, туда сюда... Радостно мне стало от этого хаотичного движения в низине... Не знаю, отчего это произошло.

Я представил, как брошу все, как появятся у меня немного силы выйти отсюда и неспеша пойти пешком домой через весь город...

Увидел я, с третьего этажа заметил и разглядел, как девушка торопилась на встречу к молодому человеку. А он прятал за спиной жалкий букет и улыбался, провожая ее глазами...

...Тоскливо и горько мне, слышишь, ты, вершитель судеб человеческих, тоскливо и мучительно одиноко!..

...Представляю ее то беспечно наивную, то серьезную и печальную... Вижу овал ее лица, губы, пепельно-зеркальные волосы, худые плечи...

Ничего я не могу сделать с этой любовью, ничего... Господи, помоги мне достучаться до ее сердца!

...А кто я, собственно, такой? Ни цели в жизни, ни ума как такового... Одни задатки и пламенные порывы узнать больше и подробнее обо всем сразу – все о жизни...

А она красивая, молодая, умная... Жизнь у нее не сломана. Хотя, не мне об этом судить и даже не ей самой – другим, кто по-настоящему мудр.

Вот повезет кому-то, а? Встрет ее, полюбит так, что на коленях будет ползать, а взаимности добьется... А потом и женится.

Какое это счастье быть рядом с ней!

...Я все жду, жду ее... А она сегодня не пришла, и завтра не придет, и послезавтра... Так горько мне! Пусть хотя бы пройдет мимо, неся с собой великолепный воздух поздней осени... Просто улыбнулась в ответ на твое приветствие и торопливо, словно провинившись, опустила глаза... Господи, неужели ее никогда не увижу?! Безумное отчаяние терзает мою душу!! Если бы не твое присутствие и решетки на окнах, я бы... Понимаешь?».

«Послушай, - услышал Виктор Голос, - ты не прав, сто раз, тысячу раз не прав... Нет, нельзя вот так отчаяваться... Знаешь кто я? Зови меня просто: Регент. Так будет удобно для нас. Не пугайся, что разговариваю с тобой – это только сегодня...».

Он посмотрел ласково и пронзительно, медленно опустив руку на клетчатый пододеяльник.

Виктор почувствовал, как по всему телу разливается жгучее тепло, как пульсирует у виска.

«Послушай,- начал Виктор,- дай мне один день жизни. Я почти догадался, кто ты, что можешь, как существуешь. Я хочу увидеть ее, живую, веселою, в сереньком пальто, в белом беретике, хочу заметить ее улыбку робкую...»

«Хватит, этих слюней и соплей... Ты умрешь завтра, здохнешь, как собака, никто не придет простится с тобою, никто не вспомнит о тебе... А Наташка твоя ходит сейчас в черном плаще, платок повязывает. Похорошела, значит...

Ладно, я ухожу. До завтра, Виктор. Подготовься к моему приходу, прошу тебя. Тебе там легче будет...»

Регент исчез в темном проеме двери.

Правой рукой-левая уже три дня висела плетью-Виктор потянулся за телефоном, лежащим на краю тумбочки, у кровати: «Сейчас, сейчас...Так, телефонная книга: «Володька Ратов»,- набираем...»

«Да»- равнодушно ответили Виктору.

- Кгм... Здравствуй, Вова. Это... Узнал?

- Ты, что ли? Ну здравствуй, здравствуй... Как сам? Хотя, извини, неуместный вопрос...

- У меня к тебе просьба есть.Скажи мне, как там... Как там она?

- Да, потерял ты голову от этой девицы... Наталья Сергеевна твоя цветет и пахнет... Порозовела, улыбаться стала после...

- Не надо про это!..

- Как скажешь, придти к тебе? Поговорим, обсудим все подробнее.

- Не стоит... Обсуждать больше нечего... А ей скажи, чтобы просто пришла попрощатся...

- Ты что, совсем?! С тобой что ли прощаться, помереть решил?

-... Меня уже зовут туда. Выполни эту просьбу, если сможешь... Сегодня я умру, а завтра будет уже поздно...

- Алло? Слышишь меня, Витя, я не смогу, Витя, я не смогу...

Виктор положил трубку.

«Как все это понимать? Бред сумасшедшего? Последняя просьба умирающего?..

Что теперь делать?

Нет, он просто сошел с ума – тронулся окончательно: про смерть говорить начал, девицу эту вспоминает... Что там говорить: выздоровлением и не пахнет. Не идти же мне в школу с этой дурацкой просьбой о прощальном свидании...

Но ведь он так просил... Черт...

Подойти к ней или нет?

Как все глупо, Господи... Был человек и нет его. Одна память осталась...А что там: год, другой – могилка травой заростает, ржавеет оградка, а вместе с тем, там – в голове, тоже все ржавеет и рассыпается в прах. Даже память явление временное.

...А что я ей скажу?

«Наталья Сергеевна, там Виктор – мой однокашник, да вы его помнить должны: на третьей парте первого ряда от окна недавно сидел... Так вот, он помирает, надо смотаться его навестить. Да вы его забыли совсем я смотрю! Свинство, ах, какое свинство с вашей стороны! А он жизнь вам спас, Наталья Сергеевна...

Вы согласны? Да,сегодня. Я вас провожу... Пулею!» - скажу ей, сделав страдальческое лицо.

Нет, не сумею – стесняюсь смотреть в глаза.

...Нет, никуда я не пойду...» - думал Владимир, медленно допивая остываюший чай.

Он лег на кушетку. Закрыв глаза, стал медленно погружаться в легкую дремоту, потягиваясь и переворачиваясь с одного бока на другой...

