Иерархия загробного мира

Именно механизм желания и удовольствия сегодня оказывает нам бытие человека как бытие машины. Которая воплощает в себе небытие. Откуда приходят желания? И желанием ли мы того, что желаем? Таким образом, мы видим перед собой некую перспективу вечной жизни, превратившись в машины, производящие желания. Чтобы продлевать собственное существование вечно за счет потребления и производства. На данном примере можно рассмотреть поп-культуру, с ее отрицанием смерти, и одновременной ее демонстрацией. В ней сошлись инстинкты жизни и смерти. Но там где должен быть конфликт, его нет. Мы находимся в зависшем состоянии, которое и воплощено фильмами ужасов – в образах вечно живых мертвецов.

Мы увлечены образами вампиров или мертвецов, восставших из своих могил, либо Древними Лавкрафта, и, в конце концов, Вторым пришествием Иисуса. Последний придет в конце времен, воскресит умерших праведников, и даст им вечную жизнь, и это говорит о линейности христианской концепции истории. Но, с другой стороны, можно сказать, что, не смотря на свою линейность, она скорее таки циклична, так как человечество должно вернуться в свое изначальное состояние после предсказанных катастроф.

Мертвецы и вампиры приходят снова, поесть живой плоти и попить теплой крови, но их снова и снова отправляют на тот свет. Хотя в загробный ли мир? Ведь мотив вечного возвращения мертвецов в современном кино, так или иначе, связан с бесконечным производством и потреблением. Мы используем товары, чтобы выкинуть, а затем использовать их снова. И таким образом сами превращаемся в товар, который приобретаем. Мы превращаемся в собственных вампиров.

Кристофер Ли говорил о том, что неправильно называть фильм ужасов хоррором. Он предложил называть его film du fantastique, или «фильм фантазии». И насколько проницательная мысль! Именно! Разве не об этом толкуют сегодня философы, о проблеме видимости? Фантазия ИМЕЕТ прямую связь с бессознательным. И фильм мне представляется как проекция образов бессознательного. И вместе с тем, кино имеет очень много общего с историей. И здесь мы сталкиваемся с вопросами что подразумевать под реальностью и нереальностью.

Капитал распределяет удовольствие между людьми и в то же время сам же и создает желания. Превращая людей в вещи. Или лучше выразиться – в рабов. А рабы, конечно же, в данном случае могут быть рабами только при условии постоянного потребления. Конечно, не сам капитал превращает людей в вещи, а капиталистические отношения. Но все вещи имеют цену. А цена разделяет население на слои, которые представлены, прежде всего, размером капитала. Цена разделяет вещи и потребителей на сословия, так как устанавливая мнимую иерархию. Цена – выступает как идеальный эквивалент желания и товара. Которые они в себе выражают. Цена представляет собой воплощение желания. Так же как слово или имя. Цена – это код. Она может падать или расти, таким образом, вызывая или подавляя желание. А также устанавливая и разрешая иерархию ценностей… И мне вспоминается слова Сартра о мазохизме, который он определяет как отношения между хозяином и вещью. Вернее, когда человек сам превращает себя в вещь, под действием собственного желания и привязанностей. Но с другой стороны, экономические отношения можно определить как отношения между вещами. Что выполняют определенные функции, которые для них определило общество. Таким образом, это вынуждает меня сказать, что отношения вещей – это отношения мертвецов. Конечно, это невозможно. Но, хочу напомнить, что в древности власть являлась посредником между мирами живых и мертвецов. Так же как Папа Римский для миллионов католиков – посредник между верующими и богом. Так и фараон в древности был посредником между народом и богами. Такую же функцию сегодня выполняет и продавец или менеджер. Он посредник между верующими-потребителями и богом-генеральным директором фирмы. Вместе с тем, становится очевидным, что бог, которому подчиняется Папа Римский, сам подчиняется вышестоящему богу, а тот еще более вышестоящему. Но в то же время в таких отношениях, Папа Римский или фараон не представляет собой власти абсолютной, которую являют собой боги или бог. Таким образом, мир разделяется следующим образом на мир живых – мир богов и мир мертвецов-людей или грешников. И, несмотря на то, что и фараон и Папа Римский телом принадлежат к миру мертвецов, они имеют привилегию. Они неприкосновенны. Они – безгрешны. Так же как и современные политики, которые заседают в парламентах государств и главы корпораций. Таким образом, какая бы система отношения не управляла обществом, разделения будет существовать. Мы можем провести сравнение между людьми-вещами и миром денег. При том, что сегодня деньги приобретают электронную форму, так как и собственно люди. Человечество и окружающий мир постепенно виртуализируются.

В «Системе вещей» Бодрийар описал как раз особенность загробного мира, который воплотил в себе капитализм. «Проанализировав формальную игру отличий, посред­ством которой серийная вещь предстает и переживается как модель, пора теперь подвергнуть анализу и то, чем реально отличается модель от серии. Действительно, система вос­ходящего движения, основанная на ценностном осмысле­нии отличий, отсылающих к идеальной модели, конечно же маскирует собой реальный обратный процесс – массовую деструктурацию и качественный упадок серийных вещей по сравнению с моделью реальной». (3).

Мы имеем дело с призраками, которые представляют собой копии оригинала. Эти копии заведомо мертвы. Их срок годности ничтожно мал, так как это способствует потреблению. Они – двойники. Их фактичность сведена к нулю. Поэтому они призраки, так как единственное что их делает похожими на оригинал – это обложка или обвертка. Ведь все мы не раз наблюдали, что упаковка с изображением товара на ней, не соответствует внутреннему содержанию упаковки. И мы платим за упаковку, а не за содержание. Так же как мы платим за ярлычок бренда, а не за качество продукта. Так же в рекламе мы встречаем призывы «будь уникальным», которым ты станешь, если будешь обладать рекламируемым продуктом (здесь находится и суть моды, которую Бодрийар назвал отсылкой к смерти). Но если каждый станет покупать этот продукт, то понятие уникальности исчезнет. Так потребители превращаются в призраков. В таких же призраков, как и товары, которые они употребляют. Здесь мы наблюдаем производство, которое построено на создании вещей вещами. Но в обществе оно устроено на иерархии, которые устанавливает капитал. Но эта иерархия одновременно бессмысленна, так как вся она представляет собой капитал в той или иной его форме.

Власть

Институты власти выступают как контролеры желания и инструменты его распределения. Также эти институты выступают как источники желания. Власть их вызывает и контролирует, таким образом, превращая людей в товар. Так же как согласно библейской мифологии, Иисус умер на кресте, чтобы спасти человечество. Таким образом, он воплотил в себе метафорический капитал или деньги. А грешное человечество превратилось в товар. Бог нашел свое воплощение в деньгах. Эта теория согласуется с патриархальными религиозными верованиями. Например, что Аллах представляется источником всего что существует. Источником, как зла, так и добра. В результате мы находим, что человека как такового не существует. А существует лишь воля Аллаха. Так же как и в случае с капитализмом, людей не существует. Существует «воля» денег, которые воплотили в себе метафору бога в капитализме. Только теперь мы имеем дело не с божественной волей, а – с божественным желанием. И согласно постмодернистской теории Делеза и Гваттари, человек капитализма представляет собой желающую машину. И по данному случаю нельзя не вспомнить христианское сравнение церкви с женой и Христа с женихом. Такое сравнение справедливо и сегодня.

Ту же функцию, которую раньше исполняли церкви, исполняют супермаркеты и модные бутики. Нельзя не заметить, что поход в супермаркет, как и поход в церковь представляет собой один и тот же ритуал.

Государство выглядит как завод или фабрика по производству вещей. И тут также следует поднять вопрос о фактичности индивида, и фактичности вещи. О том, с чего мы начали. Как рай, так и ад имели свою иерархию, которая была проекцией государственной иерархии земных царств. Когда же мы будем говорить о фактичности существования в эпоху капитализма, то не трудно будет заметить, что она сведена к минимуму. Она формальна. Не успев появиться, товар или вещь уже исчезает.

Мы видим, что загробный мир, например, у египтян был продолжением земной жизни. Для христиан загробный мир представляет собой также продолжение жизни земной, но уже с воздаянием за жизнь земную. Рай представляется как царство или государство праведников. Хотя разделение на праведников и грешников существует еще при жизни в физическом теле. Рай существовал на Земле до того, как человек согласно библейской мифологии не согрешил. Затем рай переместился в некий идеальный мир. И согласно библейской эсхатологии придет на землю в конце времен после Апокалипсиса, и уничтожения дьявола и грешников в виде города из чистого золота – Нового Иерусалима. Характерно то, что в книге Бытие не говорится о Новом Иерусалиме. Описывается Рай. НО как сад, а не как город. И через него течет одна река живой воды, а не четыре как описано в Бытие. И вместо древа познания добра и зла, там будет древо жизни, как описано в Откровении Иоанна богослова.

Концепция загробного бытия и Рая менялась на протяжении развития древней языческой и христианской теологии. И христианская концепция рая как Нового Иерусалима вполне согласуется с тем витком цивилизации, когда жил Иоанн Богослов. А именно, во времена Римской империи, где император был воплощением бога. Но после этого представление о Рае и Новом Иерусалиме не изменились – они остались такими же, как и две тысячи лет назад.

Новый Иерусалим, да и рай можно описать как теократическое государство, которое управляется богом. Необходимо также подчеркнуть, что Рай более не представляется каким-то идеальным миром, а вполне материальным. Государственное устройство Нового Иерусалима доступно описано в Откровении, и имеет четкую иерархию: на ее вершине находятся бог и сын, им же подчиняются двадцать четыре старца. А ниже – человечество.

Я, размышляя на эту тему, заметил связь цены, слова, вещи и желания. Связь названия и содержания. Упаковки и содержания.

Что означает слово? Оно также представляет собой товар капиталистической постановке. Сегодня мы можем иметь продукт, который имеет вкус шоколада или мяса. Но этот самый вкус-смысл создают искусственные вкусовые добавки. Или чтобы мясо имело свежий вид, его замачивают в химических растворах, чтобы скрыть трупные пятна. Поэтому ситуацию прояснит шизофренический язык, о котором писал Делез. Ведь копия вещи не имеет ничего общего с ее оригиналом. Разве что за исключением формы.

Тиражирование, как слова, так и тела приводит к потере изначального смысла. Здесь уместно говорить о качестве – которое также отличает оригинал и копию. Происходит накладывание искажений одно на другое, и в результате можно заниматься настоящей археологией языка и смысла. Именно это и подозревал Мишель Фуко, когда писал в «Ницше, Фрейд, Маркс», что «во-первых, что язык не говорит именно то, что он говорит. Смысл, который схватывается и непосредственно обнаруживается, может быть, всего лишь скрывает, связывает и, несмотря на все это, передает другой смысл – основной, «глубинный». Именно это греки называли allegoria или hyponoia. С другой стороны, язык рождает и такое подозрение: возможно, он не ограничивается своей собственно вербальной формой, и в мире есть множество вещей, которые говорят, хотя и не являются языком. Возможно, что говорят природа, море, шум деревьев, животные, лица, маски, скрещенные кинжалы; может быть, есть язык, артикулированный иным, не словесным способом. Это можно очень приблизительно передать греческим термином semainon». (4). Конечно же, никогда не удастся ответить на вопрос, почему та или иная вещь носит именно такое, а не иное название. В нашем же случае, слова и вещи не то, что не совпадают друг с другом, они представляют собой абсолютно разные категории, два разных уровня реальности. Раздробленность и расколотость полотна реальности говорит о том, что вещи слова лишены какого-либо контекста. Они представляют собой часть ансамбля, состоящего не из оригиналов, но копий, которые не существуют, они имитируют существование оригинала и контекста.

То же можно сказать и о соотношении цены и вещи. Ведь ключевую роль играет качество. Но, прежде всего мы говорим даже не о качестве товара или вещи. А о своего рода взятке, которую мы платим с закрытыми глазами производителю. Это даже очень похоже на молитву. Здесь в этом ритуале покупки присутствует по-настоящему религиозная вера в вещь, как в воплощение священного откровения, которое получаем в бутике или супермаркете от продавцов или же дома у телевизора или экрана компьютера.

За что мы платим, если товар задумывался как непрочный и недолговечный? Это как уплата индульгенций. Мы делаем это для того чтобы быть уверенными в том, во что верили средневековые католики, что они уже при жизни обрели место в загробном раю. Фома Аквинский говорил о «справедливой цене», которая заключалась в том, что цена должна дифференцироваться от того, насколько покупатель приближен к богу. Сегодня мы видим практически то же самое, но единственное отличие – это количество денег, которое делает их «обладателя» настоящим богом еще при жизни.

Источники:

1. Междисциплинарный проект «Капитализм как религия»

http://www.artinfo.ru/ru/news/main/Capitalism_as_religion.htm

2. «Легче вообразить конец мира, чем конец капитализма»

http://www.rabkor.ru/debate/10717.html

3. Жан Бодрийар «Система вещей».

4. Мишель Фуко «Ницше, Фрейд, Маркс» http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/Culture/Fuko/N_F_M.php