Часть вторая. Энциклопедисты

Терминус… Расположение планеты было несколько странным для той роли, которую ей предстояло сыграть в галактической истории, и тем не менее самым правильным. Находящаяся на краю галактической спирали, бедная полезными ископаемыми и лишенная экономики, одиночная планета со своим далекоотстоящим от других светил солнцем не заселялась на протяжении пятисот лет со времени открытия, пока на ней не появились энциклопедисты.

Казалось невероятным, что в дальнейшем Терминус может стать чем-то большим, чем пристанище ученых. Когда произошло восстание на Анакреоне и к власти пришел Сальвор Хардин, первый из великой династии…

Галактическая Энциклопедия

За столом сидел Льюс Пиренн, углубленный в работу. Деятельность отдельных групп надо было координировать, объединенные усилия — организовывать, из мельчайших частичек собирать единое целое.

Пятьдесят лет ушло на то, чтобы обосноваться и подготовить первый том Энциклопедии Основания. Пятьдесят лет для того, чтобы собрать сырой материал. Пятьдесят лет его обработки.

Теперь это уже позади. Еще пять лет — и будет опубликован первый том самой монументальной в Галактике работы. А затем с промежутками в десять лет, регулярно, как по часом, — том за томом. И так же тома примечаний, специальные статьи по текущим событиям, до тех пор, пока…

Над столом раздраженно звякнул звонок, и Пиренн заерзал на своем месте.

Он чуть было не забыл о назначенной встрече. Нажав на кнопку, Пиренн краем глаза увидел, как открылась дверь и появилась широкоплечая фигура Сальвора Хардина. Пиренн не повернул головы.

Хардин улыбнулся. Он очень торопился, но не обиделся на Пиренна, прекрасно зная его отношение ко всему, что мешает работе. Хардин просто опустился в кресло по другую сторону стола и начал терпеливо ждать.

Карандаш Пиренна скользил по бумаге почти бесшумно. Других звуков и движений не было слышно. Хардин вынул из кармана жилета монету и подкинул ее — стальная поверхность, взлетая в воздух, отразила свет. Хардин поймал монету и вновь подкинул, лениво наблюдая за сверкающими отражениями. Сталь была выгодным предметом обмена на планете, так как все металлы импортировались. Пиренн поднял голову.

— Прекратите это, — сказал он с раздражением.

— А?

— Монета. Прекратите ее подкидывать.

— О-о, — Хардин сунул монету в карман. — Вас не затруднит сообщить, когда вы освободитесь? Я обещал вернуться на заседание Городского совета до голосования за новый проект водопровода.

Пиренн вздохнул и вместе с креслом отодвинулся от стола.

— Я готов. Но надеюсь, вы не будете беспокоить меня всякими городскими делами. Ведь вы и сами можете решить эти вопросы. Энциклопедия полностью занимает мое время.

— Слышали новости? — флегматично спросил Хардин.

— Какие новости?

— Которые два часа назад принял ультракоротковолновый передатчик Терминус-сити. Губернатор Анакреона принял титул короля.

— Да, и что же из этого следует?

— Лишь то, — ответил Хардин, — что сейчас мы отрезаны от внутренних районов Империи. И хоть этого можно было ожидать, нам отнюдь не легче. Анакреон лежит как раз на торговом пути к Сантани, Трантору и Веге. Где теперь брать металл? Нам не удается договориться о поставке стали и алюминия уже шесть месяцев, а сейчас мы его и вовсе не получим, разве что по великой милости короля Анакреона.

Пиренн нетерпеливо цокнул языком.

— В таком случае, закажите металл через него.

— А возможно это? Послушайте, Пиренн, согласно Хартии, написанной в момент закладки фундамента этого Основания, доверенным Комитета по созданию Энциклопедии была дана полная административная власть. У меня как у мэра Терминус-сити хватило власти лишь на то, чтобы высморкаться, если, конечно, вы мне этого не запретите, а то мне придется просто чихнуть. Значит, это дело касается вас, вашего Комитета. Я прошу от имени города, благополучие которого зависит от непрерывной торговли с Галактикой, созвать экстренное совещание.

— Хватит! Прекратите предвыборные речи! Послушайте, Хардин, наш Комитет не мешал созданию муниципального совета на Терминусе. Мы понимаем, что это необходимо в связи с ростом численности людей и появлением все большего количества занятых не энциклопедическими делами. Но это не означает, что создание Энциклопедии, которая вместит в себя все человеческие знания, перестало быть первой и единственной целью Основания. Мы — поддерживаемый государством научный институт, Хардин. Мы не можем, да и не должны, вмешиваться во внутреннюю политику.

— Внутреннюю политику! Клянусь, Пиренн, это дело жизни и смерти. Планета Терминус сама по себе не в состоянии поддерживать существование промышленной цивилизации. Ведь на ней нет металлов, и вы это знаете. Здесь не обнаружено и следа железа, меди, алюминия — лишь ничтожное количество других минералов. Как вы думаете, что произойдет со всей вашей Энциклопедией, если этот так называемый король Анакреона откажет нам в поставках металла и использовании торгового пути?

— Нам? Вы забываете, что мы непосредственно подчиняемся только самому императору. Мы не являемся частью Анакреона, равно как и никакой другой области. Помните это! Мы — часть личных императорских владений, и никто не посмеет нас тронуть! Империя защитит свою собственность.

— Почему же она тогда не защитила имперского советника на Анакреоне, которого вышвырнули, как слепого котенка? По крайней мере 20 областей Галактики, почти вся периферия, сейчас ведут себя так, как им выгодно. Я очень сомневаюсь, что Империя сможет защитить себя, не говоря о нас.

— Чушь! Императорские наместники или короли, какая разница? Империя всегда была полна многочисленными политическими событиями. Разные люди тянули ее в разные стороны. Губернаторы много раз восставали, и если на то пошло, то и императоров неоднократно смещали и убивали. Но какое это имеет отношение ко всей Империи? Забудьте, Хардин, то, что вас совершенно не касается. Мы прежде всего ученые и останемся ими до конца. И у нас одна-единственная забота — Энциклопедия! Кстати, совсем забыл, Хардин!..

— Да?

— Сделайте что-нибудь с этой вашей газетой.

— Вы имеете в виду «Городскую газету»? Она не моя. У этой газеты есть частный владелец. А, собственно говоря, в чем дело?

— Они уже давно смакуют то, как будут праздновать пятидесятилетний юбилей Основания. Собираются отменить рабочий день и устроить всяческие торжества.

— А что в этом плохого? Радиевые Часы откроют Временной Сейф через три месяца. Мне кажется, это стоит отпраздновать, вы не находите?

— Это действительно событие, Хардин, но глупые празднования совсем не уместны. Временной Сейф и его открытие касаются только нас и нашего Комитета. Если произойдет что-то важное, мы сообщим об этом народу. Здесь не может быть других мнений, и, пожалуйста, доведите это до сведения редакции.

— Мне очень жаль, Пиренн, но Хартия гарантирует нам одну маленькую вещицу, имя которой — свобода печати.

— Может быть. Но Комитет ничего вам не гарантирует. Являясь представителем императора на Терминусе, Хардин, я имею силу власти в этом отношении.

Хардин угрюмо заметил:

— В связи с вашим статусом представителя императора мне необходимо сообщить вам еще одну новость.

— Об Анакреоне? — Пиренн поджал губы. Он был очень раздосадован.

— Да, С Анакреона к нам следует посланник. Он будет здесь через две недели.

— Посланник? С Анакреона? Здесь? — Пиренн задумался. — С какой целью?

Хардин встал, пододвинув кресло обратно к столу.

— Сами догадайтесь, — бросил он и довольно бесцеремонно вышел из комнаты.

Ансельм от Родрик (от — само по себе уже означало принадлежность к дворянскому роду), суб-префект Плуэмы и неприкосновенный посол его величества короля Анакреона (плюс дюжина других титулов), был встречен на космодроме Сальвором Хардином со всеми необходимыми почестями.

С натянутой улыбкой и легким поклоном посол вынул бластер из кобуры и рукояткой вперед протянул его Хардину. Хардин проделал ту же операцию со своим бластером, специально одолженным для такого случая. Дружба и добрососедские отношения были таким образом подтверждены, а если Хардин и заметил, что сбоку под пиджаком посла что-то топорщится, то ничем этого не выдал. Затем они сели в легковой автомобиль, сопровождаемый со всех сторон эскортом самых разнообразных экипажей, и торжественно направились к площади Энциклопедии. На протяжении всего пути раздавались приветствия, посылаемые восторженной толпой. Суб-префект Ансельм отвечал на бурное проявление дружеских чувств лишь флегматичностью солдата и дворянина.

— Скажите, этот единственный город и являет собой весь ваш мир? — спросил он у Хардина.

Хардин повысил голос так, чтобы его можно было расслышать сквозь шум толпы:

— Наш мир еще очень молод, ваша светлость. За всю короткую историю нас посетило лишь несколько таких высокоблагородных людей. Отсюда и энтузиазм толпы.

Было очевидно, что его «высокоблагородие» не понимал иронии в тех случаях, когда последняя была адресована собственно ему.

Очень задумчиво Ансельм от Родрик произнес:

— Основана пятьдесят лет назад. Да у вас, должно быть, множество неиспользованных земель, мэр. Скажите, вам никогда не приходила мысль разделить их на участки?

— В этом пока нет необходимости. Наш народ централизован. Так нужно для Энциклопедии. Когда-нибудь, возможно, когда наше население увеличится…

— Странный мир. У вас нет крестьян?

Хардину не составило труда понять, что его светлость просто пытается ловить рыбку в мутной воде, причем весьма неуклюже.

Он спокойно ответил:

— Нет ни крестьян, ни знати.

Брови Родрика полезли вверх.

А ваш предводитель — человек, которого я должен встретить?

— Вы имеете в виду доктора Пиренна? Он председатель Комитета и, кроме того, личный представитель императора на Терминусе.

— Доктор? Никакого большого титула? Просто ученый? И он обладает большей властью, чем вы?

— Ну, конечно, — добродушно ответил Хардин. — Все мы в большей или меньшей степени ученые. В конце концов, наш мир не более чем научное поселение, находящееся под личным контролем императора.

Последняя фраза была слегка выделена, что не особенно понравилось суб-префекту. О чем-то задумавшись, он промолчал оставшуюся часть пути.

Хардин неимоверно скучал весь следующий вечер, но утешался тем, что Пиренн и от Родрик, которые встретились с выражением самой нежной и горячей дружбы, надоели друг другу еще больше.

От Родрик, сверкая глазами, выслушивал нуднейшую лекцию Пиренна в ходе осмотра здания Энциклопедии. Вежливой и ничего не выражающей улыбкой он реагировал на скороговорку Пиренна во время экскурсии по большим хранилищам фильмотек и обсервационных камер, и только после длительного осмотра корректорского и печатного отделов, а также отделов фильмотек суб-префект сделал свое первое исчерпывающее заявление:

— Все это очень интересно, но, по-моему, несколько странное занятие для взрослых людей. Что в нем хорошего?

От Хардина не ускользнуло, что Пиренн даже не нашел ответа на эти слова, хотя выражение его лица было достаточно красноречивым. Вечерний обед оказался зеркальным повторением событий дня. От Родрик, захватив беседу в свои руки, дотошно, с мельчайшими техническими деталями описывал сражение, его батальона в недавней войне между Анакреоном и недавно провозглашенным королевством Смирно. Суб-префект не умолкал до тех пор, пока не закончился обед и мелкие чиновники один за другим не покинули помещение. Последний рассказ о триумфальной битве своего космического флота от Родрик завершил, сопровождая Пиренна и Хардина на балкон, где все трое опустились в кресла, наслаждаясь теплым летним вечером.

— А теперь, — сказал он тоном твердым и в то же время игривым, — поговорим о серьезных вещах.

— Давно бы так, — невнятно пробормотал Хардин, закуривая длиннейшую сигару из вегианского табака и откидываясь на спинку кресла.

Высоко в небе сверкала Галактика. Ее туманные светила простирались от горизонта до горизонта. В сравнении с ними видимые рядом звезды казались песчинками.

— Вне всякого сомнения, — заметил суб-префект, — формальное обсуждение, подписание бумаг и прочие технические подробности мы доведем до конца перед… как вы называете свой совет?

— Комитетом, — холодно ответил Пиренн.

— Странное название. Как бы то ни было, но это произойдет завтра. А сегодня мы можем договориться здесь, между собой, как вы считаете?

— И это значит… — вставил Хардин.

— Это значит, что теперь ситуация несколько изменилась. На периферии Галактики статус вашей планеты стал неопределенным. Будет весьма полезным, если мы с вами придем к соглашению по поводу нынешнего положения дел. Кстати, мэр, у вас не найдется еще одной такой сигары?

Хардин уставился на суб-префекта и с неохотой протянул ему сигару. Ансельм от Родрик понюхал ее и от удовольствия цокнул языком.

— Да, табак с Веги! Откуда он у вас?

— Мы получили немного при последней транспортировке. Его уже почти не осталось. Один Космос знает, когда такой табак появится у нас еще, если вообще появится.

Пиренн откашлялся. Он не курил и поэтому ненавидел запах табака.

— Давайте объяснимся, ваша светлость, — предложил он. — Ваша миссия — просто получение информации?

От Родрик кивнул сквозь дым первых жадных затяжек.

— В таком случае она не отнимет много времени. Ситуация на планете такова: все силы направлены на создание первого тома Энциклопедии Основания.

— Как это понимать?

— Очень просто. Мы являемся научным институтом, который поддерживается государством, а также личной собственностью владений его величества императора.

На суб-префекта эта речь абсолютно не произвела впечатления. Он продолжал выпускать дымовые кольца.

— Это удачное прикрытие, доктор Пиренн. Я думаю, что у вас есть все необходимые документы с императорской печатью, но каково реальное положение? Каковы ваши отношения со Смирно? Ведь вы не более чем в пятидесяти парсеках от его столицы. И как насчет государств Коном и Дарибоу?

— Мы не имеем отношения ни к одному из вассалов, — сказал Пиренн, — являясь частью владений императора…

— Они не вассалы, — напомнил от Родрик. — Теперь это самостоятельные королевства.

— Пусть королевства. Все равно мы не имеем к ним никакого отношения. Будучи научным институтом…

— К черту вашу науку! — выругался его светлость, мгновенно накалив атмосферу крепким солдатским словцом. — Какое это имеет отношение к тому, что Смирно в любой момент может захватить вашу планету?

— А император? По-вашему, он будет сидеть сложа руки и смотреть, как оккупируют Терминус?

От Родрик, немного успокоившись, ответил:

— Видите ли, доктор Пиренн, вы уважаете собственность императора, как и Анакреон, но ведь Смирно может отнестись к этому совсем по-другому. Помните, мы только что подписали договор с императором, завтра я предоставлю его копию вашему Комитету. По велению императора на нас ложится вся ответственность за поддержание порядка в пределах границ старой области Анакреона. Наша обязанность вам ясна, не так ли?

— Безусловно. Но Терминус не является частью области Анакреона.

— И Смирно?..

— Не является он и частью области Смирно, равно как и любой другой области.

— Скажите, а Смирно тоже так считает? Нам это не безразлично, поскольку война со Смирно только что закончилась и в его владениях продолжают оставаться две наши звездные системы. Терминус занимает стратегически важное положение между двумя государствами.

Хардин почувствовал слабость. Он решил вмешаться в разговор:

— Какие будут предложения, ваша светлость?

Суб-префект только и ждал, как бы поскорее закончить этот словесный поединок и перейти к конкретным заявлениям. Он заметно оживился:

— Вполне очевидно, что Анакреон должен вмешаться… для вашего же блага… Вы, надеюсь, понимаете, что никто не собирается затрагивать ваши внутренние дела…

— Безусловно, — сухо перебил его Хардин.

— … но мы уверены, что для Терминуса будет только лучше, если мы создадим военную базу на вашей территории.

— И это все, чего вы хотите: просто соорудить военную базу на той огромной незанятой территории, которой располагает планета? Ничего больше?

— Разумеется, вам придется поддерживать силы, которые будут вас защищать.

Хардин наклонился вперед, упершись локтями в колени.

— Наконец-то мы подошли к сути дела. Давайте называть вещи своими именами. Терминус станет протекторатом и будет обязан платить пошлину?

— Не пошлину — налоги. Мы вас защищаем — вы за это платите.

Неожиданно Пиренн с силой ударил кулаком по спинке кресла.

— Дайте мне сказать, Хардин. Ваша светлость, я не дам и ломаного гроша за все ваши Анакреоны и Смирно вместе взятые. Меня не интересует их политика и игрушечные войны. И я повторяю вам еще раз: мы — научное учреждение, поддерживаемое государством и свободное от налогов.

— Поддерживаемое государством?! Но государство — это мы, доктор Пиренн, а мы вас не поддерживаем.

Пиренн возмущенно сорвался с места.

— Ваша светлость, я прямой представитель…

— … его неприкосновенного величества императора, — подхватил Ансельм от Родрик. — А я прямой представитель короля Анакреона, который куда ближе, доктор Пиренн.

— К делу! — твердо сказал Хардин. — Чем вы собираетесь брать эти так называемые налоги, ваша светлость? Натурой? Пшеницей, картофелем, овощами, скотиной?

Суб-префект уставился на него.

— Какого черта? Зачем они нам нужны? У нас хватает этого добра. Конечно, золотом. Хром и ванадий подойдут еще больше, если у вас достаточно их запасов.

Хардин засмеялся.

— Запасы?! У нас даже нет запасов железа! Золото?! Взгляните на наши деньги! — Он протянул монетку.

От Родрик повертел ее в руках и уставился на Хардина.

— Что это? Сталь?

— Верно.

— Не понимаю…

— Терминус — планета, на которой практически нет металлов. Соответственно, нет золота, и платить налоги нам нечем, разве что несколькими тоннами картофеля.

— Ну, готовой продукцией…

— Без металла? Как вы думаете, из чего мы делаем свои машины?

Наступила пауза, которую прервал Пиренн:

— Все это не имеет никакого отношения к делу. Терминус не планета, а научное Основание, готовящее Галактическую Энциклопедию. Великий Космос, неужели вы не испытываете ни малейшего уважения к науке?

— Энциклопедии не выигрывают войн, — от Родрик нахмурил брови. — Что ж, у вас не развита промышленность, ваш мир даже не заселен. Вы можете платить землей.

— Что вы имеете в виду? — поинтересовался Пиренн.

— Ваш мир практически пуст, но незаселенные земли, вероятно, плодородны. На Анакреоне много дворян, которые с удовольствием увеличат свои поместья.

— Вы не имеете права предлагать нам…

— Нет никакой необходимости так волноваться, доктор Пиренн. На всех хватит. Если дело пойдет, как надо, и с вашей стороны будет оказана помощь, мы, вероятно, сделаем так, что лично вы ничего не потеряете. Титулы ведь можно заслужить, а потом и дарить. Думаю, вы меня понимаете?

— Благодарю, — сердито фыркнул Пиренн.

Вдруг Хардин небрежно спросил:

— Сможет ли Анакреон предоставить необходимое количество плутония для нашей атомной электростанции? У нас осталось запасов всего на несколько лет.

Пиренн захлебнулся от изумления. На несколько минут воцарилась мертвая тишина. Когда от Родрик заговорил, голос его заметно изменился:

— У вас есть атомная энергия?

— Конечно. А что в этом удивительного? По-моему, атомную энергию открыли по крайней мере 50 тысяч лет тому назад. Правда, у нас есть трудности с плутонием…

— Да, да, конечно…

Посол запнулся и неловко добавил:

— Итак, господа, мы продолжим обсуждение этого вопроса завтра. А сейчас вы меня извините…

Пиренн посмотрел ему вслед и процедил сквозь зубы:

— Этот тупой, самоуверенный осел! Этот…

— И вовсе нет, — вмешался Хардин. — Закономерный продукт своей цивилизации. У него один принцип: прав тот, в чьих руках пистолет.

Пиренн резко повернулся.

— А вы? С какой стати вы заговорили с ним обо всех этих военных базах и пошлинах? Вы что, с ума сошли?

— Нет, я просто дал ему выговориться. Заметьте, он наконец-то открыл нам истинные намерения Анакреона — разделить Терминус на земельные угодья. Я, естественно, не допущу этого.

— Вы не допустите? А кто вы такой? И позвольте вас просить, с какой стати вы разболтали об энергостанции? Ведь одно упоминание об атомной энергии сделает вас мишенью для военных.

— Да, — ухмыльнулся Хардин. — Военной мишенью, от которой надо держаться подальше. Разве вы не поняли, почему я завел разговор на эту тему? Он только подтвердил возникшее у меня подозрение.

— Какое?

— Что на Анакреоне не существует больше атомной энергетики. Если бы это не соответствовало действительности, он бы сразу сообразил, что плутоний употреблялся на атомных энергостанциях лишь в седую старину. А из этого следует, что экономика всей остальной периферийной части Галактики тоже базируется не на атомной энергии, иначе бы Анакреону не удалось выиграть войну. Вы не согласны?

— Чушь! — Пиренн раздраженно отвернулся, затем резко встал и вышел. А Хардин вдруг улыбнулся, но вскоре выкинул сигару и задумался.

— Обратно к нефти и углю, вот так-то! — прошептал он, нее глубже погружаясь в свои мысли.

Когда Хардин отрицал, что является владельцем «Городской газеты», он был прав только с формальной стороны. Хардин возглавлял движение за автономию Терминуса и муниципальное правление. Он был избран первым мэром города, хотя на его имя не было выписано ни одного векселя, ни одной акции газеты, фактически именно он, Хардин, контролировал 60 % контрольного пакета акций благодаря только своему авторитету. А авторитет у мэра был не малый. И когда Хардин потребовал у Пиренна разрешения для себя участвовать в заседаниях Комитета, совсем не случайно в тот самый момент газета начала аналогичную кампанию. И не случайно был проведен первый за всю историю Основания массовый митинг, на котором народ требовал, чтобы в «национальное» правительство вошли представители города.

В конце концов Пиренн сдался, сделав хорошую мину при плохой игре.

Сидя в самом конце стола, Хардин размышлял, почему все большие ученые такие плохие администраторы. Может быть, оттого, что они привычны к точным цифрам, но теряются перед гибкостью людей. Как бы то ни было, слева от Хардина сидели Томас Сатт и Джордж Фара, справа — Лен дин Краст и Ян Фулхам, председательствовал Пиренн. По случаю сегодняшнего собрания они напустили на себя весьма важный вид.

Хардин полудремал, пока проходили неизбежные формальности, и встрепенулся, лишь когда Пиренн начал свою речь, отхлебнув для начала глоток воды.

— Рад сообщить Комитету известие, полученное после прошлого заседания. Через две недели к нам прибудет лорд Дорвин, канцлер Империи. Теперь уже можно гарантировать, что наши отношения с Анакреоном, к общему удовлетворению, уладятся, как только императора информируют о происходящем.

Пиренн улыбнулся и обратился к Хардину.

— Эти сведения были переданы мной в газету.

Хардин чертыхнулся про себя. Было совершенно очевидным, что желание Пиренна ознакомить Хардина с этой информацией и стало причиной, по которой ему разрешили присутствовать на этой святая святых встрече.

Хардин невозмутимо проговорил:

— Отложим туманные выражения в сторону. Чего вы ждете от лорда Дорвина? Что он может сделать?

Томас Сатт, который имел бестактную манеру, обращаясь к человеку, говорить о нем в третьем лице, особенно в тех случаях, когда его настроение оставляло желать лучшего, заметил:

— По всей видимости, мэр Хардин просто профессиональный циник. Он с трудом понимает, что император вряд ли позволит посягать на свою собственность.

— Почему? И что он предпримет в случае таких посягательств?

Прокатился недовольный шумок.

— Вы нарушаете порядок, — возмутился Пиренн и, подумав, добавил: — Кроме того, делаете почти изменнические заявления.

— Это и есть ваш ответ?

— Да, если вам больше нечего сказать.

— С чего вы это взяли? Мне бы хотелось задать один вопрос. Помимо этого дипломатического хода, которым, вероятно, можно, а вероятно, и нельзя чего-либо достичь, были приняты какие-нибудь реальные меры, чтобы ответить на угрозу Анакреона?

Ян Фулхам задумчиво потрепал рукой свои рыжие усы.

— Вы видите оттуда угрозу?

— А вы нет?

— Едва ли… Император…

— Великий Космос! — с раздражением вскричал Хардин. — Да что же это такое? Время от времени кто-то восклицает «Император» или «Империя», как будто это волшебные слова. Император за пятьдесят тысяч парсеков отсюда, и я сомневаюсь, есть ли ему до нас хоть малейшее дело. А если и есть, что он может изменить? Императорский космический флот, находящийся в этом районе, сейчас в руках Четырех Королевств, в том числе и Анакреона. Послушайте меня: нужно бороться не словами, а с оружием в руках. Поймите — пока нас никто не трогает, и у нас есть как минимум два месяца в запасе, поскольку мы намекнули Анакреону, что имеем атомное оружие. Но мы прекрасно знаем, что это всего-навсего небольшая ложь во спасение. Атомная энергия используется нами только в космических целях, да и то в ограниченном количестве. Кое-кто скоро это обнаружит, и если вы думаете, что они любят шутить, то глубоко заблуждаетесь.

— Мой дорогой сэр…

— Подождите, я еще не закончил.

Хардин разгорячился. Он был рад, что наконец-то представился случай все высказать.

— Это, конечно, хорошо — привлечь к делу всяких канцлеров, но куда лучше было бы достать несколько больших орудий с жерлами для чудных атомных бомб. Мы уже потеряли два месяца, джентльмены, и, скорее всего, нам не стоит терять еще два. Что вы собираетесь делать?

Лэн дин Краст, зло наморщив лоб, заявил:

— Если вы предлагаете милитаризировать Основание, то я вовсе не желаю об этом слушать. Терминус волей-неволей будет вовлечен в политику. А ведь мы, господин мэр, научное образование и ничего больше.

— Он этого не понимает, — съязвил Сатт. — Более того, создавать армию — значит, использовать людей, причем людей, работающих над Энциклопедией.

— Совершенно справедливо, — согласился Пиренн. — Энциклопедия — прежде всего.

Хардин рвал и метал. Все члены Комитета, казалось, жестоко страдали «комплексом Энциклопедии». Он холодно спросил:

— Приходило ли когда-нибудь на ум членам Комитета, что Терминус может интересовать и что-то другое, нежели Энциклопедия?

— Я не представляю себе, Хардин, — ответил Пиренн, — что Основание может иметь любой другой интерес, кроме Энциклопедии.

— Я не сказал Основание, я сказал Терминус. Боюсь, что вы не понимаете истинного положения вещей. На Терминусе живет более миллиона людей, и только 150 тысяч работают непосредственно над Энциклопедией. Для всех остальных Терминус — дом. Мы тут родились, тут живем. По сравнению с нашими домами, фермами и заводами, Энциклопедия для нас значит очень немного, и мы хотим защитить…

Голос Хардина потонул в криках.

— Энциклопедия — на первом месте, — вопил Краст. — Мы должны выполнить свою миссию.

— К черту миссию! — не менее громко выкрикнул Хардин. — Пятьдесят лет назад вы были правы. Но сейчас — новое поколение.

— Все это нас не касается, — ответил Пиренн.

— Мы — ученые!

Хардин воспользовался этим.

— Вы — ученые?! Какой самообман! Ваша маленькая компания здесь — идеальный пример того, чем Галактика была больна тысячелетиями. Что это за наука — просиживая веками, собирать данные других ученых за прошедшую тысячу лет?! Приходила ли вам когда-нибудь в голову мысль двигать науку вперед на основе имеющихся знаний, расширять и углублять ее?! Нет! Вы вполне счастливы своим прозябанием. Впрочем, как и вся Галактика на протяжении тысячелетий. Вот почему периферия восстает. Системы связи исчезают. Пустячные войны становятся затяжными. Вот почему целые звездные миры теряют секрет атомной энергии и переходят на варварскую химическую. И если вы хотите знать правду — вся Галактика разваливается.

Хардин замолчал и откинулся в кресле, чтобы перевести дыхание, не обращая внимания на нескольких членов Комитета, которые стремились высказаться одновременно.

Более ловким оказался Краст.

— Я не знаю, чего вы добиваетесь этим истеричным выступлением, господин мэр. Вы не внесли никаких конструктивных предложений в дискуссию. Я прошу, господин председатель, вычеркнуть из протокола эту речь и вернуться к началу нашей встречи.

Джордж Фара в первый раз зашевелился в кресле. До этого момента он не принимал участия в разговоре, даже когда накалялись страсти. Но сейчас его мощный голос, такой же мощный, как и тело, весящее триста фунтов, вмешался в разговор:

— Не забываем ли мы одно обстоятельство, господа?

— Какое? — раздраженно спросил Пиренн.

— Через месяц мы празднуем нашу пятидесятую годовщину.

Фара любил весьма обыденные вещи говорить торжественным голосом.

— И что же?

— И в эту годовщину, — продолжал Фара, — откроется Сейф Хари Сэлдона. Вы когда-нибудь задумывались, что может находиться в этом Сейфе?

— Не знаю. Обычные дела. Возможно, речь с поздравлениями. Но, думаю, что ему не следует придавать большего значения, хотя газета, — тут Пиренн посмотрел на Хардина, — пыталась поднять очередную шумиху. Я прекратил этот ажиотаж.

— Ага, — сказал Фара, — но не исключено, что вы ошибаетесь. Разве вас не удивляет, — тут он приложил кончик пальца к носу, —. что Сейф открывается в очень удобнее время?

— Куда удобнее, — съязвил Фулкам. — У нас хватает и своих забот.

— Забот более важных, чем послание от Хари Сэлдона? Не думаю.

Фара заговорил еще торжественнее, чем всегда. Хардин задумчиво наблюдал за ним: к чему это он ведет?

— На самом деле, — со счастливой улыбкой продолжал Фара, — вы все, кажется, забываете, что Хари Сэлдон был величайшим психоисториком нашего времени и родоначальником нашего Основания. Вполне резонно допустить, что Хари Сэлдон, используя научные данные, предугадал вероятное течение истории в ближайшее время. Если он это сделал, что, повторяю, очень возможно, то, безусловно, нашел способ предупредить нас о грозящей опасности и, может быть, даже указать на выход из возникшей ситуации. Ведь Сэлдон принимал создание Энциклопедии очень близко к сердцу, и вы это знаете.

Дух недоверия царил в комнате. Пиренн пробормотал:

— Не знаю, не знаю. Психоистория — великая наука, но… среди нас нет ни одного психоисторика. Боюсь, мы на шаткой почве.

Фара повернулся к Хардину.

— Скажите, разве вы не изучали психологию у Алурина?

Хардин ответил почти с сожалением:

— Да, но я не закончил курс. Устал от теоретических выкладок. Я хотел стать рабочим психологом, но такой возможности не было, поэтому я выбрал лучшее из того, что мог, — занялся политикой. Это практически одно и то же.

— Так что же вы все-таки думаете по поводу Сейфа Сэлдона?

И Хардин осторожно ответил:

— Не знаю.

Всю следующую часть заседания он не произнес ни слова, хотя речь снова пошла о канцлере Империи. На самом деле Хардин вообще никого не слушал, так как в его голове появились новые мысли и постепенно кое-что прояснилось. Совсем немного. Однако, разные события приводили к одному… Ключом же была психология, в этом Хардин не сомневался. Он отчаянно пытался вспомнить теорию психологии, которую когда-то изучал и откуда с самого начала почерпнул важные сведения. Такой великий психолог, как Сэлдон, мог с достаточной ясностью рассмотреть человеческие эмоции и реакции, чтобы широко предсказать историческое развитие будущего. А это значило…

Лорд Дорвин взял понюшку табака. Его длинные волосы были завиты, а два белых локона, которые непрестанно холила рука лорда, выглядели явно искусственными. Говорил он невероятно изысканными фразами и при этом сильно картавил.

У Хардина не осталось времени подумать о причинах, по которым он сразу же возненавидел канцлера с его аристократическими манерами. Элегантные движения руки, которыми лорд сопровождал свои замечания, и снисхождение, с которым он выслушивал собеседника, — вероятно, это и раздражало Хардина больше всего.

Но сейчас главным было найти лорда. Он исчез вместе с Пиренном два часа тому назад. Хардин ничуть не сомневался, что его собственное отсутствие во время предварительных переговоров вполне устраивает Пиренна, но мэру было просто необходимо встретиться с канцлером. Пиренна видели в этом крыле здания и на этом этаже. Значит, задачу можно решить, заглядывая в каждую дверь. Приоткрыв одну из них, Хардин удовлетворенно хмыкнул и вошел в полутемную комнату. Профиль кудрявой головки лорда Дорвина нельзя было спутать ни с чем.

Лорд повернулся к мэру и сказал:

— А, Хардин, вы, конечно, ищете нас.

Он держал в руках свою роскошную табакерку — полную безвкусицу, по мнению Хардина. Когда мэр вежливо отказался от угощения, лорд взял понюшку табака и улыбнулся ему.

Пиренн что-то проворчал, но на его лице ничего не отразилось. Единственным звуком, нарушившим тишину во время затянувшейся паузы, стал щелчок закрываемой табакерки лорда, который сунул ее в карман и высокопарно произнес:

— Огромное достижение эта ваша Энциклопедия, Хардин. Одно из самых великолепных свершений всего времени.

— Мы тоже так думаем, милорд, однако дело еще не завершено.

— Ну, я уверен, тут нам бояться нечего. Не сомневаюсь, что такие ученые завершат работу в срок.

И он кивнул головой Пиренну, который ответил восхищенным поклоном.

«Совсем как объяснение в любви», — подумал Хардин.

— Я не жаловался на отсутствие усилий, милорд, скорее на слишком большое усердие, правда, в другом вопросе, со стороны Анакреона…

— Ах да, конечно, — последовал небрежный взмах руки. — Я только что прибыл оттуда. Совершенно варварская планета. Это страшно неудобно, что людям приходится жить здесь, на краю Галактики. Нет самых элементарных удобств для приличного человека, никакого комфорта, просто-таки…

Хардин сухо перебил его:

— К сожалению, жители Анакреона имеют все, что им необходимо для того, чтобы воевать и вызывать разрушения.

— Верно, верно. — Лорд Дорвин казался недовольным, оттого что его перебили на середине предложения. — Но мы собрались здесь не для того, чтобы заниматься делами. По крайней мере не сейчас. Доктор Пиренн, не покажете ли вы мне свой второй том? Будьте любезны.

Свет померк, и следующие полчаса Хардин мог находиться хоть на Анакреоне, потому что на него не обращали ни малейшего внимания. Книга на экране мало что значила, да Хардин и не пытался вникнуть в ее смысл. Однако лорд Дорвин время от времени казался очень взволнованным. Хардин заметил, что в минуты наивысшего возбуждения канцлер начисто переставал картавить.

Когда свет снова зажегся, Дорвин сказал:

— Прекрасно, просто прекрасно. Вы, случайно, не интересуетесь археологией, Хардин?

— Что?

Хардин вздрогнул и переключился со своих мыслей на текущие события.

— Нет, милорд, не могу этого сказать. Я психолог по образованию и политик по своему окончательному решению.

— Ах! Несомненно, интересные науки. Что касается меня, — тут он втянул в себя гигантскую дозу табака, — увлекаюсь археологией.

— Вот как?..

— Его светлость, — перебил Пиренн, — великий знаток в этой области.

— Возможно, возможно, — скромно ответил его светлость. — Я проделал огромную работу в этой области и прочел массу научных книг: всего Джадина, Обиджази, Кромвилла… Всех их, знаете ли.

— Я, конечно, слышал об этих авторах, — ответил Хардин, — но никогда не читал.

— А стоит, мой дорогой друг. Знания не пропадают. Я был приятно поражен, когда нашел здесь, на периферии, копию Ламета. Поверите ли, в моей библиотеке эта копия начисто отсутствует. Кстати, доктор Пиренн, вы не забыли своего обещания сделать для меня копию?

— Буду только рад.

— Ламет, знаете ли, — продолжал канцлер торжественно, — рассматривает новый и крайне важный объект, который дополняет имеющиеся у меня знания по «Вопросу происхождения».

— Что это такое? — поинтересовался Хардин.

— Вопрос происхождения? Место происхождения человеческой расы, знаете ли. Ведь считают, что человеческая раса когда-то занимала только одну планетную систему.

— Да?!

— Бесспорно, ничего об этой системе точно не известно, она окончательно затерялась в дымке времени, знаете ли. Однако существуют разные теории. Некоторые называют Сириус, другие настаивают на Альфа Центавра.

— А что говорит Ламет?

— О, он идет по совершенно новому пути. По его утверждению, археологические ископаемые на третьей планете Арктура доказывают, что человеческие существа там были еще до того, как начались космические перелеты.

— И это означает, что именно Арктур был колыбелью человечества?

— Вероятно. Необходимо все тщательно изучить и обстоятельно взвесить, прежде чем говорить с уверенностью. Надо же проверить, насколько компетентны утверждения Ламета.

Некоторое время Хардин молчал. Потом он спросил:

— Когда Ламет написал эту книгу?

— О, я думаю, примерно лет восемьсот тому назад. Конечно, в основном он опирался на предыдущую работу Глина.

— Зачем же тогда доверять ему? Не проще ли полететь на Арктур и самому произвести там раскопки?

Лорд Дорвин поднял брови и втянул в себя табак.

— С какой стати, мой дорогой друг?

— Только для того, чтобы получить информацию из первых рук.

— Но где необходимость? Это какой-то очень сложный и неэффективный метод получения информации. Судите сами, у меня собраны работы всех древних ученых, великих археологов прошлого. Я сравниваю их друг с другом, нахожу разногласия, начинаю анализировать противоречивые суждения, выбираю, какое из них наиболее правдивое, и прихожу к заключению. Это и есть научный метод. По крайней мере, так я его представляю. Бессмысленно отправляться на Арктур или, например, в Солнечную систему, шататься по планетам, которые великие ученые прошлого уже изучили куда более тщательно, чем мы когда-либо сможем…

— Понимаю, — вежливо перебил Хардин. А сам подумал: «Какой там к черту научный метод! Не удивительно, что Галактика может скоро развалиться».

— Пойдемте, милорд, — предложил Пиренн, — я думаю, нам лучше вернуться.

— Ах, да, наверное, нам уже давно пора.

Когда они выходили из комнаты, Хардин внезапно спросил:

— Милорд, могу я вам задать один вопрос?

Лорд Дорвин очаровательно улыбнулся, подчеркнув свое показное расположение изящным движением руки.

— Бесспорно, мой дорогой друг. Я буду очень рад оказаться вам хоть чем-нибудь полезным, и если мои скромные познания…

— Это не касается археологии, милорд.

— Нет?

— Нет. Дело вот в чем. В прошлом году до нас на Терминус дошли слухи о взрыве энергостанции на планете у Гамма Андромеды. Но мы не знаем абсолютно никаких подробностей. Вы не могли бы объяснить, что там случилось?

Рот Пиренна раскрылся:

— Меня удивляет ваше желание задавать его светлости абсолютно никчемные вопросы.

— Ну что вы, доктор Пиренн, — перебил канцлер. — Все хорошо. Да к тому же об этом деле почти нечего сказать. Энергостанция взорвалась — и это была довольно большая катастрофа, знаете ли. Я помню, несколько миллионов людей погибло и почти половина планеты лежала в руинах. Наше правительство даже всерьез подумывает о том, не выпустить ли закон о значительном ограничении атомной энергии. Хотя это между нами, не для публикации, знаете ли.

— Понимаю, — сказал Хардин. — Но по какой причине взорвалась энергостанция?

— Видите ли, — безразлично ответил канцлер, — кто об этом может знать? Она начала выходить из строя еще несколько лет тому назад. Починка и замена деталей были проведены очень некачественно. Так трудно в наши дни найти людей, которые бы хорошо работали и разбирались в энергетических системах.

И он с сожалением взял в руки понюшку табака.

— Вы понимаете, — продолжал Хардин, — независимые королевства на периферии утратили секрет атомной энергии.

— Правда?.. Я совсем не удивлен. Варварские планеты… О, мой дорогой друг, не называйте их независимыми. Ведь это не так, знаете ли. Согласно договорам, которые недавно заключили, они должны признать суверенитет императора, иначе мы не будем с ними торговать.

— Может быть, и так, но этим королевствам предоставлена слишком широкая свобода действий.

— Да, да, вы правы. Разумная свобода. И вряд ли это имеет существенное значение. Императору будет лучше, если периферия начнет опираться лишь на свои собственные ресурсы. Нам она ни к чему, знаете ли. Это очень варварские планеты, едва цивилизованные.

— Но в прошлом они были цивилизованными. Анакреон считался одной из богатейших окраинных провинций. Насколько я помню, его даже сравнивали с самой Вегой.

— О, Хардин, это было много столетий тому назад. Вряд ли здесь стоит делать какие-то выводы. В старые великие времена все было по-другому, знаете ли. Сейчас уже многое изменилось. Смотрите-ка, Хардин, а вы настойчивый парень. Я ведь сказал, что не хочу сегодня заниматься делами. Доктор Пиренн предупреждал, что вы попытаетесь сбить меня с толку, но я слишком старый лис для этого. Перенесем все дела на завтра.

Это было второе заседание Комитета, на котором присутствовал Хардин, если, конечно, не принимать в расчет неофициальные беседы с лордом Дорвином. Тем не менее мэр ни на секунду не сомневался, что произошло по крайней мере одно, а может быть, и два или три заседания, на которые он каким-то образом не получил приглашения.

Не пригласили бы Хардина и на сей раз, если бы не ультиматум. По существу это вежливое письмо можно было назвать ультиматумом, хотя оно и заключало в себе множество самых дружеских слов о единстве двух планет.

Хардин осторожно потрогал пальцами послание, которое начиналось пышной фразой: «Его величество король Анакреона своему любезному другу и брату доктору Льюису Пиренну, председателю Комитета Энциклопедии Первого Основания» — и заканчивалось огромной вычурной многоцветной печатью, выглядевшей слишком символичной.

И все-таки это был ультиматум.

— Значит, осталось не так уж много времени, — подытожил Хардин. — Всего три месяца. Впрочем, те три месяца, которые у нас были, мы так и не смогли использовать. Это письмо дает нам неделю. Что будем делать?

Пиренн взволнованно нахмурился.

— Должен же быть какой-то выход. После того, что сказал нам лорд Дорвин об отношении к нам императора и Империи, после его заверений кажется невероятным, чтобы они могли пойти на какие-нибудь крайности.

Хардин поднял голову.

— Понятно. Вы что, информировали короля Анакреона о появлении сильного защитника?

— Да. Информировал. После того как доложил о своем намерении Комитету и за мое предложение проголосовали единогласно.

— И когда же состоялось голосование?

Пиренн вновь обрел свое достоинство.

— Кажется, я не обязан отвечать на ваши вопросы, мэр Хардин.

— Прекрасно. Я не так уж сильно заинтересован. Просто не пойму. На мой взгляд, ваша дипломатическая почта со ссылкой на лорда Дорвина, — тут Хардин приподнял верхнюю губу, оскалившись в улыбке, — стала в какой-то степени причиной этого маленького дружеского послания. В противном случае они бы еще подождали. Хотя, учитывая настроения Комитета, сомневаюсь, что это помогло бы Терминусу.

— Как вам удалось прийти к такому замечательному выводу? — спросил Ян Фулхам.

— Довольно просто. Для этого требуется то, на что вы обращаете мало внимания, — здравый смысл. Видите ли, существует одна наука, известная под названием символической логики, которая позволяет очистить человеческую речь от ненужного хлама, обнажая голую истину.

— И что дальше? — спросил Ян Фулхам.

— Я применил ее к этому документу. Мне это, конечно, ни к чему, потому что я прекрасно понимаю, о чем идет речь, но, кажется, я смогу скорее символами, нежели словами, объяснить содержание этого документа пяти ученым-физикам, то есть вам.

Хардин вынул несколько листков бумаги из папки, лежащей у него под рукой, и разложил их.

— Между прочим, сделано все это не мной, — сказал он. — Мюллер Холк из отдела Логики подписался под этим анализом, в чем вы можете убедиться.

Пиренн наклонился над столом, чтобы лучше рассмотреть документы, а Хардин продолжил:

— Письмо с Анакреона оказалось несложной проблемой, потому что люди, писавшие его, скорее люди дела, а не слов. Если смотреть на символы, в нем ясно, хотя и не совсем квалифицированно, высказано одно утверждение. Словами же оно переводится грубо, слушайте, как: «Или вы в течение недели дадите нам то, что мы хотим, или мы перебьем вас к чертовой матери и все равно возьмем все, что нам нужно».

Наступила тишина. Пять членов Комитета начали изучать строчки с символами. Спустя некоторое время доктор Пиренн уселся в кресло и неуверенно откашлялся.

— Так какой же вы предлагаете выход, мэр Хардин?

— Кажется, никакого.

— Прекрасно.

Хардин сложил листки.

— Теперь вы видите перед собой копию договора между Анакреоном и Империей. Договор, между прочим, подписан по поручению императора тем самым лордом Дорвином, который был здесь на прошлой неделе. Рядом с договором вы можете различить его символический знак.

Договор заключал в себе пять страничёк мелкого шрифта. Анализ же был написан всего на половине листа.

— Вы могли бы заметить, господа, что примерно 90 % договора выпало из анализа как полная бессмыслица, а все важное можно выразить довольно интересным образом: «Обязательства Анакреона по отношению к Империи — никаких! Власти Империи над Анакреоном — никакой!»

И вновь все пятеро сосредоточились на договоре, а когда они оторвались от бумаг, Пиренн обеспокоенно заявил:

— Кажется, все верно.

— В таком случае, вы признаете, что договор этот не больше и не меньше, как декларация полной независимости Анакреона и подтверждение этого императором?

— Выходит, так.

— И вы полагаете, что Анакреон не понимает этого и не захочет усилить свою независимость? Он даже не допускает, что со стороны Империи может исходить какая-то угроза. Особенно если учесть, что Империя беспомощна и не сможет выполнить ни одной из своих угроз, так как в противном случае…

— Но тогда, — вмешался Сатт, — как мэр Хардин относится к заверениям лорда Дорвина в том, что Империя окажет нам поддержку? Его гарантии были… — он пожал плечами.

Хардин откинулся на спинку стула.

— Вы знаете, это самое интересное из всего, что происходит. Признаюсь, когда я увидел его светлость, решил, что он самый настоящий осел, но в конце концов выяснилось: это исключительно умный утонченный дипломат. Я взял на себя смелость записать разговор с ним на пленку.

Раздались протестующие крики, а Пиренн в ужасе открыл рот.

— Что здесь предосудительного? — недоуменно спросил Хардин. — Конечно, нарушение правил гостеприимства и вообще то, чего не сделал бы порядочный джентльмен. К тому же, если бы его светлость поймал меня за руку, было бы не очень приятно, но ведь все обошлось, а пленка у меня. Я запечатал ее, потом переписал на бумагу и также отправил Холку на анализ.

— И каковы результаты анализа? — осведомился Лан дин Краст.

— Вот это, — начал Хардин, — и есть самое интересное. Анализ, о котором идет речь, оказался самым трудным из всех трех, проведенных в лаборатории. Когда Холку удалось устранить все бессмысленные утверждения, смутные полунамеки и прочую ерунду, не осталось ровным счетом ничего. Ни одного слова. Лорд Дорвин, господа, за все пять дней пребывания не сказал ни одной определенной фразы, причем вы этого даже не заметили. Вот вам, пожалуйста, заверения и гарантии вашей весомости в Империи.

Если бы Хардин положил на стол бомбу с замедленным действием, то не вызвал бы большего переполоха, чем тот, который возник после его последнего выступления. Он терпеливо ждал, пока утихнет шум.

— Итак, — заключил Хардин, — когда вы послали свои угрозы (а это были именно угрозы), опирающиеся на уверенность в поддержке со стороны Империи, вы просто вызвали раздражение у монарха, который знал положение вещей куда лучше вас. Естественно, это потребовало немедленных ответных действий, результатом чего стал ультиматум. Теперь я вернусь к началу разговора. У нас осталась всего неделя срока, что же теперь предпринять?

— Кажется, — заявил Сатт, — у нас нет иного выхода, как позволить Анакреону соорудить на нашей территории военные базы.

— Тут я с вами согласен, — ответил Хардин, — но что нам придумать, чтобы как можно скорее вышвырнуть их отсюда?

Усы Яна Фулхама затопорщились.

— Вы так говорите, будто решили применить насилие против них.

— Насилие, — последовал ответ, — это последнее убежище беспомощного. Но я, естественно, не собираюсь расстелить им под ноги красный ковер и расположить их в самых лучших апартаментах.

— Мне все-таки не нравится ваше отношение к вопросу, — настаивал Фулхам. — Оно опасно, тем более что в последнее время большинство населения вас поддерживает и готово выполнить все, что вы предложите. Могу сообщить вам, мэр Хардин, что Комитет не так уж слеп и прекрасно осведомлен о ваших действиях.

Он замолчал, остальные же согласно закивали головами. Хардин только пожал плечами.

— Вовлечение города в акт насилия, — возобновил свою речь Фулхам, — равносильно самоубийству, и мы не допустим этого. Наша политика основывается на кардинальном принципе — создании Энциклопедии. Когда мы решаем делать что-то или не делать, то руководствуемся мыслью: будет ли это служить целям Энциклопедии.

— В таком случае, — заметил Хардин, — напрашивается вывод, что мы должны продолжать интенсивную кампанию по ничегонеделанию.

— Вы сами сказали, — с горечью произнес Пиренн, — что Империя нам помочь не может, хотя почему так случилось, я не знаю. Если необходим компромисс…

У Хардина появилось кошмарное ощущение, что он мчится на полной скорости в никуда.

— Компромиссов быть не может! Неужели вы так и не уяснили, что все эти разговоры о военных базах — пустая болтовня, для отвода глаз. От Родрик ясно дал нам понять, что нужно Анакреону: аннексия наших земель, насаждение феодальной системы с поместьями, а также крестьянско-аристократической экономики. Наш блеф с атомной энергией заставит их действовать осмотрительнее, но рано или поздно они начнут предпринимать меры.

Хардин негодующе сорвался с места. Все остальные поднялись вслед за ним, кроме Джорджа Фара, который решительно взял слово:

— Пожалуйста, сядьте все на места. Мы зашли достаточно далеко. Бросьте. Бесполезно так сердиться, мэр Хардин. Ни один из нас не совершил предательства.

— В этом вы должны еще будете меня убедить.

Фара мягко улыбнулся.

— Вы сами прекрасно понимаете, что сейчас вами движет злость. Дайте мне договорить.

Его маленькие проницательные глазки были закрыты, а гладкий твердый подбородок слегка вспотел.

— Нет никакого смысла скрывать: Комитет пришел к выводу, что истинное решение проблемы Анакреона будет раскрыто через шесть дней, в момент открытия Сейфа.

— Это все, что вы можете сказать?

— Да.

— Значит, нам ничего не надо предпринимать, а просто спокойно сидеть, уверовав в то, что решение такой сложной проблемы выскочит из Сейфа, как чертик из коробочки?

— Если убрать в сторону всю вашу эмоциональную фразеологию, то именно так.

— Ну, просто чудесно! Браво, доктор Фара, вы настоящий гений! Менее великий ум никогда бы не додумался до такого решения.

Фара снисходительно улыбнулся.

— Ваше умение подбирать слова просто изумительно, Хардин, но неуместно. Кстати, вы не забыли, какое замечание по поводу открытия Сейфа я сделал еще три недели назад?

— Да, помню. Я не отрицаю, что, с точки зрения дедуктивной логики, оно было чем угодно, только не глупостью. Вы говорили, — остановите меня, если я ошибусь, — что Хари Сэлдон был величайшим психологом во всей Галактике, следовательно, он предвидел то опасное положение, в которое мы сейчас попали, и создал Сейф, чтобы указать нам выход из трудной ситуации.

— Вы правильно поняли суть моей идеи.

— Вас, наверное, удивит, но я думал над ней все эти три недели.

— Очень лестно. И каков результат?

— Ваши выводы явно противоречат здравому смыслу.

— Например?

— Например, если Сэлдон предвидел опасность со стороны Анакреона, почему бы не поместить нас на какую-нибудь отдельную планету поближе к галактическому центру? Хорошо известно, что Сэлдон ловко сманеврировал, когда Комитет безопасности Трантора приказал устроить Основание на Терминусе. Но для чего? Зачем он вообще расположил нас именно здесь, предвидя разрыв коммуникаций, наше изолированное положение, угрозу со стороны соседей и нашу беспомощность из-за отсутствия металлов на Терминусе? Это одно. Кроме того, если Сэлдон знал все это, почему не предупредил первых поселенцев, чтобы у них было время подготовиться, а не ждать стоя одной ногой В Могиле? И наконец, если Сэлдон мог предвидеть проблему тогда — мы должны четко представлять ее сейчас. Следовательно, если он уже тогда видел решение проблемы, мы должны найти ее сейчас. Ведь Сэлдон не был волшебником. И нам никаким самообманом не избегнуть возникшей дилеммы: он мог все предвидеть еще тогда, а мы не видим даже сейчас.

— Но, Хардин, — напомнил ему Фара. — Мы действительно не видим.

— Однако вы и не пытались этого сделать. Ни разу. Для начала вы вообще отказались признать, что существует угроза. Затем вы слепо поверили императору. Теперь же возложили все свои надежды на Хари Сэлдона. Все время вы перекладываете ответственность с одних плеч на другие и никогда ничего не пытались сделать сами.

Руки Хардина непроизвольно сжались в кулаки.

— Это как болезнь. Условный рефлекс, который мешает вам думать, как только речь зайдет о признанных авторитетах. Вы не сомневаетесь ни в том, что император сильнее вас, ни в том, что Хари Сэлдон умнее. А ведь это неверно, неужели вы не видите.

Все промолчали.

Хардин продолжал:

— И дело не только в вас. Дело во всей Галактике. Пиренн ознакомился со взглядами лорда Дорвина на методику научного поиска. По мнению Дорвина, чтобы стать хорошим археологом, надо прочесть все книги по существующему вопросу. Книги, которые написаны людьми, умершими столетия назад. Лорд думает, что решить все археологические загадки можно путем сопоставления данных различных авторов. И Пиренн слушал все это, ничему не возражая. Разве вы не находите это странным?

И вновь в голосе мэра послышалась просительная нотка, и вновь ему никто не ответил.

Хардин не мог успокоиться.

— И вы, и половина всего населения Терминуса — слепы. Мы сидим здесь, обсуждая Энциклопедию, как нечто единственное и неповторимое. Мы считаем венцом научной мысли классификацию давно известных фактов. Это, конечно, важно, но неужели нельзя проводить дальнейшую работу? Мы деградируем, забывая все. Разве вы не видите? Здесь, на периферии, уже утерян секрет атомной энергии. На Гамма Андромеде атомная энергостанция взорвалась только потому, что ее плохо отремонтировали, а канцлер Империи жалуется, что толковых технических работников-атомщиков не сыскать днем с огнем. А какой выход? Обучить новых? Никогда! Вместо этого ограничивается использование атомной энергии.

И в третий раз повторяю, разве вы не осознаете, что происходит во всей Галактике? Одно лишь преклонение перед прошлым. Это полное разрушение, это — загнивание!

Хардин переводил свой взгляд с одного ученого на другого, они тоже смотрели на него в упор. Фара пришел в себя первым.

— Мистическая философия не поможет в нашем деле. Давайте говорить конкретно. Отрицаете ли вы, что Хари Сэлдон легко разработал историческую тенденцию будущего, применяя простые методы психологии?

— Конечно же нет! — вскричал Хардин. — Но мы не можем полагаться на Сэлдона в таком вопросе. В лучшем случае он укажет нам на проблему, но если она имеет решение, мы должны найти его только сами.

Внезапно в разговор вмешался Фулхам:

— Что вы имеете в виду, говоря об указании на проблему? Мы и так ее видим.

Хардин резко повернулся к нему.

— Вы думаете, проблема Анакреона — единственная, о которой заботился Хари Сэлдон? Я не согласен! Говорю вам, господа, ни один из вас не имеет ни малейшего представления о том, что происходит на самом деле.

— Кроме, конечно, вас? — враждебно отозвался Пиренн.

— Думаю, да!

Хардин вскочил и отшвырнул кресло в сторону.

— Если в сложившейся ситуации и есть что-либо определенное, так это то, что происходят какие-то непонятные вещи. Ситуация не ограничивается одной только проблемой, она куда сложнее, чем мы можем себе представить. Задайте себе вопрос: почему получилось так, что среди первых жителей Основания не было ни одного первоклассного психолога, за исключением Бора Алурина. А он очень ревностно заботился о том, чтобы другие не узнали слишком много, и преподавал только одни основы.

Последовала короткая пауза, потом все тот же Фара спросил:

— Почему?

— Возможно, потому, что психолог смог бы разобраться в ситуации, понять, что к чему, и сделать это скорее, чем хотелось бы Хари Сэлдону. А так мы все время ходили в потемках, видя только проблески правды, не больше. Это ведь именно то, чего желал Хари Сэлдон.

Хардин резко рассмеялся.

— До свидания, господа! — Он вышел из комнаты.

Мэр Хардин жевал кончик своей сигары. Она давно потухла, но он глубоко задумался и ничего не замечал. Хардин не спал предыдущую ночь, и по всему было видно, что не придется уснуть и в следующую.

Он устало спросил:

— Все готово?

— Думаю, да.

Иоганн Ли подпер рукой подбородок.

— Как вам это нравится?

— Неплохо. Все следует проделать решительно, вы понимаете? Не должно быть никаких колебаний, нельзя давать им время осознать положение вещей. Когда приказывать уже придется нам, делайте все так, словно вы для этого были рождены и вам подчиняются просто в силу привычки. В этом вся суть переворота.

— Если даже Комитет будет колебаться…

— Комитет? Можете не обращать на него внимания. Послезавтра его значение в делах Терминуса не будет стоить и ломаного гроша.

Ли медленно кивнул головой.

— Все-таки странно, они ничего не предприняли, чтобы остановить нас. Ведь вы сами говорили — они что-то подозревают.

— Один только Фара. Иногда он заставлял меня нервничать. Пиренн подозревал меня с того самого момента, как я был избран. Но дело в том, что они никогда не обладали способностью понять, что к чему в действительности. Они признают только авторитеты и уверены, что император всемогущ уже потому, что он император. И они не сомневаются, что Комитет (только потому, что этот Комитет действует во имя императора) не может очутиться в таком положении, когда не посмеет отдавать приказания. Такая неспособность понять возможность заговора — наш лучший союзник.

Мэр тяжело поднялся с кресла и подошел к умывальнику.

— Они неплохие ребята, Ли, когда не занимаются ничем, кроме своей Энциклопедии. И мы присмотрим за тем, чтобы в будущем они занимались только ею. Они абсолютно беспомощны, когда речь идет об управлении Терминусом. А сейчас ступайте и дайте делу ход. Я хочу побыть один.

Хардин присел на угол стола и уставился на чашку с водой.

Великий Космос! Если бы он почувствовал ту уверенность, с которой говорит!

Флот Анакреона должен прибыть через два дня, а чем располагает он, мэр Хардин, кроме желания и полудогадок о том, что планировал Хари Сэлдон на эти пятьдесят лет? Ведь он не был даже самым обычным психологом — так, недоучка, пытающийся понять самый великий ум Галактики!

Если Фара прав, если вся проблема была только в Анакреоне, если Хари Сэлдон был действительно заинтересован только в создании Энциклопедии… тогда какой, черт возьми, ценой достанется ему затеянный переворот?

Мэр пожал плечами и выпил воды.

В помещении, где хранился Сейф, стояло намного больше шести стульев, как будто ожидалось, что сюда придет куда большее количество народа. Хардин заметил это, задумался и скромно устроился в уголке, подальше от остальных.

Члены Комитета отнюдь не возражали против этого. Они говорили между собой шепотом, и до Хардина сначала доносись отдельные слова, но потом шушуканье стало еще тише. Из всех собравшихся только Джордж Фара казался относительно спокойным. Вынув часы, он мрачно следил за стрелками.

Хардин тоже посмотрел на часы, потом на стеклянный куб, абсолютно пустой и занимающий половину комнаты. Этот куб был единственной непривычной деталью во всей обстановке. Больше ничего не указывало на то, что где-то крошечная частичка радия отсчитывает последние секунды до точного мгновения, когда щелкнет тумблер, произойдет соединение и…

Свет померк, но не погас — остался бледный желтый накал ламп. Все произошло с такой быстротой, что Хардин подпрыгнул на своем месте. Он изумленно взглянул на лампы, висящие в старомодных оправах, а когда снова перевел взгляд, стеклянный куб уже не был пустым.

В нем различалась фигура старика в инвалидном кресле. Несколько мгновений человек молчал, потом закрыл книгу, лежащую на коленях, и начал медленно перебирать ее пальцами. Затем человек улыбнулся, и все его лицо, казалось, ожило. Фигура сказала:

— Я — Хари Сэлдон.

Голос был по-старчески мягок.

Хардин поймал Себя на мысли, что чуть не привстал с кресла, чтобы представиться.

Голос продолжал все так же театрально и неторопливо:

— Как вы могли заметить, я прикован к этому креслу и не могу встать, чтобы поприветствовать вас. Ваши бабушки и дедушки улетели на Терминус всего несколько месяцев назад по моему времени, и с тех пор меня разбил довольно неприятный паралич. Я не могу вас видеть, так что, сами понимаете, не могу приветствовать по-настоящему. Я даже не знаю, сколько вас здесь собралось, но наша встреча не должна носить формальный характер. Если кто-то из вас стоит, сядьте, пожалуйста, если кто-то хочет курить — курите, я не возражаю.

С его губ слетел легкий смешок.

— Да и как я могу возражать: меня здесь нет.

Рука Хардина потянулась за сигарой, но он отдернул ее и стал слушать дальше.

Хари Сэлдон отложил книгу в сторону, как будто рядом стоял стол. Когда он отвел руку, книга исчезла.

Сэлдон вновь заговорил:

— Пятьдесят лет прошло с тех пор, как было заложено Основание. Пятьдесят лет, в течение которых его члены оставались в неведении: над чем же они в действительности работают. Такое неведение было необходимо, но сейчас эта необходимость исчезла.

Для начала скажу: Энциклопедия Основания — это обман, и всегда была таковым!

Позади Хардина заскрипели кресла и раздалось несколько приглушенных восклицаний.

Хари Сэлдон, конечно, ничего этого не слышал. Он продолжал:

— Обман в том смысле, что и мне, и моим коллегам абсолютно безразлично, выйдет ли в свет хоть единственный том Энциклопедии. Она сослужила свою службу. С ее помощью мы добились Имперской Хартии, привлекли сто тысяч человек, необходимых для осуществления нашего Плана, и заняли этих людей работой в то время, как события развивались и никто их уже не мог повернуть вспять.

Все пятьдесят лет, что вы работали над фальшивкой, — нет смысла смягчать выражения — не дают вам теперь возможности отступить. И у вас нет иного выхода, как продолжать работу, но уже над более сложным проектом, который является частью нашего Плана.

Для этого мы вас и поместили на такую планету и в такое время, чтобы через 50 лет возникло положе