...Большой красный круг стремительно закружился, издавая пронзительный свист и скрежет, потом стал то приближаться, резко останавливаясь, то удаляться, быстро меняя цвет и мигая.

Возник чей-то суровый профиль, какие рисовали древние римляне и греки на стенах своих колизеев и амфитеатров...

Навстречу Владимиру медленно шел высокий, худошавый Человек с длинными пальцами и мурлыкал выразительным баритоном под нос что-то очень знакомое: «...Ле ша та ми контарэ, ко не кэта рой мано...».

«Браво, браво, Регент! Давай еще!» - кричали сверху чьи-то противные Голоса.

«Я популярен! У меня сегодня бенефис – ты заметил? У меня каждый день бенефис – у нас так заведено. Много гостей – все известны, несомненно известны тебе, если познакомиться поближе.

...Какой же ты бессовестный! А еще имя такое носишь: «Владимир». Миром, значит, владеешь...

Ну если владеешь, то помоги своему другу: Витька-то ни руки, ни ноги поднять не может – все отказало!

«Я сяжу на берегу, не могу поднять ногу... Не ногу, а ногу... Все равно: не могу» - забавненько, а? Хе-хе...

Через два часа у твоего «однокашника», как ты выразился, откажут почки, обе сразу. Сделай милость – выполни его просьбу! Уговори ее придти! Тебе помогут, ты не волнуйся: смело заходи в учительскую и требуй разговора с Натальей... Натальей... Сергеевной – так?..

...Ле ша та ми контарэ...» - Регент улыбнулся и пошел наверх. Противное Многоголосье усиливалось, постепенно переходя в истерический смех....

10.

..Владимир открыл глаза.

«...Как же болит голова!..

Господи, что это было?.. Ммм... Неужели Ты есть на самом деле?..»

«...Выполни, если сможешь...» - вдруг вспомнил он слова Виктора.

«...Да пойду я, пойду к твоей зазнобе! Только перестань напоминать мне о своей просьбе! Вот, смотри: я собираюсь!»

...В вестибюле школы у окна он встретил ее.

- Наталья Сергеевна, тут такое дело... Понимаете... Извините, что так неуверенно говорю...

- Говорите, говорите, я вас слушаю, - деловым тоном ответила она.

- С чего бы начать... Виктор просил вас... Я не могу, не знаю...

- Виктор? Что с ним? Он поправляется? Вы видели его?

-...Понимаете, он просил, чтобы к нему никто не приходил, кроме... Кроме вас, Наталья Сергеевна.. Он... Виктор умирает...

- Как?! Зачем?! Что я говорю... Ему ведь... Неужели все так плохо?

- Он просил свидания с вами... Я вас прошу, Наталья Сергеевна, поймите меня!

- Простите, я... Я приду, обязательно приду! Пусть Витя ждет!..

- Наталья Сергеевна, я сейчас скажу самое главное... Поймите меня правильно... Виктор любит вас. Любит по-настоящему, разговаривает сам с собой по ночам, представляя, что вы сидите визави... Он сошел с ума...

Где-то там – в ее молодом сознании – возник образ умирающего Виктора: длинное бледно-синее неподвижное тело, тяжело закрытые глаза, сухие, потрескавшиеся губы...

Она вспомнила, как Виктор спасал ее за гаражами в ту ночь...

«Извините меня, Володя... Вот, я плачу... Простите...» - Наталья Сергеевна отвернулась к окну.

Владимир подошел к ней и положил руку на плечо: «Пойдемте – он ждет вас. Бросьте все к черту, может именно любовь поможет ему выкарабкаться... Идем!»

«Милочка, вы к кому? К Проханову Виктору? Так, сейчас посмотрю, где же он; минуточку... Вот, девушка: палата №17 – у нас там «тяжелые» лежат.

Наденьте халат, прошу вас. Идем за мной...

...Она тихо постучала в обитую коричневой клеенкой дверь. Ей никто не ответил; но здесь, в длинном сумеречном коридоре она слышала, что там – в палате кто-то тяжело и судорожно дышал...

Наталья Сергеевна осторожно открыла дверь и вошла в палату.

...Жалость и вместе с тем отвращение ко всему что там – за больничным окном почувствовала молодая учительница, когда увидела длинное, бледное и худое тело...

«Живой мертвец» - подсказало ей сознание.

Она медленно подошла к продавленной койке.

«Витя, - шепотом позвала она, - вот, я пришла. Ты меня слышишь?»

Наталья Сергеевна присела на край кровати.

«Господи, что я наделала!.. Зачем Ты отобрал у него жизнь и передал ее мне? Достойна ли я этого?

...Ты ведь все видел, Ты знаешь все... Неужели дети должны страдать за грехи родителей? Кто придумал такую глупость? Ты?

Посмотри – он отдал свою жизь, и что? Кому от этого легче? Мне? Разве можно спокойно просыпаться, когда знаешь, что процветание твоей жизни – это результат искреннего самопожертвование жизни другой – чужой, чужой...» - шептала Варвара Павловна, закрыв лицо руками...

«...Витя, очнись, Виктор! – звала она его, вытирая слезы, - я пришла... Родной мой, проснись, открой глаза, посмотри на меня!..»

«...Наташенька!.. Ну, слава Богу, вы пришли! – услышала она сдавленный шепот, - я так ждал... Знаете, вы снова так красивы, снова так серьезны и недоступны для меня... А слезы вам к лицу!

...Знаете, пока лежал тут... Выслушайте меня:


Понравилась статья? Добавь ее в закладку (CTRL+D) и не забудь поделиться с друзьями:  


1

Сейчас читают про: